как долго я ждал

Очень часто Ён Мин просыпался от тихого храпа Сын Така, наполнявшего его больничную палату, в то время как ночная тьма всё сгущалась вокруг мягкого свечения мерно работающих лампочек и датчиков. Из-за лекарств в организме чувство вялости и истощенности не покидало его, он спал в неурочные часы, а его сердце продолжало отчаянно работать, исцеляясь вновь обретенной свободой. Он смотрит и видит ординатора, склонившегося над его кроватью и сжимающего его руку в своей, и тепло проносилось между ними, как тлеющие угли. И у Ён Мина было это извечное желание вздрогнуть и отстраниться. Потому что, как бы тепло ни достигало его сердца, оно все также сжималось вокруг него. Его собственное дыхание становится коротким и поверхностным при осознании этого прикосновения, как будто он проснулся от кошмара, и быстро старается привести его в норму, при этом отлично зная о приборах, контролирующих его состояние в данный момент. Последнее, что ему было нужно, — это тот самый неловкий момент, когда вбегает медсестра, а Сын Так с беспокойством просыпается. И парень выглядел так, словно это последнее, что ему нужно. Его глаза усталые, закрытые, с большими темными кругами под ними, только сейчас казались расслабленными и спокойными. Ён Мин смотрит на него, пытаясь облегченно вздохнуть, и прикосновение становится все менее похожим на тиски, сжимающие его сердце, и чем-то не совсем необходимым, но желанным. Не то чтобы он пользовался всеобщей любовью окружающих… Да и зачем? Он — Ча Ён Мин, ему никто не нужен… По крайней мере, мужчина так думал. И он многому научился в последнее время. Они оба научились. Его глаза не отрываются от почти нежных черт его милого гения. Он почти что хрупкий, выросший в такой защищенности, если бы не окровавленная губа, которую он все время кусал из-за тревожных мыслей о будущем, от тяжести на его плечах из-за груза ожиданий от старших, однако руки его имели сильную хватку, но в то же время изящные при исполнении работы, в которую он вкладывался на все сто. Его глаза, кажется, уже потемнели от изнеможения, от попыток не отставать и учиться, учиться, учиться. Чтобы стать лучше. Решимость, будто эхо его травмы, окутывает его и больше не угнетает, а становится частью того, кем он является. Странное слово приходит на ум Ён Мину, когда он хочет описать его и это чувство (и всех тех, кто привел их сюда, в этот момент). И все же, пока он не понимает, что все еще держит его за руку… И это… захватывающе. — Доктор… Ча, — бормочет Сын Так, еще не до конца проснувшись, морщась и чуть ворочаясь, и именно тогда профессор осознает, что до сих пор нежно сжимал руку, вцепившуюся крепкой, но не сильной хваткой в его. Не то чтобы ему грозила какая-то реальная опасность — он просто шел на поправку. Тогда почему Сын Так все еще сидит у его постели? Держит его за руку? Будто он… умирает? Но Ён Мин знал ответ на этот вопрос еще до того, как пытался как-то его понять, потому что, как выражался Сын Так, у них было слишком мало физического контакта. И, зная прошлое Сын Така, возможно, он не просто привык к этому, цепляясь за всё как за какой-то психологический замысел, который мужчине полностью не понять из-за мешающих лекарств. — Вы в порядке? Вам не больно? — с толикой паники в голосе спрашивает Сын Так, уже более-менее основательно проснувшись. Его глаза расширяются, в то время как обе его руки сжали руку старшего. Ён Мин отвел взгляд, нахмурившись, но руку не убрал. — Я в порядке. Спи, если ты устал. Растерянное выражение мелькает на лице ординатора, прежде чем он говорит чуть тихо, почти испуганно: — …Но вы плачете. Ён Мин чувствует панику в своем сердце, когда он протягивает руку и касается своих щек, которые снова становятся подозрительно влажными. Солеными. И он отказывается смотреть на Сын Така, вытирая их. — Это, наверное, лекарство. По взглядам, которые можно было уловить краем глаза, он видел, что Сын Так выглядел так, словно ни капельки ему не верил. Но он не настаивал и не подталкивал его к этому. Вместо этого он улыбнулся и потянулся вперед, обнимая его почти небрежно. Это заставило Ён Мина замереть, пока парень прижимал его к себе, пушистые волосы касались его щеки, покуда он сам был пойман в ловушке тепла, и все вызывало легкую боль в груди — и это было нечто большим, чем казалось на первый взгляд, однако на самом деле… Все в порядке, правда. Профессор мог с этим справиться. — Я так рад, что вы проснулись, — бормочет парень куда-то ему в грудь, в шею, словно старается впечатать слова в кожу. И заставляет мужчину задуматься: Сын Так боялся, что он спал или что-то столь же глупое? — Я в порядке. В порядке… Достаточно, — он пытается, его сердце колотится так громко, что он ненароком подумал, что Сын Так мог это услышать, но показатели на мониторе лишь слегка увеличились. Не так сильно для непрофессионального слуха (а Сын Так непрофессионалом не являлся), но парень даже не комментирует это, просто крепче прижимает его к себе. И у Ён Мина возникает желание оттолкнуть его, злобно думая, что, возможно, испытает какое-то самодовольство из-за этого, однако знает, как сильно тогда забеспокоится Сын Так. Насколько он кажется чувствительным, несмотря на стены, которые мужчина пытается воздвигнуть вокруг себя, но опять терпит неудачу. Насколько он кажется еще… мальчишкой. Вот почему он позволяет ему все это, говорит про себя профессор, только поэтому. Это не имело ничего общего с тем прекрасным чувством быть вновь осязаемым. Чувствовать себя реальным. Чтобы знать, как пахнет Сын Так: чем-то больничным и… сладким, вроде клубники. «Только он», — с каким-то весельем думает старший. Должно быть, это был его шампунь. Почти нерешительно Ён Мин протягивает руку, чтобы коснуться его прядей, но в последнюю минуту отдергивает ее и кладет тому на спину, чувствуя себя настолько растерянным и ошеломленным, что это заставляет его внутренне содрогнуться, закрыв глаза от наплыва эмоций. — Конечно, я не сплю, — он ворчит, но это звучало, скорее, как облегчение, чем что-либо еще. Он чувствовал, как Сын Так улыбается ему в шею. — Знаю. Я… — вздохнул, — вы так долго спали. — Я просто решил вздремнуть… Ординатор, кажется, не слышал его, только радостно вздохнул в его объятиях. И тут Ён Мина накрывает приступ страха. Что, если Сын Так всегда боится, что он, когда заснет, больше не проснется? — Не волнуйся. Даже если я снова стану призраком, ты все равно меня увидишь, — он надеется, что это его утешит, но, очевидно, нет, поскольку младший отстраняется, нахмурившись, и слегка ударяет его по руке. — Ах ты… сопляк! — Ён Мин с сердитым видом потирает руку. — Я все еще твой старший, — он упрекает, но не так грубо, как могло показаться на первый взгляд. И Сын Так смотрит на него чересчур пристально, выглядя при этом немного забавно, и многозначительно говорит с легкой уязвимостью в голосе: — Не шутите об этом. Он тяжело сглатывает, кивает со всей серьезностью и, как обещание, говорит: — Хорошо, Сын Так-а. Не буду. Нежный в своем исполнении, Сын Так выглядит так, будто сейчас расплачется. — Мне нужно проверить отчеты из лаборатории. Съешьте немного фруктов. Доктор Чан их принесла, — Сын Так указывает на тарелку и тут же поспешно ретируется. — Эй! — профессор пытается позвать его обратно, но тот уже скрылся за дверью, и Ён Мин, несмотря на это, обнаруживает улыбку на своих губах, когда бормочет себе под нос почти нежное: «Паршивец».

***

Что может быть страшнее, чем проснуться с сжимающимся сердцем, потому что Сын Така, не желающего отпускать его руку даже во сне, не оказывалось рядом? Ён Мин знает, что это иррационально, глупо и бессмысленно, но его все равно охватывает паника. Его взгляд бегает по больничной палате, но Ко Сын Така здесь нет. Вместо этого он здесь один, а солнце только начинало пробиваться сквозь стекло, но каким бы теплым оно не было, он все еще чувствовал холод. Его грудь сжималась от боли. «Должно быть, уменьшают обезболивающее», — рассеянно думает он. Но эти мысли никак не помогают ему сосредоточиться или остановить бешено колотящееся сердце. И даже то, как он с болезненным стоном садится и тянется к стойке с капельницей. Его ноги влезают в тапочки, и он слишком поздно понимает, насколько его трясет. Но он уже поднялся, и его это не разубеждает, потому что все, о чем он может думать — это: «Сын Так, Сын Так, Сын Так». Ему казалось, будто он плывет по воздуху. Будто он бодрствующий призрак, боящийся оказаться вновь не способным ощутить прикосновения. Что, если все это было сном? Что, если это вообще было не по-настоящему? Торопливо шагая по коридору, Ён Мин направлялся в отделение неотложной помощи, где, как он знает, сейчас дежурит ординатор. Это должно было помочь успокоиться, когда мужчина проскользнул мимо знакомых обеспокоенных взглядов. Помочь ему дышать и понять, что это был не сон, что он больше не спит, однако его сердце все еще сжималось… Ему нужно увидеть Сын Така. Чтобы удостовериться. И он находит его, работающим над пациентом. — Возьми чуть левее, — говорит тому со вздохом, который сдерживал все это время, чтобы потом, наконец, немного расслабиться. Остальные вокруг смотрели на него с выражением любопытства и беспокойства, как будто он сошел с ума. Но Ён Мин, как и раньше, не обращал на них внимания. Ему все равно, его внимание сосредоточено только на Сын Таке, который улыбается так ярко, что мог бы осветить все вокруг. — О! Доктор Ча! — тот поприветствовал его. — Эй, паршивец! Про пациента не забыл? — профессор тут же решил упрекнуть. И Сын Так сразу же возвращается к делу, глядя на своего пациента и применяя наставления Ён Мина на практике. И весь мир исчезает перед ним, когда он занимается медициной. Что-то странное поселяется в груди Ён Мина, когда он смотрит на ординатора, заставляет солнечные лучи танцевать по его спине. Закончив и сняв латексные перчатки, Сын Так подбегает к нему с той же улыбкой на лице и прикасается к его рукам, слегка потирая, прежде чем просто ухватиться за них, не отпуская. — Вам, должно быть, уже лучше, раз пришли меня ругать, — говорит он. — Айщ, — отвечает Ён Мин, пытаясь казаться непринужденным и безразличным, но тепло от прикосновения рук Сын Така напомнило ему, что это реально. Этого было достаточно, чтобы его сердце успокоилось, а паника улеглась. Его глаза не могут отвести взгляд от младшего, когда кто-то другой спрашивает: — Вы в порядке, доктор Ча? Именно тогда он понимает, как сильно дрожит его тело, насколько он измотан, чуть сгорбившись без посторонней помощи, а хватка Сын Така только усиливается. — Ах, профессор, вы слишком рано встали! — говорит Сын Так с беспокойством. — Что мне сделать? — однако он уже обнимает его, стараясь подвести к инвалидному креслу, которое кто-то выкатил вперед, но Ён Мин отмахивается. — Все нормально, — хрипло ответил он. — Нормально? — Сын Так недоверчиво вторит ему, но не настаивает, вместо этого только сильнее прижимается к нему всем телом, поддерживая его, пока они идут к лифту и возвращаются обратно в кровать. — Если это нормально, то я, должно быть, просто ужасно справляюсь со своими обязанностями... Ладно, хорошо, не слушайте своего доктора, — бубнит парень, когда они практически поднимаются, но сейчас он больше разговаривал сам с собой. Ён Мин дышал с трудом, но у него еще оставались силы на пронзительные взгляды, его тело прильнуло к Сын Таку, к знакомому теплу и запаху, к спокойствию, которое заполнило его сердце с каждым вздохом. Настоящий. Настоящий. Настоящий. — Тебя не было рядом, — он говорит тихо, едва слышно, когда, наконец, возвращается в свою постель, лекарства начинают действовать, а мыслить становится все тяжелее. Сын Так, который возится с капельницей, застывает, глядя на Ён Мина, чьи глаза полуприкрыты, но с уверенностью смотрят на него. — Я думал… — и он замолкает. Сын Так сглатывает, а затем пытается улыбнуться, но это выходит немного более болезненно, и его руки на нем — всегда на нем — на его руках, плечах, запястьях, ладонях, что сжимают так крепко, тем не менее улыбаясь. — Я здесь. И вы тоже. И вы не вернетесь… туда, — а потом он надулся, сжав руки чуть сильнее. — Я вам не позволю. Легкая ответная улыбка Ён Мина немного забавляет, когда он невольно погружается в себя. — Паршивец. А Сын Так просто улыбнулся еще шире, ни разу не отпуская его. — Я паршивец, который спас вам жизнь. Проявите хоть немного благодарности, — малейшие намеки на возмущение, но все-таки шутливое и поверхностное. Ён Мин все больше улыбается, слезы уже кажутся бессмысленными, но Сын Так все равно вытирает их, и профессор задается вопросом, все ли пациенты, принимающие это лекарство, так часто становятся эмоциональными. Ему придется разобраться в этом… но позже… А прямо сейчас… — Спите, доктор Ча. И он засыпает.

***

— С вами все хорошо? Сможете выбраться? — с тревогой спрашивает Сын Так, спеша к полуоткрытой двери с другой стороны машины, когда Ён Мин чуть ли не вываливается из нее же. Его грудь сильно болит, но эта тупая, иногда огненная, а иногда едва заметная боль то приходит, то уходит, а в наиболее благоприятные моменты исчезает насовсем. — Эй, я не смертельно ранен, — отвечает он, поднимаясь на ноги, когда парень хватает его. У Ён Мина снова возникает желание оттолкнуть его, и он задается вопросом, пройдет ли это когда-нибудь. И если у него однажды все наладится… со всем. В ответ Сын Так бросает многозначительный взгляд на его последнее замечание, и Ён Мин сдерживает порыв улыбнуться, но это трудно, да и его ноги — сильные, по сравнению с прошлым — уже довольно быстро устают. Как будто вся физиотерапия в больнице была напрасной, однако это не совсем так. Благодаря ей он может ходить в ванную комнату без посторонней помощи. Не падая в грязь лицом, с каждым днем становясь все сильнее и сильнее. — Я держу вас, не волнуйтесь, я не уроню, — Сын Так широко улыбается, пока Ён Мин, прилагая усилия, глубоко вздыхает. Рука ординатора обхватывает спину, а другая — его руку, и мужчина обнаруживает, что крепко сжимает ее, когда за ними закрывается дверь, и его квартира появляется в зоне видимости. Как и в больнице, впервые выйдя на улицу, увидев солнце и по-настоящему ощутив его, он чувствует, как его самого переполняет чем-то большим и непреодолимым. Руки Сын Така были все такими же сильными и теплыми. Впрочем, как всегда. Он не заставлял его двигаться и не задавал вопросов, почему он останавливался. Просто давал ему время. Но мужчина не мог вечно молчать. — У вас и вправду прекрасная квартира. А внутри еще лучше. Ён Мин нахмурился. — Не могу поверить, что впустил тебя туда. Но это была пустая уловка, поскольку они медленно, но уверенно направлялись вперед, его пальцы крепко сжимают пальцы Сын Така, а ладони прижаты друг к другу, как две части одной работающей машины. Как будто они снова были душой и телом. Это заставляет сердце Ён Мина пропустить удар при мысли о том, как странно ему не хватает этого чувства. Потому что это не похоже ни на что другое. Он может описать это только как их сплетенные воедино души. — Ну, кто-то же должен был позаботиться о вашем ребенке. — Мой ребенок! — он оживляется, когда они уже подходят к входной двери, и смотрит на озорно улыбающегося Сын Така. Это все, что было нужно Ён Мину, чтобы воспринять духом, отпустить руку и чуть ли не ворваться в свою квартиру, тут же находя взглядом своего малыша. Он бежит к нему и после чего начинает ворковать со зверьком, его сердце разрывается от того, что он наконец-то рядом с ним, дома, прикасается к его мягкому меху. — Ты скучала по мне? Его ноги начали подгибаться, и Сын Так тут же подбегает, с обеспокоенным видом ловит его и помогает сесть на диван. — Все нормально… нормально, — пытается сказать ему Ён Мин, но ощущение кожи, находящейся так близко к его собственной, и исходящее от нее тепло — все это вызывает у мужчины желание оставить с ним эти ощущения навсегда. — Вам нужно быть осторожнее, — говорит Сын Так. — Приказ лечащего врача, — добавляет он с напускной властностью. Ён Мин усмехается, но все равно откидывается на спинку дивана. — Доктор Чан — мой лечащий врач. — А я тот, кто оперировал вас, — дуется ординатор. И у него есть шрам, доказывающий это, навсегда выгравированный на его сердце, знак, созданный самим Сын Таком. Это странно… интимно. Если он думает об этом слишком долго. — И я тот, кто отвез вас домой. — Да, да. Спасибо, доктор Ко. Сын Так выглядит гордым этим утверждением, убирая руки и скрещивая их на груди. И Ён Мин почти мгновенно начинает скучать по их прикосновениям. Когда парень касается его, профессор едва сдерживается. Он уверен, что наконец-то вернулся. Что все это реально. — Доктор Ча, вы… — руки Сын Така расслабляются, и он придвигается ближе, в то время как Ён Мин отворачивается и моргает, прогоняя внезапный комок в горле. — Ничего, все хорошо. Доктор Чан занята, поэтому она не смогла отвезти меня домой, — кроме того, он боялся, что ему снова может понадобиться помощь в ванной комнате, потому что, несмотря на то, что теперь он может все сделать сам, сегодня был поистине утомительный для него день. — Ты можешь идти, Ко Сын Так. Но Сын Так этого не делает. Вместо этого Ён Мин вздрагивает, когда руки внезапно обвивают его сзади, а лицо прижимается к мягкой ткани пальто, теплое дыхание оседает на затылке, руки ложатся на живот, чуть ниже того места, где начинается или все же заканчивается шрам. Руки парня крепко цепляются друг за друга, не желая отпускать, а сам Ён Мин удивленно моргает, борясь с желанием убежать, когда его грудь начинает болеть по причинам, которые он не может точно охарактеризовать. По мере того, как это чувство растет, он поднимает руки, не зная, что делать дальше, и пока медленно… но, конечно же, нежно похлопывает Сын Така по его собственным рукам. — Все в порядке, — он пытается, но его голос не принадлежит ему, хриплый и потерянный — он чувствует себя странно уязвимым и опустошенным. Подбородок Сын Така покоится на его плече, когда он, будто боясь, что их кто-нибудь услышит, тихо произносит: — Теперь вы дома, профессор. Это все реально, — и Ча Ён Мин действительно это чувствует. Чувствует спокойствие и безопасность. Чувствует себя настоящим. Их души, возможно, больше не сливаются воедино в буквальном смысле, но их тела соприкасаются, и в некотором смысле и их души тоже, в такие моменты, как этот, который снова заставляет его почти задыхаться от благодарности, не только за воспоминания, которые он сумел сохранить, но и за то, что вот эта часть уверенности, исходящей от другого, его души рядом с его собственной, все еще здесь. Тогда Сын Так берет его руки и сжимает их в своих, все еще крепко обнимая его. Это можно было описать только как успокаивающие прикосновения. И последующий выдох облегчения от них обоих. Он ненавидит то, как странно себя чувствует, когда спрашивает: — Ты… останешься на ночь? Со мной. — Просто, возможно, мне может понадобиться помощь, чтобы передвигаться… Эх, медсестры меня сегодня утомили. Сын Так улыбнулся шире, посмеиваясь от простого ликования и принятия, когда он кивает, уткнувшись ему в плечо. — Конечно. Куда бы еще я мог пойти? Я все равно собирался остаться здесь. Ён Мин раздраженно цокает языком, но не уверен, что обманывает кого-то этим. — Не волнуйтесь, я лягу на диване! — заявляет Сын Так, и все, о чем может думать Ён Мин, так это: «Ложись вместе со мной». Потому что мысль о том, что он дышит прямо здесь и сейчас, но не прикасается к нему и, тем самым, не возвращается к реальности, почти невыносима. Все тепло пропадет. Он уверен в этом. Он чувствует себя довольно глупо, когда сжимает в ответ руки Сын Така — все, что он может получить этим вечером, только чтобы вскоре отступить и смириться со своей судьбой: он так близко, но не может ничего предпринять. Это почти заставляет его пожалеть, что он снова не в больнице, в надежде иметь шанс вновь проснуться с Сын Таком, прижавшим голову к его руке, крепко обнимая ее и никогда не отпуская, даже когда он просто дремлет. — Одеяла в шкафу.

***

Тем не менее, Сын Так никогда не перестает его разочаровывать, и Ён Мин задается вопросом, как он вообще мог сомневаться в нем, когда слышит, как мягкие шаги приближаются все ближе и ближе к его комнате в темноте ночи. На всякий случай дверь осталась открытой, и легкая нерешительность заставила в груди мужчины что-то сжаться, потому что Сын Так вовсе не нерешителен. Он берет то, что хочет, говорит то, что у него на уме, вспыльчивый, упрямый и... яркий. Но довольно скоро нерешительность должна была рассеяться, поскольку он подходил к кровати, опускаясь на нее. И вскоре теплое тело переворачивается и прижимается к его собственному. Ён Мин никогда еще не чувствовал себя настолько теплым, почти разгоряченным, пока ждал. Но, похоже, это все, что Сын Так готов был вынести, плечом прижимаясь к спине, мягко выдыхая на шею, но руки не обнимали и не держали так крепко, как раньше. И профессор ненавидит это, просто терпеть не может, поэтому, ворча, переворачивается, чтобы поймать парня, прежде чем тот мог сбежать. — Ой, доктор Ча, п-простите, — будто боясь, лопочет он и пытается отстраниться. Но Ён Мин не позволяет ему. — Айщ, раз уже здесь, куда ты идешь? — он обнимает Сын Така за талию, притягивая его ближе, чуть ли не вжимая в себя, пока тот не оказывается практически на нем. Пока их сердца снова не начинают громко биться в унисон. Сын Так чувствует его, и Ён Мин может делать то же самое; губы слегка приоткрываются, когда мягкие волосы щекочут его щеку, а младшему требуется всего мгновение, но все равно слишком долгое, чтобы снова крепко обнять его. Все же боялся, но не его в этот раз, а скорее… за него. Но это тоже никуда не годилось. — Я не уйду, Сын Так, — он говорит твердо, но как-то сдавленно, что не может скрыть, поскольку ординатор просто прижимает его еще ближе. — Лучше все-таки этого не делать, — похоже, он дуется, и старший невольно рассмеялся, наклоняясь, чтобы слегка ущипнуть его за щеку. Сын Так тут же отстраняет от него голову и фыркает на ухо, когда Ён Мин подносит руку к его волосам, в сумраке наконец-то позволяя себе прикоснуться к прядям и мягко провести по ним. Его собственное дыхание немного прерывистое из-за этой новообретенной уязвимости, когда глаза младшего закрылись, а сам он выдохнул, как будто наконец смог отпустить все это. — Это так забавно… — парень начинает говорить, но его глаза до сих пор закрыты, они оба все еще заливаются краской от произошедшего, теснее прижимаясь друг к другу, в то время как одной рукой Ён Мин обнимает его, а другой все еще перебирает пряди волос и, откидывая назад челку, мягко касается его щеки, которая стремительно краснеет. Но никаких золотых частиц, которых они всегда видели перед тем, как слиться воедино, не появляется. Вместо этого под рукой ощущается теплая от текущей под ней крови и жизни кожа. — Я лишь знал тебя только как призрака, но я больше не могу и… не хочу представлять тебя им. Внезапно на него посмотрели с такой серьезностью, что Ён Мин сглатывает тяжелый ком в горле, пока его рука все еще гладила щеки младшего, переходя на подбородок, тогда как парень продолжил: — Каждый день… Все это время… Я боялся, — Сын Так улыбается почти надломлено. — Я знал, что с тобой все будет хорошо, или, ну… ты был стабилен большую часть времени, но все еще был… Большинство призраков, которых я видел, либо мертвы, либо уже при смерти. Я не… — он сглатывает, на мгновение отводя взгляд, пытаясь вздохнуть. Эти слова душили, и Ён Мин никогда не видел его раньше таким. И поэтому не позволяет ему так легко отделаться. Его рука бережно, но решительно приподнимает его подбородок, заставляя посмотреть на него, что Сын Так беспрекословно делает. — Я в порядке, Сын Так-а, — он говорит ему с уверенностью, улыбаясь как-то печально, но даже и в этой улыбке скрываются счастье и облегчение. — Я дышу, и мое сердце бьется. Я не сплю… Я живу. Сын Так с облегчением закрывает глаза и еще больше прижимается лицом к руке, лежащей на его щеке, и Ён Мин чувствует, как его сердце замирает, когда ординатор почти утыкается в нее носом, прежде чем вздохнуть и откинуть голову назад на грудь. Туда, где бьется сердце, которое он спас. — Разве ты не собирался гладить меня по волосам? Не думаю, что ты закончил, — говорит он со своей привычной дерзостью. Ён Мин с теплотой усмехается, забавляясь, когда возвращается к мягким поглаживаниям, проводя кончиками пальцев по волосам, а Сын Так продолжает держать его так крепко, как только может. Слезы теперь падают на них обоих. — Иди сюда, — тихо шепчет, но младший с любопытством смотрит на него лишь мгновение, прежде чем подчиниться, и Ён Мин так крепко прижимает к себе парня, словно вновь желал почувствовать его… Дышать им… Стать единой душой. — А знаешь… Наверное, ты тоже боялся, — шепчет в ответ Сын Так. Все же, мое место именно здесь.