i would say i'm sorry, but i think you both should go

Было страшно всё бросать и начинать открывать неизведанные миры в одиночку. Было невероятно тяжело все эти годы пытаться отпустить прошлое и наконец-то перестать оглядываться, выискивая в толпе знакомые лица, и с треском вновь и вновь проваливаться в своих бесконечных попытках. Было до дрожи непривычно находиться в одиночестве, несмотря на то, что раньше постоянное нарушение личного пространства и успокаивающей тишины выводили из себя и буквально превращали уставшего музыканта в разъярённого зверя. Весь пройденный вместе путь был тернистым, а порой даже и разрушительным. К сожалению, человеческий мозг устроен не идеально, поэтому запомнились не уютные вечера в отелях, когда можно было подолгу не выпускать друг друга из крепких объятий, утыкаясь носом в тёплую шею, а ссоры, во время которых срывали голоса и признавались во взаимной ненависти. Эти крики были полны обиды, оскорблений, недопониманий и чистейшей боли. Каждый день они добивали друг друга в тесных гримёрках, отбирая последние силы с невероятной яростью, будто изматывающих концертов было недостаточно. Тяжело избегать человека, который всегда находиться рядом. Но ещё тяжелее избегать того, с кем не хотелось расставаться ни на минуту. Взаимоотношения их были ужасно хрупкими, но при этом ежедневно продолжали подвергаться эмоциональным пыткам. Было сложно сказать, моральное ли истощение сломало их окончательно. Вероятнее всего, да. Хотя даже они не могли с уверенностью ответить себе на этот вопрос и продолжали прокручивать его в голове изо дня в день. Наверное, оно окончательно расколо эту гитару пополам, но первые трещины появились гораздо раньше, в результате ряда неверно принятых решений, о которых каждый потом жутко пожалел. Раны со временем так и не затянулись и начинали вновь и вновь кровоточить, когда взгляд цеплялся за, до боли знакомые черты лица. Да, им нужен был перерыв без определённой, фиксированной даты окончания, потому что никто не в состоянии выдержать всё то, с чем им приходилось бороться каждый чёртов день. " These are the eyes and the lies of the taken These are their hearts But their hearts don't beat like ours They burn 'cause they are all afraid " Возвращение, вовсе не означало, что наступило долгожданное исцеление и все грехи, совершённые в прошлом, получили статус "искуплен". Просто находиться вдали друг от друга стало тяжелее, чем быть в непосредственной близости. Самые первые встречи, после мучительной разлуки были очень сдержанными и чересчур осторожными. Они словно ходили по лезвию ножа или крутому обрыву. Молчание, переодически повисавшее в воздухе, невозможно было назвать комфортным, каким он было раньше. Оба боялись сказать лишнее слово, или сделать слишком резкое движение, или быть слишком громким и навязчивым. Между ними словно была натянута струна, которую все чётко видели, но упорно продолжали не обращать на неё никакого внимания. В какой-то момент Джерарду даже начало казаться, что всё это изначально было невероятно хуёвой затеей. Он никому не говорил о своих сомнениях и изо всех сил пытался скрывать нервную дрожь в конечностях. И стоит признать, что маска уверенности на его лице выглядела весьма убедительно, но только не для одного человека, знающего его так же хорошо, как и самого себя. После очередной репетиции, наполненной неловкими паузами и нервными смешками, к нему подошёл Фрэнк. Он впервые оказался настолько близко, практически утыкаясь носом в его грудь. Джерард замер, пытаясь остановить зарождающуюся панику, и медленно опустил взгляд вниз. Давно на него так не смотрели - пронзительно, вдумчиво, уверенно и в то же время немного обеспокоенного. - Мы справимся. - всего два слова, произнесённые Фрэнком, смогли убрать все сомнения из мыслей Джерарда и подарить надежду. Это произошло далеко не впервые. Айеро всегда умел подобрать верные слова в самый необходимый момент. Именно Фрэнк был тем человеком, который ездил забирать Джерарда из прокуренных дешёвых баров, а потом укладывал того спать и ещё подолгу сидел рядом, испытывая иррациональный страх, что Уэй может умереть во сне. Этот ад длился несколько лет, но глубочайшую вину Джерард испытывал до сих пор. Никто из них так это и не признал, но было глупо отрицать, что именно Фрэнк был самой важной причиной, чтобы отказаться от наркотиков и алкоголя. Своя собственная жизнь Уэя старшего тогда мало волновала, а вот грустные и уставшие глаза парня, который всегда был рядом, стали гораздо более весомой причиной. Джерард искренне не понимал, почему Айеро всё это терпел, а не послал его давно нахуй. И всё же, находиться вместе в замкнутом, порой вызывающем лёгкие приступы клаустрофобии, пространстве - это одно, а вот быть на виду у тысяч кричащих фанатов - совсем другое. Было запрещено проявлять пренебрежение или холод по отношению друг к другу, чтобы не вызывать лишних вопросов. А вопросы бы точно возникли, не будь они столь осторожны, ведь сейчас все взгляды были прикованы к громкому возвращению легендарной группы. Никто не говорил об этом вслух, даже не пытаясь обсудить свои чувства с другими. Все всё понимали без слов. Они слишком хорошо друг друга знали и годы проведённые по одиночке не могли это изменить. Музыка действительно помогала забыться, но не тогда, когда практически каждая строчка написана о человеке, которому сейчас он старался лишний раз не смотреть в глаза. Джерард будто пытался стать невидимкой. Казалось, что он боялся быть навязчивым, громким, раздражающим, чтобы не разозлить и не разрушить то хрупкое настоящее, которое они бережно выстроили на сгоревших останках былых чувств. Если бы люди не были ослеплены ностальгией, то наверняка бы заметили, с какой осторожностью Джерард всегда подходил к Фрэнку и, что намного важнее, он практически ни разу не сделал первый шаг, за прошедшие несколько концертов. Теперь Уэй всегда оставлял это право за Фрэнком. Сегодня их ждало очередное шоу в дождливой и туманной Англии, на этот раз в каком-то Богом забытом городке, именуемом - Уорингтон. Погода в Объединённом Королевстве была буквально создана для них. Затянутое серыми тучами небо, переодически накатывающие густые туманы и сырость, которой насквозь был пропитан воздух. Всё это создавало определённую, мрачную атмосферу, а мрачность, как было известно, была неотъемлемой частью не только их музыки, но и их жизни. Возможно, именно поэтому возвращаться сюда было чем-то важным и в какой-то мере необходимым, словно ты возвращаешься домой. В место, где тебя понимают и всё вокруг создано словно специально для тебя. Бродить по этим улицам сейчас ощущалось иначе. После стольких лет они будто заново открывали знакомые города, улицы и пабы. С одной стороны - это вдохновляло и успокаивало, но с другой, было невероятно тоскливо ощущать всё утраченное время. Не хотелось об этом думать, но в глубине души всё это чувствовалось отвратительно пугающе. Больно признавать, что они безвозвратно потеряли столько лет. Каждый из них наслаждался возвращением к прошлому, но также в глазах каждого читалась грусть от осознания того, что рано или поздно это вновь закончится, но на этот раз навсегда. Выступления достаточно хорошо помогали отвлекаться, полностью погружая в какой-то иной мир, где не было проблем. Джерард всегда уходил с головой в работу, когда собственные мысли и внешний мир начинали сильно на него давить. Вот и сейчас - саундчеки, беснующиеся толпы и постоянные переезды из одного города в другой не давали возможности заниматься ядовитым самокопанием. Всё это начинало его душить одинокими ночами, проведёнными в пустых отельных номерах, которые всегда оставались тёмными и холодными. Там одиночество и боль ощущались куда острее. Раньше он бы, ни на секунду не задумываясь, пошёл бы к Фрэнку, потому что рядом с ним тишина переставала быть такой давящей, а внутренний голос наконец-то замолкал. Они могли подолгу просто лежать рядом, избавляя друг друга от липкого страха одиночества. Сейчас же всё кардинально изменилось и даже допустить мысль, что Фрэнк откроет ему дверь, если он всё же осмелится постучать, была пиздец какой глупой. *** Перед выходом на сцену, впервые за долгое время, сердце стучало в разы быстрее, чем должно у нормального и стабильного человека, словно готово было в любую секунду пробить грудную клетку, разорвав плоть на части. Он не просто нервничал, а буквально находился на грани истерики или в шаге от панической атаки. Люди, возбуждённые до предела, казалось, уходили далеко за горизонт и терялись в таинственных английских холмах. Джерард был практически уверен, что такой толпы они ещё ни разу не собирали и это лишь ухудшало его, и без того шаткое эмоциональное состояние. Идеальный момент, чтобы извиниться за все свои грехи, а потом молить на коленях о прощении. Он вынашил этот план, который и планом-то можно было назвать с натяжкой, а скорее лихорадочной идеей, ещё со времён первых репетиций, ожидая подходящего момента и собирая по крупицам остатки своей смелости. Но даже для Джерарда было неожиданностью, что это произойдёт именно сегодня. Он просто почувствовал, что время пришло. Единственная уверенность, которая его не покидала, это уверенность в том, что ничем хорошим это точно не закончится. Это могло стать фатальной ошибкой, но молчать он больше не мог. Практически каждая песня была написана только о нём и о том, как Джерард сожалеет обо всём случившемся. Чертовски сожалеет о каждой блядской ошибке и о том, что вообще появился в жизни Фрэнка. *** Дверь с оглушительным звуком захлопнулась прямо перед лицом растерянного Джерарда. Он моментально схватился за ручку и резко потянул её на себя, входя в крохотную гримёрку. Фрэнк стоял спиной к нему, изо всех сил сжимая и разжимая кулаки, будто подыскивая что-то, что можно прямо сейчас сломать. Его сгорбленная фигура выглядела с одной стороны угрожающе, а с другой вызывала болезненное сожаление и заставляла чувство вины вновь скрести своими когтями изнутри. - Фрэнк. - Заткнись! Просто закрой свой рот! - со всей яростью закричал Айеро, что было абсолютно ему не свойственно, но так и не развернулся. Он мог разбрасываться саркастичными фразами и язвить даже с малознакомыми людьми, но его крик Джерард ещё ни разу не слышал. - Фрэнк, я хотел... - договорить ему вновь не дали. - Ты меня ударил! Ты вообще блять осознаёшь, что только что произошло? - он резко обернулся. Его глаза были переполнены злостью, но также в них читалась растерянность и полное непонимание всего произошедшего. Это было неожиданно для них обоих. - Даже, когда ты пил, это никогда не доходило до такого. - Я не могу объяснить... - честно признался Джерард, устало опустив голову. - И не нужно. Я заебался постоянно пытаться понять, что происходит у тебя в башке. - он снова отвернулся и через несколько секунд вновь заговорил, на этот раз шёпотом. - Я просто хотел тебя обнять. Его голос прозвучал не просто надтреснуто, а разбито. - Фрэнк, прости. Я люблю тебя. Я не хотел. - Нет. Не любишь. И никогда не любил. - уверенно заявил Айеро, качая головой. - Тебе просто нужен был кто-то рядом, чтоб ты не чувствовал себя одиноким. И сейчас ты нашёл мне более подходящую замену. - Ты женился. - попытался аргументировать свой поступок Джерард, понимая, что звучит это просто смешно. - А ты целовал меня на сцене, зная, что ночь проведёшь с другой. - с явной усмешкой в голосе сказал Фрэнк. - Я никогда тебя не обманывал, поэтому не смей сейчас меня в чём-то обвинять. - устало выдохнул Айеро. Сил на злость и агрессию больше не осталось. - Я всегда всё порчу. Я знаю. И я правда не хотел делать тебе больно. - Джерард говорил искренне, но легче от этого не было никому. - Но ты сделал мне больно. И продолжаешь делать это каждый ёбаный день. Я так больше не могу, Джи. - это прозвище отозвалось болью во всём теле Уэя, словно кто-то сломал каждую кость в его скелете. Слишком много любви и нежности в него было заложено ранее. - Мне тяжело даже просто находиться рядом с тобой. Ты должен прекратить всё это. Не смей прикосаться ко мне. Никогда. Это было последнее, что он сказал ему в тот вечер, перед тем, как покинуть комнату и жизнь Джерарда Уэя. Этот трагичный момент стал переломным. Их больше ничего не связывало, кроме работы. *** Было очевидно, что Айеро не станет его выслушивать просто так в перерыве между концертом и отдыхом в отеле, потому что именно он был тем, кто попросил отказаться от любых взаимодействий друг с другом, а на сцене у обоих были маски, снимать которые было строго запрещено. Больно было обоим, ведь они на протяжении слишком долгого времени ранили друг друга по очереди, но первый порез появился именно на теле Фрэнка. И у них так и не вышло избежать падения, потому что процесс разрушения был запущен. Они стремительно сгорели, но тлеть продолжали до сих пор, хотя лучше бы просто развеялись пеплом на ветру. И этот процесс необходимо было оставить, чтобы каждый из них мог продолжать жить и наконец-то двигаться дальше, без оглядки на прошлое. Вот только было неизвестно, какой исход всё же их ждёт. Полнейшее уничтожение? Или быть может им удастся возродиться, как делает это птица Феникс. Тревога - очень пугающее чувство, к которому, на удивление, быстро привыкаешь. Так думал Джерард, пока не оказался за кулисами, смотря на обратный отсчёт до выхода на сцену. Он не мог вспомнить, когда в последний раз его холодные руки и израненные колени так сильно дрожали. И даже лёгкое чувство эйфории, всегда возникающее в первые минуты концерта, не смогло привести его в норму. Он хаотично двигался, странно шутил, чересчур быстро говорил, применяя непонятные интонации, а голос, время от времени подрагивал, когда он пел. Время тянулось просто бесконечно долго, но подходящий момент всё же настал. " These are the nights And the lights that we fade in These are the words But the words aren't coming out They burn 'cause they are hard to say For every failing sun, there's a morning after Though, I'm empty when you go I just wanted you to know " На улице уже достаточно потемнело и сумерки полностью уступили место чёрнрй ночи. Небо слегка прояснилось, из-за чего звёзды стали видны более отчётливо. В беспросветной тьме он крепко сжал микрофон и заговорил низким, размеренным голосом, пытаясь собрать свои мысли, чтобы они не превратились в бессмысленный поток сознания. - Каждая песня, которую я написал, является частью меня до сих пор. Я всегда писал о том, что меня действительно волновало и о том, что я на самом деле чувствую. И эта песня не стала исключением. Впервые вы её услышали задолго до того, как я испортил изначальный её смысл в студии. Тогда это казалось необходимым и правильным, потому что она была слишком личной. - он сделал небольшую паузу, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. - Слишком болезненной. И, что самое важное, она всегда была лишь об одном человеке. Только для него она была написана, в перерывах между изматывающими концертами. Позже, та "испорченная" версия стала вашей, но то, что вы услышите сегодня, принадлежит тому, кого я много лет назад обещал отпустить и не смог. - по его лицу стекали слёзы, словно на улице вновь начался традиционный английский ливень, из-за чего дыхание немного сбилось. - Прости меня, за всё. Первые аккорды старой, но до боли знакомой мелодии, разрезали возникшую гробовую тишину и скрыли судорожный всхлип. Джерард знал, что придётся сломать себя, чтобы сделать это и он ломал. Постепенно надламывал каждую косточку, начиная с хрупких рёбер. - " The world is ugly, but you're beautiful to me. Are you thinking of me? Like I'm thinking of you. I would say I'm sorry, but I really need to go... " Хорошо, что сцена всё ещё была погружена в полумрак, иначе десятки тысяч людей увидели бы, с какой нескрываемой болью и неподдельным удивлением Фрэнк смотрел на Джерарда в тот момент, ни на секунду не открывая своих глаз от этого захватывающего зрелища, словно он был музейным экспонатом, а не сломленным, живущим прошлым человеком. Эта песня слишком много значила для него. Для них обоих. В ней годами хранилась надежда, что не всё ещё потеряно и у них может быть второй шанс. И это было безжалостно разрушено и похоронено во время записи их последнего альбома. Тогда казалось, что Джерард просто сжёг старую рукопись, чтобы больше никогда не возникло соблазна к ней вернуться. Но сейчас он стоит прямо перед Фрэнком, настолько близко, что протяни руку и можно дотронуться до его сгорбленной фигуры, и поёт так же душераздирающе и с таким же надрывом, как и четырнадцать лет назад, когда он впервые поделился этой песней с миром. - " I just wanted you to know That the world is ugly, But you're beautiful to me. Are you thinking of me? Are you thinking of him? You could say you're sorry, but I think you both should go I just wanted you to know... " Джерард из последних сил пытался совладать с дрожащим голосом, но то и дело проигрывал эту войну и срывался, буквально скуля и хрипя в микрофон. Даже глухой идиот заметил бы это истинное отчаяние. Он так сильно себя ненавидел все эти годы и сейчас эта ненависть достигла пика. Он готов был спуститься прямиком в ад и проехаться с гастрольным туром по всем его кругам, лишь бы Фрэнк сказал ему хоть одно слово. Ему необходимо было просто услышать его голос - такой родной и успокаивающий. - " There's an ache in my heart And there's a burning in my eyes I could get a new start, but I'd rather learn not try I could find a new place Maybe no one knows my name, but I think it's just a phase Oh are you happy now? Now that you got, what you came for Are you? Are you happy now? Now that you got, what you came for... " Повинуясь внутреннему голосу, инстинкту или дьявольскому зову, Айеро направился в сторону Джерарда, игнорируя визги, доносящиеся из толпы и обеспокоенно-предупреждающие взгляды Майки и Рэя, в которых отчётливо читалось "Что ты, мать твою, творишь?". Плевать на тысячи камер, наверняка направленных на них сейчас. Пускай за каждым его движением пристально сделят голодные взгляды, жаждущие зрелищ. Он слишком долго ждал, чтобы просто проигнорировать эту мольбу. Был ли он счастлив? Да, был. В последний раз, примерно, лет шестнадцать назад. Вряд-ли можно назвать счастливым человека, который буквально написал "Надеюсь я умру до того, как они спасут мою душу". Он продолжал улыбаться, а по ночам заглушал рвущиеся наружу крики и стоны, пока в наушниках завывал любимый голос. Или же просто оставался ночевать в студии, чтобы не прятать свои чувства и без страха быть пойманным, рыдать, не здерживая громких всхлипов. Это была не жизнь, а существование и в глубине души он мечтал, чтобы это поскорее закончилось. Фрэнк слишком долго чувствовал себя мёртвым. Он словно призрак бродил по земле, не ощущая реальность этого мира. Единственное, что до сих пор отличало его от других мертвецов - он продолжал чувствовать. Вот только не радость или восторг, а ноющую боль. Многие назвали бы это чувство ностальгией или тоской по прошлому, но он ощущал это на физическом уровне, как незаживающую рану, которую из раза в раз приходится перебинтовывать. Фрэнк за считанные секунды преодолел всё разделяющее их расстояние и встал прямо напротив Джерарда, закрывая его от посторонних глаз. В следующее мнгновение он незадумываясь выпустил из рук гитару и крепко обхватил лицо Уэя ладонями с множеством порезов и шрамов, из-за чего кожа давно огрубела и, буквально заставил его опустить микрофон. Джерард ещё какое-то время продолжал упрямо смотреть в пол, боясь поднять взгляд. Ему стоило немалых усилий всё же побороть этот страх - страх увидеть осуждение в знакомых глазах. В момент, когда он это сделал, мир вокруг в миг перестал существовать. Не было ничего, кроме глаз напротив, из которых медленно текли слёзы. - Прости. - непонятно зачем прошептал Джерард, прекрасно понимая, что даже люди, стоящие на сцене, его бы не услышали из-за, непрекрающей визжать толпы. - Я тебя ненавижу. - сквозь зубы прошипел Фрэнк, чуть сильнее сжав руки на скулах Уэя, пробегая пальцами по грубой щетине. - Я знаю. - ответил Джерард, сильно зажмурившись и закусив нижнюю губу, словно пытался сдержать рвущийся наружу всхлип. - Ты сломал мне жизнь. - Я знаю. - вновь повторил Уэй, судорожно качая головой из стороны в сторону. - Посмотри на меня. - неожиданно мягко попросил Фрэнк с лёгкой дрожью в голосе. Джерард никогда не мог ему отказать. Если бы Айеро попросил его спрыгнуть с крыши, он бы незадумываясь ступил вниз, не задавая лишних вопросов. Поэтому и сейчас он бесприкословно повиновался, покорно открыв глаза. - Несмотря на всё, что было, я пиздец как скучал. Каждый ёбаный день я думал о тебе и я не хочу снова тебя потерять. - он говорил это поразительно спокойно и размеренно, хотя на лице было практически написано "я в шаге от настоящей истерики". - Я люблю тебя. - это единственное, в чём Джерард всегда был уверен. - Я знаю. - отзеркалив предыдущие ответы Уэя, сказал Фрэнк и глубоко вздохнув, резко притянул его к себе, отчаянно обнимая за шею и шепча на ухо. - Я тоже тебя люблю. " Stop your crying, helpless feeling Dry your eyes and start believing There's one thing they'll never take from you "