Черный терновник

Соревнования подходили к концу. Том не смотрел на часы, чтобы в этом удостовериться. И каким-то особым чувством времени, неким внутренним хронометром Хиддлстон тоже не обладал. Просто тень от нелепой скульптуры, что украшала цветочную клумбу, разбитую неподалеку от въезда на парковку, стала длинной, вытянутой. Хиддлстона раздражала эта скульптура. Не то чтобы он не любил абстракции, но подобное творение косорукого мастера, на его искушенный взгляд, нужно было расколотить еще до того, как автор закончил над ним работать. Беспорядочное нагромождение геометрических фигур, которое при очень хорошей фантазии можно было принять за человеческое тело… Как это банально, в самом деле! Оторвавшись от созерцания нелепого образчика современного искусства, Том метнул острый взгляд на трибуны, которые отсюда, с парковки, были видны достаточно хорошо. Как, впрочем, и гряда холмов, где пролегала значительная часть трассы, которую сейчас преодолевали райдеры. Вот только воспользоваться постоянным пропуском на трибуны Том не спешил. Как спонсор одного из ведущих спортсменов, Томас Хиддлстон обладал подобным правом: в любой день находиться как среди зрителей, так и проходить в служебные помещения. Однако, карточка-пропуск, которую нужно было предъявить сотруднику охраны при входе, так и лежала без дела в кармане пиджака, а сам Том не спешил покидать уютный автомобильный салон. Он отпустил водителя, чтобы остаться в одиночестве, и сейчас наслаждался кондиционированной прохладой, уверяя — обманывая на самом деле — самого себя в том, что вылезать из автомобиля в жаркий, душный вечер и на трибунах дожидаться окончания гонки он не желает. Конечно же, дело было вовсе не в погоде, которая, словно сойдя с ума, заставляла термометры шкалить. Ну в самом деле! Когда вы видели, чтобы ртутный столбик вечером держался на отметке плюс тридцать три? Прятаться в машине Тома заставлял вовсе не зной, а банальная трусость. Да-да, по крайней мере здесь Хиддлстон был с собой честен — он боится встретиться с Хемсвортом. Встретиться на его территории. Не в клубе, где он, Том, был царем, богом, дьяволом… да какая разница, как ни назови — в «Черном терновнике» Хиддлстон оставался хозяином положения. Но тут, на Суррейских холмах, царем и богом был Крис. И от этого было немного не по себе. Сначала Том хотел поехать к Крису домой. Или же вызвонить своего саба… Бывшего саба… С того памятного вечера, как Хиддлстон позволил Йену отхлестать Хемсворта на глазах всех тех, жадных до острых ощущений, что собрались в «аквариуме» насладиться представлением, Том приучал себя думать о Крисе именно в прошедшем времени. Бывший саб. Так вот, можно было бы вызвонить бывшего саба и пригласить того куда-нибудь… Куда угодно: они могли бы встретиться на нейтральной территории и обсудить все. Собственно, и обсуждать-то было нечего. Будь на месте Криса кто другой, Том вообще не стал бы тратить время на личную встречу. Отправил бы сообщение о том, что намерен прекратить их с сабом сессии. Да и вся недолга. Но Крис… Черт бы его побрал, но Том чувствовал себя виноватым. Это было как-то неправильно. Да какое там! В этом было даже что-то извращенное — чувствовать вину перед нижним. По сути — нижним вообще слова не давали! Желание доминанта — закон. Как и нежелание видеться, разумеется. Кого волнует, что по этому поводу думает саб? Его дело — покорно принимать волю своего дома. Даже если дому будет угодно расстаться. Но Крис… Возможно, Том бывал слишком уж мягок с Хемсвортом. Возможно, тому позволялось слишком многое, за что другой саб был бы не только наказан жестко, но даже и отлучен от тела. Крису Том прощал все то, что тому же Йену не простил бы ни в коем случае: и некоторую непочтительность во время сессий, пусть даже со временем Крис начал проявлять куда большее послушание и уважение к своему дому. И панибратство — что уж греха таить, вне стен комнаты, где проходили их с Томом сессии, Хемсворт и не собирался вести себя с ним так, как подобает хорошему сабу. И пусть даже надел однажды ошейник, демонстрируя всем окружающим свою принадлежность Тому, это не останавливало его от дурацких похлопываний по плечу и прочих якобы дружеских жестов. Они не были друзьями, вот в чем все дело. Уж точно нет. Так что пусть этим пренебрежительно-участливым похлопыванием Хемсворт делится с Хатсоном. Наверняка Сэму нравится подобное — друзья-любовники. Нет, вы подумайте! Им еще хватило дерзости заявиться вместе в «Терновник»! Что было самым удивительным — и это поражало Тома донельзя — Хемсворту прощалась нежность. Та самая нежность, которую Том нет-нет да и проявлял по отношению к сабу. Изредка — часто поощрять такого бестолкового саба, как Крис, было нельзя — Том позволял себе некоторую ласку. Теория кнута и пряника, которую — Томас знал — многие доминаты игнорировали, им же самим была взята на вооружение с самого открытия «Черного терновника». И дело было даже не в том, что «нижним слова не давали», а в том, что одним только кнутом от саба можно было добиться послушания, покорности. В руках умелого мастера кнут — в переносном смысле этого слова — мог стать тем самым инструментом, с помощью которого из невзрачного куска глины можно было вылепить что-то по-настоящему интересное. По-настоящему красивое. Вспоминая тех, чей обнаженной спины Том касался кнутом, он с гордостью думал о том, какие это были образчики послушания, покорности, служения в конце концов. Один Йен чего стоил! Готовый принять от своего мастера все, что только тот захочет ему дать и отдать мастеру все то, что бы тот ни попросил. Вот только если грамотно чередовать боль и ласку, можно добиться не просто послушания. Не просто покорности. Саб, готовый раствориться в своем доме, зависимый настолько, что без регулярных сессий фактически не способный существовать. Доверчивый, готовый на все, что угодно… Том побаивался подобного, надо признать. Всегда останавливался, отпуская от себя учеников, как только чувствовал — еще чуть-чуть, еще пара сессий, и отношения превратятся в зависимость. В болезнь, если уж на то пошло. С Крисом было именно так. И вероятно, в том была вина исключительно Тома. Слишком много ласки. И недостаточно кнута. С каждой следующей сессией Том бывал с Хемсвортом чуть более нежным. Иногда, забываясь, позволял своему сабу касаться губ — не увлекать себя в поцелуй, это было бы совершенно недопустимо на данном этапе обучения — именно касаться, но эти легкие прикосновения возбуждали Криса так, что последующие ласки, которые он дарил своему доминанту, становились более изящными, более пылкими. Ради того, чтобы заслужить заветный поцелуй, Хемсворт готов был на многое. Вот только Хиддлстон не спешил поощрять своего саба. И в то же время жаждал сам насладиться губами Криса. Он хотел терзать мягкие губы, чтобы потом, глядя, как они блестят влажно, припухшие, заставить Криса обхватить этими губами член. Том хотел бы узнать, каково это — когда язык Хемсворта с осторожностью исследует его рот, обводит неспешно губы, как он облизывает десны. Ему бы хотелось услышать хриплые стоны, когда Хемсворт начнет задыхаться от поцелуев Тома. Ему бы хотелось так многого… Но этот придурок привел в «Терновник» своего любовника. Он все испортил. Сейчас, дожидаясь, когда райдер закончит гонку, Томас вспоминал одну из последних сессий, когда Крис был особенно старателен. Одно из самых сильных табу, которые Тому, как опытному доминанту, приходилось взламывать, был запрет на публичную демонстрацию покорности. Не каждый саб, даже если он полностью раскрепощен наедине с домом, сможет вынести то, с каким интересом разглядывают его посторонние, когда он находится в подчиненной позиции по отношению к своему хозяину в публичном пространстве. И Том не злоупотреблял тем, что принуждал своих учеников выходить, что называется, в люди. Некоторые — кто сам жаждал этого — удостаивались подобной чести: быть выведенным за поводок в тот же «аквариум». Некоторые — как Крис — иногда носили ошейник за пределами клуба. Один из сабов — то было лет пять назад — получал особое наслаждение, когда следовал за Томом - пусть исключительно в пределах «Терновника» - на четырех точках опоры. И в тот день Томас, отправляясь посмотреть шоу в «аквариуме», приказал Хемсворту встать на колени рядом с креслом своего доминанта. Ни тени сомнения не промелькнуло на красивом лице райдера, когда он послушно опустился на пол и даже шею склонил слегка, демонстрируя всем желающим ошейник. Это было чертовски возбуждающе, надо признать. Во время выступления Том старался поощрять Криса за подобное послушание. Он то мягко массировал его затылок, то перебирал пальцами пшеничные пряди и даже позволил Хемсворту съесть пару спелых виноградин, отправив их собственными руками прямо в рот своему сабу. И после, когда представление закончилось и они оба уединились в комнате, где и проходили их сессии, Томас решил порадовать послушного саба. Крис был хорошенько растянут — Хиддлстон заранее позаботился о том, чтобы вставить ему в зад анальную пробку. И когда он надежно зафиксировал запястья Хемсворта в изголовье кровати, то достал одну и самых своих любимых игрушек. Чем-то напоминающее станок, это устройство было, по сути, машиной-фалоимитатором, по крайней мере внушительных размеров дилдо, закрепленное на поршне, который двигался с определенным ритмом, говорило именно об этом. Прежде чем включить машину, Томас велел Хемсворту пошире расставить ноги и согнуть их в коленях. Установив устройство таким образом, чтобы поршень, с тихим жужжанием двигающийся вперед-назад, долбил прямо в раскрытую дырку, Том принялся с интересом наблюдать за реакцией своего саба. И чтобы Крис окончательно потерялся в ощущениях, Хиддлстон позволил себе поиграться с его сосками, ставшими слишком чувствительными с тех пор, как их украсил пирсинг. И пока машина равномерно трахала Крисов зад, Том то гладил, то с силой оттягивал его соски, отчего Хемсворт едва ли не головой бился о подушки. Через несколько минут Томас отодвинул машину чуть подальше, так, что если его саб хотел продлить удовольствие, ему пришлось бы за ним тянуться, выкручивая запястья — наручники оставляли не так уж много возможностей для маневра. Крис в попытках насадиться на искусственный член проявлял чудеса гибкости и проворства и в результате все же устроился так, чтобы получить в себя дилдо. По прошествии еще пары минут Том отставил машину еще чуть дальше, и Крис захрипел, выворачивая запястья — но даже с такими усилиями он смог принять силиконовую игрушку лишь на половину. Саб тут же застонал, умоляя дома не лишать его удовольствия. И тот внял мольбам, но в своем собственном стиле. Вопреки желанию Хемсворта, Том вовсе выключил машину и приказал сабу свести ноги вместе. Крис только захрипел отчаянно: «Нет-нет-прошу-мастер-пожалуйста-не надо», как тут же неожиданно для саба Том оседлал его бедра, потерся промежностью, сделал несколько круговых движений задом, как бы дразня, и, будто что-то вспомнив, соскочил с кровати, метнулся куда-то в сторону, а вернувшись, поставил Крису на живот бокал, чуть ли не до краев полный виски. - Посмеешь расплескать — и следующая сессия состоится не раньше, чем через месяц, - предупредил Том, касаясь рукой изнывающего от желания члена своего саба. Тот захрипел, когда умелые пальцы принялись играться с его плотью. Хиддлстон был поистине мастером — и это касалось не только искусства доминирования. В том, чтобы доставить удовольствие партнеру, Том был не менее хорош. И сейчас, когда он дрочил Хемсворту - то замедляя, то ускоряя темп, то сжимая член в ладони как можно крепче, то напротив, едва касаясь кожи пальцами — тот стонал в голос от невозможности поддать бедрами, толкнуться в кулак Тома посильнее, так, как ему хотелось. Стонал и напрягал пресс, стараясь, чтобы ебучий стакан не свалился, чтобы даже ни капли виски не упало ему на живот. Том — как будто бы ему было мало мучений своего саба — опустил в бокал указательный палец, обмакнул его в виски, провел им по груди Криса, отчего тот вскрикнул хрипло. После смочил в бокале еще два пальца, приставил их к губам саба, заставил облизать тщательно. И только после того, как наигрался вдоволь, позволил Хемсворту кончить, но не себе в кулак — такой привилегии не удостаивался никто из нижних Хиддлстона. Покинув бедра Криса, Том снова велел тому раскрыться посильнее и позволил бездушной машине дотрахать Хемсворта, и пока тот ловил долгожданный оргазм, Томас потягивал виски, глядя, как саб забрызгал семенем живот, грудь и шею. Даже на подбородок несколько капель попало. - Ты красивый, - так Том обычно награждал саба за проявленное терпение и послушание. - Благодарю, мастер, - Крис прикрыл глаза. Его немного потряхивало от пережитых ощущений, зад саднило слегка — машина с насаженным дилдо не стала бы церемониться ни с кем, - но оргазм, который настиг его, в том числе благодаря ласкам Хиддлстона… Это удовольствие он вряд ли мог сравнить с чем-то, испытанным ранее. - А теперь повернись на живот и приподними зад! - велел Томас, отстегивая наручники. - Сегодня я хочу кончить в тебя, и ты примешь все до капли. - Как будет угодно мастеру, - послушно произнес саб, и уже через пару секунд почувствовал Тома внутри и принялся старательно подмахивать и сжиматься, чтобы дому было приятнее трахать его. От воспоминаний сделалось жарко даже под кондиционером. Том выставил температуру пониже и снял пиджак. В самом деле, стоило ли напяливать его в такую жару?! И только он подумал о том, что можно было бы одеться полегче, как зрители, собравшиеся посмотреть гонку, повалили к выходу. Хорошо. Вскоре выйдут и спортсмены, а значит, у Тома оставалось не так уж много времени, чтобы продумать их с Крисом разговор. По правде говоря, он думал над этой самой беседой не день и не два. Том даже сессию с Йеном и Кристи отменил по этой самой причине — все не мог решить, что же он скажет Хемсворту. Желание продолжить отношения превалировало, но после того, как Хемсворт унизил своего дома - унизил публично, об этом не могло быть и речи. И пусть Томас как следует наказал саба за дерзость — факт оставался фактом. Основатель «Черного терновника» никак не мог терпеть подобные выходки от сабов. И не будет терпеть. Но было еще кое-что. Именно это Том хотел сказать Крису лично, не доверяя электронным гаджетам. Поэтому-то и ожидал появления райдера с поистине ангельским терпением. Крис появился одним из последних. И судя по выражению его лица, Хемсворт пребывал не в самом приятном расположении духа. Увидев австралийца, Том вышел из машины, хотел было окликнуть, но тот сам заметил Хиддлстона. Подошел тут же. - Привет… - как будто бы несмело произнес Крис. Как будто бы ждал от Тома первого шага. Тот проигнорировал приветствие. - Поговорим в машине? - спросил Том и, не дожидаясь ответа, вернулся в прохладный салон. Крис сел рядом, привычно погладил пальцами кожаную обивку кресел. - Я пришел пятым, - зачем-то сообщил он Тому, хотя тот его и не спрашивал. - Пришел пятым, потому что думал о тебе, Хиддлс! - И что же ты думал? - осведомился Томас, внимательно глядя в ярко-синие, сейчас немного утомленные глаза своего любовника. - Я думал о том, что же ты сделаешь: как ни в чем не бывало пригласишь на следующую сессию или вообще не удостоишь даже звонком, - ответил Хемсворт. - От тебя можно ожидать и того и другого. - Я приехал извиниться, - признался Том. Удивление, появившееся на лице Криса при этих словах, было поистине безграничным. - Ты… Ты… Извиниться? - запинаясь, повторил Хемсворт. - Не за то, как поступил с тобой, - не отводя взгляд, продолжил Хиддлстон. - Я должен был наказать тебя, и я это сделал. - Тогда за что же ты просишь прощения? - не понял Крис. - За то, что вообще допустил наши отношения, - ответил Том. Разочарование, сменившее удивление, теперь плескалось в глазах Криса. Синие озера, яркие, летние - сейчас словно померкли, потускнели. - Я видел — ты не очень-то подходил… - Том взъерошил пальцами мягкие короткие кудри, - В общем, быть сабом — это тоже искусство, Крис. И ты старался. Ты как никто старался. И даже достиг успехов. Что уж! Ты мог бы стать лучшим, Хемсворт! - Но… - обиженно протянул Крис. - Но это не твое. На самом-то деле это не то, чего бы тебе хотелось. Хотелось со мной, ведь так? - Нет, не так! - поспешил уверить его Хемсворт, понимая, что разрыв неизбежен. - Не лги. Не самому себе, - Том мягко коснулся его руки. - Я же видел — тебе хотелось не просто быть моим нижним. Не просто встречаться со мной во время сессий. Поэтому-то и Сэм… Да? Ты хотел заставить меня ревновать? Думал, что… - Ничего я не думал! - с досадой выкрикнул Крис. - Ты как наркотик, Хиддлс! Только знаешь что? Ты мне подходил. Я наслаждался зависимостью, Том. - И вновь ты себя обманываешь, - покачал головой Том. - А впрочем… Может и впрямь наслаждался… Но… - Опять «но»? - грустно улыбнулся Хемсворт. - Похоже, в наших отношениях это самое «но» присутствовало с самого начала, - повторил его улыбку Том. - И тем не менее… Я хочу извиниться за то, что обманул твое доверие. Ты же помнишь, Крис, что доверие саба к своему дому — это основа подобных отношений? Я не должен был поступать с тобой так. Не должен был позволять Йену… - Да заткнись ты! - в сердцах выкрикнул Хемсворт. - Замолчи! Засунь свои извинения в свой распрекрасный зад! - Крис… - Молчи! - Хемсворт ударил кулаком по сиденью. - Молчи и слушай. Мне не всрались твои извинения, Хиддлс! Мне глубоко похуй, что ты там думаешь по поводу доверия и прочей хуйни. Хочешь бросить меня — окей, ты это сделал. А я это принял. - Я не хотел… Так… - Опять это твое «я», - Крис прикусил губу с досадой. - Яколка, блять! Знаешь, Томми? Твое «я» однажды будет дорого тебе стоить. И я с удовольствием тебе этого пожелаю. Том молча смотрел, как красивые губы Хемсворта выплевывают злые, обидные слова. - Да, Хиддлс! Я желаю тебе встретить такого же заносчивого, самовлюбленного, высокомерного сукиного сына, как ты сам. Чтобы он стал твоим наркотиком. И чтобы ты наслаждался зависимостью. А теперь вали отсюда! - Мы в моей машине, - напомнил Том, с силой сжимая кулаки, не позволяя разразиться ответной гневной тирадой. - Точно! - опомнился Крис. - Тогда пока! Всех благ! Он резко дернул ручку, распахнул дверь и даже одну ногу поставил на асфальт, как вдруг спохватился, развернулся к Хиддлстону всем корпусом. - А знаешь? Я все-таки это сделаю! И он схватил Тома за плечи, встряхнул, дернул на себя — тот охнул испуганно — и впился губами в удивленно приоткрытые губы Хиддлстона. Не поцеловал — укусил до крови. Тут же зализал ранку, прикасаясь языком осторожно, как если бы боялся причинить лишнюю боль. Облизал — и отстранил от себя пораженного такой наглостью Тома. - А вот теперь точно всё! И Крис оставил Хиддлстона в одиночестве слизывать кровь с прокушенной губы.