Совершенство

Цветом закат напоминает пощёчину. В его свете белые волосы Фила кажутся сказочно-розовыми, а голубые глаза ― сине-зелёными, как Тасманово море перед грозой. ― Не дёргайся, ― приказывает Фил, прижимая смоченный водкой платок к подбитому глазу Трейси. Трейси морщится и сквозь зубы цедит проклятья. Их адресат ― Роланд, ― сидит на ступеньках автобуса и тоже кривится, когда Мик утирает его окровавленную губу. Фил устало вздыхает и касается рукой розоватого от заката лба. The Birthday Party ― не просто пороховая бочка. Это целый арсенал, вокруг которого скачет сумасшедший с коробком спичек. Вытаскивая своё добро на сцену, Фил не мог предположить, чем закончится выступление. Их либо боготворили, либо проклинали. Воздух звенел или от аплодисментов, или от ударов. Фил, возвышавшийся над тарелками, мог только наблюдать, как Трейси кидается в драку со слушателями или как волны ладоней несут Ника подальше от сцены. Он привык смотреть, как Мик с изяществом балерины уворачивается от летящих в них бутылок, а Роланд гипнотизирует английскую молодёжь своей судорожной походкой. Безумная ненависть, легко конвертировавшаяся в безумную любовь, стала нормой для странной австралийской группы. Но к чему Фил никак не мог привыкнуть ― так это к градусу сумасшествия, что рос пропорционально их долгам. На одном из концертов его коллеги вдруг решили отомстить за низкие гонорары и для этой цели торопливо разучивали песни Игги Попа. На другом ― облили пеной для бритья какого-то тощего англичанина, гнусаво перепевавшего репертуар Боуи. На третьем Ника пришлось спасать от разъярённой толпы, а перед четвёртым Трейси вдруг кинулся на Роланда. Фил успел только к концу драки, когда Мик уже утихомирил разбушевавшегося ковбоя, а Роланд забился в угол автобуса и сплёвывал в салфетку сгустки крови. Фил не осуждал ни одного, ни другого ― потому что понимал: они чудовищно устали друг от друга, от череды неудач, дешёвых чипсов и неблагодарной публики. Он убирает платок от лица Трейси и в очередной раз задумывается: а не сбежать ли от The Birthday Party раньше, чем его поглотит всё это безумие? ― Что не поделили? ― Фил берёт Трейси за подбородок и поворачивает лицом к солнцу, чтобы рассмотреть подбитый глаз. ― А хули он? ― хмуро спрашивает Трейси и тычет пальцем в сторону Роланда. ― Он знает, что переднее сиденье ― моё. ― Господи, и всего-то? ― Всего-то?! ― голос Трейси обрушивается на Фила акустической волной. ― Да нам ехать дохуллион миль ― и я не собираюсь всю дорогу дышать вашей дрянью! Фил понимающе кивает. Трейси всегда занимает переднее сиденье ― по праву некурящего. Чем же руководствовался Роланд, когда решил нарушить привычный порядок ― для Фила оставалось загадкой… Над которой совсем не хочется ломать голову. Фил отпускает подбородок Трейси, чувствуя лёгкое покалывание в подушечках пальцев, и выжимает клетчатый платок. ― Я буду жить, доктор Калверт? ― испуганно спрашивает Трейси. Писклявый голос в сочетании с ковбойским прикидом и широкими плечами звучит уморительно ― и Фил не сдерживает смех. Он обожает чувство юмора Трейси… И Трейси в целом он обожает. Когда Фил в очередной раз пытается подыскать группу поспокойнее ― именно басист удерживает его от решительных действий. Потому что где он ещё встретит такого человека: простоватого и одновременно начитанного, готового убить тебя и за тебя же умереть в один момент? Да нигде. Удивительно, что он вообще оказался в The Birthday Party. ― Будете, мистер Пью, ― Фил расправляет на колене мятый окровавленный платок. ― А вот сколько… ― С нашим образом жизни мы едва ли доползём до тридцати, ― философски замечает Трейси и вдруг хлопает Фила по плечу. ― Не расстраивайся, дружище. ― Из-за чего? ― удивлённо моргает Фил. ― Да ты всё принимаешь слишком близко к сердцу, ― хмыкает Трейси. ― Подумаешь, поцапались с Говардом… Нормальная ситуация для мужского коллектива. Фил смотрит на свои джинсовые колени. Пропитанный водкой платок резко бьёт в нос запахом спирта. Нет, Трейси, это ненормально, когда участники группы чуть что кидаются в драку и брызжут оскорблениями. Ненормально столько пить и ещё больше ― употреблять. Ненормально не есть сутками, потому что все деньги ушли на алкоголь и аренду автобуса. И как только ты всё это осознаешь, Трейси ― мы вернёмся в Австралию, найдём другую группу и всё начнём сначала. Потому что Ник и Мик не собираются останавливаться. Потому что Роланд, как бы он не ныл в Англии, тоже не думает сдаваться. Они убеждены, что без их песен нельзя прожить, а вот Фил был о себе другого мнения. И Трейси он хотел забрать в мир, противоположный тому, в котором жили The Birthday Party. Мир, где можно просто любить музыку, а не убиваться из-за неё. ― Я так не думаю, ― Фил пожимает плечами. ― Разве тебе не кажется, что всё летит в тартарары? Разве об этом мы мечтали, когда решили переехать из Мельбурна в Лондон? ― Согласен, пока всё похоже на какую-то хуйню, ― энергично кивает Трейси. ― Но это же ненадолго. Ник вон говорит, что в Берлине тащатся от англоязычных групп. Тебе нравится Германия? ― Германия? ― Фил изумлённо смотрит на басиста. ― Вы это серьёзно? ― Абсолютно серьёзно, ― Трейси треплет его белые волосы, и от тёплых пальцев по шее разбегаются колючие мурашки. ― Поэтому повремени с уходом… Может, в Берлине всё наконец наладится. Фил считался вторым здравомыслящим участником The Birthday Party ― после Мика Харви. И в другой ситуации он обязательно бы усомнился в адекватности идеи. Если в двух странах им не удалось достичь успеха ― с чего они взяли, что получится в третьей? Может, они просто бездарности? Но мыслительные центры отключались напрочь, когда рядом был Трейси. Если он со смешным новозеландским акцентом говорил «Да разберёмся» ― Фил действительно верил, что так и будет. Берлин… Интересно, какие там закаты ― такие же болезненно-розовые, как в Англии? Или кроваво-красные, похожие на раны? Смогут ли они попасть в восточную часть города? Запишут ли альбом? Добьются ли, в конце концов, успеха? ― Ладно, ― Фил едва заметно кивает, чтобы ненароком не скинуть руку Трейси с головы. ― Я подумаю над тем, чтобы задержаться… Ведь как вы без меня ― в группе, где два барабанщика? — Вот это другой разговор! ― радостно кричит Трейси, словно Фил действительно собирался уходить из коллектива. Басист всё-таки отнимает ладонь ― но только для того, чтобы обнять барабанщика. Плечи больно сгибаются под тяжестью сильных рук, но Фил готов вытерпеть и не такое. В розовом закатном свете смуглая кожа Трейси кажется бронзовой, а сам он напоминает статую ― застывшее во времени и пространстве совершенство. И нет ничего такого в том, что для Фила Калверта совершенство выглядело как шестифутовый ковбой в кожаной жилетке и белой рубашке с романтичными оборками.