How to get banned from having sex

Чан Гэн целовал шею Гу Юня, его губы мягко прижимались к уже изрядно измученной коже, в то время как язык жадно проходился по вспотевшим участкам шеи. Его руки сжимали талию Гу Юня почти смертельной хваткой, коротко остриженные ногти впивались в твердые мышцы под ладонями Чан Гэна. Они находились в императорском кабинете. Изначально предполагалось, что они рассмотрят недавнюю реформу и ее успешные результаты (или, по крайней мере, император должен будет сделать это). Гу Юнь был там чтобы расслабиться и еще раз взглянуть на то, как профиль Чан Гэна окрашивается в медовые тона теплыми лучами заходящего солнца. Но увы, никто из них не делал ни того, ни другого. Прямо сейчас Гу Юнь был обнажен и поднимался-опускался на члене Чан Гэна, а ноги бесконтрольно подрагивали на чужих бедрах, когда твердый и пульсирующий орган проникал в него в мучительном темпе. Последние несколько минут его позвоночник прошивала дрожь, голова запрокинута на плечо Чан Гэна, а кадык ходил туда-сюда в попытках не закричать в полный голос каждый раз, когда головка члена попадала прямиком в его простату. В ушах гудело; единственным, что он мог распознать, был звук, с которым губы Чан Гэна посасывали его шею. Глаза были плотно закрыты, он словно передавал Чан Гэну каждый дюйм своего тела, позволяя мужчине разрушить его изнутри. — Цзыси, Цзыси. Его имя, так нежно прошептанное ему на ухо, кончик языка, ласкающий родинку на ухе, все, чем Гу Юнь мог ответить ему, было прерывистое дыхание и желание стонать столько, сколько будет угодно душе. — Принимаешь меня, – очередной удар по простате. — Так хорошо. — и еще один. — Всегда, — еще один. — Такой чудесный, — и еще один. — Для меня. Гу Юнь сходил с ума. Его тело напрягалось, откидываясь назад и опасаясь, что если его позвоночник изогнется еще хоть немного, он упадет прямиком на чертов пол и, Боже упаси Чан Гэна, чтобы он сменил позу прямо сейчас, когда Гу Юнь чувствовал, словно он на грани достижения Нирваны, будь проклят Будда. — Цзыси. Член Чан Гэна, неподатливый и клеймящий собой мягкое нутро Гу Юня, пульсировал лишь сильнее, а Гу Юнь не смог сдержаться и сжался; край его дырочки почти выпустил член от того, насколько быстро Чан Гэн умудрялся толкаться в него в ответ. Животное, совершенно безумное животное. — Ты делаешь меня самым счастливым. Теперь Чан Гэн открыто постанывал в ухо Гу Юню, дыхание было горячим и влажным, а его руки отпустили талию маршала лишь для того, чтобы проскользнуть под его колени и подтянуть ноги, непристойно широко их раздвинув. Гу Юнь застонал громко и отчетливо, глаза распахнулись, чтоб мазнуть взглядом по богато украшенному потолку и закатиться назад. Чан Гэн встал на ноги и использовал всю свою безумную силу чтобы начать толкаться в подрагивающуюся дырку Гу Юня. Все это происходило на императорском стуле, который изначально находился прямиком за рабочим столом. Сейчас же расстояние между предметами было достаточным, чтобы любой, кто войдет в комнату, мог прекрасно видеть, что творится на многострадальном стуле. — Цзыси, — прорычал Чан Гэн, крепко сжимая колени Гу Юня руками; толчки становились все глубже и глубже. — Цзыси, пожалуйста, кончи для меня. И что же оставалось делать Гу Юню, когда его приподняли так, что толстая головка члена была единственным, что удерживало его дырку открытой, а затем грубо опустили на эту горячую штуку, которая задела его измученную простату так, словно это была стрела байхун. Все его тело напряглось, зубы впились в нижнюю губу так сильно, что пошла кровь. Гу Юнь смог лишь прохрипеть, кончая так сильно, что собственная сперма запачкала ключицы. В блаженстве, вызванным сильным оргазмом, его дырка сжалась на члене Чан Гэна. Он был так глубоко. Гу Юнь мог поклясться, что сейчас чувствует его прямиком в своем животе. У Чан Гэна еще осталось достаточно жалости к нему, чтобы продолжать неглубоко двигаться, растирая чувствительное место и заставляя Гу Юня дрожать и покрываться еще одной волной пота. — Спасибо, ифу. И затем, по Божьей милости к Гу Юню, который собирался кричать от удовольствия так громко, чтобы было слышно всему дворцу, Чан Гэн кончил, окрашивая стенки горячей спермой в белый цвет. Дырка Гу Юня снова сжалась, непроизвольно пытаясь удержать семя в себе. Глубоко, где-то на задворках своей совести, в той части сознания, где еще оставались небольшие капли стыда, Гу Юнь жаловался на свое нынешнее положение. О, как же Чан Гэн разрушил его изнутри и снаружи: тело, душу и сердце, чтобы Гу Юнь вздыхал от удовольствия на члене принца, чтобы мужчина, обладавший невероятной выносливостью, не расслабился и остался глубоко внутри Гу Юня, блокируя все пути побега. О, как же хорошо это чувствовалось. Как же сильно он жаждал этого на весь остаток своей жизни. О, как же сильно он любил этого невероятного мужчину, что теперь целовал его шею, а руки чувствовались невероятно мягкими и нежными, когда опускали ноги Гу Юня обратно на бедра к Чан Гэну. Пальцы Чан Гэна скользнули вверх по бедрам Гу Юня к его талии и увлекли его в объятия, несмотря на весь беспорядок, который Гу Юнь устроил на собственной груди. И после того, как он уткнулся в заднюю часть шеи Гу Юня, он так тихо прошептал, что сидящий на нем мужчина еле услышал его слова: — Я так сильно люблю тебя. Улыбка появилась на его израненных и сухих губах, и рука Гу Юня поднялась вверх, чтобы погладить Чан Гэна по голове. Глаза были прикрыты, а тело чуть ли не таяло на груди его возлюбленного. — Я тебя тоже, мой Чан Гэн. Если отставить в сторону недавний безумный секс, Гу Юнь почувствовал, словно проживает самый спокойный момент в своей жизни. И это было именно тем, что он все чаще и чаще испытывал с тех пор, когда отдал этому мужчине свое сердце. Состояние блаженства, которое вытягивало из него все жизненные силы после каждого оргазма отошло на второй план; маленькие жесты, такие как улыбка Чан Гэна, прижимающегося к его шее лицом, и руки, держащие его так, словно он - самый драгоценный камень на свете, топили его сердце, делая Гу Юня еще более слепым и глухим к внешнему миру. И это именно то, почему он ничего не заметил. Уши Чан Гэна, который был в похожем состоянии, слышали намного лучше, чем Гу Юнь. Император был слишком счастлив и полон любви к мужчине в его объятиях, чтобы предотвратить катастрофу, которая вот-вот должна была произойти. Стук в дверь и “Ваше Величество” донеслись до него слишком поздно, его мозг работал со скоростью улитки, а рот не мог открыться быстрее, чтобы помешать человеку отворить дверь и войти. — Ваше Величество, есть вещь, о которой я должен поговорить с Гу… А затем, Шэнь И, во всей его красоте, остановился. Рот раскрылся, глаза становились все шире и шире, а Чан Гэн начал волноваться, что они каким-то образом смогут выпасть из глазниц Шэнь И. Тот проглотил все слова и с лицом, напоминающим белый-белый снег, застыл в дверном проеме. Чан Гэн моргнул, глядя на него, руки бессознательно сжались вокруг талии Гу Юня; острый ум, всегда пригождающийся в различных ситуациях внезапно оказался бесполезным в этой. Шэнь И открывался прекрасный вид на Гу Юня, обнаженного с головы до ног, сидящего на коленях Чан Гэна и насаженного на его член. Грудь все еще слегка вздымалась и была покрыта его собственной спермой. В момент подобного унижения ни один мужчина не имел понятия о том, что сказать или сделать. Гу Юнь, почувствовав, что что-то не так по тому, как Чан Гэн застыл под ним, словно статуя, повернул голову на императорском плече лицом к тому и с закрытыми глазами вопросительно замычал. Рука, все еще лежащая на его голове, медленно опустилась и ладонью нежно обхватила щеку младшего, заставив наклониться и встретиться губами с Гу Юнем. Когда это произошло, Чан Гэн был вынужден перевести взгляд с Шэнь И на Гу Юня и чары спали. В ту же секунду дверь хлопнула с такой силой, словно это был раскат грома и Гу Юнь, само собой, тоже это услышал. — Что это было? — спросил он голосом, полным стальных ноток и страха. Чан Гэн не знал, что сказать. — Чан Гэн! Внутренне смирившись с неопределенным временем без секса, Чан Гэн кашлянул и безэмоциональным голосом сказал: — Шэнь И только что зашел и вышел из комнаты. На секунду, которая показалась ему целым годом, Гу Юнь словно застыл и с рывком, напугавшим Чан Гэна и заставившим сжать свои руки на его талии, начал трястись. Сначала в беззвучном смехе, а затем и в полный голос, отчего на глазах выступили слезы. — Этот человек, ты обязан описать каждую деталь его лица в тот момент! — он продолжал смеяться, дрожь от смеха начала затрагивать и член, все еще находящийся внутри Гу Юня. — Ифу? — О, его бедные глаза. Гу Юнь покачал головой, глаза открылись со слезами, слипшимися на его черных ресницах. — А теперь о твоем наказании. Чан Гэн ждал, мысленно уже представляя себе наихудший из всевозможных вариантов. — Давай посмотрим, сколько ты сможешь продержаться без дурачества со мной, а? — и он нежно похлопал Чан Гэна по щеке, мягко и мило улыбаясь. Единожды взглянув на его губы, он начал выпутываться из объятий. Не нужно говорить о том, что Чан Гэн терпел после этого инцидента, но над Шэнь И Гу Юнь подшучивал всю оставшуюся жизнь. В целом, тот день стал одним из его любимых воспоминаний в старости.