Оставшиеся в тишине

У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят. Стало быть, в этом счастье… Лев Николаевич Толстой

      Может он слишком её любил? Так почему тогда она ушла в тот день, 3 месяца назад? Каждый день с утра он задавался этими вопросами. Ему уже за двадцать, дни переросли в серые будни, но с ней они были другими, она приносила краски в его жизнь. Некогда устрашающий одним своим именем мужчина давно уже покинул криминальный мир, открыв свой шикарный ресторан. Но не хватало в его жизни всего одного человека, чего он упорно не хотел признавать. Не хотел, но каждый раз давал слабину, когда его не встречал на кухне свежесваренный кофе, её фирменные блинчики с вареньем и милая записка на холодильнике, где обязательно в конце она рисовала сердечко для него. Она была для него. А он для неë.       И их роман был заранее обречён на погибель, как дело рук какого-то никчëмного писаки. И что тут говорить, они и правда были не парой, но ей было плевать на брата, а ему на все правила, она заставила его отступить от своих же принципов. Он посвятил всего себя ей, растворился в ней, но этого, видимо, было мало.       Их свела с ума любовь без памяти, против всего мира, против всего вместе, рука об руку. Эта любовь была под грифом совершенно секретно. И каждый раз, как последний, но они вместе навсегда, так думали они. Она просила его остаться с ней навсегда и он пренебрегая опасностью остался, понимая, что не властен над собой.       А теперь он один. В большой, светлой квартире, с горячим, терпким, но совсем невкусным кофе, с её роялем и без записки на холодильнике. Она просто ушла. Он ждал, как самый верный пёс, скулил поджав хвост, искал её, но всë четно, словно это было все призрачным туманом, только шлейф её духов напоминал о ней. Каждый уголок квартиры, каждая частичка, всë пропиталось ей.       Однажды он проснулся, вроде и всë как обычно, но чувство удушливой тревоги не покидало его. На столе не было ни кофе, ни блинчиков, ни записки, ни её вещей в шкафу на 3 полке снизу, она ведь была такой низкой, ни даже зубной щётки, которая стояла рядом с его — ничего. Он ждал весь день и всю ночь, он ждал неделю и ещë 3 долгих месяца, он рвал и метал, искал везде, перевернул и вытряс весь город, но нигде нет, а потом наступила зима. И она казалась вечностью. Он не знал какое найти применение своим большим ладоням, которые грели её, спасая от зимней стужи. А что с ней сейчас? Сыта ли она? В тепле? Счастлива? Любима? Помнит ли об их дате, что они вместе уже 5 лет? Вспоминает ли о нëм вовсе? Жива ли она сама?       Он не смел поднять на неë руку, даже голоса не поднимал, всегда избегал ссор с ней, старался меняться только ради неё. Прошлое шлейфом боли тянуло его во мрак, но он старался не вспоминать, старался бороться, меняться благодаря её свету. А теперь? Что ему делать теперь? Мысли терзали, а ответа так и не было. Он хотел бы получить ответы на все свои вопросы. Хотел бы взглянуть на неë ещë раз. Упасть в копну ярко алых волос, которые горели, точно кострище.       И он молил Бога стоя на коленях, чтобы тот принял его исповедь. Рана в груди ныла, рана скулила, рана выла загнанным зверем. От горечи спирало лёгкие, тяжело дышать. Ночи становились бессонными, тьма душила, окутывала, пленила его, как бы он не сопротивлялся, но преимущество было за ней.       Если бы только он знал когда видел её в последний раз, то постарался впитать каждое её движение, каждый взгляд, каждый поцелуй, каждое прикосновение. Если бы он только знал…       На часах 6:30, 12.12.18. Сегодня ночью он снова так и не сомкнул глаз. В будильнике не было смысла, только его звук раздражал мужчину, ни в чем уже не было смысла. Весь помятый, злой, невыспавшийся, нервный, с огромными синяками под глазами, постоянно курящий и без галстука. Даже такая маленькая деталь причиняла боль, напоминая о ней. Она всегда заранее завязывала ему галстук и вешала на спинку стула, к остальным чистым, выглаженным вещам. Они так пахли…они были таким приятными и нежными на ощупь, будто в каждой ниточки ткани содержалась вся еë любовь к нему.       Тонированная, чëрная машина с «Духом экстаза» и водителем уже ждали своего хозяина. Мужчина быстро запрыгнул на заднее сиденье машины, начиная перебирать какие-то бумаги, ещё сильнее хмурясь, и так до самого конца пути. Плавная остановка возле его ресторана, и даже тут все пропитано ей. Эти скатерти, стулья, столики, рояль, цветы в горшках, персонал…его снова ударяет током и передëргивает от мыслей. — Я в своём кабинете. — Кидает он через плечо администратору и уходит вверх по витой лестнице.       Всё тот же стол, стул, всё также, сколько он не был здесь уже, наверное с того самого дня её исчезновения. Мужчина располагается за деревянным столом и взгляд сразу падает на фотографию, любой дурак бы понял кто на этой фото — Она. Такая счастливая, с огромным букетом из 101 розы, одна из них была специально изготовлена одним из лучших ювелиров, а открытка гласила: «Я буду любить тебя, пока последняя роза не завянет», тогда у них была годовщина 3 года как они вместе. Та самая роза стоит до сих пор на камине, в хрустальной вазе, словно символ их вечной любви, рядом с их совместными фотографиями, он не любил фотографироваться, но ради неё делал исключения.       Рука сама потянулась к рамке с фотографией, большой палец нежно гладил стекло, точно он боялся причинить ей боль, даже на фотографии. Проникновенный взор жёлтых глаз метнулся вверх, на полке с книгами стояла ещё одна её фотография, там она восседала на банкетке, перебирая клавиши рояли, тогда она впервые играла вечером в его ресторане, тогда они и познакомились. Зал был полон людей, все восхищались живой музыкой.       Не пришлось долго придаваться воспоминаниям, как покой его разрушил настойчивый женский голос. — Господин Шиба, в ваше отсутствие произошёл один инцидент. — Он не проронил ни слова, лишь приподнял бровь, говоря своим взглядом продолжать. — Так вот, куда-то пропало 5 бутылок достаточно дорогого вина. — Что за вино? — Domaine Leroy Chambertin Grand Cru 1990 года, то самое… — Что? Ты меня за идиота принимаешь, в винном погребе стоят камеры, да и вынести 5 бутылок вина не так просто, разбирайтесь, иначе будете возмещать ущерб всеми вместе. — Да, я поняла вас. — Слегка поклонившись покинула его девушка, еле сдерживая слёзы.       Он никогда не шутил, если сказал что-то, значит так и будет. Это вино никто никогда не заказывал, его даже не было в карте вин, его берегли только для единственного посетителя, для Нодзоми. Стоило оно, как несколько годовых зарплат всех официантов и администратора в том числе.       Он не жалел денег для неё, всё самое красивое, самое лучшее, для самой-самой. Кажется, попроси она у него купить ей Эмпайр-стейт-билдинг для того, чтобы она смотрела на ночной Нью-Йорк он бы купил, и звезду с неба, и кольца Сатурна, и приблизить луну, всё что бы не пожелала, но она ничего не просила. В этом и заключалась его главная проблема, он готов купить всё, пойти на любые жертвы ради её счастья возле него, но ей ничего было не надо, только видеть его рядом.       Мужчина не понимал её, он плохо владел своими чувствами, не умел их показывать, его этому не учили. С ней он, словно годовалый ребёнок учился ходить заново, чувствовать, жить и каждый раз оглядывался назад, держат ли её нежные руки его, не дают ли ему упасть снова во тьму. И однажды её не оказалось, а после он стремительно полетел вниз, возвращаясь к своим демонам.       Ещё один долгий и мучительный день подошёл к концу. Сегодня мужчина решил пройтись домой пешком. Медленным, прогулочным шагом он идёт по заснеженным улочкам, не обращая внимания ни на что, пока случайно не задевает плечом какого-то парня, что при виде него быстро уходит, беспорядочно извиняясь. Тайджу запрокидывает голову назад, всматриваясь в тёмное, ночное небо, на лицо падают снежинки, сразу тая. Тихо падает снег, кружась, прохожие без сожаления и скорби наступают на белоснежный ковёр, ломая хрупкие снежинки. Она не любила зиму, ей всегда было слишком холодно, слишком грустно.       По пути он решает заглянуть в пекарню, давно он сюда не заходил, раньше они часто тут бывали. Оба были ужасными сладкоежками. Взгляд скользит по пирожным, эклерам, тортам, пирогам… Он подходит для заказа, но сразу остолбеневает в полном недоумении, мимо него проходит Она. Тот же запах чёрной смородины, кислицы, мускуса, пиона и розы, это он дарил эти духи, цвет волос, даже движение и походка.       Туман в голове рассеивается спустя пару минут, когда она уже исчезает. Он срывается с места, выбегает из магазинчика, беглым, взволнованным взглядом ищет её в толпе, бросается к переходу, расталкивает людей, сердце выскакивает из груди, всё сливается в одну смазанную картину, но её нигде нет, только еле уловимый шлейф духов… Он снова её потерял, снова не успел, но была ли это она?       Плавно таят этажи, хмурый и совсем убитый мужчина возвращается в свою пустую квартиру, 76,77,78…83 — он не спешит выходить, чуть медлит. Дверь отчего-то открыта, неужели он забыл закрыть, но этого просто не могло быть. Он зашёл в квартиру, закрывая за собой дверь, осматриваясь по сторонам, пока не заметил чёрный силуэт сидящий к нему спиной, который освещался тусклым светом от торшера. Комната была наполнена её ароматом. Сомнений нет. Всё ещё не веря во всё, что произошло он садится напротив неё, тусклый свет торшера освещает её хрупкий стан.       Между ними миллионы километров и 3 метра, между ними мировой океан и сотни тысяч несказанных слов, между ними два шага вперёд и три назад, между ними только тишина. Слова напирают на стены, разрывают все внутренности, но они не знают, что говорить, будто онемели увидев привидение прошлого. Хотелось одновременно громко закричать и исчезнуть из этого мира. Хотелось взять ручку и писать, писать, писать о своих чувствах, о мыслях, что гложат… пока вся бумага в мире не закончится, но никто не сдвинулся и не на миллиметр. Комната пропиталась их неразговорами, она плакала вместе с ними. Первой нарушила тишину она. — Ты меня ненавидишь? — Прошептала она, разрезая тишину, своим дрожащим голосом. — Разве я могу? — Прости. — Он резко встал с насиженного места. Не снимая с себя верхней одежды он упал подле её ног, он касался её рук, оставлял горячие поцелуи. Девушка не сопротивлялась, по её щекам стекали горячие слёзы, полный нежности и грусти взгляд был устремлён на него. — Почему? Почему ты ушла? — Я так сильно тебя любила, что потеряла себя. Мне так стыдно, я не достойна всего, что ты делал для меня. И я поверила в то, что мы можем быть счастливы. Ты так старался, менялся ради меня, а я просто исчезла. — Девушка скользнула вниз, опускаясь к нему на пол, теперь уже она стояла на коленях. — Мне так стыдно было признаться тебе, я не могу иметь детей. Когда я ещё была совсем девочкой, тогда… — Слова застыли в её горле, ей было страшно вернуться к воспоминаниям ушедших дней. — Их было трое, в тёмном переулке, их так и не нашли, я не могла и не хотела иметь детей от насильников…и тогда. — Тише-тише. — Он прижал её к себе так запредельно близко, что казалось они единое целое. Мужчина покачивался из стороны в сторону, целовал её в макушку, пока та заламывала окоченевшие пальцы своих рук.       Ей было невыносимо страшно, что он не поймёт, что не простит, не разделит её боль с ней, страшно оттого, что тьма смертельной бабочкой летела на свет от торшера, давила на стёкла, казалось будто вот-вот оно треснет и их сожрёт эта тьма, а она так и не скажет ему самых главных слов, как сильно любит его, как скучала всё то время. — Почему ты просто мне не сказала ничего? — Я так боялась…боялась, что ты не примешь меня такой, я видела, как ты с надеждой смотрел через моё плечо на этот тест, и каждый раз разочаровывался, но не говорил об этом. Я думала, что ты оставишь меня когда я всё расскажу тебе, для тебя ведь это так важно, а я не могу… Прости, мне не следовало возвращаться, я просто хо… — Она не успела ничего договорить, как её рот заткнул такой настойчивый, но в тоже время мягкий поцелуй.       Тонкие пальцы дрожали, сильнее сжимая широкие, крепкие плечи мужчины, даже под грудой одежды чувствовалось их напряжение. Он покрывал всё её лицо мягкими, смазанными поцелуями, попутно стягивая пальто девушки. Всё её тело дрожало в его руках, ему словно кто-то ударил по голове. Тайджу сам не понимал, что прошло, что заставило его накинуться на неё, как голодного зверя на кусок мяса.       Одно он знал точно — она не против. Он чувствовал её жар. Чувствовал её желание. Чувствовал её беспредельную нежность. Она осторожно стянула с него пальто и шарф, подаренный ею. Пальцы с осторожность сжимали ткань его рубашки, его руки скользнули под её водолазку. С губ девушки слетел стон, когда тот нежно коснулся каждого выпирающего ребра на её теле, провёл сверху вниз по линии позвоночника, мужчина не торопился. Он всегда был более сдержанным с ней, никогда не позволял лишнего. Властные, но по-своему нежные руки быстро освобождали девушку от одежды, не давая шанса на отказ или сопротивление. Горячее дыхание опаляло нежную кожу, горячие губы целовали каждый сантиметр только что оголённого тела. Она выгибалась ему навстречу, тяжёлые вздохи и плавные движения.       Девушка едва ли успела расстегнуть половину пуговиц на его белоснежной рубашки, как сама уже была в одном нижнем белье, сидя на его коленях. Он отвлёкся от неё опуская взгляд на свою рубашку, не заставив себя долго ждать несчастные пуговицы отлетели в противоположную сторону, разбиваясь о паркет, туда же полетела и рубашка. Она нежно, почти невесомо провела рукой сверху вниз по его рельефному телу, каждый шрам, каждая татуировка, каждая впадинка и изгиб — всё её. Она так любит обводить тёмные узоры на его теле, а он так любит рассказывать ей о них, и никому это не надоест никогда. Тайджу берёт её ладонь в свою крепкую руку, он целует каждый пальчик, кладёт её на своё сердце, что бьётся ради неё и слов не надо, всё и так ясно. Девушка падает в его объятия, припадает к его губам в поисках утоления жажды и он готов напоить её, наполнить до самых краёв своей любовью. Их языки сплетаются в диком танце страсти, губы припухают от терзаний.       Он относит её на холодные шёлковые простыни, что так давно ждали свою хозяйку. Нодзоми выгибается ему навстречу, сжимает его оголённые плечи, ерошит волосы. Щелчок и бюстгальтер летит вниз, освобождая грудь, которую сразу накрывают горячие ладони. Губы касаются нежного ореола, он прикусывает набухшие соски, отчего стон за стоном слетает с её губ. Бляшка ремня звонко падает на пол вместе с его брюками. Большие, горячие, нежные ладони согревают её промёрзшее до костей тело, горячие поцелуи не оставляют без внимания каждую частичку тела, оставляя алые засосы.       Девушка переплетала его пальцы со своими, она боялась его отпустить и снова потерять, боялась, что это просто сон. Нежные пальчики путались в его волосах, истерзанные губы целовали его плечи, его щёки, его шею, губы, руки…всего его. Вот уже на пол полетела последняя вещица, оставляя её совсем голой перед ним, такой беззащитной, такой манящей. В голове только туман, липкое и сбивчивое дыхание и стоны. Рука мужчины скользнула вниз, раздвигая ноги, проводя большим пальцем по самому заветному, первый палец скользнул внутрь без каких либо препятствий, смазки было достаточно, следом и второй. Громкий стон сорвался с губ, но не успел далеко улететь, разбившись о стены, как был пойман его губами. Он двигал плавно, нежно — это сводило с ума.       И вот уже ласкающие пальцы заменяются его членом. Он всегда входит до конца, а после целует её в лоб, словно предупреждая, что волноваться ей не о чем. В лёгких не хватает воздуха, он вытянул из неё всё, забрал всю себе, она была не против. Она хочет быть только его, хочет принадлежать только ему одному, остаться здесь навечно. Плавные и размеренные толчки сменяются более быстрыми и отрывистыми, он сминает её мягкие бёдра, в порыве страсти он порой забывал, что его сильные руки оставят синяки, но сейчас это было неважно. Ничего сейчас было неважно, кроме крепкого, горячего тела, что сильнее прижималось к ней.       Он позволяет ей оседлать его, придерживая за бёдра он полностью отдаётся её власти. Она прекрасна во всех позах, в каждом уголке дома, со всех сторон, потому что она его. Только его. Его маленькая и хрупкая девочка. Вся и полностью: и в движениях рук, и в смехе, и в грусти, и в бесконечно пленящих глазах цвета кофе с молоком. Он угадывал каждое её движение, он знает каждую чувствительную точку на её теле, он знает как свести её с ума, каждое его прикосновение вызывает табун мурашек, будто электрический разряд. Его Нодзоми. Его демоница и ангел. Его самое дорогое и ценное сокровище в мире. Лавина экстаза накатывает на них обоих, заставляя кончить вместе, изливаясь в неё.       Обессиленные тела падают на простынь, вмиг их накрывает лёгкий шёлк. Он обвивает её одной рукой за талию притягивая к себе, она слышит как мерно бьётся его сердце. Нежными движениями она проводит по узорам его татуировок, он гладит её по спине, оставляет поцелуй на макушке, утыкается носом в копну алых волос, проводит всей ладонью по линии позвоночника. — Моя нежнейшая девочка, ты так похудела. — Я перестала есть и спать, как только покинула тебя. Мне безмерно стыдно, что ты всё ещё любишь меня. — Как я могу не любить мою маленькую девочку, которая полюбила такого как я. — Нет. Ты лучшее, что случалось со мной, и ты прекрасно знаешь, что мне плевать на твоё прошлое. Я никогда не боялась тебя. — Все эти годы с тобой я будто во сне. Мне, казалось, что я никому не нужен такой бешеный. А ты всё ещё со мной, но когда ты покинула меня я был на грани безумия. Квартира без тебя такой пустой стала сразу, тишина била по вискам, думал, что я в психушке. Но теперь мы вместе и всё будем решать вместе, если будет нужно, то мы объедем весь мир в поисках решения нашей проблемы, мы можем взять ребёнка из детского дома, если ты хочешь этого. Тебе стоило просто сказать мне об этом, моя принцесса. — Прости, хотя я и не заслуживаю твоего прощения… — Нет, ты заслуживаешь весь мир, моя восхитительная девочка, прости меня, что я рядом с тобой и не могу без тебя уже жить, прости что не могу дать тебе весь этот мир. Моя любовь к тебе куда больше мирового океана. Мою любовь не описать ни словами, никаким мировым искусством не высказать. Ничем. Просто человечество ещё не придумало того, что смогло бы передать мои чувства к тебе, родная. — Тайджу, порой мне кажется, что ты такой холодный, как сотни антарктид, но ты слишком сильно меня любишь и я готова отдать жизнь за эту благословенную любовь. — Что ты такое говоришь, я любил тебя недостаточно, только поэтому ты и ушла. Это я должен благословить небеса, за то что послали тебя мне, моя нежнейшая девочка. Никогда больше не смей думать, что я тебя не пойму, говори мне обо всём, говори всегда, мне не всё равно. Я всегда с тобой, всегда тут. Я люблю тебя… — И я люблю тебя, люблю тебя без всяких тоже. Я люблю тебя, Тайджу Шиба.       Я люблю тебя…они и правда полные безумцы. Они любили так сильно, что хотелось вырвать своё сердце и подарить их друг другу. Любили так сильно, что готовы были извиняться за свой проступок миллионы раз. Любили так сильно, что готовы были терпеть самую сильную боль ради любимых. Любили слишком сильно и тонули в бесконечности друг друга. Эта была самая чистая и искренняя любовь, самая настоящая и безумная. Он и она и вечность на двоих…