***
– Это хорошая партия, – заверил Ромео. – Не пожалеете. На столе лежало несколько кейсов. Ромео по-королевски восседал над ними в бархатном кресле, отвратительно не вязавшемся с его полосатой, как зебра, рубашкой. На проигрывателе в углу крутилась пластинка, Карлос Сантана пел про пути зла. – Наценка высоковата, – с сомнением возразил Дино. Реборн молча подпирал дверной косяк, безразличный к происходящему. Ромео улыбался немыслимо белыми зубами и блестел золотом в ушах и на груди. Его томная коровья красота пробуждала в Дино что-то первобытное. Он раскрыл один кейс – его целиком занимала дальнобойная снайперская «баретта», такой можно пробить варийский джип с километра. – Оно того стоит, – Ромео обиделся. – Не веришь? Пальни, вон, куда-нибудь в сад. Может, хоть соловья подстрелишь – мешает, зараза, музыку слушать по вечерам. А, «кольт мустанг»! – Бьянки вынула из второго кейса пистолет и методично вставляла патроны в магазин. – Хорошая штука, только недавно вернули в продажу. Маленький, легко спрятать за поясом… Бьянки сощурилась и прицелилась ему в голову. Кожа на ее локтях хлопьями слезала от загара. Она больше не носила платья и детские кружевные носки, а в прошлом году обрезала свои скучные волосы и выкрасила их в дикий розовый цвет. «Она похожа на тебя, – иногда говорил Реборн, – только лучше». «Это потому что ты хочешь ее трахнуть», – вертелось на языке, но Дино молчал, как послушный мальчик, и думал, что Бьянки теперь выглядит еще глупее. – Что думаешь? – спросил Дино. – Хороший пистолет, – подтвердила Бьянки. Все мышцы в ее плече напряглись, пальцы сжались на рукоятке до белизны. – Удобный, легкий. – Потише, аморе, – сказал Ромео. – Ох, не женским делом ты занята. Бьянки опустила руку пониже, целясь в грудь. – А какое дело – женское? Ромео сокрушенно цокнул. – Ну, хваталась бы ты за мой ствол так же умело, как за этот, – может, мне и не пришлось бы искать утешения на стороне… – И ведь тебе достало наглости заявиться в бордель Каваллоне, – тихо проговорила Бьянки. – Думал, мне не расскажут? – Разве я виноват, аморе, что его бордели – самые лучшие? – Ромео поднял безоружные ладони. – Я раскаиваюсь. Говорю тебе, раскаиваюсь – ну хочешь, на распятии поклянусь… – Ни черта ты не раскаиваешься, – выплюнула Бьянки бескровными губами, смаргивая слезы с ресниц. – Лжец. Она щелкнула предохранителем. – Аморе… – Заткнись. Натянутая, как струна, рука Бьянки взвела курок – секунда, другая, будто перед первым причастием, – а потом затряслась и начала падать. Ромео рванулся было вскочить, но не успел: Дино хватило шага, чтобы вырвать у Бьянки пистолет и пальнуть, не целясь. По зебро-тигриной рубашке расплылось пятно, такое же кричащее и вычурное, как бархатное кресло Ромео. Пластинка затихла, пока игла переползала на следующую дорожку, и в тишине особенно удачно прозвучали издевательские аплодисменты. – Хвала Мадонне, – Реборн подошел и взял Ромео за безвольное запястье, чтобы пощупать пульс. – Я уж думал, придется ткнуть дулом тебе в затылок, чтобы ты наконец выстрелил. – Мы убили его, – прошептала Бьянки, прижимая трясущиеся пальцы к губам. – Господи, мы убили его… – Во-первых, – сказал Дино, засунув «кольт» обратно в кобуру, – пусть будет благодарен, что я не привязал его за ногу к лошади и не протащил галопом через поле, – он прочистил горло. – А во-вторых, он все равно заломил слишком высокую цену. У меня нет таких денег. Ромео безразлично глядел в потолок. Реборн дернул за цепочку и протянул Бьянки заляпанный золотой кулон с гравировкой: L’amore scalda il cuore. Любовь согревает сердце. – Говори всем, что пристрелила его из ревности, – велел он. – Со временем люди начнут считать это хорошей шуткой. Теперь забирайте оружие и уходите. Надвинул шляпу поглубже и ушел первым, разумеется, не намереваясь помогать. Бьянки подняла на Дино растерянный взгляд. Дино накрыл ее пальцы своими и сжал ладонь с кулоном в кулак. – А мне всегда так нравился Сантана… – грустно сказала Бьянки. – И мне, – согласился Дино. – Потанцуем? Она позволила обнять себя, потом уткнулась лбом ему в плечо, покачиваясь совершенно не в такт музыке. Дино закрыл глаза.***
– Это хорошая партия, – веско напутствовал Реборн. – Мы нужны им, они – нам. Повернись-ка, – он придирчиво оглядел Бьянки, заправил за ухо подкрученный локон и выпростал обратно, недовольный результатом. Бьянки, словно на привязи, склонилась за прикосновением, ища щекой костяшки его пальцев. Реборн отдернул руку и неаккуратным расчетливым жестом провел по ее губам, размазав помаду. – Это слишком, сотри. Бьянки безропотно вытерла рот салфеткой. И вот теперь Франческо Бельсито, главный финансист партии «Лига Севера», промокал одутловатое, плохо выбритое лицо носовым платком и изнывал над своим стаканом апероля. Жара стояла невыносимая. – Итак, вы потратили абсолютно всё, – подытожил Дино, жестом заказывая еще кампари для Бьянки. Несколько лет прошло с того выстрела, а она по-прежнему пила только кампари, словно хотела высосать призрак Ромео до последней капли крови. В ямке между ее ключицами уютно лежал золотой кулон: любовь согревает сердце. Бельсито возвращался туда взглядом снова и снова. Бьянки благоухала пионами и улыбалась. – Нам бы не выдали финансирование на Паданскую гвардию, – он опять промокнул лоб. – Но мы не думали, что Кальдероли так подведет. Теперь он не желает распродавать имущество, грозится доложить в прокуратуру, куда ушел остальной бюджет… – Ай-я-яй, – посочувствовал Дино. Чем жарче становилось, тем больше он расцветал, как насосавшийся солнца нарцисс, и тем соблазнительней манила из тени высокомерная прохлада Бьянки. Чем больше неуместный в такое время галстук душил Бельсито, тем соблазнительней выглядела сделка. – Никогда не знаешь, какую змею пригреешь на груди, верно, Франческо? – Да, да. – Значит, чтобы не оказаться за решеткой, вам нужно четыре миллиона. Бельсито вздрогнул, словно испугавшись слишком громко озвученной суммы. – Синьор Босси хотел бы иметь запас, – ему все не нравилось; он тревожно оглядывал соседние крыши, бегал взглядом по слепым зеленым ставням на верхних этажах. Стул нещадно впивался в спину всеми железными прутьями – хозяева, наверное, думали, что так будут быстрее уходить одни клиенты и приходить другие, но что-то пошло не так, клиенты думали иначе, ресторан был совершенно пуст. Как удобно. – Но ваши встречные требования… – …очень скромны, – подхватил Дино. – Вы ведь не потратили деньги зря, Франческо? Или ваша гвардия не сможет обеспечить нам всего одну малюсенькую, спокойную, неприметную проходку в Генуе? – Да вы поймите, нам недостаточно просто закрыть дыру в бюджете! – Бельсито вдруг заговорил зло, наверное, чувствовал приближение теплового удара. Или какого-нибудь другого удара. – Парламент должен увидеть результаты. Пока вы не сократите поток китайских мигрантов на ваши фабрики на севере, вера в «Лигу» будет падать! – Вы что, собираетесь решить проблему миграции за счет мафии? – изумился Дино. – Разве синьор Босси не хотел снарядить патрульные катера, чтобы просто отстреливать несчастных у берега? Бьянки тихо рассмеялась и положила кусочек льда на язык, мягко покатала во рту и выплюнула обратно. Бельсито потянулся за папиросой, Бьянки поднесла ему зажигалку, склонившись вперед, и золотой кулон закачался перед его глазами, как маятник гипнотизера. – Синьор Каваллоне, мы топчемся на месте уже больше года, – проговорил Бельсито с досадой. – За это время ваша потенциальная прибыль в Генуе выросла куда сильней, чем наш долг. Это неравноценная сделка. Столик звякнул – колено Бьянки задело его, приподнявшись. Бельсито кашлянул, неожиданный ветер подхватил одинокую салфетку и белой чайкой унес к морю. Дино посерьезнел и перешел на интимный, убедительный тон, словно говорил с лучшим другом: – Франческо, ценности у нас с вами одинаковые. Семья, церковь, любовь. И процветание севера, конечно. Поверьте, это единственный обмен, который мы можем предложить. Вы нам – Геную. Мы вам… ну, скажем, шесть миллионов. – Семь. Бьянки немедленно наказала его за алчность: убрала щиколотку от его щиколотки, положила ногу на ногу, разрез платья соскользнул, оголяя недоступное колено. – Мне нужно в уборную. Бельсито грузно поднялся и скрылся в душной тени ресторана. Бьянки безразлично болтала льдом в стакане. – Предложишь шесть с половиной? – Он согласится и на шесть. – Потому что я хороша? – Великолепна. – Так я все-таки тебе нравлюсь, Дино Каваллоне? – Ты нравишься всем мужчинам на свете. – Все дело в платье. Его сшили китайские мигранты. Как и твои отвратительные штаны, кстати. У тебя в них дурацкий вид. – Я здесь только для того, чтобы оттенять твое великолепие, – искренне сказал Дино. Бьянки бросила в него салфеткой, но он увернулся. – Ну, вот теперь это действительно хорошая партия, – вздохнула Бьянки несколько лет спустя, развернув с утра газету, где красовалось лицо Франческо Бельсито и его обвинительный приговор крупным шрифтом. – Сколько-сколько с них требуют?.. Сорок девять миллионов?.. Знаешь, а я ведь сохранила то платье. Мы могли бы получить от «Лиги» все порты на западном побережье. – Это больше не важно, – отозвался Дино задумчиво. – Все порты контролируют Миллефьоре. Если договариваться – то с ними. Он свернул газету и поставил на лицо Бельсито чашку с кофе.***
Мир лежал в руинах. Тело Бьякурана в котловане его амбиций медленно таяло, прорастая иллюзорными белыми цветами, ветер унес пустую одежду Юни, над цветами кружили бабочки, в клубах пыли двигались неясные силуэты. Кто-то плакал. Колени Дино дрожали: у него на плече неподъемной костлявой тяжестью висел Скуало, он дышал со всхлипами, на губах засыхала пена. Бьянки баюкала в руках Гокудеру, плевавшегося землей. Оплавленный, бесполезный «кольт» валялся рядом. – Все кончено, – говорила она. – Это была хорошая партия. И мы хорошо ее разыграли. – Давай-ка сюда, дорогуша, – к счастью, подоспел Луссурия. Дино скорее угадал, чем услышал его – после взрыва в ушах звенело. Луссурия, в отличие от многих, крепко держался на ногах, и над ним сквозь дым и копоть пробивалось тусклое солнце. Он закинул руку Скуало с обломком меча вокруг шеи; Дино почувствовал, как бремя мироздания наконец падает с его груди. Лихорадка войны еще гудела в земле, в небе, в венах, но раскаленный пламенем воздух заполнил легкие, как бриз Елисейских полей. Гокудера вырвался из объятий сестры и пополз на звук родных голосов. Бьянки осталась сидеть на земле неприкаянной подбитой птицей, и Дино охватила такая острая, щемящая нежность, что ясно было одно – он не собирается больше ждать ни секунды. – Пойдем, ради бога! – взмолился он, утаскивая ее, оглушенную, покорную, за деревья. Иллюзия стекала с местности, как капли по холодному стакану, их убежище разваливалось, но Дино было все равно. Он упал на колено. Бьянки ахнула: – Дино Каваллоне, не вздумай… – Бьянки, – перебил Дино и поднял повыше кольцо в засохшей крови. Черт, нужно было хоть об штаны протереть, какой он идиот. – Выходи за меня. Некоторое время она оцепенело глядела на него, словно видела впервые в жизни. Потом брезгливо тронула кольцо. – Где ты это взял? – Это одно из колец Закуро. Скуало умудрился оттяпать ему палец, пока они крушили базу. – Какая мерзость! – Бьянки отшвырнула кольцо, а через секунду Дино завалил ее следом и вдавил в опаленную огнем траву так, что нечем стало дышать. Бьянки вцепилась в его волосы, запрокинула голову, подставляясь поцелуям – торопливо, жадно, будто каждый камешек, впившийся в ее спину, был тикающей бомбой. Тридцать секунд до взрыва, растянутые на бесконечность, как в кино. Дино сорвал с нее футболку, обнажив живот в разводах грязи и белоснежную грудь, укусил за ключицу, ухо, щеку и вдруг остановился, охваченный забытым, застарелым трепетом. Замер, пережидая головокружение. Когда он приподнялся на вытянутых руках, Бьянки смотрела знакомым строгим взглядом. – Кажется, я не могу, – выдохнул Дино бессильно и зажмурился. – И я. Бьянки села; он укутал ее своей рубашкой. – С чего ты вообще взял, что я соглашусь? – Не знаю, – честно признался Дино. – Просто это был… подходящий момент. – Подходящий момент?! – Бьянки расхохоталась с истерическим облегчением. – Дино Каваллоне, подходящего момента не будет никогда! Ты повзрослеешь, дай бог, годам к пятидесяти. Я не собираюсь идти к алтарю в пятьдесят. Уж тем более – рожать детей! Тебе придется искать молодую жену, это даже ослу понятно. – Не стану я никого искать, – Дино чувствовал себя ужасно усталым, запал окончательно ушел. – Хватит с нас и десяти поколений. – Благой король, на чьем челе корона… – Что? – Ничего. Ты любимчик богов, Дино Каваллоне. И Реборн всегда твердил, что ты – хорошая партия. Но твоя любовь ни к одному живому существу не сравнится с твоей любовью к самому себе. А я уже застрелила одного жениха из ревности. – Бьянки, – Дино взял ее за плечи, тряхнул, разворачивая к себе. – Это ведь я его убил. Ты помнишь? Я убил Ромео. Бьянки потянула за цепочку на шее и дернула со всей силы, пока цепочка не лопнула. Кожу прорезало тонким алым следом, а кулон поблекшей безделушкой упал в траву. – Ничего подобного, – сказала она. – Я убила Ромео, как положено всякой Джульетте. Смотри! Небо на мгновение окрасило ее лицо в фантасмагоричные, запредельные цвета, космос вспыхнул, сжигая темную материю и заполняясь предвечным радужным перламутром. – Аркобалено вернулись, – прошептала Бьянки. – Да. Пора идти. Дино протянул ей руку, она встала и отряхнулась. – А кольцо отдай Занзасу. Это его законный трофей. Где-то в океане мирового порядка змей времени приладил на место выпавшую чешуйку. Полотно реальности ткалось заново, чтобы залатать дыры, оставленные войной. Все было правильно.