***
Шум из гримёрки был слышен даже на арене. Гермиона глубоко вздохнула и сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Ненормальное семейство Уизли и слетевший с катушек Поттер были её главным бельмом на глазу. Чернильным пятном на идеальном пергаменте. Надоедливыми мухами, кружащими над головой и раздражающими одним лишь звуком. И не было никакого желания снова идти туда. Снова выслушивать упрёки Джинни о низком жаловании или нытье Рона о том, что другим досталось лучшее время выхода, лучшая краска, лучший стул и стол, и ещё сотни тысяч лучше, которые он мог перечислять до утра. Ей не хотелось лицезреть, как Поттер сбрасывает всё со столов, бьёт посуду и зеркала, пытаясь не дать себе убить Уизли. Любого Уизли. Сколько часов она провела за уговорами Драко послать их к чёрту. Вычеркнуть их из списка артистов или ещё лучше — сжечь этот список, начав все заново. Они мне нужны. Всегда один неизменный, раздражающий, вызывающий приступ гнева и тошноты, ответ. Нужны. И не было объяснений, аргументов и доводов. Это цирк Драко. Его решения не поддавались анализу, их нельзя было оспорить. Но как же ей, до зудящих в голове нервов, хотелось кричать в его непроницаемое лицо, что её всё достало. Что цирк, который она любила каждой чёртовой микроклеточкой своего тела, становился для неё пыткой, из-за трёх чрезвычайно ненавистных ей людей. Малфой всё равно остался бы непробиваемым. Он любил её. Нежно и грубо, горячо и холодно, страстно и, местами, безразлично. Ты можешь сказать, что это банальность, и да, так и есть, но их банальность была переменчивой, отражая цирковую постановку. Все на своих местах, играют свои роли и произносят заученный до дыр текст, но зрителям нравится, а значит актёры довольны, но слушать упрёки, касательно управления цирком, он не стал бы даже от неё. Их отношения всегда балансировали на грани. Гермиона знала о играх Драко с актёрами и рабочими цирка, знала о невинном, а иногда и почти преступном, флирте. Да и сама она была воплощением похоти. Желание бурлило в ней, опаляя кожу изнутри, заставляя томно прикрывать глаза и раскрывать губы, когда она, склонив голову, наблюдала за репетициями молодых циркачей, а иногда и циркачек. Ревности не было, лишь ощущение азарта. Оно будоражило разум и тело, подёргивая нервы, словно нити, а развязное поведение воспринималось не более чем забавой. — Гермиона, — голос гримёра привлек внимание, и девушка только сейчас разжала кулаки. — До выхода меньше часа. — Я иду, — она кивнула и медленно развернулась, удаляясь от всё ещё звучащих возгласов коллег. Пытаясь справиться с раздражением, резко села в кресло, отбивая нервный ритм о подлокотники. — Всё, как обычно? — переспросила гримёр. — Нет, — она не моргая смотрела в отражение, — сделай вертикальные полосы красным. — Как у… ? — напряжение сквозило в вопросе. — Да, как у него, — твёрдо, слегка грубо, ответила Гермиона, вздёргивая подбородок, и закрыла глаза. В голове проносились схемы её выступления. Вскоре они сменились воспоминаниями о прошлых концертах и о недавнем разговоре с Драко про того, кого она хотела частично, но всё же скопировать своим макияжем. Ей хотелось ощутить реакцию, получить обратную связь, которую, она знала, сможет почувствовать даже сквозь маску. — Думаешь, Арлекин снова будет сидеть в первых рядах? — озноб скрутил её позвоночник, от одного воспоминания про это существо. Гермиона никогда не смогла бы назвать его человеком. Арлекин заменил Тёмного Лорда, гибель которого, даже спустя время, была окутана множеством вопросов. — Ты боишься его? — Малфой склонил голову на бок. — Он жуткий, Драко, — Гермиона нервно повела плечами. — Эта маска будто приросла к его лицу, — она на секунду прикрыла глаза от накативших образов жуткого шута, — а может, это и есть его лицо. — Брось, — отмахнулся Драко. — Он прекратил войны и истребление волшебников, какая разница, как он выглядит? — Нет, — Гермиона часто замотала головой, стараясь вложить в этот жест отрицание каждой буквы, произнесённой парнем. — За его мнимой филантропией, о которой ты сейчас говоришь, скрывается непомерная гордыня. Это читается в каждом его движении. Арлекин играет с публикой не хуже нас. Чего стоит его немой кивок в сторону особо буйных зрителей? Стоит ему просто повернуть голову, как замолкают целые ряды. — А ты бы хотела, чтобы обезумевший Пожиратель смерти бросился к тебе на арену? — Бывший Пожиратель, Драко, — она поправила его сквозь зубы. — И не стоит каждый раз подмечать то, что я не могу защитить себя самостоятельно. — Никто не виноват в том, что ты родилась простым человеком, Гермиона, — Малфой положил руки на её плечи, когда они подошли к главному шатру. — Ты была рядом, когда Волдеморт рушил мою жизнь, и очень помогла мне. Даже без магии ты была важной составляющей этой победы. — Я плохо помню то время, — Гермиона положила кисть поверх его руки и погладила кожу. — Будто сквозь воду. — Знаю, и бесконечно рад, что твоя память блокирует ужас войны, — снисходительно ответил Драко и поцеловал её в макушку. Девушка закинула ногу на ногу. Воспоминание этого диалога снова отдалось всё той же липкой коркой, будто бы изнутри покрывавшей её тело. В какой-то момент, она и сама не заметила в какой, мысль устремилась вглубь подсознания, насылая на разум густой туман. Гермиона увидела себя у ступеней в Хогвартсе. В руке была сжата палочка, а за плечи её обнимал Рон, пытаясь закрыть собой от огромной змеи, которая готовилась броситься прямо на них. Гермиона резко распахнула глаза, заставляя гримёра отскочить от неожиданности. — Всё хорошо? — спросила девушка, зависая с поднятой рукой. — Да, — Гермиона кивнула, метаясь взглядом по зеркалу, яркая подсветка которого слепила глаза, — видимо я задремала. — Не удивительно, — она медленно поднесла тонкую кисть к веку, дождавшись пока Гермиона закроет глаза. — Ты спишь всего несколько часов перед выступлениями. Гермиона ничего не ответила. Сердце колотилось, а ладони вспотели. Понимание того, что это был не сон, но и воспоминанием это быть никак не могло, дёргало за ниточки, но никак не развязывало клубок. Внутри ныло странное желание броситься в гримёрку к Гарри, обнять его и что-то сказать. «Сказать что?» — вопрос бился внутри как зацикленный волчок. Резкая, почти болезненная, вспышка. Она танцевала с Гарри под смутно знакомую, щемяще грустную, песню. На глазах слёзы, она скучает за кем-то. Тоска внутри смешивалась с горчащим привкусом… вины? После она видит себя с палочкой в руке, а рядом сверкает серебристое животное. «Выдра?» — Гермиона хмурится и пытается продлить этот момент. — Мы закончили, — голос слышится будто издалека. — Использовать этот цвет было верным решением. — Да, — открыв глаза, нервно кивнула Гермиона и, вскочив с кресла, почти влетела в соседнюю комнату. Гарри, Рон и Джинни всё ещё спорили, усложняя работу своим гримёрам. Она не узнала в них тех людей, которых только что видела в своём сознании. Их лица будто бы восковые, и Гермиона не может понять, как не замечала этого раньше. Паника хватким приступом сковывает тело. Хочется бежать, но куда и от кого? Возможно, к кому? — Гермиона, — один из клоунов помахал рукой перед её лицом, выдёргивая из колючей колыбели страха, — десять минут до выхода. «Тебе просто нужно поспать» — она сжала веки до неприятного чувства в глазах и открыла их, фокусируясь на коллегах. Их лица были прежними.***
Пламя свечи пластично двигалось в такт размеренному дыханию Драко. Он держал в руках изящный подсвечник, опустив его на уровень груди, и вглядывался в своё отражение. Вокруг него царил полумрак, но это не мешало ему видеть сотни своих копий, которые наполняли зеркальный лабиринт. Красный, стёганый золотыми нитями, пиджак, идеально сидящий в плечах, подчёркивая их размер, удлинялся сзади и был похож на фрак; бежевые брюки и чёрные сапоги до колен. Светлое кружево забилось в левый рукав, и Драко вальяжным движением двух пальцев достал его изнутри, делая образ до мелочей идеальным. Малфой любовался не одним лишь отражением своего лица, тела и одежды. Он находил истинное наслаждение в том, чтобы заглядывать себе в глаза. Драко видел в них воспоминания прошлого, осознание настоящего и предвкушение будущего, с легкой горчинкой скорбности по чему-то очень важному, но ускользающему из будто бы сонного разума. Глядя в туманную серость, Драко просматривал картины того, чего смог добиться своей волей, умом и природной проницательностью. Гордился каждым принятым решением, каждым словом, действием и выбором. — Мастер, — юноша в коричнево-золотом гриме неожиданно возник за спиной Драко. — Я знал, что вы посетите лабиринт первым. — Все зеркала были выставлены вручную? — спросил Драко, не стараясь скрыть одобрительную улыбку. Почитание артистов и рабочих вызывало в нём бесстыдное удовлетворение и, лишь слегка печальную, гордость. — Все четыреста сорок два, включая зеркальный пол, — резво закивал рабочий. — Оставь меня, — Малфой провёл рукой по едва заметным стыкам. — И найди Гермиону. — Направить её сюда? — движения Мастера провоцировали нервную дрожь, смешанную с трепетом. Страх из-за ошибки пульсировал во всём теле, часто сменяясь восхищением плавными жестами знающих своё дело рук. Юный артист был фатально влюблён в наставника, а Драко, питая слабость ко всем, чьё сердце принадлежало ему, и зная обо всех, кто испытывал к нему физическое или моральное влечение, любил позабавить себя тем, что играл на нервах своих воздыхателей. Играл на грани, не боясь заходить на лезвие. Становясь лакированными, неизменно вычищенными до блеска сапогами на души тех, кто был к нему привязан. Наступал, но никогда не растаптывал, поддерживая пытающий огонь в их груди. Драко не был бисексуален. Его ориентацией был он сам. Любил не людей, а их любовь к нему. Ему нравилось, как эти чувства заставляют публику восхищаться любой ерундой, которую он делал, будь то мелочи, связанные с цирком, или мелодраматичное, наполненное эгоизмом, молчание, которое сейчас терпеливо выжидал юноша. — Хотел бы заменить её? — Драко наконец оборвал свои мысли, резко и хищно посмотрев на парня через отражение. — Ч-что? — лёгкое заикание вызвало у Малфоя улыбку. — Да, — он вернул всё внимание зеркалам, щурясь и склонив голову на бок. — Направь сюда, сразу после её выхода.***
Гермиона парила в воздухе, облокотив голову на кольцо хрустальной люстры. Она лежала в ней так легко, будто под ней была взбитая перина, а не жёсткий металл, усыпанный камнями, закреплённый почти у самого купола шатра. Тканевый потолок мерцал мелкой россыпью звёзд, которые переливались с каждым махом люстры из стороны в сторону, привораживая Гермиону своей красотой. Волосы рассекали воздух, и ей казалось, будто тело парит в невесомости, а трепетное биение сердца заглушали лишь овации зрителей. Ловко оттолкнувшись от кольца, Гермиона вытянула ногу вперед, упираясь об одну из хрустальных нитей, на которых держался каркас. Плавные движения сменялись резкими. Поворот вокруг себя. Обворожительная улыбка, посланная в зал, и вот она снова лежит в кольце, только головой вниз. Глаза бегали по первым рядам в поисках Арлекина, но тот, будто насмехаясь, так и не появился в поле её зрения, принося Гермионе чувство разочарования с примесью колющего раздражения. Хрустальное кольцо, будто огромный, сверкающий маятник, проносится в высоте, заставляя зрителей вертеть головой, почти не закрывая рты. Куда бы посмотрел ты? Наверху она, как чистое сияние, парит в невесомости, ослепляя камнями корсета и люстры. Внизу опаляющий, заставляющий замирать сердце, огонь, внутри которого развернулся самый настоящий бой. Уизли против Уизли. Шпаги бьются, слышится лязг металла. Никто и не думает уступать. Джинни знала, что победитель получит почти половину от всех ставок, которые, конечно же втайне от Драко, делали артисты. Рон не позволит сестре победить и даже коснуться его шпагой, ведь понимает, что не сможет спать по ночам. Чувство зависти съест его и выплюнет на влажные от пота простыни. Гермиона любила бывать на их репетициях. Смотреть, как они упражняются в дуэлях будто на смерть. Только в такие моменты, когда их рты были закрыты, а тела занимались тем, что они первоклассно умели, девушке не хотелось вышвырнуть их из цирка. Её увлекало и то, как Гарри справлялся с множеством животных, которые, отчего-то, слушались только его. Особенно олень, которого Драко привёз… сколько недель назад? Вспышки вновь замелькали перед глазами, когда она подлетела к мостику, который располагался в левой части шатра на уровне верхних снарядов для воздушных выступлений. Он стоял там… Печальный шут, в раздвоенном колпаке и полосатом костюме с узорами, который дополняли замысловатые туфли с изогнутыми носами. На лице маска, которую Гермиона повторила почти в точности. Почти, лишь потому, что как бы она не старалась, тот холод и жуткий пластиковый вид повторить было попросту невозможно. Маска была сплошной, закрывала и глаза и рот, повторяла изгиб носа и не пропускала через себя даже сантиметр открытой кожи. Ровная полоса на месте рта и тонкий круг с изогнутым верхним краем, который имитировал сжатые, будто в кокетливом поцелуе, губы. Нарисованные поверх пластика глаза с красными вертикальными полосами выражали одновременно хитрость, гнев, безразличие и насмешку. Гермионе показалось, что она зависла в воздухе, пока смотрела на Арлекина снизу вверх. Спустя сотню часов, которые уместили в две секунды, он шутливо перепрыгнул с ноги на ногу и растворился. Растворился, словно туман, словно его и не было здесь никогда, и больше никогда не будет. А был ли он там на самом деле? Ты его видел? Когда Гермиону опустили вниз, колени стали казаться шариками из песочного теста, которое вот-вот рассыплется под ней, толкая на бархатный пол арены. Она не смотрела в сторону Уизли, так и не узнав, кто же из них победил. Гермиону волновало лишь чудовище, которое в этот раз подобралось слишком близко. И если говорить о настоящих, реальных и осязаемых монстрах, то Арлекин был потрясающим экземпляром этого вида. Юноша, который томительно долго ожидал девушку внизу, обвёл её локоть ладонью, пытаясь не дать Гермионе пронестись мимо: — Мастер ждёт тебя в зеркальном лабиринте. Она выдернула руку, почти испепелив парня взглядом. Гермиона ненавидела, когда её касались без разрешения. Отвернувшись, она прошла мимо, резко дёргая кулисы в стороны. Драко. Драко это именно то, что ей было нужно, чтобы сбросить с себя цепкий морок, который преследовал девушку, хватая за руки, утаскивая в туман непонятных ей образов и видений.***
Переступив порог лабиринта, Гермиона тут же подбежала к Драко, обнимая его со спины, и вдохнула родной запах, который всегда кружил ей голову. — Я не видела тебя среди зрителей, — Гермиона потёрлась щекой о его плечо и посмотрела через него в зеркало. — У меня был гость, — Малфой положил руку на её кисть, не спуская глаз с отражения. — Арлекин, — вздрогнула девушка, разворачивая Драко к себе. — Поэтому его тоже не было в первых рядах. Чего он хотел? — Я никогда не рассказывал, но это именно он подал мне идею с цирком и в целом очень помог. — Арлекин?! — брови Гермиона поднялись вверх, создавая складки кожи на лбу. — Его внешний вид, — Малфой тихо рассмеялся, — немного намекает, Грейнджер. — Да, но, — она запнулась, закусывая губу, пытаясь собрать пазл, имея на руках новые детали, — не думала, что ты связан с ним. — Все мы грешны, — ответил Драко, проводя рукой по щеке девушки, пристально глядя в глаза. — Задержи дыхание. Гермиона глубоко вдохнула и замерла. Такие просьбы вызывали частые спазмы внизу живота, ведь за ними всегда следовали ласки, от одной мысли о которых подкашивались колени. Рука Драко опустилась ниже, оказываясь на бедре, сжимая кожу чуть выше полосатых чулок. — Повернись, — он лизнул мочку её уха, подбородком направляя лицо в сторону. Гермиона рассматривала их в отражении через слегка опущенные веки. Малфой завёл кисть под платье, отодвинув бельё, нежно ведя пальцами по влажному клитору. Гермиона жадно всматривалась в его движения, ощущая одновременно удовольствие и нехватку кислорода. Кровь прилила к щекам. Она жаждала его касаний и воздуха, но предпочла бы задохнуться, доведись ей выбирать. — Дыши, — протянул Драко, проскользнув пальцами внутрь её влагалища, не отрывая уха от груди. Первый вдох застрял в горле, вызывая хриплый стон. Гермиона хватала ртом воздух, сжимая плечи парня, впиваясь в них сквозь ткань пиджака. Гермионе нравилась его маниакальная повёрнутость на сердцебиении. Её сердцебиении. Он перекрывал кислород, чтобы ускорить его. Доводил до оргазма, ускоряя ещё сильнее, вызывая сильнейшие головокружения, позволяя Гермионе ощущать двойное парение над землей. Сотни их иллюзорных клонов отражались в зеркалах. Комната кружилась, и девушка видела себя и Драко со всех сторон и ракурсов, сожалея о том, что не может опустить голову вниз. Ей хотелось бы иметь фотографии их сладострастия. Рассматривать их, лаская себя. Навсегда отпечатать каждый момент его касаний к своему телу. Драко всегда делал это идеально и выглядел как чёртова безупречность, которую действительно хотелось запечатлеть навека. Он был красив. В его красоте горела великая сила. Она окружала Гермиону как воздух, наполненный искрами и огненным пеплом. Эта сила удерживала её, приковывая взгляд и тело к Драко, будто вакуум. Этой силой была отчаянная, безумная, нездоровая любовь, которая, вопреки своему сумасшествию, казалась чем-то очень правильным, будто бы иначе просто не могло быть. Малфой поднял голову, хватая руку Гермионы, вжимая внутренней частью в свою щеку. Он смотрел на её приоткрытый рот, размыкая свои губы в немом стоне, опуская Гермиону всё ниже, склоняясь над ней. Его глаза блестели, блуждая по лицу девушки. Он наслаждался её стонами и каждым ударом сердца под подушечками пальцев, сжимающих кисть. Он чувствовал, как оно пульсирует внутри, ощущал биение губами. Эта мелодия была сексуальнее любого откровенного наряда, любого грязного разговора, любого развязного танца. Сотни обнажённых, жаждущих касаний девушек не сравнились бы с заветными ударами, которые заставляли кипеть его кровь. Стоны Гермионы становились всё более громкими и отрывистыми, и Драко убрал руку, толкая её в зеркало, прижимая к нему всем телом. Он провёл влажными пальцами по её губам, размазывая грим, и Гермиона зачарованно наблюдала за лицом Драко, приоткрыв рот. Абсолютное восхищение. Проведя взглядом по полосе краски, которая тянулась к подбородку, Малфой оставил лёгкий поцелуй на губах Гермионы и медленно опустился вниз, ставя её ногу в красной туфле себе на плечо. Кончик языка коснулся клитора, когда Драко осторожным движением пальцев раздвинул её половые губы. Он не ласкал, скорее дразнил, заставляя Гермиону хвататься за холодные зеркала ладонями, оставляя на них отпечатки. — Драко, — протянула девушка. — Что? — он снова лишь слегка коснулся её языком. — Чего ты хочешь? — Пальцы, пожалуйста, — опуская голову вниз, шептала Гермиона. — Так? — он ввёл в неё сразу два, проворачивая их внутри, и легко поцеловал влажную плоть, когда колени Гермионы задрожали. — Да, — сглатывая слюну, простонала девушка. — Дальше? — Драко смотрел на неё снизу вверх своими пьяными серыми глазами, в которых читалась насмешка. — Язык, — она сжала волосы на его затылке, подводя голову ближе к себе. Малфой, ухмыляясь, несколько раз провёл вверх шершавой стороной языка, нежно водя пальцами внутри, не вытаскивая их наружу. Гермиона опустила голову вниз и втянула воздух сквозь зубы. — Быстрее, — ещё немного, и она задохнётся от нетерпения. Внизу всё пульсировало. Гермиона знала, что Драко это чувствует, и от этого задыхалась ещё сильнее. Парень сомкнул губы вокруг клитора, посасывая его и ритмично двигая пальцами, ощущая дрожь ноги, которая стояла на его плече. И снова, как только она была на грани, вывел пальцы и аккуратно поставил её ногу на пол, погладив носом от щиколотки до колена. — Сними бельё, — почти приказал Малфой, ослабляя петлю шёлкового банта, который заменял ему бабочку, и расстегнул ремень. Гермиона послушно, не теряя игривость, параллельно теряя равновесие, скинула тонкое кружево, переступая через него, делая шаг навстречу Драко. — Иди сюда, — прохрипел парень, похлопывая себя по бёдрам, и Гермиона сразу же запрыгнула на него, хватаясь за шею. Малфой прижал девушку к зеркалу и смотрел за её плечо, ловя жадным взглядом каждое из отражений. Гермиона делала то же самое. Кудри, которые были почти намертво зафиксированы фиолетовым лаком, подпрыгивали в такт движениям их тел. Малфой освободил одну руку и схватил девушку за шею, сдавливая, возможно, слишком сильно. Её сердце билось с невероятной скоростью, и пульс отчётливо отдавался под ладонью Драко. С ума сойти можно. Именно это он и делал. Посмотри на его взгляд. Видишь, как закатываются глаза? В его движениях почти нет плотского, скорее духовное. Что-то, о чём ты узнаешь совсем скоро, а пока смотри. Смотри, как его член размеренно входит в Гермиону, а после снова выходит на всю длину, для того чтобы вернуться обратно, вызывая очередной импульс внизу живота. Смотри, как они оба пожирают свои отражения. Как Гермиона стонет и почти плачет в его шею. Слушай, как хрипит её голос из-за перекрытого дыхания. Как краснеет лицо от недостатка кислорода и удовольствия, которое, вместе с движениями Драко, выбивает из неё все тёмные мысли, и она забывает обо всём, что случилось с ней до того, как он коснулся её тела. Смотри, как плавятся зеркала. Драко зарычал, переводя взгляд на Гермиону, и, не отпуская руки, принялся целовать девушку. Глубоко. Прерываясь на стоны, хрипы и шипение. Слюна стекала на её подбородок, сильнее размазывая грим, и отпечатывалась на лице Малфоя. Их тела превратились в один сплошной пульс, который отдавался в ушах парня. Драко чувствовал его своей кожей. тук-тук… тук-тук… тук-тук… Гермиона вскрикнула, изгибая спину. Сжала бёдра, опуская левую ногу вниз, выгибая носок туфли. Драко улыбнулся, обнажая зубы, и убрал руку с её шеи, продолжая ритмично двигаться внутри девушки, приложив голову к её щеке, улетая вслед за ней через несколько секунд. Они упали на зеркальный пол, наслаждаясь холодом, который остужал горячую кожу. — Хочу рассказать тебе историю, — дождавшись, пока дыхание Гермионы выровняется, протянул Малфой. — Я написал её сам. — Мне стоит надеяться на счастливый финал? — поправляя чулки, спросила девушка. — Счастливый он или нет, решат зрители, — он последовал к выходу, не оборачиваясь, завязывая тугой бант на шее. — Зрители? — Гермиона поспешила за ним. — Будет постановка? — В каком-то смысле, Грейнджер, она уже есть, — ответил Драко, выходя на улицу, глубоко вдыхая ночной воздух. Двор был пуст и освещался лишь несколькими тускло горящими лампочками. — Мы пробыли в лабиринте не больше часа, — Гермиона мотнула головой и нахмурилась. — Как они успели так быстро всё свернуть? — Уже почти три, — Малфой остановился у шатра, приоткрывая шторы, пропуская девушку вперёд. — Но… — Тсс, — он приложил палец к губам, призывая Гермиону к молчанию. — Скоро ты получишь все ответы. Она кивнула и прошла вперёд, двигаясь к едва освещённой арене. — С самого детства я ощущал себя одиноким, — начал парень, ступая под свет единственного софита. — И дело было вовсе не в окружении, скорее в стремлении. Моя семья, их связи, мои друзья в Хогвартсе — все они довольствовались статусом, деньгами и положением в обществе. Им было достаточно той власти, которая имелась в их распоряжении, но они легко отдали её в руки Волдеморта после его возвращения. С улыбкой и блядским лепетом стали на колени, протягивая всё, что у них было. Всё, Грейнджер, включая меня. Гермиона опустилась на парапет, окружающий сцену, ощутив нехорошее предчувствие внутри. — Ещё до тех событий я осознал, что мне мало имени рода Малфоев, мало тех дверей, которые она открывала, — он сделал шаг за луч света, и теперь девушка видела лишь его силуэт. — На первом курсе, когда мы с Поттером оказались в запретном лесу, я впервые ощутил столь сильный страх. Он проник в мои кости, покрывая их льдом, и заставил тело бежать. Бежать и не оборачиваться, — Драко отступил ещё дальше, и теперь Гермиона могла только слышать его. — Тогда мне и стало ясно, что от страха нужно избавиться. Выстрелить в темноту, лишая его власти над собой. — Гарри магл, Драко, — оглядываясь по сторонам, возразила девушка. — Он не мог учиться в школе магии. — Ты просто забыла, Грейнджер, — его голос слышался со всех сторон, отталкиваясь от темноты. — Но всегда вспоминаешь каждый год в этот день. Третьего мая, сорок лет назад, вы вошли в этот лес, чтобы больше никогда не покинуть его. Сердце Гермионы заколотилось. — О чём ты говоришь, Драко? — она подскочила, метаясь по арене, пытаясь найти парня в темноте. — Я стал ходить в тот лес каждый день, всегда после полуночи, избегая встречи со старостами, — игнорируя её вопрос, продолжил Малфой. — Каждый раз я заходил всё дальше, сражаясь с демоном, кричащим мне бежать как можно скорее. И в ночь, когда я победил его, осознал, что больше никто не победит меня. — Драко, где ты? — обрывисто вдыхая, почти выкрикнула Гермиона. — Мне не нравится эта история. — В ту ночь я и встретил его, — прорываясь тихим шепотом в её голову, — хотя, признаюсь, не сразу понял, с кем имею дело. Ходил кругами вокруг одного и того же дерева сотни раз, пока не осознал, что попал в сеть Лешего. — Леший в Англии? — спросила Гермиона, осознавая, что вопрос задавал кто-то другой, запертый внутри неё. — Слышу знакомые нотки, — протянул Малфой. — Сегодня опаздываешь, Грейнджер. Да, Леший в Англии — почти невозможное явление, тем более рядом с Хогвартсом. Именно поэтому я не сразу понял, кто играл с моим разумом. Но варианта поддаться не было, даже после осознания того, кто стоял позади, прямо за ветками. Мама рассказывала про этих существ, и я знал, что необходимо делать, но упорно ходил по кругу, играя уже с ним. — Я помню, как ты пропустил неделю, и Люциус устроил скандал в главном холле, — Гермиона прижала ладонь к губам. — Я училась в Хогвартсе. — Леший, вместо того, чтобы оставить меня навеки запертым в лесу, увидел во мне то, что видел я сам. Стремление, волю и характер… — Где моя палочка, Малфой? — сквозь зубы, раздражённо спросила Гермиона. — Пока вы даже не знали о крестражах, я ходил к нему почти каждый день, обучаясь магии, которая по уровню превосходила даже Дамблдора. Девушка пробежала между рядов, поднимаясь наверх. — Что ты сделал? — она кричала в темноту, захлёбываясь в воспоминаниях, которые били током каждую секунду. — Знаешь, — с верхних рядов, на противоположной от неё стороне, раздался смех. — Вы ведь сделали всё за меня. Нашли все крестражи и способ их уничтожить. Мне оставалось лишь написать финал, который бы меня устроил. — Это ты убил Волдеморта? — Гермиона спускалась вниз, бегло перебирая ногами. Её мозг судорожно искал выход. Выход из цирка, из леса, из коридора воспоминаний, в котором горел её мозг. — Это моя любимая часть, — он снова рассмеялся, повышая тон голоса. Драко знал, о чём она думает. Знал, куда она свернёт, и что будет дальше. Он проходил всё это не первый раз, и Гермиона всегда действовала одинаково. — Я помню тот день, когда Леший показал мне самую толстую книгу в его доме. Обложка была из коры, а листья — жёлтые, почти рыжие, настолько хрупкие, что трескались и крошились прямо в руках, — Малфой двигался по верхним рядам, подбираясь к сектору, за которым располагался выход в лес. — На одной из страниц я увидел путь к спасению. У меня задрожали руки, а сердце будто бы и вовсе остановилось. Закружилась голова, а мысли бились внутри как запертая в клетке птица. — И как же лесная книга помогла тебе убить такого сильного волшебника, как Реддл? — Гермиона выкрикнула это в пустоту и сразу же выбежала в лес, раскрывая тяжёлые шторки шатра. — Очень просто, Гермиона, — он уже стоял там, не дав пробежать и несколько метров. Сжимая её запястья, Драко крепче прижимал девушку к себе, стараясь удержать её вырывающееся тело. — В книге описывался яд, — он тащил Гермиону обратно в цирк, несмотря на все её старания убежать, и перекрикивал её злое рычание. — Обычная трава, которую нужно было собирать в определённый день и время суток. Она не имела запаха и вкуса, никак не влияла на самочувствие, нужно было просто ждать. Ждать и подливать настойку в его вино. — Я убью тебя, Малфой, — прошипела Гермиона, когда он бросил её на пол арены. — Ты меня слышишь? Убью. — И когда в теле Реддла скопилось достаточно этой травы, а все крестражи были уничтожены вами, пришел Арлекин. Яд был особенным, при сильной концентрации в организме достаточно было одного простого, даже невербального, заклинания, чтобы тело носителя взорвалось, усыпая всех вокруг ошмётками кожи. — Драко наблюдал, как она вскакивает и снова несётся к выходу. Однако стоило ей выбежать, она снова вбежала в шатёр, но уже с другой стороны. — Я ошибалась, — Гермиона склонила голову, пытаясь выровнять дыхание после одиннадцатой попытки выбраться из шатра. — Это не Арлекин чудовище, а ты, Малфой. — Когда Арлекин омыл кровью Реддла всех Пожирателей, сидевших за столом, — Драко подошёл ближе к девушке. — Я наконец-то получил всё, чего хотел. Он провёл рукой перед своим лицом, и Гермиона, запнувшись, упала назад. Перед ней стоял Арлекин. Стоял и смотрел своими пластиковыми глазами. — Вы пошли спасать меня в лес, — Малфой нависал над девушкой, заставляя её пятиться назад, — замыкая этим последнюю часть первого акта. Много месяцев вы плутали между деревьев, постепенно теряя себя, свою память и личность. Вы боролись, — он улыбнулся. — Ты даже представить не можешь, как я смеялся, когда вы убивали своих же, принимая их за Пожирателей. Гермиона подскочила, бросаясь на Драко. Слёзы обжигали её лицо. Девушка пробовала применять беспалочковую магию, но не получила даже искорку. — Признаюсь, — он ловко уворачивался от её ударов, — это не входило в мои планы, но когда я увидел, что вы, совершенно случайно, создаете собственные крестражи, смеялся ещё сильнее. — Мы тебе верили, — она всё же смогла попасть кулаком по его маске, но тут же одёрнула руку, растирая горящую болью кисть. Опустив взгляд на ноющую кожу, Гермиона вскрикнула, делая шаг назад. Дрожащие руки старухи заменили её нежную молодую плоть. Слеза отчаянья скатилась к подбородку. Туман постепенно заполнял её мысли, будто бы разум включил защитный механизм, предостерегая девушку от потери рассудка. — А не стоило, Грейнджер, — Драко схватил её и потащил в дальний угол шатра. — Поттер ведь говорил тебе, что мне не стоит доверять, но ты ведь так любила трахаться со мной два последних курса, что позабыла про осторожность. Они остановились у стены, на которой висела огромная картина в позолоченной рамке. — От скуки я начал интересоваться магловским искусством, — удерживая Гермиону, протянул Драко, не сводя глаз с картины. — Это Босх, Грейнджер. Его картина «Сад земных наслаждений», которую я специально повесил у всех на виду. Она так ярко отражает ваше положение. Крестражи влияют на вас, пробуждая все самые яркие пороки, сидевшие у вас в душах. Мой цирк, как рай, изображённый на этой картине. Вокруг творится полнейший хаос, который с каждым годом всё дальше уводит вас от спасения, а вы, под влиянием своих же грехов, этого даже не замечаете. — А у тебя, — Гермиона ухватилась за последний шанс, — у тебя есть крестраж? — Есть, — он кивнул и повернулся к ней, — но вам его не уничтожить. Тем более, каждый год пробуждаешься только ты. Джинни держалась около пяти лет, а Поттер с Уизли лишь три. Ты одна, Гермиона, и тебе стоит принять этот факт. Я дал вам новую жизнь, освободил мир от чудовища, который обратил половину магического мира в огонь, а вторую — в пепел. Прошло уже много лет, все твои близкие мертвы, а вы объявлены без вести пропавшими. — Кого ты убил? — сонный морок наваливался на неё, давя многотонным весом. Она была бы рада бороться, но чувствовала себя сломанной куклой, у которой попросту нет времени себя починить. — Лешего, — кривя рот, ответил Драко и снова провёл рукой перед лицом. Маска и костюм Арлекина исчезли, и теперь Малфой выглядел так, словно был выстроган из дерева. Лишь половину его лица покрывала кожа, всё оставшееся место занимала кора с частичками мха, мелких грибов и соцветий. — Сколько же у тебя масок, — отворачиваясь, прошептала Гермиона. — Достаточно, чтобы забыть, какая из них настоящая, — он сделал шаг и поправил прядь, которая выбилась из причёски, заставляя Гермиону отдёрнуть голову. — Первое поколение Пожирателей отдавало бешеные деньги, чтобы посмотреть на героев войны, которые выступали как цирковые артисты. Новое поколение приходит сюда, соблюдая традиции. Все любят это место, даже вы. — Зачем тебе это? — её голос хрипел от надрыва. — Когда они хлопают вам — они хлопают мне, когда они восхищаются этим цирком — они восхищаются мной, когда они дрожат перед Арлекином, боясь, что он сделает с ними то же, что и с Реддлом — они дрожат передо мной. Я их Бог, Грейнджер. Ваш Бог. — Ты болен, — выплюнула Гермиона. — И я ненавижу тебя. — Ты ненавидишь меня ровно час в году, — снисходительно ответил Драко. — У тебя остались последние секунды. Есть последнее слово? — Сдохни, — прошипела девушка и схватилась рукой за стену. — Это вряд ли, — Драко покачал головой, глядя на то, как медленно закрываются её глаза. Этот разговор был идентичен тому, который произошёл между ними год назад. И два. И сорок лет назад, когда она очнулась от морока впервые, они говорили об этом же. Он подхватил Гермиону на руки и понёс в их дом, который располагался на территории цирка. Положив её на кровать, Малфой подкурил сигарету и сел на подоконник, свесив ноги на улицу, и думал о том, что сам давно заблудился в своём же лесу. Малфой больше не радовался. Точнее, стало всё равно, радостно ему или нет. Скука была красно-золотистой и, как лава, растекалась по венам жидким огнём, но хоть он и ощущал её, больно Драко не было, ему было всё равно. Он имел настоящий природный талант — превращать всё в трагедию, прописывая жизни других людей как пьесу, и он прощал себе всё на свете в каждом слове истории, выходящей из-под его пера, но это не отменяло расплату по счету своей гордыни. За свой грех он платил сполна. Только ему должен принадлежать магический мир и его герои. Только он достоин занимать столь могущественный трон. Но как править королевством, когда нити тянут тебя вниз не меньше, чем ты их наверх? Гермиона тихо сопела позади него. Завтра она ничего не вспомнит, и у него будет целый год, наполненный её пульсом, любовью и преданностью. Малфой спрыгнул с окна, подходя к постели, и легко приложил ухо к её груди. Ему так нравилось слышать биение её сердца, потому что там билось и его. Убить наставника было сложно, почти невыполнимо, но сделать из Гермионы крестраж было лучшим решением. Он был безутешно горд собой.***
Драко осознавал свой грех, знал, что породил новые и что был наказан, а ты знаешь свой? Знаешь, что грешен и какой из пороков принадлежит тебе? И понял ли, что не стоит заходить в лес, чаща которого холодна, темна и извилиста, а тропы с множеством поворотов. Они, в конце концов, приведут тебя к вечной тьме, где ты будешь плутать под тяжёлым взором Лешего, слыша за спиной звонкий смех Арлекина, а единственное, чем будут пахнуть твои руки, кожа и одежда, это сырая земля… и карамель.