Папочкин принц

Ровно в восемь часов Данька с трепетом стоял под величественной, темного дерева, дверью комнаты Вадима. Прошел почти год с их памятного первого раза. Тогда он так же топтался тут, жутко напуганный, краснея, бледнея и обливаясь потом. Девственник. Сколько воды утекло с тех пор. Сейчас так напуган он не был. Как бы там ни было, он твёрдо знал, что Вадим не маньяк, не убийца, и никогда не причинит ему вреда. И все же по спине пробегали мурашки — от затылка вниз, к ложбинке между ягодицами. Ощущение игрушки в попе и члена, закованного в «пояс верности», подогревало чувство приятного возбуждения. Данька выдохнул и постучался. — Заходи. И снова его посетило ощущение де жа вю. Библиотека, огонь в камине, фотографии на каминной полке — теперь ни одной перевернутой. Вот Данька в песке сидит на мальдивском пляже, счастливо улыбаясь в камеру, и держит в руках пойманного краба. Стоит на мраморной лестнице в театре, в той самой шелковой блузе с бантом — их первый совместный выход «в свет». А вот это — самое большое, в вычурной золотой раме: они обнимаются среди старых яблонь в мамином саду, со сверкающими новыми кольцами на безымянных пальцах под мягким закатным солнцем. — Раздевайся, — холодный голос Вадима вернул его в реальность. Данька хотел было поспорить, но, взглянув на мужа, прикусил язык. Тот был по-прежнему совершенно спокоен и уравновешен, но в глазах проглядывало что-то… такое. Именно то, что заставляло подчиненных и партнеров трястись и обливаться потом перед ним, лебезить и заискивать. Даня давно не видел этого опасного огня в его взгляде, только несколько раз по первому времени. Общаясь с мальчиком, Вадим сознательно глушил свою темную сторону. — На колени, — он указал на шелковую подушку у своих ног. На самом деле, добиться покорности от Даньки было плевым делом. Мальчик редко шел на открытую конфронтацию, предпочитая хитрости и манипуляции. Его оружием, бьющим точно в сердце, были дрожащие губы, слезинки на длинных ресницах, несчастнейший взгляд бирюзовых глаз. Поэтому Вадим знал, что тянуть нельзя: если начать отвоевывать себе власть по кусочку, миндальничать и играть с мальчишкой в перетягивание каната, то толку не будет. Надо было поставить его на место быстро и четко и заодно напомнить, кто тут папочка. Возможно, придется действовать немного жестко, но по-другому нельзя, иначе завтра же все вернется на круги своя. Самое главное Вадим знал твердо: Даньку он любит больше жизни и все, что делает — исключительно для его блага. Для их общего блага. Так уж вышло, что он понимал юношу и его потребности гораздо лучше, чем тот понимал сам себя. И ответственность нес и за себя, и за несмышленыша. На удивление, Даня не спорил и не сопротивлялся. Покорно встал на колени, изредка поглядывая на папочку своим щенячьим взглядом, надеясь разжалобить. На самом деле Данька все еще пребывал в уверенности, что это просто очередная игра, придуманная мужем, и призванная как-то по-новому развлечь его и доставить удовольствие, однако строгий и серьезный вид Вадима эту уверенность несколько пошатнул. — Даня, — мужчина взял его за подбородок и впился в глаза, — это не игра. Это наказание. Котенок смотрел до того жалобно и так соблазнительно облизывал розовые губки, что Вадиму пришлось отвернутся. Он явно недооценивал то, как сильно на него воздействуют уловки мальчика. Не ожидал, что это будет так трудно. Внутренний голос буквально орал: «Срочно утешить, завернуть в плед, усадить на колени, накормить». Однако, Вадим сжал зубы и, чтобы вернуть себе правильный настрой, вспомнил совершенно хамское поведение Дани этим утром. Теперь Даньке стало действительно страшно. Привыкший к тому, что все его приемчики работают безотказно, сейчас он почувствовал, что его будто окатило волной холода. «Неужели Вадим разлюбил меня? Сначала так легко отказался от нашей игры, а теперь еще и это!» — За что? — прошептал он. Утреннюю наглость и дерзость как рукой сняло. — Неправильный вопрос, Даня. Не за что — а зачем. Судя по твоему поведению утром, ты совсем позабыл, кто тут главный. Мы оба знаем, что наши отношения никогда не будут равноправными, это невозможно. И не нужно ни мне, ни тебе. Разговаривать со мной так, как ты разговаривал утром — это неприемлемо. Ты понял? — Но я…, — хотел оправдаться Данька, однако Вадим не дал ему договорить. — Понял? — Да, — прошептал он, — да, папочка. — В нашей семье все решаю я. И ответственность несу тоже я. За нас обоих. Я всегда прислушиваюсь к тебе, для меня счастье — радовать тебя, но последнее слово — за мной. Ты еще ребенок, Даня. И дело совсем не в памперсах и сосках. — Понял, — произнес мальчик дрожащим голосом, опустив глаза в пол. Сердце Вадима сжалось от боли, когда он увидел, как из глаз юноши прямо на ковер капают крупные слезинки. Но он взял себя в руки и продолжил: — И еще, даю тебе неделю подумать, чем ты хочешь заниматься. Учиться или работать — что тебе интересно. Ты знаешь, что со мной для тебя открыты все дороги. Если я не услышу ничего вразумительного, то начнешь помогать мне в моем офисе. Как-никак, ты мой наследник. Данька неуверенно поднял на него свои красивые влажные глаза, приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, но осекся и промолчал, лишь кивнув головой. — И не забывай, мой мальчик, что у меня тоже есть свои потребности и желания. Разговор был очень серьезным, однако Даньку ужасно отвлекала пробка в заднице. Да и сам факт того, что он стоит тут голышом, на коленях перед Вадимом, тоже будоражил воображение. На последних словах Вадим вытащил из своих брюк элегантый кожаный ремень. Намотал его на руку. — Что ты?.. — вскинулся Данька обеспокоено. — Так надо, малыш. Ты так легко все забываешь, а я хочу закрепить в твоей памяти наш разговор. — Вадим! — наконец воскликнул Данька возмущенно, однако тут же получил хлесткий удар ремнем по изнеженному заду. Это отбило у него охоту спорить, потому что он понял, что настрой у мужа был самый серьезный. — Ко мне спиной, руки на стол, попу выставить. Данька повиновался, опершись руками на низкий кофейный столик. Ожидая удара, он зажмурился, однако вместо этого в попе приятно завибрировало — папочка включил игрушку, потом снял с члена ограничители. Через пару минут у Даньки уже хорошо стояло, он расслабился и тихо застонал. Но тут возбуждение пронзила вспышка боли. Ремень из казалось бы мягкой кожи ожег нежные ягодицы так, что Даня от неожиданности взвизгнул, инстинктивно прикрывая их ладонями. — Ручки на стол! — твердо, но ласково напомнил Вадим. Данька вцепился дрожащими руками в край стола, как утопающий. Состояние его было слишком необычным. Все нарастающее возбуждение, которому не давали разрядки, через ровные промежутки вспыхивало острой болью от ударов ремня. Даня был в таком состоянии, что даже и не думал просить прекратить… сама возможность трезво мыслить вылетела из хорошенькой кудрявой головки. И осталось только — животная похоть, всполох боли, а еще, где-то на глубине, на самом дне, удовольствие от того, что это не просто игры, а наказание от любимого папочки. Это было крайне сладкое, немного стыдное, но очень важное для Даньки чувство принадлежности. «Теперь все будет хорошо. Папочка все знает, он все решит, защитит меня и направит.» Данька ничего из этого не осознавал, просто получал исцеляющее и наполняющее удовлетворение. От боли по лицу у него лились слезы, попа была разукрашена ремнем до равномерного розового оттенка сначала посередине, а потом и по бокам. Вдох — свист ремня — на секунду белая полоса на фоне покрасневшей кожи— боль — полоса темнеет— выдох — вибрация в попке… Вадим планировал дать двадцать ударов, но к пятнадцатому уже увидел, что Данька «поплыл», и решил что и этого достаточно. Одновременно с этим он выключил вибратор. Дрожащего и ничего не соображающего юношу Вадим усадил к себе на колени, расцеловал в губы, в щеки, собрал соленую влагу с мокрых ресничек. Даня хлопал глазами и смотрел на Вадима невидящим взглядом. — Водички, мой хороший? Данька кивнул. Напоив мальчишку, Вадим завернул его в плед, поднял на руки и понес в спальню. — Ты так давно не брал меня на ручки! — чуть обиженно произнес уже пришедший в себя Даня. «И правда» — подумал Вадим, — «И зачем я потею в спортзале и тягаю штангу, если зайца своего на руках не ношу?» Он чмокнул мальчика в носик: — Если хочешь, каждый день носить буду. — Хочу! Как ни странно, порка прочистила мозги им обоим. Вадим словно увидел все свои ошибки и нелепые ожидания. Уйдя с головой в работу, он совсем забросил своего мальчика, думая, что дает ему свободу и самостоятельность. Вот только Данька, привыкший к постоянному вниманию папочки, ожидаемо захандрил. И глупо было думать, что убрав памперсы, погремушки и соски, эти внешние атрибуты их игры, Даня резко повзрослеет. Вадиму вдруг вспомнились его слова, которые он сказал после того, как Вадим порвал контракт: «Я не хочу быть свободен, я хочу быть с тобой!» Только сейчас Вадим в полной мере понял, насколько его нежному и любимому молодому мужу необходимо внимание, забота и, главное, постоянный контроль. Это был не тот союз, в котором двое равноправных партнеров идут по жизни за руку. В их паре Вадиму предстояло нести своего любимого на ручках, и это понимание совершенно его не расстраивало, напротив: именно таких отношений он и хотел всегда. А завершая игру, нянчиться и возиться с Даней следовало еще больше, но Вадим понял это слишком поздно. Даня, одуревший и разомлевший лежал в постели, а Вадим нежно расцеловывал и смазывал заживляющим кремом его покрасневшую попу. Пробку он до сих пор не вытащил и поставил вибрацию на самый слабый режим. Постепенно Даня приходил в себя и снова почувствовал все нарастающее возбуждение. И хотелось ему не нежностей, а хорошего мощного секса. Он знал, что Вадим способен ему это дать. Они уже настолько были настроены друг на друга, что папочка будто прочел его мысли. Целых две недели он давал мальчишке отдых, не притрагиваясь к нему, и теперь собирался оторваться по полной. — На четвереньки! — скомандовал он, и уже возбужденный Данька, сперва забавно повозившись, выполнил команду. — Папочка! Вытащи её, ну же… — заныл он, — тебя хочу… Но Вадим не собирался так быстро уступать. Ему хотелось, чтоб Данька попросил получше. Он намотал отросшие волосы парня на кулак, потянул, заставляя откинуть голову и прошептал в покрасневшее горячее ушко: — Ах, какая похотливая сучка… хочешь большого члена в свою ненасытную попку? — Да, да! — всхлипнул в изнеможении Даня, потому что Вадим вновь прибавил скорость вибратора. — Повторяй…я… — Я… похотливая сучка… хочу… папиного большого члена, — выстанывал Данька, путаясь и глотая буквы. Такие разговоры были совершенно невообразимы в их повседневном общении и оттого возбуждали вдвойне. — Но ты плохо себя вел и за это будешь кончать, только когда позволит папочка… — Что? — не успел Данька выдохнуть, как рука Вадима ловко надела на член Даньки кольцо. — Повторяй… — Кончу, когда… когда… разрешит папа… потому что… плохо себя вел, — от возбуждения и невозможности разрядки Данька уже чуть не плакал. А от тех слов, что говорил ему Вадим, щеки и уши Даньки горели от стыда. Наконец Вадим сжалился над ним, да и сам уже не мог ждать. Он вытащил игрушку из попы, налил на руку щедрую порцию смазки, размазывая по своему стволу и Даниному анусу. После игрушки он был уже достаточно растянут и готов принять папочку. Обхватив парня одной рукой под живот, он подтянул его рывком на себя и без излишних нежностей засадил свой член, вводя его сразу на всю длину. Данька вскрикнул, инстинктивно сжался, привыкая, но Вадим был слишком голоден, чтобы сдерживаться и нежничать, и начал сразу быстро двигаться, опять ухватив Даньку за волосы и слегка натягивая их. Данька сходил с ума от этого бешеного темпа. Ему казалось, еще секунда — и он просто взорвется. — На спину! — вдруг скомандовал Вадим, и Данька перевернулся, разводя дрожащие колени. — Вот так! Хорошая сучка должна широко раздвигать ножки! — он шлепнул по внутренней стороне бедра мальчишки, где кожа была нежнее всего. Вадим чуть изменил угол, и теперь каждое его движение приходилось на простату мальчика, вызывая у того сладкую дрожь. Данька метался под ним, то широко открывал глаза, пытаясь сфокусировать плывущий взгляд, то прикрывал их в сладкой истоме. Прикусывал губы, мял в руках простынь под собой и подмахивал задницей, выгибаясь навстречу Вадиму. — Папочка…— прохрипел он, облизывая губы, — можно кончить?.. — Старших! — рывок на себя, — надо пропускать вперед! —еще рывок. Одновременно с этими словами Вадим стянул с Даниного члена кольцо и мальчишка тут же излился прямо в руку папочки с громким криком, при этом забрызгав свой живот и все вокруг. Одновременно с ним кончил и Вадим, не вытаскивая члена из горячей тесноты между данькиных ягодиц. Он повалился прямо на юношу, своим весом вдавливая того в матрас и тяжело дыша. Через несколько минут Вадим пришел в себя, перевалился на спину и притянул все еще ошалевшего Даньку к своей груди, целуя в макушку. — Счастье мое… Даня лежал, глупо улыбаясь и наслаждаясь догорающей в теле сладкой истомой, которая будто вспыхивала искорками то тут, то там. — Папочка… как же хорошо… — Пойдем-ка в ванну, ангелочек. — Неси! Ты обещал! — лукаво улыбнулся Даня Хоть сил у Вадима и не было, он не мог не сдержать слова. Данька обхватил его руками за шею и Вадим понес свою драгоценную ношу в ванну. Там уже бурлила заранее набранная большая ванна-джакузи, в которой они легко разместились вдвоем. Вадим быстренько помылся в душе, пока Даня нежился в массажных пузырьках. Теперь предстояло отмыть мальчишку. Вадим налил на мягкую мочалку кремовый гель для душа с ароматом бабл-гам, и с удовольствием начал наносить пушистую пену на все части тела Данечки. Потом тщательно вымыл ему волосы каким-то дорогущим шампунем, который один только и подходил для данькиных кудрей, делая их мягкими и послушными. Напоследок ополоснув все тело юноши душем, помог вылезти, вытер еле стоящего на ногах Даню, укутал в бежевый мягчайший халат. — Ладно, папочка, сам дойду, — улыбнулся Даня, и Вадим не стал возражать. Когда они вернулись в комнату, постельное белье было уже заменено на свежее и около кровати стоял столик с горячим чаем и закусками. — Подумал, что ты проголодаешься после такого марафона, — улыбнулся Вадим. И он был прав. Данька набросился на еду, сметая горячие бутерброды, тарталетки с разными начинками, маленькие пирожки, и заедая все это сладкими булочками. В который раз Вадим поймал себя на мысли, что испытывает какое-то глубокое удовлетворение, глядя как его мальчик с аппетитом ест. — Не спеши, солнышко! Никто не отнимает. Горячий чай тоже пришелся кстати. — Папочка…— утолив голод, Данька отвалился на подушки, — это было так чудесно. Спасибо… Глаза у него уже слипались. — Даня, повернись, дай-ка я намажу тебе попку перед сном, чтоб быстрее все зажило. Данька лениво перевернулся на живот, подставляя ягодицы. Особо сильных следов не было, но небольшая краснота еще оставалась. Мальчик уже вполне привык днем ходить без подгузника, а вот ночью до сих пор иногда случались большие и маленькие аварии. — Наденем памперс, солнышко? — Вадим не хотел давить, но после такого сытного и позднего ужина с большой кружкой чая и кучей сладостей, он был уверен, что без подстраховки не обойтись. Да и тяжело было отказать себе и не полюбоваться лишний раз своим любимым мальчиком в подгузнике. — Угу… — пробурчал почти сквозь сон Данька. Намазав юноше попу, надев на него подгузник и «взрослую» шелковую пижаму от гуччи цвета молочного шоколада, Вадим улегся рядом и прижал его к себе, уложив голову на грудь и перебирая чуть влажные локоны. Он был уверен, что Даня уже заснул, но тот вдруг приоткрыл глаза и неожиданно заговорил: — Ты вот говорил насчет того, чем мне заниматься, но… зачем мне учеба, папочка? Мне это неинтересно… — своими нежными пальчиками он рисовал круги у Вадима на груди. Вадим удивился с чего это вдруг прямо сейчас Даня вспомнил об учебе. — Но ты же умненький мальчик, Даня. Как это так: жить без образования? Сам-то ты чего хочешь? — поцеловал Вадим любимую кудрявую макушку. — Я знаю, тебе хорошо со мной дома, и у нас с тобой много развлечений, но ведь в двадцать лет хочется и большего? И уж у кого- у кого, а у тебя есть все возможности, о которых другие и не мечтают. Папочка во всем поддержит и поможет, солнышко мое. Данька порозовел, хоть в темноте этого и не было видно. У него и правда уже давно была мечта, но он все никак не решался высказать это Вадиму, боясь, что тот не воспримет его планы всерьез, а то и начнет подшучивать… К тому же Даня уже давно сам себя убедил в том, что это дело не для него, да так, что и сам поверил в это. Но все же решился и сказал: — Знаешь, я думал об этом… я давно уже хочу попробовать…