***
— Ты что-то хотел, отец? — настороженно откликнулся Урюу на зов Рюукена, и старший Исида облегченно расслабил плечи. Кто бы мог подумать, что простое и пока еще обыденное «отец» будет вызывать в нем такой трепет? — Собирай вещи. Мы переезжаем. — И Рюукен запоздало осознал, как грубовато это прозвучало, и Урюу ожидаемо взъерошился воробьем. — С чего бы это? Рюукен умилился, но ни одна мышца на его суровом лице не дрогнула. — Мне предложили место директора в другом городе. На самом деле, Рюукен сам выбил должность по своим каналам, но Урюу об этом знать ни к чему. — Но ты и так директор? — Да. Но в Намимори больше платят. Урюу выдохнул сквозь зубы, наверняка размышляя о том, что мир Рюукена неизменно вращается вокруг денег. Мальчишка ошибался, но скажи отец правду — Урюу все равно не поверит. Образ отчужденного трудоголика лучше сочетался с деньгами, чем с завуалированной заботой о ребенке, а заботиться в открытую Рюукен не умел. — Значит, Намимори? — пробубнил Урюу. — Впервые слышу. Рюукен и сам слышал о Намимори только то, что он расположен на противоположном конце префектуры — и что там много лет не замечали духовной активности. Нет пустых — следовательно, нет шинигами. Нет четы Куросаки, нет сражений. Нет отрубленных рук и меча у Урюу в животе. Много ли нужно для счастья? — Каракура тоже не у всех на слуху. — Я могу остаться здесь. В Каракуре. Один. Но Рюукен был непоколебим: — Мог бы, но не можешь. Я уже купил два билета. Предлагаешь бросить деньги на ветер? Урюу раздраженно прикусил губу и, посверлив отца возмущенным взглядом, молча поднялся к себе. Рюукен бы не удивился, если бы сын прямо сейчас отбросил все формальности, но пока все обошлось. Когда шаги Урюу затихли, Рюукен откинул челку с мокрого лба, чувствуя себя по меньшей мере Скруджем. А ведь он всего лишь стремился уберечь своего ребенка, который слишком добр и раним для лицемерного мира, отравленного шинигами. «Ну ничего, — настраивался Рюукен на лучшее. — Когда окажемся вдали от шинигами и пустых, все устаканится». Просто он никогда не задумывался о том, в кого Урюу получился таким наивным.***
Всю дорогу до Намимори Урюу не проронил ни слова — его недовольство и без того читалось по надутому лицу. Хотя он так редко чему-то радовался, что его отцу казалось, будто Урюу недоволен всем. Наверное, оно неудивительно, когда твой отец — Рюукен, только даже тот разочаровался в жизни гораздо позже, чем в четырнадцать. Арендованный в Намимори дом был скромнее прошлого, но и жили они с некоторых пор вдвоем — и не нуждались в роскоши. Особенно если вспомнить, что в просторном каракурском доме Рюукен и вовсе однажды бы остался один… Стряхнув образы приснившегося будущего, он повернулся к застывшему в прихожей Урюу: — Выбирай себе комнату, мне не принципиально. Скоро у тебя начинается учеба в средней школе Намимори — подготовься. Это не самая сильная школа, но главное закончить среднюю, а вот старшую подберем тебе по способностям. Урюу, не удостоив отца вниманием, скрылся за первой попавшейся дверью. «Угрюмый, — хмыкнул Рюукен с какой-то горькой нежностью. — Мой сын». Но улыбка Рюукена померкла, стоило ему подумать, что в приснившемся будущем сын и то был эмоциональнее. Переезд не гарантировал, что Урюу не забудет слово «отец» и не сбежит. Возможно, обратно в Каракуру. Своим ходом в хиренкьяку — хватит пары часов. «Скучать по родине — это нормально»,— отстраненно размышлял Рюукен, рассматривая пачку сигарет, машинально вытащенную из кармана. Сам-то он с облегчением оставил за спиной могилы семьи и едкий каракурский дождь, пробирающий до костей и под душу, но Урюу мог быть не готов перевернуть страницу и расстаться с усопшими. «Ладно. — Рюукен со вздохом спрятал сигареты обратно. — Время покажет». Для начала стоило бросить курить — тогда, быть может, бабочка времени не узнает Рюукена и облетит его стороной, забирая с собой будущее, в котором Урюу угодит к отцу на операционный стол.***
Урюу по Каракуре не скучал. Сначала он злился на отца, оторвавшего его от родных мест, хранивших дух матери и деда, но, подобравшись к границам города, Урюу осознал, какими тяжелыми и болезненными были драгоценные воспоминания. Чем дальше уезжал он от Каракуры, тем сильнее натягивалась нить, связывающая его с могилами семьи, и когда она наконец оборвалась, это принесло такое облегчение, словно он отпустил тетиву после долгого прицеливания. Но «не скучать по Каракуре» и «любить Намимори» — все-таки разные вещи. И Урюу убедился в этом, когда, задумавшись, врезался в кого-то у школьных ворот. Точнее — не просто в какого-то «кого-то», а в угрюмого типа с Рюукеновским презрением на лице и повязкой дисциплинарного комитета на рукаве, и если первое не пронимало Урюу уже давно, то второе сулило проблемы. — Травоядное. — Прошу прощения за столкновение, — вздохнул Исида, слегка поклонившись. — Позвольте пройти, я опаздываю на уроки. — Раньше я тебя здесь не видел. — Я недавно перевелся из Каракуры. Исида Урюу, третий год обучения. Приятно познакомиться, — пробурчал Урюу по всем правилам, надеясь отбить у хмурого типа интерес. — Кто ты и откуда — здесь значения не имеет. В Намимори важна только дисциплина, и ее нарушение карается. Физически. На первый раз предупреждение устное. — Случайное столкновение с членом дисциплинарного комитета нарушает дисциплину всего Намимори? — уточнил Урюу таким ровным тоном, под которым легко спрятать тонкие намеки, и губы собеседника дрогнули в отнюдь не дружелюбном смешке. — Хм, пожалуй, я внесу твое предложение в повестку внеочередного заседания комитета. На данный же момент дисциплину нарушает твоя форма, травоядное. Точнее, ее несоответствие школьным правилам. Урюу растерялся. Это правда, что форму средней Намимори он отдельно не заказывал, ведь красный галстук и темно-синие брюки, предписанные школьным уставом в летний сезон, нашлись в его собственном гардеробе. Сверившись со снующими мимо учениками (и запоздало подметив, как опасливо все ускоряли шаг при виде его собеседника), Урюу прокашлялся: — И чем же моя форма отличается от той, которую носят ученики средней Нами? — Оттенками и покроем. Форма, соответствующая школьным правилам, есть в наличии только здесь. — Когда блюститель порядка вручил Урюу визитку с адресом магазина, под комитетским гакураном угрожающе сверкнул металл. — Увижу в неподобающем виде снова — загрызу до смерти. Увижу в толпе — тоже. «Тонфы, — сглотнул оцепеневший Урюу. — Боевые?..» Но рассмотреть оружие Урюу не успел — угрюмый тип уже развернулся. «Значит, о физической расправе он не шутил. — В остывшей голове Урюу выстраивалась цепочка рассуждений. — Итак, подытожим: член дисциплинарного комитета носит по школе холодное оружие, нарушая тем самым дисциплину, считает своей подконтрольной зоной весь город и избивает учеников, которые носят форму не от его партнеров. Судя по тому, как все старались прошмыгнуть мимо него незамеченными, он промышляет давно, и к директору обращаться бесполезно…» Холод, властвующий над логичным умом, постепенно расползался по спине вместе с потом, и Урюу нервно усмехнулся. «Да это же настоящая мафия». Для Урюу, рисковавшего жизнью в сражении с пустыми, человеческие угрозы были… пустыми. Но есть ли у него право защищаться от людей, когда долг квинси — защищать этих людей, будь они хоть святыми, хоть отъявленными якудза? — Эй, Хибари! — Урюу вздрогнул, когда на угрюмого типа, чей затылок он задумчиво буравил, налетел громогласный вихрь. — Не распугивай мне новичков! Хибари фыркнул и молча скрылся в школе, и неожиданный спаситель тем же вихрем поравнялся с Урюу, хлопнув его по плечу. — Забей на Хибари, он лает, но обычно не кусает. Меня зовут Сасагава Рёхей. — Исида Урюу. Рад знакомству, Сасагава-кун. — Урюу поправил очки и чуть улыбнулся. — То есть иногда Хибари-сан все-таки кусается? — Знаешь, собаки кусают только тех, кто их боится! — сверкнув всеми тридцатью двумя, Рёхей непринужденно закинул локоть Исиде на шею, отчего тот едва не захрипел. — А ты, как я погляжу, настоящий мужик, а мужики шакалов не боятся! Вступай в мой боксерский клуб! — Мне надо подумать, Сасагава-кун, — настойчиво высвободившись из медвежьей хватки, Урюу потер шею. Рёхей собрался разразиться вдохновляющей тирадой, но тут прозвенел звонок, и он, поправив сумку, потрусил к входу. — Очкарики обычно экстремально умные, а это значит, что ты должен сделать правильный выбор! Ведь настоящие мужики выбирают бокс! «Как сочетаются ум, плохое зрение и бокс?» — У Урюу задергалось нижнее веко. Школьный двор опустел, а он, безбожно опоздавший, обреченно смотрел в небо. От боксерского клуба он отмажется (в крайнем случае, выпросит справку у отца), но о клубе кройки и шитья придется забыть тоже, чтобы Сасагава не разочаровался в новичке и не лишил его опеки, и защиты от Хибари — вместе с ней.***
Для обычного мужчины Рюукен казался солидным и зрелым, но для хирурга он был еще молодым, а для директора больницы — неоперившимся птенцом. За быстрый взлет по карьерной лестнице его недолюбливали еще в Каракуре, особенно те его подчиненные, которые были в два раза старше. Но доказав, что эффективное управление больницей не мешает успешной врачебной практике, Рюукен в итоге снискал уважение коллег. В Каракуре. А в Намимори придется бороться за признание с нуля. А учитывая, что предыдущий начальник поседел от возраста, а не от рождения, перед Рюукеном маячила перспектива поселиться на работе — и снова отдалиться от Урюу, ради которого он затевал переезд. И таким образом будущее вернется к исходной точке. — Эй, Исида-сенсей! — помахали ладонью у него перед лицом. — Земля вызывает Исиду-сенсея! Как вы спите с открытыми глазами? Рюукен моргнул и прочистил горло, и посетитель, поняв намек, смирно сел на место. — Итак, Шамал-сан, — Рюукен деловито перебирал документы гостя, — вы претендуете на должность… — На которой я буду работать с женщинами! Молодыми, красивыми… Впрочем, некрасивых не… — …не соответствующую вашей квалификации. Шамал, вальяжно развалившийся в кресле, фыркнул, и Рюукен поправил очки, украдкой за ним наблюдая. Блестящее образование, международные сертификаты, рекомендации от серьезных людей и безупречное знание языка — об досье Шамала и москит не подточит носа, но Рюукена этот тип все равно настораживал. И вовсе не потому, что Исида не любил иностранцев, как полагалось японцам старой закалки. — А мы с вами нигде прежде не встречались? — вдруг задумчиво проговорил Рюукен, рассматривая старую фотографию Шамала в кипе бумаг. Шамал на миг помрачнел, но прошло это так быстро, что показалось наваждением. — Вряд ли. Я никогда не был в Каракуре, да и в Намимори очутился только сегодня, — протянул он, а потом усмехнулся: — Или, может, вы бывали в Италии? Я там хорошо известен… В определенных кругах. Рюукен медленно покачал головой, и Шамал с ухмылкой подпер щеку. — Знаете, обычно с первого взгляда и на всю жизнь меня запоминают женщины. Я польщен, если сейчас наступил похожий случай, но мужчины меня не привлекают, хоть вы и ничего такой. — Взаимно, — сухо бросил Рюукен, почему-то мимолетно вспомнив о сыне, и протянул документы обратно. — Мне надо обдумать вашу кандидатуру. Не хочу начинать свою деятельность в Намимори с поспешных решений. Я вам перезвоню. Поднявшись с беззлобным смешком, Шамал хлопнул Исиду по плечу. — Я знаю тебя всего ничего, сенсей, но уже уважаю. Ты хороший парень. Если понадобится какая-нибудь неоткрытая науке болезнь… Обращайся. Нет болезни — нет проблем. Рюукен недоуменно вздернул брови, но Шамал выскользнул из кабинета, не утруждая себя объяснениями. «Кстати… — Исида устало откинулся на спинку кресла. — Разве я ему говорил, что я из Каракуры?..»***
Если у Реборна был план, то всё и всегда шло по нему. Если Реборн брался за обучение наследников мафии, то ничто и никогда не сбивало его учеников с пути — хоть вражеские семьи, хоть конец света. Без исключений. Кейс Савады поначалу вписывался в общую концепцию. Жующий сопли тюфяк — не проблема, а прямое показание к тому, чтобы за его обучение взялся именно Реборн. Но впервые в практике лучшего киллера что-то — или кто-то — путалось у него под ногами. Выроненный Гокудерой динамит потух до того, как Тсунаеши его потушил. Благо, оба дурачья этого не заметили, и Хаято таки присягнул на верность своему Джудайме, как и планировал репетитор. Но самопроизвольно погасшие фитили не оставляли Реборна в покое. Или не самопроизвольно?.. Чьего-либо пламени Реборн не почувствовал, не обнаружил ни следа, пройдясь по школьному пятачку со всеми прибамбасами, в которые умел превращаться Леон. Единственной зацепкой был третьегодка, мелькнувший за углом (и какой черт его сюда занес?), но ничем сверхъестественным он не выделялся. Реборн навел справки: Исида Урюу, сын овдовевшего врача, перевелся из Каракуры из-за работы отца. Семья непростая, при деньгах и связях, но чистая, ведь в обычных городских больницах, которыми руководил Исида Рюукен, мафия не лечилась. И Реборн списал странности на бракованный динамит Гокудеры, забыв о каракурском беспламенном мальчишке. Ровно до следующей странности. Ямамото сломал руку, похоронил мечты о спортивной карьере и решил отправиться вслед за ними прыжком с школьной крыши. Падение Тсуны вместе с ним было ожидаемым, и Реборн без промедлений обстрелял ученика пулями предсмертной воли. Одна спровоцировала рост волос и скручивание их в пружину… которая не понадобилось. Казалось, абсурднее пружины из волос не придумаешь ничего, но Тсуна, ни много ни мало, за что-то зацепился и повис на стене. На трусах. С Ямамото на весу. И самое главное, трусы выдержали. Реборн снова прибегнул к пулям, и Ямамото с Савадой благополучно приземлились. В полку Хранителей прибыло — но не в рамках Реборновского плана. И в момент, когда его план буквально висел на волоске, рядом ошивался Исида Урюу, который, в отличие от других школьников, наблюдал за неудачливыми самоубийцами не с крыши, а с земли. Предъявить Исиде было нечего, и вместо этого Реборн изучил участок стены, за который зацепился Тсуна. Изучил основательно, под лупой, микроскопом и приборами, названий которых он не помнил. И ничего не обнаружил. Стена была голой, и получалось, что Тсуна висел на несуществующем гвозде, но при этом ткань на трусах повредилась так, словно гвоздь был настоящим. Кто-то из мафии не мог спасти Тсуну хотя бы потому, что невидимость разработок Верде была несовершенна, а больше над ней никто не работал. Методом исключения Реборн убедился, что в срыве его планов замешан Исида, природа сил которого неведома. Но не ругать же мальчишку за спасение будущего Дечимо? Отличающаяся от пламени сила — угроза миру мафии, но вместе с тем — секретное оружие, которое бы не помешало Вонголе. А если Исида надумает навредить чему-то большему, чем планам Реборна… Что ж, угрозой миру мафии станет меньше, и неважно, какие там неоткрытые способности.***
— У дисциплинарного комитета уже есть помещение. Приемная — это приемная, и никакому клубу она не отойдет. — Хм, травоядное без инстинкта самосохранения? Ошибка природы. — Люди — создания всеядные, и инстинкты у них отсутствуют. Неужели вы прогуляли раздел о человеке? Возможно, ваши интересы в биологии ограничены, но глава дисциплинарного комитета не должен подавать дурной пример. В кабинете для совещаний раздались сдержанные смешки, но тишина вернулась сразу, стоило Хибари многозначительно сощуриться. — Мне казалось, от каждого клуба должно быть по одному представителю на собрании. — Вы сами привели своего заместителя. — Толпы нарушают дисциплину. — Приведите конкретный пункт из школьного устава. Хибари подался вперед и оперся на стол, угрожающе нависая над Урюу, но тот не отступал. Теперь он не простой новичок, а лучший ученик школы и заодно председатель школьного совета, и пусть он сам не понял, как им оказался, Урюу уже не в том положении, чтобы тушеваться перед Хибари. Да и что ему Хибари, если Рюукен — его родной отец? Когда на лице Кёи заиграли желваки, Кусакабе оцепенел в страхе — в такой ярости он не видел босса давно, и предугадать последствия было сложно. Но Хибари впервые не мог дать своему гневу выход, и это злило его еще больше. С появлением в Намимори двух — всего лишь двух! — Исид его власть над городом таяла быстрее летнего снега. Когда Хибари по обыкновению захотел отдохнуть в больнице, внезапно оказалось, что верный ему директор ушел с поста. Кёя сначала не придал этому значения — все в Намимори знали, что его капризы исполняются беспрекословно — но новый директор вдруг не закрыл глаза на его невинные шалости и предупредил, что вредительство пациентам и — как иронично! — нарушение больничной дисциплины приведут к ответным мерам. И тонфы тоже не впечатлили нового директора. Точнее, впечатлили достаточно, чтобы усмехнуться и пригрозить полицией. На каждый красноречивый взгляд директор отвечал еще более красноречивым, чем напомнил одно травоядное… Которое, без году неделя в школе, стало главой совета. За лучшую успеваемость. И против голых цифр не попрешь. Против директора центральной больницы — неожиданно тоже. Если врач еще молодой, но уже главный, то кто знает, какие тузы у него в рукаве и как далеко он может дотянуться, коль без труда выбил себе кресло в чужом городе? И если президента школьного совета еще не зазорно поучить дисциплине, то сына Исиды Рюукена… Придется терпеть, как его надменного папашу. Не говоря уже о том, что спину Урюу прикрывал Сасагава, который считал очкарика «своим парнем», хотя из сетей боксерского клуба тот всегда выворачивался. Сасагаве-то и самому не помешали бы очки: то никчемного Саваду в свой клуб тащит, то щуплого ботаника, будто школа и без того мало позорилась на соревнованиях. Такими тонкими и изящными ручонками, как у Исиды, остается только вышивать или на пианино бацать — куда ему боксерские перчатки? — Хибари-сан, — окликнул его Исида, бесстрашно глядя прямо в глаза. — Самоуправство дисциплинарного комитета переходит все границы. Будучи президентом, вы должны понимать, что избиение учеников является дисциплинарным нарушением, и не мне вам рассказывать, что за любым нарушением следует наказание. Еще один случай запугивания учеников — и я подниму вопрос о расформировании комитета дисциплины, раз его деятельность противоречит его миссии. Исида держался спокойно, а у всех присутствующих тряслись поджилки — еще никто и никогда не слышал, чтобы Хибари выдвигали условия. Смелость каракурского парня войдет в легенды средней Нами, если, правда, дисциплинарный комитет не позаботится о том, чтобы онемели и оглохли даже стены. Сжав край стола до побелевших пальцев, Хибари резко отпрянул и покинул совещательный кабинет, и Кусакабе, вытирая платком лоб, поклонился присутствующим и поспешил за ним. Держась от босса на почтительном расстоянии (чтобы не попасться под горячую руку), Тетсуя боялся предположить, как ответит Кё-сан на такое унижение. Но Кёя не ответит. Он и без Исиды был скован в действиях… другим Исидой. В больнице, под крылом нового директора, нарушители дисциплины становились на редкость разговорчивыми с любыми челюстными переломами, а вседозволенность Хибари была не беспредельной. Зато беспредельной была его выдержка, как у мудрого волка, который отсекает травоядных от стада по одному. — Что ж, продолжим заседание. — Урюу зашуршал бумагами, и все присутствующие вздрогнули. Ослушаться спокойного председателя не рисковал никто. Хмыкнув с ближайшего дерева, Реборн отложил бинокль. Теперь ему не удастся столкнуть Хибари и Тсуну в битве за приемную, но замена несостоявшемуся шоу была не менее достойной. Если бы не отсутствие пламени, Исида Урюу пригодился бы Вонголе… Но не пламенем единым, а ждать Реборн умел лучше хищников.***
Идея поселиться на работе с каждым днем привлекала Рюукена все больше, и вовсе не потому, что он сроднился с больницей или устал от сына. Скорее наоборот: Рюукен проклинал тот миг, когда поверил, что Намимори — тихий и мирный городок. Отсутствие пустых с лихвой компенсировалось дерзкими пациентами, точнее, одним-единственным. Персонал предупреждал директора о нраве и влиянии Хибари Кёи, но на поводу у мальчишки Исида не пошел. Если даже родной сын не манипулировал Рюукеном (во всяком случае, Рюукен свято в это верил), то чужие и подавно не будут. Его напрягало только то, что подобные типы учились вместе с Урюу, но когда сын стал президентом школьного совета и взял под контроль буйный дисциплинарный комитет, отец успокоился и поверил в его силы. Младший Исида был занят не меньше старшего, и пусть их отношения не улучшались, Урюу, нагруженный реальным миром, забывал про охоту на пустых — а большего Рюукену было и не надо. Но если бы в Намимори его не напрягало ничего, кроме пациентов… его бы не напрягало ничего. Под ногами задрожала земля, а из соседнего квартала донесся взрыв, и Рюукен остановился — идя на работу, он как раз поравнялся с полицейским участком. Если простой народ не обращал внимания на взрывы, то вдруг зашевелятся стражи порядка? Но нет — полицейские не отвлекались от развешивания объявлений на досках, и Рюукен испытал нечто, что люди называют отчаянием. Если он слышал то, чего не слышали другие, пора ли на прием к психиатру? Была бы хоть толика реяцу — он бы понял, а так… Кто кроме шинигами и пустых мог так буянить? В Каракуре тоже нередко что-то разрушалось, но ее жители верили в утечки газа. В Намимори же, похоже, взрывы считались обыденным природным явлением — или у Рюукена начинались галлюцинации. А спросить было не у кого. Разве что у полицейских, но они, закончив с объявлениями, скрылись в здании. Вздохнув, Рюукен возобновил было путь, но тут его взгляд зацепился за что-то знакомое. Точнее — кого-то. Исида покосился на часы — до работы еще оставалось время — и приблизился к доске объявлений. И столкнулся нос к носу с Шамалом. Точнее — с его старым фото. Международный розыск. Две тысячи шестьдесят две обманутые женщины по всей Европе. Рюукен давно разучился удивляться, зато теперь он понял, откуда ему знакомо лицо Шамала. Рука машинально потянулась за сигаретами, а обхватила мобильник, ведь курить Рюукен бросил. А вдруг все проблемы как раз из-за этого? Вдруг, стоит ему затянуться — и все вернется на круги своя? Вместе с бабочкой времени и кровавым будущим… В ухе раздалось нетрезвое «Алло», и Рюукен очнулся. Когда он успел набрать Шамала? И о чем говорить с преступником? Не о погоде же и не об объявлении в розыск, о котором Шамал наверняка в курсе. И все же, если вчитаться в листовку… Шамал аферист — но, по крайней мере, не убийца. — Если опять насчет тела, то я уже говорил… Никакая экспр...ик!.. тиза… ничего не докажет… Рюукен поморщился, и не оттого, что его вера в человечество рухнула — уже поздно. Для выпивки же было пока рановато, а перегаром несло через трубку. Хотя Рюукену ли осуждать, если ему и самому хотелось напиться? Но он врач, который лечит, а не калечит, и назначена у него операция, а не убийство. — Это Исида из центральной больницы. — А-а-а… Сенсей! — обрадованно воскликнул Шамал, но язык у него заплетался. — Вы обдумали мое предложение? У меня есть… Сакура-кура… Болезнь черепов… И даже ангельская… «Алкогольный делирий?..» — отстраненно подумал Рюукен, а сам ответил: — Я звоню насчет вашей кандидатуры. Я все обдумал и решил… — А-а… опоздали вы, сенсей, — перебил Шамал, и слова он выговаривал уже старательнее. — Я нашел работу лучше. Теперь я школьный врач. — Правда? — Брови Рюукена поползли вверх. Что же это за школа такая безумная? — Ага… в средней Намимори. Его сына!.. — Тут такие ученицы… настоящий цветник... Все-таки повезло, что Шамал не по мальчикам, ведь Урюу получился красивым. — Удачи вам на новом рабочем месте, — буркнул Рюукен и отключился, сверля физиономию на листовке. Вот бы сорвать ее, пройти в отделение и сдать преступника с потрохами… Но остыл Рюукен быстро. Обманутые женщины были живы, значит и школьниц Шамал не тронет. А кому-то другому не поздоровится, и никакое расследование не поможет. И Исида возобновил путь на работу. В районе больницы царило спокойствие, но Рюукен в одночасье стал жителем Намимори, которого не волновали взрывы — предстоящий разговор с сыном заботил его больше. Не для того он ввязался в медицину, чтобы Урюу доверял свою жизнь преступникам, пьяницам… И просто гайдзинам. Возвращаясь с работы вечером, объявления о розыске Шамала Рюукен не увидел.***
Жизнь в Намимори текла размеренно и неспешно, и Урюу боялся, что не свыкнется с ролью обычного школьника. После смертельной опасности, которая в Каракуре поджидала за каждым углом, побег от Сасагавы и стычки с Хибари были не более чем играми в песочнице. Владеющий редкой силой, Урюу не видел смысла в обычной жизни. Но нужен ли квинси там, где для его стрел нет целей?.. Ответ пришел сам собой. Цель стрелы — не убийство пустых, а защита людей, и за страждущими в Намимори далеко ходить не надо. Как-то раз Урюу наткнулся на Саваду… И жизнь в Намимори заиграла красками. Скрывалась мафия на удивление плохо, и Урюу быстро понял, кто кому кем приходится. Ребенка с пистолетом он воспринял спокойно — раз существовали квинси и шинигами, то отчего бы детям не быть репетиторами-мафиози? А еще был Гокудера… Сбивая стрелами фитили динамита, Урюу и подумать не мог, что определит Хаято в прислужники. Спасать людей — обязанность квинси, но имел ли он право вмешиваться в судьбы (даже если Гокудера сам решил подчиниться Тсуне)? Чувствуя интерес Реборна, Урюу старался не выделяться, но когда Ямамото с Савадой полетели с крыши, лук собрался в руках самопроизвольно. Чего уж лукавить: стрела квинси вписалась идеально. Само по себе спасение человека от смерти уже меняет его будущее, а значит, о сопутствующих переменах волноваться не стоило. Куда деваться, когда Реборн все будто подстраивал так, чтобы ученик не дожил до инаугурации? Наблюдая за этим странным тандемом, Урюу понимал, что отец у него — подарок. Правда, одним вечером он чуть ли не передумал, когда Рюукен затеял с ним беседу, которые даже по праздникам случались редко. От серьезного настроя отца у Урюу екнуло сердце — прямо как в детстве. Рюукен не одобрял охоту на пустых, но неужели он и сейчас рассердился, когда сын, следуя воле родителя, спасал не мертвецов, а живых? Может, пока не хирургическими инструментами, но не все же сразу!.. — В вашу школу недавно устроился новый доктор, — отрешенно проговорил Рюукен, глядя в окно, и Урюу оторопел. Возможно ли, чтобы отец не заметил его шалостей? — Я с ним не пересекался. — Вот и не надо. Да и вряд ли тебе придется… — Рюукен выдохнул так, как если бы выпускал сигаретный дым по привычке, и Урюу порадовался тому, что отец бросил. Здоровее будет. — Мне снова предложили работу. На этот раз в Ширабори. «Ну вот, — огорчился Урюу про себя. — Только все наладилось в Намимори… Лучше бы отчитал за использование сил, честное слово». Но досада держалась недолго. — Дай угадаю, — поправил Урюу очки с легким смешком. — Там больше платят? — В яблочко. Собирайся. Урюу пожал плечами, но не стал спорить. — Как скажешь, папа. И изменений в лице Рюукена он не заметил — мыслями Урюу витал в новом городе. С Намимори он расстанется без сожалений: Тсуна не пропадет, ведь защитников у него уже много, а Исида… Спасет кого-нибудь другого. Закрывая чемодан, Урюу вдруг задумался: почему отец спросил о школьном докторе?..