Часть 1
30 августа 2022 г. в 12:00
Эррор матерился, кололся, злился, но продолжал шить чёртову куклу. Сколько его крови уже попало на ткань и нити, когда этот липкий ублюдок неожиданно вскакивал со своего места и набрасывался с обнимашками, внезапно почувствовав себя одиноким? Тактильная сволочь! Ни грамма терпения! Как будто эта жуткая штука в виде его плюшевой игрушки в полный рост нужна именно ему!
— Давай, Руру! Ещё немного! — откровенно наслаждаясь жизнью, щебетал ёбнутый на всю голову художник, устроившись напротив судорожно шьющего куклу разрушителя, сложив ноги по-турецки и схватив ладонями щиколотки, чтобы хоть куда-то деть руки, которые так и тянулись к почти паникующему Дестрою. — Ты сможешь, Руру!
— Пошёл к чёрту, кальмар! — подглючивая, рявкнул в порыве чувств Эррор, ничего не желая так сильно, как швырнуть изделие в наглую морду, но тут же сдуваясь, стоило хранителю сдвинуться с места. — Да шью я, шью! Нет, ну какая же ты мразь!
Ошибку можно сравнить с обиженным котёнком, пытающимся занять себя игрой с обрезками ниток и ткани. Ну до чего же очаровательное зрелище, если спросить Роллера. Кто ещё мог увидеть печально известного разрушителя вселенных в подобном образе? Словно ворчливая домохозяйка.
Инку даже стало жаль, что он не носит носки. Было бы забавно посмотреть на реакцию Эррора, попроси он зашить на них дырку. Хмм, но может быть, подойдёт и что-то другое? Это ведь не обязательно должны быть носки! Сколько раз ему приходилось латать собственную одежду после их «дружеских» потасовок? Так сказать, наделал — исправляй.
— Руру, ты же сам предложил сшить мне куклу для объятий, потому что не хочешь трогать меня! — надулся от наигранной обиды Инк, опасно близко наклоняясь к личному пространству Дестроя. — Отказываешься от своих слов? Слишком сложно для тебя, да? Не надо мучаться. Иди сюда, я тебя утешу. — хищно усмехнулся он, раскрывая руки и как бы приглашая разрушителя упасть в его объятия.
— Отвали от меня! Лишь в твоих влажных мечтах! — аж передёрнуло Ошибку от перспективы сдаться на милость радужному.
Какой чёрт его дёрнул за языки признать эту невыносимую занозу другом? Ну и что, что из всей мультивселенной лишь Инк да Кошмары не плюют в его сторону? Ну и что, что художник старается хоть как-то провести время вместе и скрасить серые будни без разрушения, несмотря на всю стервозную вредность и строптивость Эррора? Вода точит камень, вот и Роллер, в конце концов, добился того, чтобы психованный социопат привык к его цветастому, навязчивому присутствию.
— Злой-злой, жестокий Руру! — в лучших театральных традициях, откровенно переигрывая, от чего у разрушителя сводило зубы, запричитал Роллер, драматично прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони. — Раз за разом разбиваешь мне душу…
— Было бы там что разбивать. — угрюмо проворчал Ошибка, борясь с путающейся от нервов нитью. — Ну давай же. Давай… — усердно пыхтел он, от напряжения высунув кончики парочки языков, чувствуя, как с каждым мгновением промедления подкрадывается некая глубокая жопа.
— Что ты сказал?! — нахмурился Инк, подскакивая на ноги и оказываясь опасно близко к разрушителю. — Как ты можешь!? Несмотря на то, что у меня нет души, у меня есть чувства! — в подтверждение своих слов он даже эмоционально ткнул в свой пояс с красками.
— Ничего! Тебе послышалось! — начал отнекиваться глючный, по-настоящему опасаясь, что художник вдруг станет напрямую доказывать ему свои чувства.
Не то чтобы Эррору так это претило… Иногда, совсем редко, окей? Он сам приветствовал контакт с Инком, если того предварительно чем-нибудь заткнуть. Но в большинстве своём Дестрой всё ещё был недотрогой, хоть и на творца гаптофобия реагировала уже постольку поскольку. Согласитесь, трудно привыкнуть к прикосновениям, когда всю твою сознательную жизнь они причиняли дискомфорт и боль.
Поэтому раз уж радужный хочет провести очередное глупое «свидание», смотря с ним повторяющийся эпизод Андерновеллы, пусть он лучше тискает чёртову игрушку, будь та хоть сто раз похожа на самого разрушителя. И волки сыты, и овцы целы. Хоть шить огромную версию себя, зная, каким образом её будут использовать немного унизительно.
— Руру — дурак! — обиженно фыркнул Роллер, садясь, почти падая на пол рядом с креслом-мешком, в котором расположился глючный монстр.
— Ты всегда можешь покинуть компанию такого ужасного существа, не нужно истязать себя, о благородный. — ядовито прошипел Эррор, снова укалываясь от очередной вспышки злости. — Нет! Мне не нужен этот чёртов терапевтический кролик! Засунь его себе в...! — останавливает он потянувшегося к кисти друга, слизывая с кончиков пальцев каплю крови.
Казалось, ещё немного, и Дестрой начнет дыбить шерсть, словно злющий кот. Забавно, ведь у скелетоподобных монстров нет волос или шерстяного покрова. Но ассоциация напрашивается сама собой. Когда же у Инка получится полноценно приручить этого зверя? Хотя, эта дикая непокорность имеет своё очарование, которая приманивает художника, словно тёплый свет фонаря — мотылька.
Ха-ха, так и радужный зачарован видом того, как кончики ультрамариновых языков мелькают из-за золотистых клыков, ловко подбирая с жёлтой фаланги каплю крови. Хранитель пылко возжелал, чтобы сейчас они скользнули по кое-чему другому.
— Ох, Руру, — едва не влюблённо чирикает Роллер, успев убрать голову с линии полёта чужого тапка, — ты вовсе не ужасный! Да, местами дурачок. Но кто не без греха? Мне очень нравится тусоваться с тобой!
Дестрой краснеет от такого признания как маленькая школьница, даже пропустив мимо себя глупую издёвку. Ну вот почему этот идиот может на полном серьёзе говорить такие вещи с таким лицом? Это вообще законно? Ошибка не должен чувствовать, как сладко глючит от таких слов душа.
— И-инк... — не знает, что ответить разрушитель.
Как обычно пропсиховаться, послать и чем-нибудь кинуть в извечный, но уже привычный раздражитель почему-то не поднимается рука. Возможно, он слишком часто сегодня кололся об иголку? Не мог же подхватить столбняк? Монстры его вида вообще могут подхватить подобную болячку? Сложно...
— О, Руру! А… О чём мы говорили? — начал с любопытством оглядываться Роллер. — Вау! Ты делаешь большую куклу в виде себя? Ну ты и нарцисс!
Слышите, слышите как закипает чайник? Такой продолжительный свистящий звук и бурление воды? Это не чайник. Это терпение Дестроя, которому пришёл конец.
— Да пошел ты к чёрту, ублюдок радужный! — заливаясь синим румянцем от стыдливой ярости, повторяется разрушитель, кидая эту чёртову куклу прямо в лицо недоумевающему художнику.
О, и рука прошла. Хорошо, а то уже можно было начинать волноваться. Какой там период умирания от столбняка?
Как всегда! На самом важном моменте эта золотая рыбка сбрасывает свою память! Каждый! Чёртов! Раз! Нет больше сил терпеть. Один раз это случилось даже непосредственно во время секса. Такого унижения Ошибка ещё ни разу не испытывал.
— Поразительно! Такая мягкая и комфортная! — ворковал игрушке художник, вовсю тиская уже готовую куклу, пока Эррор со злым ворчанием прибирал швейные принадлежности. — Ты просто волшебник, Руру!
— Да-да, мы собирались посмотреть Андерновеллу, так что закрой рот и сядь уже. — убрав так называемое рабочее место, чтобы игла не воткнулась куда-нибудь, сказал Дестрой, устраиваясь поудобнее в обволакивающих объятиях кресла-мешка и выпинывая тут же пытавшегося подобраться под бок Инка. — Это сегодняшний твой партнёр для объятий. Не лезь.
— Понятно… — несколько обескураженно склонил голову на бок Роллер, но потом счастливо улыбнулся. — Спасибо, ты такой заботливый и предусмотрительный!
— Неважно. — вновь немного посинел от откровенной хвальбы, не несущей какого-либо двойного смысла или подтекста Эррор. — Просто сиди спокойно и молчи, понятно?
— Хорошо, Руру! Я постараюсь. — с готовностью кивнул Инк, прижимая к груди плюшевого разрушителя и пряча лицо в его мягком шарфе.
Хотя, даже эта чудесная, кажется, сделанная специально для него кукла проигрывала своему оригиналу. Глюк был так близко, сладко пахнущий пряным шоколадом, но радужному ещё в самом начале кулаками объяснили острую необходимость в личном пространстве. Он не мог лезть к партнёру, если не хотел, чтобы на него разозлились, обиделись и, в итоге, вышвырнули.
Эпизод Андерновеллы действительно попался повторный. Причем, его смог вспомнить даже художник, а это уже о многом говорило. Инк правда некоторое время держался и пытался проявить заинтересованность к происходящему на экране, но в какой-то момент интерес совсем пропал. Всё ещё не собираясь тревожить друга и портить чужой отдых, — тогда какое бы это было свидание? Уважительное отношение к чувствам других, — радужный переключился на мягкий плюш в своих загребущих лапах. Пришло время тщательного и детального его изучения.
Игрушку конечно не назвать полной копией Эррора. У неё мультяшная круглая голова, глаза из двух больших жёлтых пуговиц, вышитые нитками нахмуренные брови, обратная улыбка и широкие «слёзы» из голубых лент. До чего же мило! Даже своей кукле передал своё недовольное лицо.
Посмеиваясь над этим плюшевой Ошибкой, Инк не удержался и коротко поцеловал тонкую, злую линию рта. После такого Дестрой фыркал и хмурился только сильнее, но нельзя было скрыть синюю пыль румянца на таком близком расстоянии. Словно оправдывая мысли художника, Глюк скривил личико и потёр губы, чуть покалывающие от перечного шоколада, как если бы чувствуя один из любимых видов домогательств заклятого друга.
Инк довольно хихикнул своей шалости, продолжая изучение. Одежда на кукле была настоящей, кажется, один из сменных комплектов глючного. Она всё ещё несла этот привлекательный сладко-пряный аромат, отчего хотелось дышать глубже, насытиться знакомым запахом.
Роллер прервал внезапный сеанс извращённой токсикомании, тряхнув головой, пытаясь отогнать шоколадное очарование. Знал, что если продолжит, то происходящее свернёт куда-то не в то русло. В паху и так пока что ненавязчиво начало что-то нагреваться и покалывать, собираясь в ком.
Сглотнув вязкую слюну, Инк с интересом потеребил одежду. Конечности и торс просто набиты мягкой ватой подушки, имеющие схожий с Эррором окрас. Но зато его прекрасно обнимать! А то от Дестроя можно и в лицо получить.
Заливаясь блёклым румянцем, художник скользит по руке игрушки и обхватывает ладонь в форме варежки, потирая единственный большой палец. Нащупав на ткани что-то странное, он подносит игрушечную конечность к лицу и едва не пищит от восторга. То, что сначала показалось спутанными нитками, оказалось аккуратно вышитыми буквами. Его, Инка, имя!
Роллер не выдерживает и целует это своеобразное клеймо, обнимая плюшевого Руру крепче, будто тактильно пытаясь передать свой восторг. Не способный отвести от очаровавшего его монстра взгляд, художник замечает, как увлечённый просмотром Эррор вздрагивает и трёт тот самый палец. Прямо как недавно после поцелуя! Первый и второй раз ещё могут быть совпадениями, но третий… Закономерность.
Инку очень хотелось проверить свою догадку, но нельзя было торопиться. Это могло привлечь внимание разрушителя и последующий полёт через портал до дудлсферы. Художник вообще не был такой осторожной личностью, предпочитая действовать напролом в любой ситуации, — бессмертие делает монстров и людей самоуверенными, — но вынужден проявить терпение.
Игриво мурлыкнув, Роллер перекатился, оказываясь сверху игрушки. Глючный сохранил их немаленькую разницу в росте даже здесь. Как мило, даже если он просто не хотел терпеть, стань Инк хоть где-то выше. Это позволило художнику свободно расположиться на этой подушке для объятий, вызывая у Ошибки раздражённый вздох.
— Ты меня бесишь, уже просто находясь рядом. Прекрати хихикать как какой-то идиот. — оторвавшись от наглого вмешательства в чужую частную жизнь, шипит на хранителя разрушитель, кидая второй тапок, но промахиваясь.
Глюк пока не связал дважды два. Ему казалось, что эти фантомные ощущения лишь настойчивые воспоминания, вызванные таким близким присутствием заклятого друга. Стервозно обругав лишь вновь ржущего в ответ радужного идиота, Эррор засунул в рот сразу едва ли не половину плитки, злобно кроша тёмный, приятно жгущий языки, подобно глюкам, которые проходятся по костям, шоколад на маленькие, быстро тающие кусочки.
Радужный же послушно попытался заглушить себя, уткнувшись в шею, точнее в то место, где круглая голова пришита к торсу-подушке, куклы. Но ткань была такой бархатной, приятной на ощупь, что он не выдержал и стал растирать об неё лицо. Это почти похоже на то, как если бы разрушитель робко гладил его скулы, думая, что любовник всё ещё блаженно спит и не знает об этих минутах нежности.
Не сводя взгляда с разрушителя, Роллер начал покрывать «шею» игрушки пока робкими, мягкими поцелуями. Но его деликатность не продлилась долго. Слишком уж трудно держать себя в руках. Хотелось поскорее проверить и подтвердить свои догадки. Это открывало такие просторы для игр! Интересно, догадывается ли Дестрой об апгрейде куклы? Он сам мог такое сделать?
Поцелуи стали настойчивыми, немного грубыми, но ещё достаточно аккуратными, чтобы не повредить ткань. Как бы не терпелось проверить, останутся ли на нежной шее настоящие укусы, но вредить кропотливой работе… Инк слишком дорожил созидательным хобби Ошибки, особенно когда он набивал игрушки мягкой ватой, а не чьим-то прахом.
— У меня аллергия на одно твоё присутствие, кальмар! — раздражённо фыркнул Эррор, смущённый ощущениями, что, как ему казалось, услужливо подкидывала собственная предательская память.
Разрушитель нервно потёр шею. Там не было ничего, что бы могло вызвать странное чувство мимолётной, щекочущей ласки. Откуда это взялось? Неужели он сам подсознательно соскучился и желает прикосновений этого двинутого на голову художника? Быть того не может! Ошибка сам установил сегодняшние ограничения. Не бывать тому, чтобы он внезапно отказался от своих же слов.
Инк только торжествующе усмехнулся. Игрушка и правда работала! Пускай это могла быть очевидная ловушка Дестроя, чтобы в последствии уличить в нарушении личного пространства, выкинуть из антипустоты, возможно, убив для профилактики разок и игнорировать ещё несколько лет… Но Роллер никогда особо не страдал чувством самосохранения. Скажем так, он именно тот монстр, который из любопытства сунет голову в раскрытую пасть аллигатора.
— Ты так жесток ко мне, Руру. — с драматичной, в лучших традициях театра обидой протянул радужный, начиная понемногу разворачивать свой подарок, то есть снимать с куклы слои одежды. — Не ценишь, не любишь меня.
Инк так сильно скучал. Так жаждал почувствовать тепло тела любовника. Окунуться вместе в удовольствие. Но раз ему дали игрушку, он способен доказать, что обойдется только её мягкостью. Обидно конечно. Бархатистый плюш не реагировал на поцелуи и ласки так, как это делал Эррор, издавая жужжащие вздохи, вздрагивая костями и выгибая спину. Дестрой такой один. Его полноценно ничем не заменить.
— Чья бы корова мычала. — фыркнул в ответ разрушитель, натягивая на синее лицо шарф, подтягивая колени к груди и обнимая их.
— Но я ценю тебя! — воскликнул уже более искренне хранитель. — Руру — один из самых удивительных монстров, которых я встречал! Красивый, экзотический, язвительный и умный! Я готов рисовать тебя днями напролёт! — пылко сверкал зрачками Роллер, крепко обнимая куклу, пытаясь через неё передать все переполняющие его ощущения.
Да, нельзя было сказать наверняка о любви с таким душевным дефектом как у него… Не то, что жалкий осколок, у Инка души и вовсе не было. Но неужели это делает его меньшим монстром? Неужели это делает его какой-то вещью, роботом? Да, его эмоции заключены в несколько флаконов в патронаже, но просто нужно соблюдать пропорции и не забывать их принимать. Это просто… Просто как лекарства, не так ли? Есть болезни, которые невозможно вылечить. Он умеет ценить прекрасное, наслаждается вкусной едой, предпочитает мягкую, комфортную одежду, имеет друзей, ненавидит белую пустоту и одиночество… Так неужели отсутствие сгустка магии за рёбрами делает его меньшим монстром?
Вина в буквальном смысле душила Ошибку. (Лол, нет, это были крепкие объятия Инка). Он очень редко чувствовал эту едкую заразу. Но у художника, при всей его бездушности очень хорошо получалось заставлять Эррора задуматься над собственными словами. Язык без костей. Дестрой уже усвоил, что некоторые слова должны остаться несказанными, но порой было так трудно сдержать свою язвительность, когда кто-то пытался забраться под надкостницу с чувствами. Особенно когда «кто-то» Инк.
— З-замолчи. — в конце концов, шипит Эррор, едва сдерживая себя от детского желания зажать слуховые отверстия.
— А ещё ты очень мило злишься и смущаешься. — несмотря на требование разрушителя, с дурацкой, влюблённой, если можно так выразиться, улыбкой прощебетал художник. — Ты замечательный, Руру. Моя муза!
— Я сказал тебе замолкнуть! — ещё более глючащим голосом проскрежетал Дестрой, под искренним, слишком светлым взглядом разных зрачков очевидно пытаясь провалиться в свой удобный мешок целиком и потеряться там.
Роллер лишь издал довольный смешок. Его план смутить и отвлечь разрушителя сработал просто прекрасно. И почему говорят, что дураки никогда не могут выполнить задуманное?
Инк повертел между пальцами одну из запасных маленьких кисточек, любуясь делом рук своих. Нет, он ничего не испортил. Лишь добавил и так идеальной игрушке небольшой апгрейд. Теперь можно ли сказать, что раз они вместе поработали над куклой, то она их общее детище? Мм, нет, Дрим точно что-то говорил о недопустимости и сексуальной связи между чадом и родителем. Неправильное сравнение, Инк-идиот! Как хорошо порой, что его память способна сброситься и вскоре об этой дурацкой мысли совсем никто не будет знать.
Художник с самодовольным видом поправил плюшевые бёдра куклы и огладил мягкие силиконовые складки. Совсем как настоящие, как у Эррора! Сомнительные преимущества бытия художника. Инк уже достаточно набил руку, рисуя разное порно с любовником в одном хорошо припрятанном скетчбуке. Или их уже несколько? Трудно сказать, когда память как решето!
Также лекции Ласта не прошли даром, раз он смог вспомнить ту забавную игрушку в виде насадки для члена, которая и стала вдохновением для вживления в мягкий плюш такого непотребства. Видимо Похоть действительно хороший сексуальный консультант. Позитивно-негативные близнецы баланса плохого не посоветуют.
Эррор почувствовал ещё больший стыд, когда его магия сформировалась в тазу без всякого приказа. Да что ж такое-то, а? Чем больше Дестрой кричит и ругается на радужного, тем более странным становится его тело! Он заболел? Сломался? Никогда раньше возбуждение не терзало его «просто потому что».
Пока Ошибка терзался незнанием и предательством своего тела, Инк злорадно усмехался. Нет, он не желал мучений своему заклятому другу. Просто развлекался. Да, у хранителя те ещё представления о веселье. За такое любой фонарь под глазницу поставит, не только Эррор.
Флакон жидкой похоти тихо звякнул, когда Роллер вытянул его из патронажа и вытащил затычку. Розовое содержимое, будто игнорируя все законы гравитации, на вкус радужного слишком медленно потекло на искусственную плоть, пачкая ярко-синий силикон кричаще розовыми подтёками и пятнами. Художник сглотнул и поспешил вернуть флакон на место. Он лёг на грудь между безвольных конечностей, сжимая в ладонях бедра как лучший антистресс. Капли краски Инк слизал как сливки с долгожданного десерта, едва сдерживая порнографический стон.
Эррор зашипел, давя свой стон за статикой спёртого горла. Тягучие капли влаги, скольжение по киске мокрого языка он точно не мог представить настолько ярко! И эту хватку, едва не крошащую берцовые кости в прах… Пульсация возбуждения стекала из живота в пах, заставляя унизительно пачкать ткань шорт до красноречивого пятна в промежности.
— К-какого хрена п-происходит?! — воскликнул разрушитель, переводя взгляд на единственного, кто мог быть виновником происходящего. — И-инк! — от шока даже забыл оскорбления он, впиваясь пальцами в тазовые кости через ткань в попытках не потереть изнывающую от фантомного прикосновения киску. — Что ты вытворяешь на этот раз?!
— Ты сказал довольствоваться куклой, вот я и довольствуюсь. — усмешка была явственно слышна в мелодичном голосе художника, а сам он даже от своего занятия не оторвался.
Стоило фразе закончиться, как язык вновь принялся собирать розовые струйки краски. С увеличением её концентрации в организме действия радужного тоже становились более нетерпеливыми и энергичными. Как бы Эррор не хотел верить в самообман, но он прекрасно чувствовал каждые мельчайшие прикосновения и движения. Это сводило с ума, делало его сверхчувствительным, но не выбивало за грань, лишь посылало по телу шипение глюков. Каким образом такое вообще могло произойти?
— Я н-не шил-л кук-кле «эт-то»! — лагающе произнёс Эррор, старательно сдерживая стоны и выделяя последнее слово презрительным осуждением.
Не нужно было делать Инка ещё более самодовольным, чем он уже есть. Этот засранец начнет задирать голову, не будет смотреть под ноги, споткнётся и сдохнет как нелепый кретин.
— Мм, да, это моё собственное дополнение к твоему. Нравится? — более чем довольный золотом, попавшимся в меди, спросил хранитель, удивительно нежно прихватывая губами головку силиконового клитора и даже чуть посасывая её.
— Н-нет! — срываясь, взвизгнул Ошибка, прижимая ладони к своему паху, словно это могло уберечь его от фантомных, но таких ярких прикосновений. — Это непотребство! Ты ублюдок, кальмар!
За свой грязный рот Дестрой сразу же расплатился. Инк в этот раз не оставил без внимания такое специфичное отношение к себе, хоть и привык к подобному. Поцелуи и ласки искусственной киски стали злее и напористее, словно щипки и трение. Радужный уже мог быть уверен, что Эррор весь мокрый, но с игрушкой пришлось добавить больше слюны и оставить часть краски. Он просто забыл, где в этом месте могла быть смазка. Глюк вряд ли согласится сотрудничать и выдавать её местоположение.
— Непотребство — это следить за чужой личной жизнью, к тому же, на постоянной основе. — игриво поддел художник, оторвавшись от измученного силикона, добившись от Эррора так любимых слуху обрывистых, заикающихся стонов. — Дрим мне говорил об этом.
— Так иди и трахай своего Дрима! — предельно оскорбился разрушитель таким пренебрежением к своему хобби и ещё упоминанием хранителя позитивных эмоций.
Глючный даже по доброте душевной кинул в любовника одну из незаконченных игрушек. Жалко, что она, лишённая наполнения, осталась совсем без внимания. Лишь последовал очередной визжащий стон, стоило злому рту вновь вцепиться в головку клитора, попеременно то сжимая его губами, то безболезненно прикусывая зубами или настойчиво, не давая продыху, массируя языком. Эррор уже просто скрёб свою киску через грубую ткань шорт, ловя мощный диссонанс. Он прекрасно чувствовал каждую ласку, но к нему никаким образом не прикасались!
— Дрим просто друг, Руру. Не стоит так бурно реагировать. Я только твой. — снисходительно и добродушно усмехнулся радужный, напоследок оставляя на комочке плоти невинный поцелуй.
Пускай Роллер и обладал памятью, сравнимой с решетом, но даже он мог запомнить тело и пристрастия своего любовника. Неизвестно, кончит ли Эррор таким странным образом, но рисковать не хотелось. Было лишь желание ещё поиграть с ним. Возможно, где-то затесалась месть, но да не будем об этом. Она здесь не главная, а почти забытая.
— Кто ревнует?! Я ревную?! Я не ревную! Кому ты нужен, кальмар радужный! — сам не знал с чего, вспылил сильнее Ошибка, раздосадованно простанывая от исчезновения стимуляции и впиваясь пальцами в клитор, пытаясь приласкать себя самостоятельно, нетерпением причиняя себе только боль.
— Конечно не ревнуешь, Руру. — покорно покивав, согласился художник, даже не спрятав улыбку.
А что ему не улыбаться? Глюк считай сам признался в собственной ревности! Это ли не счастье? Можно отметить этот день на шарфе и в календаре как праздник? Эррор, дорогой цундере, проболтался о своём неравнодушии!
— Руки прочь. — почти проворковал хранитель, шлёпнув куклу по запястьям.
Дестрой сам не знал, почему последовал этим указаниям. Жало шлепка передалось едва ощутимо. Так, тёплое покалывание, словно любимый шоколад на языках. Отстав от предательски текущей киски, Эррор куда злее впился пальцами в плотную ткань кресла-мешка, словно в порыве эмоций готовый разорвать её.
— Умничка, Руру. — мурлыкнул Инк, довольный чужим послушанием. — Как думаешь, ты заслуживаешь награды?
Обычно чтобы добиться такого податливого состояния, Ошибку приходилось ласкать очень долго и осторожно, чтобы он не улетел в перезагрузку в процессе. А эта кукла весьма полезна, с каким бы оскорблением не была изначально кинута как подачка.
Роллер сел, выпрямляясь из неудобной позы. Слизнув с губ остатки розовой краски и размяв затёкшие шею с плечами, он спустил с бёдер комбинезон, выпуская в прохладу антипустоты взведённый до предела член. Видеть на месте разрушителя мягкую копию было странно, но Инк справится! Почти тоже самое, что мастурбировать на рисунки в скетчбуке, не так ли?
— П-пошёл-л ты. — сглотнув, пытаясь слюной смочить пересохшее горло, шикнул разрушитель, с возмущением на себя жмурясь от предвкушения.
Киска Ошибки настойчиво сжималась, словно требуя в себя знакомый, любимый член. И от того ещё более обидно и злостно становилось, что он даже почувствует проникновение, но на самом деле этого не будет! Но глючный себя не на свалке нашел! Он гордый! Выдержит, не поддастся провокации, как бы невыносимо не было!
— Знал, что ты так скажешь. — лишь рассмеялся Инк, удобно прихватывая куклу и без опаски врываясь в искусственное нутро сразу на всю длину. — Ах! Руру! Такая тугая! Словно действительно твоя!
С губ Дестроя сорвался крик. Не больно. Невыносимо много и ярко, вместе с тем отчаянно недостаточно. Даже выгибаясь от удовольствия, пронизывающего от головы до пят, тело понимало, что где-то тут форменное наебалово. Отсюда неудовлетворение и отчаяние. Чёртов кальмар!
Этот больной художник лишь продолжил посмеиваться. Вот кто действительно наслаждался дикостью происходящего, без капли смущения трахая милую игрушку, впитывая каждый стон, крик и всхлип Ошибки, будто губка. Не был бы таким недалёким, давно бы записал эти чудесные звуки и поставил на рингтон. Эррор и Дрим бы оценили!
— З-затк-кнись, зат-ткнис-сь, затк-кнись, з-заткн-нись, затк-книс-сь! — едва не срываясь на откровенный вопль, причитал сходящий с ума от переизбытка двояких ощущений Эррор.
Это его нутро в данный момент размашисто трахал член. Глюк явственно это чувствовал! Но киска стискивала в себе лишь пустоту, обильно истекая смазкой, а единственной прямой стимуляцией было лишь лёгкое трение насквозь промокшей ткани. Невыносимо! Невозможно! Эррор терзал кресло и мотал головой, вскидывая бёдра навстречу несуществующим толчкам.
Художник в кои-то веки решил послушаться приказов давнего соперника. Но вся та энергия, которую он тратил раньше на болтовню, пошла на то, чтобы трахнуть практически бессвязного разрушителя ещё сильнее, быстрее и глубже. Точнее, трахнуть диковинную куклу, заставляя Ошибку тонуть в экстазе и неудовлетворённости.
Эррор уже даже не заметил, как начал откровенно плакать. Крупные капли слёз скатывались по скулам и вискам, исчезая абсолютно незамеченными в обшивке кресла и пиджаке. Он даже не мог снять одежду, потея и задыхаясь. От давления стольких слоёв можно было почти поверить, что желанный, но такой раздражающий художник был рядом, прямо над ним, опаляя сбитым дыханием, до синяков стискивая тазовые кости и вбиваясь до звучных шлепков, как всегда бывало.
— И-ин-нк! — простонал Эррор, то сжимая, то напротив пытаясь раздвинуть бёдра.
Внутри появилось настойчивое ноющее чувство. Член уверенно раз за разом проходил от входа до самой шейки матки. Ошибка, казалось, чувствовал каждую вздутую венку, скользящую по нежным, мокрым стенкам чувствительного лона. Но, почему-то, все сладкие точки, обычно так или иначе стимулирующиеся на этом пути, остались проигнорированными.
Так что разрушитель отлично ощущал, как его трахали, но это было чертовски мало для получения финала. Он мог лишь извиваться и стонать, мечтая о приближающемся оргазме. Если конечно один забывчивый идиот будет снисходительным, чтобы что-то с этим сделать!
Радужный тяжело сглотнул, давя в груди рычание. Он даже не мог заняться любимым занятием — созерцать Дестроя! Если сейчас художник увидит своего друга, своего перевозбуждённого, плачущего и находящегося в полном беспорядке и отчаянии друга, то сорвётся и прикоснётся к нему! Ошибка ведь потом опять будет бухтеть о нарушении личных границ и пожалуется Дриму! А тот в свою очередь потом не выпустит его из поля зрения и не даст добраться до Эррора.
Так что радужному хранителю оставалось лишь стиснуть зубы и продолжать толкаться в уже нагретые его собственным теплом силиконовые объятия игрушки. Но он не мог быть слишком жестоким, даже не уверенный в точном результате, начиная ласкать клитор в такт своим движениям. К облегчению, правильность действий подтвердил глючный, срываясь на всё более громкие и бессвязные стоны, среди которых иногда едва узнаваемо проскальзывало имя художника и парочка «обидных» прозвищ.
Роллер лишь посмеивался над эмоциональностью Ошибки. Кто-то был определённо неправ, называя Дестроя бесчувственным психопатом. Эррор был деструктивной, беспощадной стихией, силой природы, сметая всё на своём пути. Эмоции били из него вспышками молний, раскатами грома, звучными ударами ледяного града, гулом ужасного ветра. Никто не мог остаться равнодушным перед лицом чистого разрушения. Но, как и после всех естественных катастроф, после них на месте старого возникало нечто новое и прекрасное.
В общем, отношения у этих двоих были очень странными. Один разрушал, чтобы второй потом помогал создателям творить что-то новое на освобождённом месте. Второй рисовал, только затем, чтобы первый в какой-то момент это стёр с лица мультивселенной.
Поначалу они бесили друг друга до одури, только затем, чтобы быть притянутыми словно разные полюса магнитов. Нездоровые отношения, поначалу строящиеся на желании выместить злость, почему-то переросшие в нечто относительно адекватное и понятное только им двоим.
(Не повторять это на себе! Нездоровые отношения — плохо. В отличие от этих долбоящеров, вы не бессмертны!)
Нисколько не нежные прикосновения художника к клитору, больше похожие на щипки и царапины, стали для Эррора той последней каплей, переполнившей чашу удовольствия, которое могло вынести тело, и толкнувшей его за грань. Глюк кончил даже не прикасаясь к себе, лишь от фантомных, но таких настоящих ласк любовника. Наслаждение, сладкое и воздушное, несло с собой болезненное послевкусие пустоты и обмана.
Вслушиваясь в глючащие крики, Роллер ускорил толчки. Под «нечеловеческим» напором хранителя игрушка едва не трещала по швам. Наверное только то, что куклу сделал сам Дестрой, спасло её от разрушения в неаккуратных со своей силой руках радужного. Он никогда не был сдержанным на пике оргазма, порой даже оставляя на чёрно-алом теле разрушителя обширные паутины трещин. Всего лишь спустя десяток рывков художник кончил следом, едва успев выйти из искусственной киски и обхватить член ладонью, кончая в собственный кулак. Вычищать сперму из плюшевой игрушки было бы той ещё морокой.
Инк не успел даже отдышаться, как в него была кинута ещё одна заготовка куклы. Ошибка ещё не был готов к связной речи, но прекрасно передавал свои эмоции бурными восклицаниями. Наверное, это должны были быть маты.
— Ты! Ты! Ты! — яростно твердил Эррор, бросая в прикрывающего голову рукой художника всё новые ещё пустые чучела.
— Что такое, Руру? Тебе же понравилось! — предельно честно, с милой улыбкой прощебетал хранитель, поправляя на себе штаны.
Со злющего Дестроя сталось бы под шумок попытаться кастрировать его с полным обрезанием. Глюк вообще был жутко добрым и милосердным.
— Уб-бирайся! Чт-тоб я теб-бя-я н-недел-лю н-не вид-дел! — перешёл на позорный писк смущённый разрушитель, пытаясь хоть как-то скрыть насквозь промокшую и откровенно капающую промежность, дрожащей рукой натянув вниз свитер.
— Хорошо! Это было прекрасное свидание! Спасибо, Руру! — не стал спорить и настаивать на своём присутствии Роллер, беспокоясь, что в своих чувствах Эррор может крашнуться.
Лучше дать Ошибке успокоиться самостоятельно и переварить чувства, чем получить подобную дозу «транквилизатора». Это хоть и было поначалу забавно, но никогда не приятно, а даже больно и травмирующе для Глюка. Оно того не стоило.
— А это я пожалуй заберу. Всё-таки один из немногих твоих подарков. До встречи, Руру. Если будет нужно, ты знаешь где меня искать или можешь написать! — послав любовнику воздушный поцелуй и прихватив плюшевого разрушителя, боясь его уничтожения злющим оригиналом, попрощался и сбежал через лужу чернил Инк.
— Ст-той! К-куда?! Ос-став-вь! Сволочь! — вспылил Эррор, но остановить любовника уже не успел.
Тот действительно ушёл с этой чёртовой игрушкой! Кто знает, где он её спрячет? Уничтожить эту пакость теперь не представлялось возможным!
— Ублюдок. — угрюмо фыркнул Дестрой, стягивая с бёдер шорты, которые можно было спокойно выжимать.
Но так как глючный был той ещё ленивой костью, он не озаботил себя поискам замены, сворачиваясь в кресле калачиком. Его пальто было достаточно большим, чтобы служить одеялом и всё скрыть. Спустя пару минут Дестрой почувствовал прикосновение салфетки к киске, а потом мягкие, деликатные объятия. Чёртов извращённый идиот! Сдалась ему эта игрушка, когда он мог обнимать самого Эррора? Дурак!
Хотя, продолжал вечно отталкивать монстра, к которому неравнодушна душа, сам Дестрой.
Кто из них был ещё большим дураком?
Примечания:
{бечено}