Suck it up

      Одна из немногих вещей, которую Осаму не понимает и, похоже, никогда не поймёт — это его отношение к Сайгику и наоборот. Вернее, он знает, что ненавидит его, это отрицать вот никак нельзя. Но он не понимает поведение друг друга при тесном контакте: сегодня могут клинками размахиваться, пытаясь вскрыть один другому глотку, а завтра… уже желанно заниматься любовью, зная, что послезавтра они опять будут пытаться убить друг друга.       Их отношения нельзя назвать чем-то постоянным, однотонным. Они скачут туда-сюда: от ненависти и неприязни даже присутствия друг друга, до… нет, не любви. До дикого желания стать друг для друга половыми партнёрами. Снова и вновь. Самое интересное то, что у них не было какого-то порядка или договорённости, кто будет сверху. Они хоть и воевали за доминирующую роль, но потом и позицию снизу принимали достаточно охотно, быть может, даже долгожданно. В целом, им было без разницы, кто над кем будет нависать, но унижаться, самовольно улёгшись на спину или живот, конечно, не хотелось. Так что кто кого опередит, в руках того и будет весь этот день, вечер, ночь, а может, даже утро — как и когда пойдёт.       Забавно то, что один человек всегда втрахивал второго в постель дико, ярко выраженной ненавистью, в то время как он явно желанно отдавался, жаждал эти мгновения именно с тем партнёром, который ему, так сказать, достался.       Осаму сам не понимал мотив таких действий, ведущих к близости с, по сути-то, своим врагом, да к тому же чуть ли не злейшим. А может, мотива даже в его умеющей быстро и метко соображать голове не было от слова совсем? Может, он просто и правда хотел заниматься сексом с тем человеком, которого на дух не переносит? Хотел его тело? Всего, без остатка?       В принципе, такая гипотеза имеет место быть. Как иначе объяснить факт того, что, нанеся ранение в каком-нибудь поединке, что было достаточно редким, торжественным случаем, никто из двоих не ликовал так сильно, как в постели? Хоть будучи сверху, хоть снизу. Но никогда союзниками они не были. Никогда. Даже во время секса они оставались злейшими врагами, умудрялись и там оставить какие-нибудь увечия на теле партнёра: один обкусает местами даже до крови, другой спину расцарапает, что кожа будто бы пылать будет. Но обоих всё устраивало. Никто не жаловался. И никто не стыдился того, что между ними может происходить.       Во время попыток убить друг друга они даже не вспоминали о том, какая между ними химия разжигается. Хоть она и стоит на месте. Вернее, идёт скачками, но все они находятся на одном уровне. Только секс. Ни любви, ни даже намёка на симпатию. А поцелуи… были инстинктивны. Лживы. Особенно ради того, чтобы помучить партнёра нехваткой кислорода и до крови обкусанными губами. Оба детектива искали любой способ, как бы им поиздеваться друг над другом даже во время такой сладостной пытки.       Однако удивительно то, что больше никто двоих не привлекал. Если раньше Осаму цеплялся к любой юбке — даже не важно, свободной или нет, — то сейчас каждый раз, как к нему в кофейне подсядет какая-нибудь очаровательная студентка, начиная открыто кадрить шатена, то он холодно, твёрдо, но ясно вымолвит: — Вы, к сожалению, мне не интересны. Всего хорошего.       И отсядет за другой столик. Ходить хвостиком после такой грубости, да и, тем более, в общественном месте, никто не станет. Слишком стыдно. Честь превыше всего. Подумаешь, отшил какой-то наглый парень. Наверняка он занят. А быть может, он и вовсе не заглядывается на противоположный пол? Дадзай и сам не знает. Он никогда себя не поймёт. Как минимум именно в этом плане. Но он явно изменился с того самого момента — ареста за каждую проделанную во время состояния в рядах Портовой Мафии махинацию.       У Сайгику хоть и было всё немного по-другому, но в целом так же. К нему не липли так сильно, как к его врагу. Однако свои поклонницы тоже были, которых он так же равнодушно отвергал. Этот ищейка никогда не задумывался о чувствах других. И вряд ли будет потом. Он даже не пытался покопаться в голове своего регулярного партнёра, вместе сесть — и просто поговорить. Да какие уж разговоры о взаимоотношениях с врагом! Только война да секс. Для остального то ли места, то ли смысла, то ли вообще желания не было, нет и наверняка никогда не будет.       Занимались они этим неспроста. В основном сценарий был таков. Кто-то проникнет в дом, офисный кабинет другого, да хоть в магазине подстережёт. Развяжется в лучшем случае кулачная драка, а в худшем и вовсе бой с применением холодного или даже огнестрельного оружия. Потом кто-то умудрится как-нибудь обезвредить или же хотя бы просто сбить с толку врага — а затем уже каким-то непонятным для двоих образом они занимались сексом.       Но сейчас Осаму не допустит никакой оплошности. Одежда специально была выстирана заранее, чтобы совсем никакого запаха от неё не было, даже парфюм давным-давно выветрился. В квартиру он проник заранее, чтобы не издать лишних звуков, хотел было уже достать нужную кружку, как слышит этот предательский звон ключа в замочной скважине. Махнув рукой на осторожность, он встаёт, как вкопанный, ожидает приход жертвы.       Около минуты шорохов, тихих ударов обуви о пол, глухих ругательств на ненавистного коллегу себе под нос — и белёсый, цокнув, проходит на кухню, ставит чайник кипятиться. Всегда после работы он пил зелёный чай, чтобы расслабиться, так как этот балаган в офисе постоянно выводит его из себя, а в кофейне кое-кто особо одарённый опять умудрится поэкспериментировать с едой. Тошно от этой обстановки, в которой ему приходится работать.       Слушая визг чайника, Сайгику, встав на цыпочки, лезет в шкаф, нащупав там коробку чайных пакетиков, вытаскивает оттуда. Его рука была предательски близка к лицу Осаму, что тому пришлось затаить дыхание на время слепых поисков нужной коробки. Вдохнув её аромат, ищейка убеждается, что он взял нужное, затем отходит, чтобы отключить чайник. Вот тогда Осаму смог тихо вдохнуть немного воздуха, внимательно следя за действиями парня, чтобы подловить удобный момент и выполнить своё давнее желание.       Какое-то время провозившись с заваркой пакетика в кипятке, Дзёно тянется за кувшином прохладной воды. «Ещё совсем немного, ну же, быстрее», — мелькает в голове шатена, когда он наблюдает за этими изящным действиями. И вот, наконец, другая по температуре жидкость перемешивается с горячим чаем. Звук нескольких падающих капель, похожих на воду по виду и отсутствию запаха, отдавался в голове детектива, словно звон битого стекла. Вот они, эти мгновения, когда сердце колотится настолько бешено, что, кажись, вот-вот пробьёт грудную клетку.       Дадзай пристально смотрит на то, как, кажись, ни о чём не подозревающий враг берёт чашку, элегантно и, наверное, уже даже инстинктивно оттопырив тонкий мизинец… делает глоток. Где-то внутри себя кареглазый ликовал как никогда прежде, но позволил себе только выдавить улыбку. Осталось дождаться, когда быстродействующий яд даст о себе знать, парень свалится замертво, и можно будет уходить. Однако положение Осаму было настолько невыгодным, что любой шорох может всё испортить. Пусть он и хочет умереть, но точно не от этих гадких рук в белоснежных перчатках. Лучше глотку себе перережет. Но потом. Есть ещё вещи, которые этот детектив не успел сделать.       Из-за невозможности даже элементарно развернуться Осаму потерял Сайгику из виду. Судя по звукам, включает воду из-под крана, вымывает кружку. Затем ставит на столешницу. Сколько там ещё осталось до действия яда? Около трёх минут. Ещё немного, ну же…       Шатен слышит немного непонятный шорох. Похоже на сброшенный на пол плащ. Затем… звон металла. Не по плану это. Цокнув, Дадзай вовремя успевает уклониться в сторону. Лезвие катаны рассекло пропахший ароматом чая воздух, а могло бы и затылок. — Ты всегда удивляешь меня, Дзёно. — До чего же ты глуп, Дадзай.       Бывший мафиози мгновенно подхватил из деревянной подставки для кухонных приборов первый попавшийся нож, который служил для нарезки овощей, замахнулся им так, чтобы он вскрыл как минимум висок. Не успел даже прикоснуться. Всё лицо белёсого мгновенно растворилось на мельчайшие частицы, из-за чего чёрная рукоятка чуть ли не выскользнула из пальцев бинтованной руки. Только-только Осаму тянется в первую очередь левой рукой, чтобы аннулировать дар противника, он мгновенно исчезает. Полностью.       Раздражённо выдохнув и быстро наклонившись, чтобы взять катану, самоубийца внимательно наблюдает за каждой золотой частичкой, мелькающей в воздухе, и стоит ему буквально на миг потерять их из виду, сзади возникает уже полноценная фигура, умудрившаяся выхватить своё холодное оружие, поднятое с пола. Лезвие длинного меча, слегка царапающее кожу на и без того изувеченной шее, сверкает на свете солнца, пробивающегося сквозь окно. — Ты допустил ошибку, Дадзай. — с усмешкой чуть ли не соблазнительно хрипит на ухо партнёру по поединку тот. — Пролезая через окно, ты впустил немного свежего воздуха в квартиру, который я почувствовал, зайдя на кухню. Ненавижу его. — Я тоже не промах, знаешь ли. Ты ведь ощущал лёгкую сладость, пока пил свой чай? Этой сладостью отдаёт яд, смертельную дозу которого я вылил в твою кружку. И он подействует через… — Не подействует.       Проговорив эту короткую фразу в ответ, тем самым перебив шатена, Сайгику совсем немного сжимает челюсть, из-за чего находящаяся между зубов таблетка с тихим треском рассыпалась на частички противоядия, которые были проглочены мгновенно. Он знал, что в любой момент его чай может оказаться отравленным, так что постоянно держал при себе лекарство. А с громким шорохом сброшенный на пол плащ был лишь прикрытием. На самом деле он вытаскивал таблетку, тихо принимал её, зная, что Осаму не сможет заметить это. Наличие яда в чае и вообще чужого человека в квартире он конечно сразу же подметил — чай он всегда пьёт без сахара, однако даже вкус был обострён, чтобы ощутить едва уловимую сладость, — но вёл себя как ни в чём не бывало, чтобы резко нанести удар со спины. Однако противник тоже оказался ловким.       Между ними завязался очередной бой не на жизнь, а на смерть. Любой косяк, и… всё. Звон металла заглушал все звуки вокруг: шум машин с улицы, шаги и рваные вздохи. И это сильно мешало Сайгику, хоть он и говорил, что с потерей зрения он увидел куда больше, чем мог. Так что в основном приходилось ориентироваться на колебания воздуха. Прислушиваться к каждому звуку было хоть и не бесполезно, но очень тяжело, однако он ловко уворачивался, но в то же время запутался. Где они находятся? Бой начался на кухне. Вот только где он продолжается? Судя по скованным движениям врага, в коридоре, где расстояние между стен было не таким большим. И это явно не в выгоду владельцу квартиры, ведь у него катана, а у соперника обычный кухонный нож. Чёрт. — Тц. — ищейка цокает, когда понимает, что оказался загнан в угол. За лопатками стена, перед грудью враг, у шеи острый конец ножа. — И что ты предлагаешь делать сейчас? Убить? — Даже и не знаю. — слышится тихий, бархатный смешок. Затем пропадает холодное остриё у едва движущегося кадыка. — Мне тебя совсем не жалко. Поэтому я оставлю тебя жить с позором из-за проигранной мне дуэли. — Тогда, раз так, я сдаюсь. — в качестве подтверждения своих слов он отпускает катану, и та со звонким ударом лезвия падает на пол. Затем поднимает свои руки вверх, горько усмехаясь. — И что же ты будешь делать с проигравшим? Отпустишь в свободное плавание? Или вкусишь сладость победы? — Второе предложение весьма заманчиво.       Только-только слышится этот бархатный шёпот, как Осаму резко подхватывает того за бёдра, моментально укусив в бледную шею и упорхнув вместе с парнем в его спальню. Тот моментально затараторил что-то непонятное, но оказался заткнут ненасытным поцелуем, как только его бросают на кровать. Опять. Опять он проиграл этот бой, и ему досталась позиция снизу, однако, находясь даже в таком положении, мириться с этим не хотелось. Как только детектив отстраняется от губ, даже не успев ничего другого сделать, Сайгику хрипит: — Может, ты и выиграл бой в коридоре. Но это не значит, что ты выиграл войну.       С этими словами он ловко, резко переворачивается, по пути выхватывает из кармана брюк наручники, моментально приковав ими запястья шатена к извилистому изголовью кровати. Уловив недовольное, невнятное шипение, чем-то похожее на «Чёрт», белёсый довольно усмехается, заправив прядь волос за правое ухо. Вот только сейчас он пожалел о полном отсутствии зрения, так как не сможет любоваться этим явно недовольным и, быть может, немного даже напуганным смазливым личиком. Телесное пальто уже давно упало где-то на кухне во время ожесточённой дуэли, так что Сайгику моментально приступил к тёмной жилетке, торопливо расстёгивая большие пуговицы на ней. Вскоре под озлобленные шиканья злейшего врага он принимается за рубашку, под которую уже порой начинают лезть его тонкие пальцы, дразняще надавливая на грудину. — Дзёно, прекрати. — грозно проговаривает Осаму, вновь дёрнув запястьями так, что цепочка наручников, проехавшись по чёрным металлическим узорам, звякнула. — Пусти.       Ищейка усмехается. Каким же беспомощным кажется Осаму в такой ситуации. Склонившись над его ухом и лизнув мочку, тем самым оставив за собой влажный след на ней, резко кусает, вырывая из давно искусанных в кровь губ тихий вздох. — Не в этой жизни, Дадзай Осаму. Не каждый день я могу завладеть тобой. А особенно когда ты прикован наручниками к моей кровати. Так забавно… жаль, что я сейчас этого не вижу.       Наконец распахнув ненавистную рубашку, которую уже давно хотелось разорвать в клочья прямо на этом изувеченном в основном собственными руками теле, Дзёно жадно припадает губами к груди, оставляет на ней мокрые поцелуи, а в какой-то момент кусает за правый сосок. Детектив глухо ойкает вперемешку со всё ещё недовольным стоном, однако потом вновь начинает издавать звуки, похожие на едва уловимый скулёж. Он поджимает ноги, упирается коленями в чужую грудь, резко отпихивает от себя. Но это только рассмешило ищейку, который, в свою очередь, нагло раздвигает ноги партнёра так, чтобы он согнул их в коленях и поставил стопами на постель. Не желая мириться с таким положением, шатен опять дёргается всем телом, заверещав что-то неясное. Фыркнув, Сайгику быстро стягивает со своих кистей белоснежные перчатки, отбрасывает их куда-то на пол, после чего кладёт указательный палец на потрескавшиеся губы, на которые чуть надавливает. — Т-с-с. Я просто захотел вспомнить былые времена, когда твои запястья оказались в наручниках. Мы такое, кстати, ни разу не практиковали в постели, знаешь ли. — Ты безумец, Дзёно Сайгику. — Никак нет. Просто хочу сделать так, чтобы ты ощущал себя максимально беспомощным, а я этим наслаждался.       Вымолвив это, он теперь же начинает скользить кончиком языка по груди шатена, вырисовывая на ней понятные только ему влажные узоры. Цокнув, детектив держит глаза открытыми, не издаёт ни звука, но в то же время не то чтобы не сопротивляется, так даже не дышит. Странное чувство. Но в то же время в кои-то веки привычное, ведь оказывается он под этим парнем не в первый раз, однако теперь с наручниками и широко раздвинутыми ногами, между которыми так нагло протиснулся ищейка, не давая возможности хоть как-то закрыться. Настолько смущает, что на щеках Дадзая выступает бледноватый румянец, а на лице Дзёно — бесцеремонная усмешка.       Ловко расправившись и с ремнём на светлых брюках, Сайгику получает очередное разгневанное и сконфуженное шипение и неуклюжую попытку пинка, которая воплотилась в простое ёрзанье правой ногой. Широко распахнув карие глаза и наблюдая за тем, как незрячий быстро стягивает оставшуюся ткань вперемешку с нижним бельём, Осаму хрипло шепчет: — Нечестно. — Всё честно. Всё равно я ничего не вижу. Тебе смущаться нечего. — Сайгику, — детектив впервые называет того просто по имени, без фамилии, что привлекает другого, заставляя задрать подбородок, будто бы смотря закрытыми глазами на чужое личико, — прекрати издеваться. И вообще, выиграл я, доминировать должен тоже я.       Бледные пальцы правой руки скользят от торса к животу, чуть надавливают на него, затем поднимаются дальше, как-то наплевав на грудь и толком не уделив ей никакого внимания, смыкаются на забинтованной шее, но совсем не давят, лишь касаются. Тут же ощущается движение кадыка, символизирующее тяжёлое сглатывание. У уха слышится бархатный, немного даже голодный шёпот: — Что ж, в мире есть много вещей, которые разочаровывают, бьют ножом в спину. — Не разочаровывай меня, иначе потом разочаруешься в последствии своих слов и действий. — Хоть ты и борешься, делаешь это только чтобы не оказаться в проигрыше, в то время как где-то внутри себя понимаешь, что не выберешься из этого сладкого плена переменных чувств, дикого желания и наручников именно из-за того, что не хочешь, чтобы это прекращалось. Просто смирись с этим, Дадзай Осаму.       А после, водя носом по чувствительной коже, по которой уже мурашки пробегались от таких действий, он опускается обратно вниз, однако вставшему половому органу не уделяет совсем никакого внимания, если не считать то, что чисто случайно горячее дыхание слегка обожгло его у основания. Продолжая эту прохладную дорожку вниз, он останавливается у левой лодыжки, скользит по ней своей щекой, вновь приподняв подбородок, хоть и не замечая, но чувствуя на себе этот похотливый и в то же время до жути смущённый взгляд. Затем щекочет её своим дыханием, слегка кусает, чуть оттянув фарфоровую кожу на себя, улавливает очередной вздох. Посасывает её, ставя бледноватый засос. Отстраняется.       Сайгику и сам уже не может терпеть. Слишком сильно хочет этого парня, поэтому, буквально разорвав бинты на чужой шее, что марлевая ткань издала громкий треск, припадает к этому участку кожи, уделает ему особое внимание, лаская своим языком и губами, порой и немного болезненно покусывая, что слышалось тихое айкание. Над ним точно издеваются. И без того шрамов полно, так ещё и это…       Но эта слегка жгучая боль не особо важна. Сильнее обжигало так и распирающее возбуждение, но с ним толком ничего в пользу шатена не делали. Только усиливали, что ещё больше добивало. Поэтому, в какой-то момент не выдержав такой пытки, парень, потеряв всю гордость, чуть ли не хнычет: — Просто возьми меня уже.       С бледных губ срывается наглая усмешка, однако, помучав партнёра ещё несколько секунд, он нагло и резко проталкивает средний и безымянный пальцы в его уста, надавливает на язык, заставляя даже покашлять на протяжении нескольких секунд из-за рвотного рефлекса, однако потом Сайгику и сам начинает тихо постанывать, чувствуя, как его фаланги начинают усердно облизывать, лаская приятной прохладой. Хотелось бы смотреть на то, как Осаму прикрывает свои карие глаза, послушно принимая эти тонкие пальцы, которые ещё через пару десятков секунд уже скользят вниз, проводят по колечку мышц, смачивая его, а затем заставляют охнуть, когда средний резко проталкивается во внутрь безо всякого предупреждения.       Детектив мгновенно напрягается: тот чуть сжимается вокруг пальца, едва отросшие ноготки скользят по коже ладоней, сжатых в кулак, а пальцы на ногах поджимают простынь. Дзёно улавливает эти движения благодаря шорохам и тому, что тело чуточку заёрзало, будто бы сопротивляясь. Но он ничего не говорит. Лишь нахально добавляет второй палец, а как только появляется возможность — третий, тут же начиная то толкаться ими вглубь, то выходить обратно. Дадзай и вовсе скулит, поджав нижнюю губу и чуть задрав подбородок, оголив теперь же обкусанную шею. Уже в очередной раз пожалев о полном отсутствии зрения, он наклоняется к виску, вдыхает аромат, исходящий от каштановых волос. Опять пил кофе перед тем, как наведаться в гости.       Сайгику всегда ощущал этот горький, крепкий, но такой приятный, можно сказать, уже даже успевший стать родным запах, когда сталкивался лицом к лицу с этим человеком у себя дома. Наверняка уже в традицию вошло выпить чашечку-другую перед попыткой убийства, а затем смертным боем.       Долго терпеть уже не было сил, причём у двоих. Осаму мысленно сказал самому себе, что если ему и будет больно, то он открыто наплюёт на это. Он хочет Сайгику. Вернее, они друг друга. И позиция каждого как никогда прежде устраивала обоих. На удивление, Дадзай тоже был доволен тем, что есть, и уже совсем перестал сопротивляться, лишь каждый раз выстанывал имя врага, когда его пальцы растягивали чувствительные стенки, умолял его о большем, что явно не свойственно этому детективу. Однако он был готов отдаться этому ищейке, хоть и поначалу усердно боролся.       Вскоре происходит то, что оба так долго хотели. Слышатся шорохи ткани, затем влажная от предэякулята головка упирается меж бёдер, что срывает с уст обоих тихий вздох желания. Прикусив губу, Дзёно делает вдох, выдох, а после хоть и быстро, но достаточно аккуратно входит, с каждой секундой пытаясь зайти как можно глубже. Он слышит протяжный то ли скулёж, то ли стон, из-за чего уже крышу сносит. Дав партнёру всего лишь пару секунд на привыкание, он начинает на удивление бережно двигаться внутри изувеченного тела. Но наверняка этот темп вскоре перейдёт на вновь беспощадный. — Сайгику. — Осаму инстинктивно тянет свою правую руку, чтобы провести пальцами по совсем немного покрасневшей от возбуждения щеке, но вновь слышит этот раздражающий звон цепи, из-за чего разочарованно вздыхает. — Открой глаза, прошу. — А? — тот, остановившись от плавных, не настолько ярко ощутимых толчков, удивлённо вскинул брови. — Зачем? — Хочу увидеть их. Сделай это, пожалуйста.       Помедлив пару секунд и подумав, ищейка всё-таки выполняет чужую просьбу. Плавно открывает веки, что он уже давно не делал, моргает несколько секунд. На ресницах инстинктивно оказываются пара слезинок из-за непривычности к такому. Вернее, от отвыкания держать глаза открытыми. Осаму тут же принимается разглядывать их. Наверняка они сами по себе тёмно-карие, может, даже ближе к смоляному, однако из-за слепоты их радужка была какого-то горчичного цвета с бежево-коричневыми узорами. Бликов не было, а сам по себе взгляд стеклянный, пустой. — Твои глаза… они… — детектив сглатывает, разглядывая то, что впервые предстало перед ним, — такие необычные и… красивые…       Тот хрипло шептал эти слова, находясь на грани мольб возвращения к былым толчкам, и только-только он подумал об этом, как вновь ощущает себя наполненным, только уже более быстрым, резким темпом. Настолько, что даже без касаний к желаемой точке он начинал нескрываемо стонать, закатывая глаза. Сайгику тоже долго не держал их открытыми. Несколько секунд — и, наконец, простата была найдена. Головка, а затем и ствол проехались по ней. Один несдержанно шумно выдыхает, а другой чуть ли не воет от резкой вспышки наслаждения внутри него, вздрагивает всем телом.       Довольно усмехнувшись, ищейка вновь чуть сжимает шею партнёра правой рукой, а левой упирается в постель рядом с его головой, чуть ускоряет темп, двигаясь под тем же углом. Шатен тихо хрипит что-то невнятное, но явно довольно улыбается, чувствуя, что начинает задыхаться от изящных, так желаемых пальцев, от таких ярких толчков внутри него, от стонов двоих вперемешку, от обжигающего ухо дыхания и жаркого шёпота: — Насколько я понял, ты умеешь жертвовать всем, что нужно, ведь для тебя цель всегда оправдывает средства, так ведь? — вопрос был риторическим, так что почти сразу же он надавливает на горло ещё чуть сильнее, и вовсе заставив коротко закашлять, а после чуть ли не выть сквозь хрипы от ускорения темпа чуть ли не на максимум. — Готов предложить мне даже любовь, лишь бы не выбраться из этого сладкого плена?       Опьяняющий голос, скрипы кровати, звуки удара изголовья о стену, лёгкие шлепки, слегка приглушённые стоны — всё мешалось в голове, заставляя её кружиться, из-за чего пришлось блаженно закатить глаза. Даже не обдумав свой ответ — хотя даже думать было бессмысленно в такой ситуации —, Осаму выкрикивает: — Готов! Только прошу, поцелуй меня!       Сайгику не нужно повторять дважды. Да и он сам этого хочет. Резко убрав руку и даже не дав никакой возможности вдохнуть хоть немного воздуха, он припадает к обкусанным губам, зализывая их, а темп ускорив на максимум, из-за чего те уже начинали чуть ли не выкрикивать от такого. Но все звуки были приглушены, а значит, вырывалось только неразборчивое мычание.       Покрытые шрамами запястья были давно истёрты о металл наручников. Наверняка эти синяки и покраснения будут проходить около недели. Но это станет лишь последствием такой желанной, дикой близости, во время которой они наплевали на всё, дав волю чувствам, жажде друг друга… быть может, даже первым искрам любви.