Shize

— Хенсу! Догони меня, если ноги ещё к земле от твоей лени не приросли! — кричит, прерываясь от постоянного приступа смеха, одиннадцатилетний Чонгук, слова которого адресованы его младшему брату, оказавшемуся не таким спортивным как его близнец, из-за чего уже спустя пару десятков метров задыхался как загнанная лошадь. — Ну... Погоди... Я потом.... Тебе эти ноги... Знаешь, куда засуну?.. — мямлит себе под нос упомянутый Хенсу, задыхаясь от бешеного ритма сердца в груди и нехватки воздуха в лёгких. Чонгук все также задорно хохочет и танцует в нескольких метрах от него, как бы провоцируя своего брата побежать за ним из последних сил, пока он мастерски будет увиливать от него среди гущи деревьев. Этот лес вполне себе безопасный, он находится достаточно близко к их частному дому и тут нет никаких диких зверей и даже людей в целом. Вполне удачная локация для семей, которым приятна спокойная жизнь вдали от шумных соседей, машин, бесконечных дорог и зданий. Семья не против городов как таковых, они часто собираются и едут на пару дней в один из самых заселенных городов Кореи, чтобы вкусно покушать, поразвлечься на аттракционах и поздороваться с остальной родней, проживающей там. Родители понимают, что когда Чонгук поедет учится в среднюю школу или университет в Сеул для больших возможностей, ему сильно пригодиться опыт их постоянных поездок, так как и в мегаполисе, и в уединенных местах на природе ему будет комфортно. — Я не побегу за тобой, у нас слишком большая разница в выдержке, это же несправедливо! — срывается Хенсу, поправляя запотевшие очки указательным пальцем, и, наконец отдышавшись, выпрямляется, сразу же показушно разворачиваясь и уходя в сторону дома. Он игнорирует приближающиеся шаги, а позже и макушку Чонгука, которую тот положил на плечо брата и которую смешно подбрасывает из-за их ходьбы. — Очкастая зануда. — вынес вердикт Чон старший, снимая с головы близнеца зелёную кепку и надевая ее козырьком назад на свои кудрявые волосы, при этом чуть ероша локоны Хенсу своей рукой. — Во-первых, отдай шапку, мудень, а во-вторых, я тебе просто напомню, что когда ты не мог нарисовать обычную лошадку на бумажке карандашом, я не катался по полу, не смеялся как умалишённый, а помог тебе расправить твои кривые руки и научил рисовать. — злобно выдает близнец и возвращает себе свою кепку, сильно впилив подзатыльник горе-брату. — Ауч, да ладно тебе! Я, конечно, премного благодарен, но не стоит так сердится из-за пустяков! — Чонгук! Иди кушать, ты же весь день ничего не ел!— слышится за деревьями голос матери, а в животе у Чона как раз кстати протяжно завопили киты, напоминая о утренней голодовке. — О, спасибо, уже иду, мам! — счастливо кричит в ответ Чонгук и берет как ни в чем не бывало обиженного брата за руку, заставляя бежать вместе с ним, хоть и второй какое-то время для вида сопротивляется, все равно в итоге поддается и позволяет тащить себя в место, где ему не рады. Место, которое для него тюрьма. Только вот сам он этого осознать не может. И не сможет. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- — ... Это твое самое старое воспоминание, Чонгук? — осторожно спрашивает психотерапевт, записывая что-то в этом проклятом блокноте, который, казалось бы, хранит столько никому неизвестных тайн, что аж тошно от этого затяжного неведения. Как же бесят мозгоправы, вот безобидно смотришь на них, а они уже будто все о тебе знают, будто прочитали всю твою биографию за эти жалкие три секунды, а ты даже ничего и не произнес. Бесит. Потому что никто знать о его жизни не должен был, пытаться понять и помочь тоже. — Нет, это скорее самое яркое, которое я могу вспомнить... Мы же с рождения вместе. — с паузой говорит Чон, смотря в основном на свои колени или на белую стену напротив, пальцами то вынимая пуговицу на джинсовой куртке из петли, то снова засовывая ее туда же. Некомфортно в этом кабинете. Сейчас бы в лес. Тот самый. Спокойный, тихий. — Мгм, ты помнишь момент переезда? Что-нибудь странное, что тебя, может быть, немного запутало? — спокойно спрашивает мужчина, отпивая немного чая из чашки, после сразу же фокусируясь на пациенте. — Семейный или переезд в общагу? — Семейный переезд. В загородный дом. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- Чонгук с широчайшей улыбкой выскакивает из переполненной машины и огромными глазами смотрит на все вокруг, не переставая хихикать и бегать туда-сюда. Повсюду деревья, камни, листья и совсем редкие капли дождя, которые так и не преобразовываются в полноценный ливень. С одной стороны, тут очень тихо и мирно, а с другой - щебечут птицы, шелестят деревья от ветра, разгоняется ручей неподалеку, создавая булькающие звуки. Когда приехал из города, где зелень ты увидишь максимум в национальных парках и на детских площадках, такое кажется чем-то нереальным, восхитительным, волшебным. Конечно, придется бороться с противными насекомыми, которых боится всё семейство Чон, но это малая цена за такое удовольствие в виде древесного запаха и бесконечного чистого воздуха. — Гуки, беги за вещами обратно. Потом все вместе сходим посмотреть окрестности, чтобы освоится, хорошо? — мило улыбается мама, пока тащит тяжёлую коробку в сторону их крыльца и которую с причитаниями о женском здоровье забирает отец, ставя уже внутри дома на кухонный стол. Семилетний Чон только кивает в пустоту и бежит обратно в машину, то и дело поправляя непослушную шлейку от джинсового комбинезона, которая спадала с плеча при быстром беге. Он заглянул в салон и сразу нахмурился, ставя руки в бока и злобно поглядывая на своего очкастого близнеца. — Хенсу, ты маму слышал? Убери уже эту книжку и пошли за рюкзаками. — пыхтит Чонгук, получая в ответ лишь несвязанное мычание, прерываемое «да иду, иду», которое точно не означало то, что тот действительно готов идти выполнять поручение. Старший надулся и, обогнув машину, забрал свою сумку и со всех ног рванул в их новый дом, прикрикивая «За то я первый себе комнату и кровать займу!», что моментально подействовало на второго близнеца, который с криками собрался догнать брата и лишить возможности совершить такой важный выбор, касаемый его комфорта на ближайшие несколько лет. — Мам? А почему только одна комната и кровать? — зовёт родителя Чон старший, выглядывая из комнаты на втором этаже, которая является предположительно детской спальной. Это его немного озадачило, ведь не будет же один из близнецов спать на диване или ещё хуже - с родителями? Это травма на всю жизнь, Чонгук в свои шесть лет позиционирует себя как очень взрослого и статного мужчину, негоже такому спать с предками на одном матрасе. — А что такое? Хенсу с тобой спать будет, есть проблема? — послышался вопрос с непонимающим тоном, а Чонгук вроде бы выдохнул, посмотрев на габариты кровати, а вроде бы смутился, не желая одно пространство делить с его главным обидчиком. — Он меня пинать постоянно будет! Не я же на футбол хожу, мам! — ноет Хенсу, поднимаясь по лестнице к близнецу, чтобы расставить вещи в общей с братом комнате. — Хенсу прав! Я, чувствую, буду намеренно его ночью пятками бить, чтобы вы его в другое место выселили! — А ну цыц. Кончай нудеть, бери Хенсу за руку и дружно шуруйте в детскую. Нам с папой нужно ещё столько всего принести, а потом ещё грузовик с мебелью приедет! — раздражённо, но все еще ласково произносит мама, массируя виски большими пальцами, чтобы устаканить в голове все планы на сегодня и найти где-то в закоулке сознания мотивацию на выполнение этих задач. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- — Не точь в точь, но примерную суть рассказал. — немного отстраненно говорит Чонгук, снова ныряя в свою мешковатую черную толстовку, видимо, пытаясь подсознательно скрыться от воспоминаний, стараясь на них не зацикливаться, чтобы не доставить себе ещё больше боли. Эта боль так фантомна, в теле не ломит, сердце не пытается биением разломать ребра вдребезги, всё не стягивается противным узлом внутри, затрудняя сделать стабильный вдох, из-за чего возникает чувство одышки, хотя в реальности ничего не происходит. Это другая боль, она заставляет болеть мозг, как будто сдавливая череп, из-за нее глаза пульсируют, в ушах чутка звенит, но не доставляя дискомфорт и этим подбешивая сильнее. Как привычка. Как наркотики или курение. Когда долго себе отказываешь. Только вот Чонгук ни наркотики, ни курение никогда в своей жизни не пробовал. — Хорошо, спасибо. Можно спросить про твою ситуацию в средней школе? Над тобой издевались? — замечая на секунду напуганный взгляд пациента, а позже полное спокойствие, психотерапевт что-то записывает в тетрадке, где-то полностью закрашивает какие-то слова, где-то по несколько раз кружками обводит другие, но старается сделать это тихо, чтобы не напрягать такими звуками клиента. — Сначала ничего не было. Друзья были, оценки неплохие, отношения хорошие. Потом да, немного поиздевались и перестали. Не думаю, что это важно, это же средняя школа. — отчего-то не сильно радостно хмыкнул Чонгук, кажется, даже не стараясь поверить своим же словам. — Хенсу учился с тобой в одной школе? — задаёт прямой вопрос психотерапевт, замечая некие подёргивания в чонгуковых пальцах и подмечая то, насколько для него неожиданно услышать спустя столько времени это имя из уст незнакомого человека. — Нет, — Чонгук сглотнул. — В другой... Наверное... — он незаметно обнимает себя руками в районе талии, видимо, жалея себя, пока анализирует все моменты из прошлого, копаясь в себе и своей памяти, скорее всего переосмысливая все спорные моменты. Врач уверен, ему не нужна помощь, чтобы везде расставить точки над «i». ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- — Что? Какой Хенсу? — произносит наигранно удивлённо одноклассница, наманикюренным пальчиком указывая прямо на Чонгука, чтобы все вокруг обратили на этот разговор внимание. — Он мой брат, тебе какое дело? — поворачивается обратно к друзьям Чон, с которыми он минутой ранее обсуждал своего близнеца. — Может, познакомишь? А то ты так яро рассказываешь о своем чудо-брате, небось, сам по нему не первый год сохнешь? — смеется девица, пока ее шестерки подхватывают ее настроение, тоже заливисто смеясь и давая друг другу пять. — Может, сгинешь отсюда? Я твоего мнения не спрашивал, — сердито отвечает Чонгук, как морской еж себя иголками обкладывая, чтобы никак подобраться оскорблениями нельзя было. Одноклассница лишь напоследок ухмыльнулась, перед тем как "покорно" развернутся и уйти, оставив своим уходом других в оцепенении. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- —... Позже они искали возможность встретится с ним, но после очередных провалов в какой-то момент перешли на меня, пуская странный слух про инцест и нездоровую любовь. В какой-то момент я уже не мог этого терпеть, попросил только эту одноклассницу прийти на встречу и, — Чонгук замялся, не зная, как корректнее сформулировать предложение, но в итоге сказал так, как выразился бы раньше. — ... привел Хенсу, предупредив о ее намерениях. Когда я их представил, она, истерически смеясь, достала камеру и начала снимать все происходящее. Я пытался вмешаться, но Хенсу просто отрицательно покачал головой и я сказал, что мы уходим. Потом она это видео показала остальным, со мной практически перестали общаться, между тем клеймив заразным. Немного попинали пару месяцев за школой, как и любые школьники нашего возраста - ни за что, а потом успокоились. Буллингом это не назовешь, но я не знал, почему все от меня отвернулись и начал ненавидеть своего брата... Оскорблял его внешность, я думал, в ней дело, а потом возненавидел и себя, ведь мы близнецы. Сейчас Чон понимает, в чем дело. Лучше бы и дальше находился в неведении, думается ему. Ведь неизвестность на самом деле не имеет ни позитивный, ни негативный окрас, мы себе это навязываем или другие нам навязывают эмоции, которые мы должны от нее испытывать. Подобно алкоголю, который мы в юном возрасте пробуем, наплевав на нравоучения старших, так как интерес заставляет переступить мысли о всех возможных последствиях. Но готовая правда... Самовнушение почти не помогает, отсрочивая неизбежное, которое в любом случае когда-нибудь тебе все органы изнутри проволокой стянет, с каждым осознанием надавливая сильнее, пока ты не перестанешь барахтаться. Может, отпустит, может и нет. Зависит от ситуации. Или от тебя. — Когда произошёл переломный момент? — задаёт, скорее всего, заключительный на сегодня вопрос врач, уже закрывая блокнот, оставляя его покоится на своих бедрах, опять сосредотачивая все свое внимание на Чонгуке. — Две недели назад. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- Чонгук сосредоточенно наливает по периметру стакана тягучую карамель, стараясь сделать красивые волны из медовых по цвету полос. Осторожно закидывает лёд и наливает кофе, следом добавляя щедрое количество молока, немного взбалтывая, позже проводя ещё пару махинаций перед тем, как поставить на стол выдачи напиток, называя имя заказчика. Когда он хотел было отвернутся обратно, приступая к следующим заказам, его останавливает ладонь, вцепившиеся в его рабочую рубашку на спине, из-за чего он непонимающе мычит, поворачивая голову и испуганно смотрит в ненавистные им до леденящей боли под кожей глаза. — П-Привет, Чонгук, — заикаясь, здоровается девушка, неловко заправляя за ухо выбившуюся прядь. После встречного взгляда она сразу прячет руку, которой коснулась одежд Чонгука, в карман облегающих джинс и смотрит на него с надеждой, немного волнуясь из-за переполненной ужасом гримасы бывшего одноклассника, которую он сразу же пытается спрятать за маской невозмутимого спокойствия. Это невыносимое испытание. Вся та ситуация с братом произошла в первый год средней школы, пока остальные три он проводил в одиночестве, днями и ночами представляя, как он душит эту тварь веревкой за то, что она вселила в него комплексы неполноценности, которые просто так не смываются, которые как ожоги напоминают о себе в любой момент, когда им удобно. Чонгук пытался от них избавится, у него даже начало получатся. Начал он с того, что помирился с братом. Он оказался слишком понимающим, Чонгук иногда все ещё корит себя за все слова, сказанные в адрес своего самого близкого человека в те темные времена. Он не стал поступать в университет, родители, видя его душевное состояние, препятствовать не стали, предложили свою помощь, ведь отец может устроить его вполне неплохо, используя связи и собственное положение. Сейчас он пытается влиться в обычный ритм жизни, ходит на подработку в кофейню, заводит новые знакомства, готовится выселиться от родителей. Но как-бы ты не старался, Чонгук еще раз удостоверился, ничего не получится начать с чистого листа. Этот новый лист немного помятый, возможно в уродливых пятнах, где-то с разрастающимися дырками, из которых позже вылазит прошлое. «Прошлое» в виде стоящей перед ним миловидной девушки. Которая, даже толком ничего не сделав, может заставить твои конечности подрагивать, словно от кошмара, который вернулся в реальность. А эти чувства возникают не из-за когда-то совершенных ею действий, а из-за эмоций, что ты испытал позже, пытаясь выкарабкаться из тех рамок, в которые она тебя поставила. — Что-то не так с вашим кофе? — Кожа от ее прикосновения заледенела вовсе, покрылась миллионами мурашек, доставляя дискомфорт. — Чонгук, пожалуйста, мы можем поговорить... Эм, после конца твоей смены? — она пытается неуверенно поднять концы губ, чтобы изобразить улыбку, хоть и наверняка понимая, насколько это жалко и нелепо выглядит. — У меня смена до закрытия, да и мне не о чем с то- — Я подожду! Пожалуйста, я сяду в углу за столиком... — Хорошо, буду свободен через два часа. — отстраненно говорит Чон, возвращаясь к работе, услышав тихое «спасибо» от удаляющейся фигуры. В конце концов, Чонгук принял для себя решение, что раз уж он хочет изменить свою жизнь к лучшему, то должен справится и с демонами прошлого, чтобы окончательно пропустить через себя все тогдашнее отчаяние и слабое, но ощутимое чувство безысходности. Спустя два часа с лишним Чонгук начинает снимать с себя фартук и в целом униформу с шапочкой, кладя на специально для него отведенную полку и поглядывает в зал, наблюдая лишь одинокого человека, сидящего за столиком в самом углу кофейни, который пишет что-то в телефоне, изредка поглядывая на настенные часы. Чонгук решил не прятаться, идёт прямо к столу и садится с противоположной стороны, сцепляя ладони в замок и волнительно вдыхая нужный ему сейчас воздух. — Ну, рассказывай. — Привет, снова. Я-я хотела бы попросить прощения за то, что происходило в средней школе. Только позже, когда моя младшая сестра столкнулась с издевательствами в конце начальных классов, я поняла, насколько это ранит чувства людей, даже если это просто неаккуратно брошенная обидная фраза. — она продолжает смотреть в стол, не зная, как начать разговор о самой сути ее раскаяния. — Эм, я... Сожалению, да. Наверное, не стоило даже подшучивать над психологической, скорее всего, проблемой человека, это было низко, но понять я тогда этого не могла... — Психологической проблемой? Ты о чем? — Чонгук непонимающе сводит брови и хмурит взгляд, потому что его что, считали больным на голову все время? — Я имею ввиду, — она совсем неуверенно поднимает взгляд, надеясь, что это шутка, но совсем теряется, встретившись с абсолютно серьезным выражением лица, — П-прости, но ты проходил тера-... Нет, эм, Чонгук. Можно я покажу тебе то видео, что я сняла тогда на встрече? — Ладно, — Чонгук не видел его, его не было в школьной и классной группе, потому что ему было попросту незачем там находится. Он был более чем уверен, что единственное происходящее там - это просьбы прислать домашки, которые он был в состоянии сделать дома сам. Она неуверенно отдает ему свой телефон, включая видео одновременно со звуком и немного странно косится в его сторону, скорее всего, боясь реакции, так как догадывается, что сейчас происходит. А Чонгук... Он не понимает. На видео он. Чонгук из первого класса средней школы. И все. Изредка появляется костлявая рука его одноклассницы, которая снимала происходящее и смеялась. Смеялась, видимо, не зря. Ведь Хенсу, с которым Чонгук одновременно спорил, пока девушка издевательски комментировала картину, нет. Чонгук не понимает. Чонгук не знает, откуда это щемящее чувство внутри. У него глаза стали слипаться, а голова невозможно болит, нагружая себя непонятно чем. Он бы посчитал это шуткой, но на видео четко видно, что монтажа и фотошопа как такового нет и отчётливо видит себя. Но смотрящего в пустоту. ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- — После этого я просто вышел и отправился к родителям. Добирался долго, все будто в тумане. Было время и подумать, поразмыслить, но не хотелось. Не хотелось перед правдой, которую я почему-то уверен был услышать от мамы и папы, себя нагружать и терзать сомнениями. Ну а там, собственно, понятно, чем всё закончилось. — будничным голосом говорит Чонгук, не замечая, как иногда заикается, пока рассказывает все детали того инцидента. Ее сложно принять. Когда внушаешь себе чей-то образ чуть ли не с пелёнок и который рушится на миллиметровые кусочки за каких-то пару секунд, становится нестерпимо жаль. Жаль старого себя? Или теперешнего? — Спасибо, Чонгук, за откровение. Я выпишу тебе ещё одну баночку таблеток, которые я тебе на пробу давал в прошлый раз. Сможешь забрать на неделе в медицинском отделе на первом этаже? — спрашивает психотерапевт, откладывая блокнот на тумбу рядом с креслом, в котором он сидит и записывает уже на другой бумажке какие-то слова. — Постараюсь. — Спасибо, на сегодня закончим. Не мог бы ты позвать родителей в кабинет для разговора? — Конечно. — До встречи. Парень медленно поднимается с места и идёт к двери. Ему не так сложно себя контролировать, эмоции могут быть до ужаса сильными, но он постарается их не показывать. Таким образом он может их подавить и внутренне, а от этого становится как никогда легче. Он выходит в холл и кидает обеспокоенным родителям, что сидят на стульях, ожидая прихода сына, тихое «Можете идти.» и уходит в сторону лифтов. Он в этом лифте был всего лишь четыре раза, но эта противная мелодия ездит по костяшкам под кожей, раздражая и подбешивая. Это, скорее всего, тоже говорит о его подвешенном состоянии. — Здравствуйте, сэр. Как он? — спрашивает мать, садясь рядом с отцом на креслах для клиентов, снимая куртку и кладя ее к себе на колени. — Здравствуйте, буду пытаться говорить без медицинских терминов, чтобы было удобнее. — Он отпивает из бутылки немного воды и, поставив ее на ту же тумбу, возвращается к гостям. — У него расстройство чем-то схожее с шизофренией, при чем, как и он сам говорил, с самого рождения. Брат-близнец, скорее всего, именно такой, потому что сознанию проще проецировать его в привычном для парня образе. Это смогло продлится так долго из-за очень удобных жизненных ситуаций, которые подтверждали наличие брата, заставляя этот миф укоренится в сознании. Он подсознательно находил объяснения всем странным вещам, которые могли бы его развеять и все специально подстраивалось под Чонгука, ведь это его мозг. Вы в детстве помогли ему поверить в этот образ, так как, дайте угадаю, думали, что у него вымышленный друг и не хотели портить ему детство? Позже, как в прошлый раз сказал Чонгук, брат, как и все, учился в другой школе, пошел работать и они редко встречались, создавая действительно реалистичную картину взаимоотношений повзрослевших детей. Также у него имеются проблемы со стрессом и доверием, так как будучи образцовым и сильно впечатлительным экстравертом его в школе очень старались игнорировать после упомянутого им инцидента, где студенты попросту боялись находится рядом с нездоровым человеком, из-за чего он многие ситуации воспринимает в разы сильнее, что доставляет ему немало проблем. Насчет близнеца - я выписал ему таблетки, если принимать их каждый день, то в какой-то момент он должен исчезнуть и остаться лишь в воспоминаниях... ---------------*****---------------*****---------------*****--------------- Первое, что делает Чонгук, когда выбирается из душного здания, откуда будто невидимым дымом льется запах медикаментов и ткани, это подходит к брату, стоящему к нему спиной и сверлящего закат вдалеке за горизонтом. На нем белые брюки с контрастирующим коричневым ремнем, в которые заправлена черная рубашка, держащая на себе до кучи еще и серый кардиган, создавая действительно невероятный образ, даже с простым стилем. Рассвет, тень, ветер, все его брату только на руку. А Чонгуку попросту смешно думать о том, что это сейчас только в его голове. — Что на этот раз? — не поворачиваясь, спрашивает Хенсу, поправляя свои прямоугольные очки, пока Чонгук становится рядом, тоже опираясь руками об перила и следя за взглядом своего близнеца. — А что у тебя в кармане? — Да так, поспрашивал о прошлом. — усмехается парень, вызывая такую же улыбку у брата. Чонгуку даже дышать с ним легче, будто все тревоги разом его покинули, оставляя одного бродить в приятной мгле. Ну о чем переживать? Хенсу ведь здесь. — А... Это. — Он достает из кармана куртки баночку с пробными таблетками от психотерапевта и, слегка хмыкнув, выкидывает их в рядом стоящее мусорное ведро под удивленный взгляд близнеца. — Совсем не хочешь от меня избавится? — весело спрашивает он, доставая зажигалку и скользя пальцем по железному колёсику, прозрачно намекает утолить внутреннюю жажду Чонгука от призрачного никотина. — Как я без тебя? — так же эмоционально отвечает Чон старший, с помощью брата поджигая свою сигарету и чувствуя, как дым заполняет горло, бредёт прямо к лёгким, наполняет болью, гнилью. Но в реальности сигарета так и осталась не использованной, белой, чистой. — Точно. Никак. Никак.