Лето. Ночь. Светлячки. Двое.

      Иссиня-черная матовая ткань накрыла собой Корею, по улочкам которой же давно не расхаживали ни крестьяне, ни господа. Позже, на ночном небе с оставленными еле видными следами розового цвета, уходящего вслед за ушедшим солнцем, появились, словно рассыпанные неосторожной девушкой жемчужины, звезды. Вместе с приходом ночи одна жизнь остановилась, но проснулась совсем иная и свободная жизнь: в кустах то и дело показывался кролик; кое-где стройный косяк стаи волков серпантином бежал по просторам чащи, пока шелковая листва на искривленных ветках еле пропускала лунный свет; лаяли лисы; передавали друг другу короткие сообщения совы; тихо журчал ручей, а над ним в хаотичном порядке неспешно летели желтые, будто маленькие куски от солнца, светлячки. Ночь не была холодной, день оставил после себя рассеивающееся тепло. Несмотря на изобилие тихих, но частых звуков, в лесу стояла особенная тишина, которая была характерна только для ночи. Это тихие шуршания, шепот, скрип, скрежет, тихий смех, поцелуи. Сквозь худых мелких деревьев мелькал свет, а под чьим-то весом ломались упавшие ветки. Впереди ничего не было видно, но путника вело его страстное сердце, которое точно знало, куда идти по мраку нескончаемой чащи. — Я вас ждал, — в конце своего пути юноша с фонариком вышел к просторному полю, где посреди волн простых полевых цветов стоял силуэт, на чьих плечах висела шелковая накидка. Юноша пошел по полю, по его телу прошелся холод от ветра, что хозяйничал по простору. — Я будто знал, куда идти, — улыбнулся парень, подойдя чуть ближе. Между юношами повисла уместная тишина, оба не хотели ничего говорить, да и слов двум пылающим сердцам, что стучали в такт друг другу, не нужны были никакие пустые слова. — Ку Чонмо, господин Ку Чонмо, ваш отец будет очень злиться, когда узнает, что вы сбежали ночью на встречу с мужчиной? — спросил юноша и тихо засмеялся, одарив своего любовника улыбкой. — Если только вы ему не скажете, господин Хам Вонджин, — ответил тот и обвел руками талию парня. Чонмо наклонился ближе, практически коснувшись лбом чужого, но тот оттолкнулся, все еще держа любовника за руку. Тогда Чонмо властно схватил Вонджина за шею, не сжимая пальцев, парень замер лишь на миг, но в следующий Хам Вонджин сам пал в объятия Ку Чонмо, и мужские, сухие от ветра губы слились в нежном поцелуе, пока покинутое ветром поле заполняли светлячки. Поледеневшими и дрожащими после ночного ветра пальцами Вонджин коснулся горячей шеи Чонмо, а тот сжимал руки на области бедер Вонджина. Их поцелуи раздавались по всему полю, такие непристойные и слишком откровенные звуки должны раздаваться только в соответствующих заведениях, особенно между двумя мужчинами.       Лишь касания чужих губ хватило, чтобы возбудиться, чувства нахлынули с утроенной силой, возможности, да и желания обуздать свою огромную страсть, категорически не хватало. Толстые губы Вонджина напоминали рисовые пирожки, которые таяли во рту, они были теплыми и мягкими, а их начинка разливалась вином в рот Чонмо, который тянул к себе юношу так сильно, что между их телами не осталось ни сантиметра. Оба никак не могли напиться, им не хватало друг друга целые дни, несмотря на то, что были они рядом. Они целовали друг друга так, будто это их последний шанс придаться чувствам, через поцелуй они уже многое могли сказать друг другу, им не нужно было прерывать тишину никакими другими словами, кроме слов тела. Оба нехотя оторвались, и Чонмо стали снимать чогори, но Вонджин остановил любовника, касаясь чужих губ своими совсем невесомо. — Нет-нет, г-н Ку Чонмо, мы не можем себе этого позволить, — сказал Вонджин и отошел назад, но Чонмо схватил его за кисть руки. — Вы бы знали, — Чонмо прижался губами к уху юноши, — как я вас хочу, внутри меня все горит, я бы умер от собственного меча за одну только возможность делить с вами одно ложе, — но Вонджин был тверд и не хотел совсем потерять голову, будучи итак на грани. Чонмо целовал руки любовника, его шею, он хаотично покрывал поцелуями все оголенные части тела юноши, но он хотел расцеловать всего Вонджина, каждый участок его тела, каждое пятно, шрам, рану, все, что лежало на коже Хама. — Прекратите, прошу вас, — Вонджин просто понимал, что, переступив эту черту однажды, они не смогут остановиться, и их запретная любовь перерастет в то, что разрушит их обоих. Чонмо замер и отошел, он понял все, смотря в глаза юноши, ему было обидно за то, что он не сможет сделать своего любовника по-настоящему счастливым, им остается лишь смириться и любить друг друга втайне ото всех. — Скажите мне, мы еще увидимся? — спросил Ку, полный надежды о новой встрече. — Завтра господин Ку Сынхен прибудет к нам и поговорит с моим отцом о сватовстве, — с какой же болью в сердце Вонджин говорил об этом. Ему было так больно и так обидно, что он даже плакать не мог. — Вы будете там? — Буду, а теперь возвращайтесь, пока за вас не спохватились, — сказал Вонджин и легонько поцеловал губы Чонмо, оставляя на них невесомый след от своих. Вонджин тут же исчез, словно аромат вишни с появлением осени, а Чонмо остался, протягивая руки.       Они встретились в начале этого лета, когда господин Хам Уджин и его супруга с сыном заселились в старое поместье. Ку Сынхен и его старший сын Ку Чонмо решили первыми поприветствовать новых соседей и показать им окрестности. Те радушно приняли новых знакомых, и между двумя семействами возникли теплые отношения. Жены вместе посещали сауну, выбирались в деревню на рынок лишний раз чего-нибудь да купить, мужья мерились состоянием, ну а сыновья нашли чем себя занять. Их чувства вспыхнули внезапно, они оба сразу поняли, что они взаимны, и что они предназначены судьбой друг другу. Парни начали гулять по деревне, иногда охотились, дружба между ними завязалась крепкая, но недолго она оставалась дружбой, позже, они стали теми, кто друг другу шлет письма и даже откровенного очень содержания. Однажды Ку Чонмо набрался смелости и отправил Хам Вонджину небольшое письмо-признание с чунхва, которое смутило Вонджина, но и заинтересовало. Однако между ними ничего, кроме негромких речей о любви и поцелуев не было. С каждым днем отношения их становились все горячее, а страсть, которую они оба создали, невозможно было обуздать, поэтому иногда тайком юноши сбегали в лес на поле, чтобы встретиться и сказать друг другу о любви. Они знали, что творили глупость, но они были слишком далеко от того, чтобы остановиться и прекратить, они оба были увлечены друг другом, и никто из них не желал жить друг без друга. Все лето они провели, храня любовь втайне.       Однако семьи так сдружились, что отец Ку Чонмо захотел породниться с новыми друзьями, и те предложили свою дочь в качестве жены для Ку Чонмо, но тот не любил девушку, он хотел только ее брата, но никак не ее саму. Она была веселой и очень красивой девушкой, но Чонмо не хотел никого, кроме Хам Вонджина, видеть подле себя. Ему хотелось любить только одного человека, с которым, увы, им никогда не быть, разве что в своих мечтах. Только там они могли быть по-настоящему счастливы друг с другом, эта любовь приносила мимолетное наслаждение, но большую часть времени приносила лишь страдания, которые казались такими тяжкими, что души не могли понести это бремя. Но ради этого маленького счастья они были готовы даже на то, чтобы испытывать боль каждую минуту своей недолгой жизни. Сестра Хама Вонджина была похожа на него внешне, но она все равно не могла заменить своего брата, хотя Ку Чонмо уже после свадьбы пытался сделать вид, будто влюблен в нее, но сердце его тянулось к совсем другому. Как только два рода слились, молодые переехали в отдельное поместье недалеко от родителей Ку Чонмо, но иногда к ним приезжал Хам Вонджин, юноша оставался надолго в их доме и проводил бесчисленное количество времени со своим зятем. В этом браке не было ни капли того, что люди называли любовью, молодые лишь жили вместе, но ни за год-два так и не родили детей, а Чонмо будто не был заинтересован в молодой жене, которая лезла из кожи вон, чтобы угодить холодному мужу. Хоть и страдания и мечты Чонмо были романтичны и всем понятны, но его жена тоже страдала, она в свои шестнадцать лет должна была скучать в поместье и потакать ворчливому мужу, которому было все не то, однако он расцветал с приездом ее старшего брата, тогда она понятия не имела, что между ними происходило, но спустя годы она ясно видела, что объектом воздыхания ее супруга была вовсе не она, а Хам Вонджин. Последние годы девушка делала вид, будто ничего не замечала, но все становилось только хуже с каждым приездом брата. Чонмо и Вонджин уходили в лес или на речку, иногда оставались в конюшне подолгу, они могли беседовать часами, порой они не замечали даже того, как спускалась ночь. Иногда Чонмо сбегал из супружеской спальни к Вонджину и отдавал ему всю свою любовь.       Только через три года у пары родилась дочь, а еще через год женился и сам Вонджин на троюродной кузине. Их встречи стали редкими, но они не упускали возможности отправить друг другу письмо или чунхва, где они оба описывали все свои чувства. В отличие от Чонмо, Вонджин оказался хорошим семьянином: у него родился сын в браке, его жена была хорошей подругой и его музой на свершение больших дел таких как стать чиновником и открыть школу. Она была робкой, низкого роста, чернявая, но вместе с тем все время бледной, словно была при смерти. Она была нежна и чувствительна, но не любила она тоже своего супруга, им было достаточно того, что они были похожи друг на друга и разделяли практически одни взгляды. Она была милой и очень легкой, но своим видом она вызывала только жалость, но никак не уважение и не почтение. После тяжелых родов ее было жаль так, что никто и не смел спрашивать ее о здоровье, и Вонджину самому приходилось встречать гостей. Вот так парни оказались разделены, хоть и были рядом физически. Они виделись чаще, чем по два-три месяца в год, иногда они семьями выбирались куда-нибудь или приезжали к родителям Хам Вонджина. Ночи они все еще предпочитали проводить в лесу и заниматься там любовью так, будто это их последняя возможность увидеться.       Прошло уже десять лет, а чувства все еще остались. Мужчины уже имели семьи, состояние, но были влюблены друг в друга точно также, как и десять лет назад. Они все также сбегали летом в лес, где целовались под светлячки, что бесшумно проносились маленькими желтыми звездами в неизвестность, точно такую же, куда и двигалась их любовь. Все также, как и десять лет назад их чувства остались запретом, а влюбленность приносила страдания, но вместе с ними столько наслаждения, что не хотелось отрываться от этого опиума.