Букет чайных роз

      Январь, 1997 год       Тамара нервно ерзала на неудобном стуле, сжимая между пальцев ремешок сумки. Валера, сидевший рядом, тоже особым спокойствием не отличался, но старался держать эмоции в себе, не выпуская их наружу.       — Может, водички вам принести? — глядя, что блондинку чуть ли не трясет, как в лихорадке, предложила молоденькая девушка-администратор, восседающая за стойкой и перебирающая какие-то бумаги.       — Да нет, спасибо, — проговорила Филатова, отрицательно покачав головой. Голос её чуть подрагивал, а ладони вспотели, от чего она то и дело вытирала их о ткань черных брюк.       — Надо было тебе все-таки дома остаться, я бы решил все сам.       — Ты, правда, думаешь, что я смогла бы остаться дома и ждать, пока ты тут будешь?       Валера понял, какую глупость взболтнул. Супруга с таким нетерпением ждала этот день, а он вот так просто говорит, что ей стоило остаться дома.       — Ладно, Томочка, прости, — приобняв её за плечи, притягивая ближе, ответил мужчина. — Я сам на нервах ещё с вчера.       — Филатовы здесь? — спустя время в приемной послышался знакомый голос женщины, с которой они уже не раз беседовали.       — Да, мы тут, — Тома первая встала со своего места, подходя ближе.       — Идемте за мной.       Она вела их куда-то длинным коридором, освещаемым несколькими потолочными лампами. Но и их не слишком яркого света было достаточно, чтобы оценить обстановку: обои свеженькие, кажется, что тут недавно был ремонт; в воздухе витал запах стройматериалов; в симпатичных вазонах росли комнатные цветы, а из приоткрытого окна залетал прохладный январский ветерок, колыхая занавеску.       Минуя лестницу, что привела их на второй этаж, женщина, встретившая их внизу, распахнула массивные двери.       — Проходите.       В небольшой комнатке пахло чем-то сладким, непередаваемым. Тамара сравнила этот запах с карамелью, Валера же отчетливо уловил сладкую вату. В таких местах, вероятно, всегда так пахнет.       — Вот ваш малыш, знакомьтесь.       В детской кроватке, завернутый в голубую пеленку, лежал ребенок, мальчик. На вид ему было месяца три-четыре. Он хлопал карими, как у олененка, глазами, смешно надув губки.       — Сынок мой, — Тамара аккуратно взяла мальчика на руки, бережно придерживая головку. — Маленький.       Филатовы долго не могли на это решиться. Они ведь до последнего думали, что смогут сами родить здорового ребеночка. Но врачи, которых они посещали и сменили уже бесчисленное количество раз, твердили одно и то же: «Вы полностью здоровы». Но забеременеть у девушки, так или иначе, все равно не получалось.       Тамара даже как-то, когда истерика захлестнула её после очередного провального визита к доктору, в слезах сказала, что если Валера захочет уйти, она все поймет. Филатов тогда успокоил супругу, крепко прижав к себе и заявил, что никогда не посмеет её оставить.       Тогда и пришла мужчине в голову мысль по поводу приемного ребенка. Хотя и отчего-то он боялся сказать об этом Томе. Но, на удивление, блондинка сама завела разговор на эту тему спустя время.       Валера подключил свои связи, чтобы отыскать дом малютки и желательно, чтобы процедура произошла максимально без лишних глаз и ушей. Не то чтобы он стеснялся этого, нет. Не хотелось просто, дабы это мусолили в определенных кругах.       — Здесь вся информация о его родителях, как вы и просили, Валерий Константинович, — женщина, сопроводившая их сюда и занимающаяся всей бумажной волокитой — заведующая домом малютки, передала Филатову, неотрывно наблюдавшему за воркующей с малышом Тамарой, папку синего цвета.       — Ничего криминального, надеюсь?       — Все чисто. Мать сразу после родов на него отказ написала, по анализам тоже посмотрела, она полностью здорова. С малышом все в порядке. Его документы тоже там.       — А отец?       — Про отца она ничего не упоминала.       — Спасибо вам большое, Таисия Александровна, — искренне поблагодарила Тамара. В уголках её глаз заметно скопились слезинки, вот-вот готовые упасть на щеки.       — Ну, что вы, не стоит благодарностей. Это ведь моя работа — помочь людям стать счастливыми родителями, — все это женщина говорила с такой интонацией, будто не она вчера получила в качестве вознаграждения приличную сумму в валюте, которую ей передали люди Валеры. — Уже решили, как назовете?       — Решили, да, — приобнимая жену за плечи, с улыбкой глядя на их ребенка, ответил брюнет. — Филатов Кирилл Валерьевич. ***       Февраль, 1997 год       — Чтобы ты там не говорил, но у тебя очень уютно, — проходя вглубь квартиры, сказала Юля.       — Да ладно, обычная холостяцкая берлога, не скромничай, — усмехнулся Вадим, попутно собирая разбросанные по всему периметру гостиной рубашки. — Тут бардак, не обращая внимания. Присаживайся.       — Да не суетись ты так, думаешь, никогда вещей разбросанных не видела?       — Должен же я произвести хорошее впечатление? Будешь что-то? Чай, кофе?       — Чай, — оглядываясь в сторону кухни, ответила Юля. — Давай я сама сделаю.       — Заварка в верхнем ящике над мойкой, чашки в соседнем.       — Поняла, — крикнула девушка, открывая кран с водой, чтобы набрать в чайник.       Пока она колдовала на кухне, мужчина пытался навести в просторной гостиной более-менее приличную картину. Наспех забрасывая рубашки в шкаф в спальню, принялся перестилать съехавший плед и подушки. Не то чтобы он был каким-то неряхой, просто гостей приглашал к себе крайне редко. Его просторная трешка в Тверском районе вообще посторонних лиц не видела.       Когда же приходило время генеральной уборки, мужчина просил их старую знакомую — Наталью Валентиновну, чтобы та навела в квартире порядок. Раньше женщина была домработницей в их с отцом доме, до его переезда в Германию. Ей было несложно убраться, да и Сафонову меньше мороки — заплатил деньги и живи себе дальше в чистоте.       Наталья Валентиновна, знавшая Вадима с самого рождения и на глазах которой он превращался из шебутного мальчугана во взрослого мужчину, когда приходила, все время приговаривала, что здесь не хватает женской руки. А раз нет женской руки, значит, в доме нет и уюта.       И только сейчас мужчина вдруг задумался. Может, Юля и есть та самая девушка, способная придать его квартире тот самый уют, о котором ему твердили многие? Даже отец ему неоднократно говорил, что в таком возрасте пора бы задуматься о браке и детях.       Николай Романович был человеком старой закалки, привыкший ступать по протоптанной дорожке: школа, институт, работа и, конечно же, женитьба, куда без этого. Сафонов-старший познакомился со своей первой и единственной супругой еще будучи на втором курсе экономического университета. Они с друзьями громко что-то обсуждали, стоя около входа, а она пришла смотреть списки зачисления.       Это была любовь с первого взгляда. Тогдашний студент-отличник не привык пасовать перед трудностями, поэтому сразу подошел познакомиться к столь симпатичной девушке.       Верочка. Он всегда так ласково её называл. После, как говорят сейчас, конфетно-букетного периода, длившегося примерно полгода, они поженились. А ещё через год у них родился их единственный и столь долгожданный сын.       Николаю, только закончившему четвертый курс и поступившему на магистратуру, было нелегко, приходилось совмещать учёбу и работу. После пар он бежал на работу — удалось устроиться помощником автослесаря. Зарплата хоть и была небольшая, но им хватало. Парень старался выкраивать небольшую сумму с каждой зарплаты, чтобы чем-то приятным порадовать свою семью.       Вере же пришлось об учебе забыть. На время, конечно. Взяв академический отпуск, она себя посвящала маленькому Вадимке, отдавая всю скопившуюся за этот короткий промежуток времени любовь.       И когда, казалось бы, ничего не могло предвещать беды, к ним пришло горе. Оно нагрянуло неожиданно, как тот самый настырный гость, которого не приглашаешь, но он все равно приходит. Буквально ломится в дверь и заставляет, чтобы хозяева ему открыли.       Проходя перед устройством на работу медкомиссию, врачам что-то не понравилось в её анализах. Заставив сдать дополнительные, они с ужасом сообщили ей, что у неё лейкоз. Она не поверила тогда, твердила, что не может такого быть. Даже симптомов никаких нет, чувствует она себя прекрасно. О поставленном диагнозе Вера тогда не сказала никому. До последнего была уверена, что это все ошибка. Врачи ведь тоже могут ошибаться, правильно?       И только лишь когда появились первые «звоночки», пришлось во всем сознаться мужу, ставшему невольным свидетелем её плохого самочувствия. Коля пообещал тогда, что они справятся, пройдут через все препятствия вместе. И от его крепких объятий и успокаивающих слов ей тогда действительно полегчало.       Но лишь на время. В один момент участились носовые и маточные кровотечения, а из-за последнего пару раз девушку даже забирали на чистку в больницу.       Она сгорала буквально на глазах. Из красивой девушки, издалека привлекающей взгляды противоположного пола, Вера стала похожа на живой скелет. Синюшная кожа, словно полотно, обтянула кости. Одежда, раньше приходившаяся впору, вся свисала, как бесформенный мешок.       Ей было всего двадцать пять, когда в сырую от дождя землю вкопали деревянный крест, а вокруг могилы собрались только самые близкие ей люди: муж, родители и, конечно, сын. Мальчишка тогда крепко держал за руку отца, особо, в силу возраста, не понимая, что происходит вокруг. Бабушка тогда только лишь сказала, не сдерживая слез, что мама ушла в тот мир, где царит вечное спокойствие.       Эта болезнь не щадит никого. Ей абсолютно все равно, что девушка молода, красива и у неё вся жизнь впереди, вместе с мужем и сыном. Она забирает в свое царство навечно, не давая возможности вернуться.       Он плакал, просился к маме. Говорил, что скучает. И как же больно и досадно ему было, когда на линейку в первый класс его привел только папа, в то время как с другими ребятами были оба родителя.       Отец больше так и не женился. Он навсегда сохранил верность своей любимой жене. Своей Верочке.       — Все готово, — крикнула Юля, вырывая мужчину из потока грустных мыслей.       Они сидели в гостиной, медленно попивая горячий чай и беседуя опять обо всем. Вадим любил вот так вот просто сидеть с Юлей рядом. Рассматривать её профиль, пока она что-то увлеченно ему рассказывала.       Сафонов делал ей бесчисленное количество комплиментов про её улыбку, глаза. Говорил, что они буквально завораживают его. Ему нравилось заправлять прядки её коротких волос за уши, когда те растрепывались. Нравилось, как Юля от этого по-детски смущается и даже, кажется, слегка краснеет. И в этом была какая-то особая магия.       — Ты очень красивая.       — Ты говорил мне это сегодня уже очень много раз, — Юля вслед за мужчиной отставила пустую чашку на кофейный столик, откидываясь на спинку кожаного дивана.       — Я готов повторять это постоянно, — проведя кончиками пальцев по её подбородку, притянул ближе к себе, нежно соприкасаясь с женскими губами в поцелуе. По телу обоих будто прошелся разряд тока.       Юля обвила руками его крепкую шею, притягивая ещё ближе к себе. С каждой секундой этот поцелуй становился все более напористым, набирал обороты. Внизу живота она чувствовала постепенно нарастающее желание. В следующее мгновение она, преодолев все внутренние страхи, перебралась на его колени, опоясывая мужские бедра с двух сторон своими ногами.       Вадим не давил на неё, не торопил. Они встречались уже чуть больше месяца, и за это время кроме поцелуев между ними ничего не было. Он знал, что Юля пока не готова к чему-то большему. И это было абсолютной правдой.       — Ты уверена? — губами опускаясь на тонкую шею, пробормотал мужчина.       — Уверена, — последовал чёткий ответ.       Скинув с её плеч пиджак, оставляя в одном топе, ловко подхватил под бедра, вставая с дивана, направляясь в сторону спальни. За окном уже вовсю хозяйничал февральский вечер, а лучики уличного фонаря пробивались в темноту комнаты сквозь задвинутые шторы.       Почувствовав под ногами мягкость ворсистого ковра, Юля, не отрываясь от мужских губ, принялась неторопливо расстегивать пуговки темно-синей рубашки. Голова шла кругом от опьяняющих поцелуев, а ноги слегка подкашивались. Если бы не крепкие руки брюнета, она давно рухнула бы вниз. От его прикосновений все тело становилось ватным, будто она разом влила в себя бутылку вина.       Вадим прижимал её ближе к себе, настолько близко, что между ними не осталось и миллиметра. Не смогло бы пролезть даже самое тонкое лезвие. Оголив его грудь, ладошками она провела по нежной коже, скидывая попутно на пол рубашку.       Сафонов тоже не медлил. Избавив Юлю от топа, оставляя в одном бюсте, вновь припал губами к шее, чувствуя, как нервно подрагивает жилка. Маленькая черная пуговица брюк покинула петельку и спустя несколько мгновений девушка предстала перед мужчиной в белье, практически полностью безоружна.       — Ты самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал, — прошептал Вадим, мелкими поцелуями покрывая её личико: лоб, виски, щеки, носик, губы. Опустив Юлю спиной на мягкие простыни, провел ладонями вдоль её тела. Пальцы подцепили край кружевных трусиков, стягивая ткань вниз по стройным ногам.       — Вадим, — громко застонала шатенка, выгибая спину дугой, когда поцелуи, покрывавшие впалый живот, опустились на возбужденный клитор. Пальчиками Юля зарылась в его густые волосы, оттягивая пряди.       Двигая пальцами внутри, он чувствовал, как сжимаются её стенки, обозначая, что она уже близка к концу. Наспех стянув брюки вместе с трусами и надев презерватив, вошел в разгоряченное лоно сразу во всю длину.       Такое нельзя описать словами. Это было похоже на самую яркую радугу в мире, которая выглянула после проливного дождя. Движения были быстрыми, но в то же время нежными. Тягучими, словно липовый мёд.       Юля оставляла полосы от ногтей на его спине, бедрами подстраиваясь под ритм движений мужчины. Сафонов, цепко сжимая тонкую талию, соприкоснулся своим лбом с её, встречаясь взглядами. Разгоряченные тела покрыла испарина, а во рту пересохло.       Яркий оргазм накрыл их одновременно. Юля промычала что-то нечленораздельное, слегка прикусив зубами кожу его шеи, от которой исходил приятный аромат дорогого парфюма, а Вадим в это время нашептывал ей что-то приятное на ушко.       Оставив короткий поцелуй на её губах, мужчина перекатился на спину, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание. Пчёлкина придвинулась ближе, укладывая голову на его грудь. Накрыв их все ещё разгоряченные тела одеялом, он закрыл глаза, усталость буквально захлестнула его с головой.       Юля, чувствуя, что мужчина, вероятно, заснул, тоже сладко зевнула и прикрыла веки. В душе была какая-то невероятная легкость. Такого она уже давно не испытывала. Даже несмотря на то, что ситуацию с Витей внутренне Юля уже давно отпустила, внутри все равно, будто кошки периодически точили свои и без того острые когти. Сейчас же этого не было.       Пока этих двоих медленно забирало в свои цепкие оковы царство Морфея, за окном вновь начался снегопад. И время на часах перевалило за полночь.