***
Катя не хотела идти на этот юбилей, праздники в последнее время занимали слишком много времени и эмоций, не давая возможности готовиться к вступительным экзаменам в Гнесинку. А готовиться было нужно. Эта давняя заветная мечта, которую Катя взращивала в глубине души уже не первый год, наконец, дала свои плоды. После долгих репетиций и вполне удачного выступления, их школьный кружок самодеятельности заметил высокопоставленный гость, пришедший на спектакль. И теперь Катя не видела для себя другой цели, кроме как поступить на театральный факультет, о чём она гордо заявила родителям накануне. Мать, Надежда Петровна, восприняла эту новость категорическим возражением. Она шумно высказывала своё мнение на этот счёт, заявляя, что работа актера – это сплошной балаган. И не прокормить себя, и не одеть. Она всегда мечтала, что дочь пойдет по её стопам, став врачом. Или кем-либо более социально значимым. Но актерство – это совершенно не то, что может пригодиться в жизни, принести пользу, или кусок хлеба. Всё это очень активно высказывала Надя, то и дело, поглядывая на мужа, ища поддержку с его стороны. Но Александр не спешил выносить свой вердикт. Всё это время, глядя на дочь, он видел, как одна эмоция сменяется другой, и глаза, цвета морского бриза с каждой секундой всё больше наполнялись слезами. Потерявшись на секунду, он вспомнил другие глаза, которые вот также смотрели на него много лет назад, умоляя о своём. Сморгнув наваждение, Саша погладил дочь по золотистым волосам и тихо сказал, что она у него самая талантливая, и достойна лучших сцен советского театра. Что он гордится ею, и счастлив поддержать в любом начинании. Услышав эти слова Надя досадливо поморщившись, вышла из комнаты, не желая участвовать в дискуссии. В последнее время родители всё чаще ссорились, если это можно назвать ссорами. Они просто расходились по комнатам и могли не разговаривать неделями. Катя понимала, что чувствами тут и не пахнет, она была достаточно чутким человеком, чтобы увидеть, когда любовь есть, а когда её нет. Она точно знала, что её родители живут вместе совсем не потому, что не могут друг без друга. Отец всё чаще пропадал на работе, уходя в неё с головой. А мать просто игнорировала проблему, создавая видимость идеальной семьи в кругу друзей. Катя подозревала, что родители живут вместе только из-за неё. И этот груз тяжелым камнем висел на шее девушки. Катя, не веря своим ушам, подскочила к отцу, повиснув у того на плече, и прижалась головой к груди. - Ты самый лучший, ты знаешь это? – не смогла она сдержать своих чувств. На что Александр улыбнулся, обняв дочку в ответ. – Слышал иногда. Катя всегда была ближе к отцу, чем к матери. И тут дело не в каком-то сходстве, а скорее наоборот. Она была блондинкой с голубыми, словно море, глазами. Друзья часто шутили над ней, что, наверное, её подменили в роддоме, ведь она совершенно не похожа на своих родителей. На что она твёрдо заявляла, что у отца были такие родственники, и вообще, гены они такие. Вот разве кто-нибудь в классе может также лихо говорить на немецком как она? На эти её слова Саша Белов только улыбался, гордо глядя на дочь. Она часто ловила на себе его задумчивый взгляд, когда случайно оборачивалась. И на её вопрос: «Что-то не так?» Он только качал головой, нежно проводя рукой по волосам. Однажды он проговорился, когда Катя не подумав, сказала: - Мне всё равно, куда кружок, туда и я. Где есть сцена и пара человек зрителей. Отец тогда как-то странно улыбнулся, и в глазах появилась такая тоска, что Катя невольно вздрогнула. На её встревоженный взгляд и посыпавшиеся вопросы, Саша отвел глаза и едва слышно сказал, что она напомнила ему одного человека. Катя тогда решила, что это, скорее всего, кто-то из родственников. В годы войны много родных погибло и у отца, и у матери. На все расспросы на эту тему, мать говорила, что она работала в тылу, где и познакомилась с отцом, а отец молчал, отказываясь поднимать этот вопрос. Он так ни разу и не рассказал, кем служил и какие задания выполнял. Не сложно догадаться, что отец был офицером, и выполнял непростую задачу. Те немногочисленные сослуживцы и коллеги, кто приходил к ним домой, внушали вид очень умных и важных людей. Катя знала, что отец трудится в научном институте на должности физика-инженера, но она была девушкой неглупой и прекрасно знала, что офицерская выправка отца, его скрытность, умение сдерживать эмоции, и блестящее знание немецкого языка, которому она у него и научилась, делало из него совсем непростого человека. Сергей Николаевич Барышев, один из немногих, кто навещал отца дома, однажды проговорился, что войны без талантливых разведчиков нам было бы не выиграть. Тогда Катю осенило, кем был её отец на войне. Поставив в этом расследовании свою логическую точку, она решила закрыть для себя эту тему, ведь каждое упоминание войны делало отца крайне огорченным и весьма задумчивым. Он выпадал из окружающего мира и мог часами, запершись в спальне, рисовать что-то в своём блокноте. Эта привычка, как ещё с детства поняла Катя, очень успокаивала отца. Но вот сам блокнот брать было строжайше запрещено, а Катя очень уважала просьбы отца. И вот сегодня, по очередной просьбе, она шла на этот званый ужин, на который было приглашено всё семейство Беловых. Это был день рождения Сергея Николаевича, и Катя не могла отказать в такой просьбе, как бы близко не были экзамены, сколько бы сил не было потрачено на утренней репетиции в кружке. На удивление собралось немало народу, и Катя даже успела затеряться в толпе, когда наткнулась на родителей, уже занявших место рядом с именинником. Вскоре все гости расселись по местам, и началось обычное застолье. Поздравления звучали одно за другим, успев заскучать, девушка стала разглядывать гостей. Это были семейные пары, несколько детей и подростков в возрасте до пятнадцати лет, ничего интересного. И тяжело вздохнув, Катя обернулась к отцу, уже формулируя в голове просьбу, уйти пораньше. Но не успела она раскрыть и рта, как услышала вопрос Сергея Николаевича, адресованный отцу. - Что же у нас Катерина? Определилась с выбором, ведь выпускной не за горами? - Барышев подмигнул девушке, заговорщицки глядя на неё. Он был один из немногих, с кем Катя решилась обсудить свою мечту задолго до принятия решения. - Определилась, Гнесинка, - чуть улыбнувшись, ответил Саша, игнорируя закатившую глаза Надежду. - Ничуть не сомневался, - громогласно рассмеялся в ответ Барышев, - Катерина – человек тонкой душевной организации. Катя смущенно улыбнулась в ответ и едва успела заметить, как внезапно застыл на собеседнике взгляд отца, и как жалобно звякнула вилка о тарелку, которую он судорожно сжал в руке. Ей показалось, ещё немого, и загорится скатерть перед ними, которую так упорно сверлил взглядом Александр, или как спичка, вспыхнет сам Барышев, который успел заметить этот взгляд и сам что-то решил, буквально, через секунду. Вздохнув, он тяжело положил руку на плечо Александра и чуть сжал. Всё это произошло за какие-то считанные секунды, как всё вернулось на круги своя, будто ничего и не было. Надежда весело щебетала с подругой напротив, не обращая внимание на разговор. Можно было бы списать всё на буйное воображение, но Катя не страдала излишней фантазией и привыкла относиться к своим ощущениям уверенно. А шестое чувство сейчас кричало о том, что она стала свидетелем чего-то очень важного. Не прошло и пары минут, как Сергей Николаевич поднялся из-за стола и под предлогом перекура потянул за собой Сашу. Переключив внимание на других гостей, Катя успела увлечься разговором о новых картинах кинотеатра «Заря», как её направили на кухню за салфетками, закончившимися на столе. Проходя мимо окна, выходящего на веранду, она заметила отца с товарищем, расположившихся у беседки, всего в нескольких шагах от неё. Они стояли спиной и не могли видеть её. Движимая непонятными чувствами, она подобралась чуть ближе, спрятавшись за стеной. - Не уходи так рано, у меня есть подарок для тебя, - донесся голос Барышева. - Именинник Вы, а подарок мне? – усмехнулся Саша в ответ. - Именно так. Потому что твоя улыбка была бы лучшим подарком для меня. Знаешь ли, надоело мне изо дня в день наблюдать твой потухший взгляд, - недовольно произнёс Сергей Николаевич. – Не уходи пока, тут ещё один гость едет, с самой Германии. Долго посольство уговаривать пришлось, всё-таки немец в Союзе… Договорить он не успел, вскинувшийся взгляд Саши сбил его с мысли. Успев поймать его за локоть, Барышев вернул Александра на место. - Не горячись так, где хвалёная выдержка? – усмехнулся мужчина, видя, что собеседник потерял дар речи, и только молча смотрит на него совершенно по-детски открытыми глазами. – Едет он ещё, скоро будет, там и увидитесь. - Ребенок ты ещё, Саша. Вроде дочку уже сватать пора, а сам ещё ребенок, - по-отечески похлопав мужчину по плечу, Барышев вернулся в дом, оставив Александра наедине с собой. Катя в последний момент успела скрыться на кухне, переводя дух. Кто же этот секретный гость, с самой Германии? Видимо этого человека отец знал ещё с войны. Но почему никогда о нём не рассказывал? Судя по реакции, он был очень дорог отцу. Катя ещё никогда не видела, чтобы отец терял самообладание. И уж точно никто не называл его мальчишкой. За этими мыслями девушка вернулась к гостям с пачкой салфеток, лишь на секунду заметив взгляд Сергея Николаевича, который внимательно смотрел на неё, а затем, чуть улыбнувшись, отвёл взгляд, ничего не сказав. Опустившись на своё место, Катя приготовилась ждать этого таинственного гостя. Ожидание не успело затянуться. Едва отец вернулся с веранды, принося с собой запах табака, судя по концентрации – пол пачки сигарет, не меньше. Спустя всего несколько минут раздался стук в дверь и гости, увлеченные, было, каждый своим разговором, разом уставились на дверь. Стоило хозяевам удалиться встречать гостей, Катя с тревогой заметила, как подрагивают от напряжения у отца руки. Но не успела она сказать и слова, как в проёме появился человек, ведомый рукой Барышева, смущенно улыбающийся присутствующим. - Вот, товарищ приехал, из самого Дрездена. К столу, так сказать. Прошу любить и жаловать, - объявил Сергей Николаевич. - Генрих Шварцкопф, - представился гость, обводя взглядом присутствующих, задерживаясь на Александре. После пары вопросов о службе и объяснении, что он урожденный немец, но отдавший жизнь и сердце Советскому Союзу, Генрих утратил для большинства присутствующих интерес. Но не для Катерины. Она едва удержала свою челюсть, которая грозила укатиться куда-то в пол, стоило незнакомцу войти в дом. Он так напоминал ей кого-то. И с удивлением она поняла, что напомнил он ей саму себя. Те же волосы, те же глаза. Казалось, даже в манере говорить и держать себя они походили друг на друга. В панике обернувшись к отцу она вдруг увидела то, что никогда ещё ей не доводилось видеть. Едва заметные слезы скопились в глазах Александра. Глядя немигающим взглядом на Генриха, он совершенно забыл, что нужно держать маску, что вокруг живые люди и только мысль, что это может быть опасно, вернуло его с небес на землю. Едва заметно кивнув, Генрих расположился за столом прямо напротив Саши, что позволило им совершенно незаметно для окружающих разглядывать друг друга. Хотя вряд ли они вообще помнили о чём-либо, глядя на них, думал Барышев. Остальным гостям, на счастье, они не представляли никакого интереса. Все были заняты своими разговорами. - Вы живете в Дрездене? – хрипло спросил Александр, глядя на Генриха, словно пытаясь раствориться в нём целиком. От звука голоса отца у Кати по спине пробежала толпа мурашек. Она мельком взглянула ему в лицо и забыла, зачем смотрела. Казалось, рядом с ней сидел другой человек, кто-то совсем молодой, совсем юноша. И этот юноша смотрел на собеседника, словно на седьмое чудо света, словно вот сейчас он закроет глаза и оно исчезнет, словно отпустит эту несчастную вилку и она рассыплется, как пыль. Переключившись на вилку, Катя смогла заставить себя перевести взгляд на Генриха, ожидая ответа. Генрих, с трудом расслабившись, улыбнулся своей лучшей улыбкой, ответил: - Работаю инженером на благо нашего с вами Союза. Мне много не нужно, знаете, куда душа, туда и я. Лишь бы машины, гонки. Как вы, кстати, к гонкам относитесь? Катя едва успела прикусить язык, когда услышала ответ. Изо рта чуть не вырвался вопль. Это ведь он, вот он тот, о ком так скучал отец всё время. Вот она, разгадка! Сидит напротив, чуть наклонив голову, так тепло улыбается, и в глазах смешинки. Игривые такие, с какой-то поддевкой. Как будто пеняет о чём-то, но уже давно успел простить. Но почему они делают вид, что не знакомы? - Положительно, - выдохнул Саша, не в силах ничего добавить. Но через пару секунд, собравшись, заговорил. – Александр Белов, инженер. И дождавшись насмешливого кивка, обернулся к дочери. - Это Катерина, моя дочь, - глядя на Катю, сказал Саша и, обернувшись к Генриху, добавил. – Моя гордость. Взглянув на Генриха, девушка наткнулась на почти отеческую теплоту во взгляде. Он смотрел на неё, как на младенца, впервые привезенного из роддома. Смутившись такого взгляда, Катя отвела глаза, натыкаясь на заинтересованный взгляд матери. - И моя жена, Надежда, - добавил Александр, тоже вспоминая о супруге. Тепло во взгляде Генриха на миг потухло, обдавая чем-то холодным, но он быстро взял себя в руки и чуть напрягшись, улыбнулся, приветствуя женщину. - Нам было бы приятно принять в своём доме иностранца. У нас так мало гостей, а у Саши совершенно нет друзей. Так что ждём вас с визитом, - кокетливо защебетала Надежда. - Это было бы честью для меня, ведь я здесь почти никого не знаю. Вы так гостеприимны, - раскланялся перед женщиной Генрих. - Саша, ты обязан пригласить дорого гостя к нам, он так хорошо воспитан, да и тебе будет, о чём с ним поговорить, - радостно продолжала Надя, явно не замечая, как буквально за пару минут температура в комнате подпрыгнула на несколько градусов. Кате показалось, что напряжение между старшими можно поджечь, и оно взорвется. Но тут на выручку поспешил Барышев. Хлопнув себя по колену, он произнёс: - Видимо мой старенький мопед в гараже дождался своего часа, пойдем, покажу. И не дожидаясь никого, вышел из дома. Саша и Генрих не просили себя долго уговаривать. Не сговариваясь, они поднялись со своих мест и медленно пошли следом, всем своим видом показывая расслабленно-скучающее уважение к хозяину и необходимость следовать за ним. Так, переговариваясь по пути с прочими гостями, они добрались до выхода, уже не вызывая особого интереса у окружающих. Надя снова переключилась на разговор с подругами, только кинув вслед мужу усталый, равнодушный взгляд. Но Катя не могла остаться равнодушной. Вспотев, казалось, до самых кончиков волос, она двинулась следом, сказав, что здесь душно и ей нужно подышать. Едва она вышла на веранду, зная, что гараж находится за углом, она увидела Барышева, выкатывающего, свой мопед куда-то за двор, и всеми силами своей широкой души, изображающего активную занятость. И стоило обойти дом, выходя к гаражу с другой стороны, где её нельзя было увидеть, Катя остановилась, как вкопанная, услышав смех. Это смеялся отец, она не могла ошибиться. За свои семнадцать лет она ни разу не слышала, чтобы отец смеялся. Вот так открыто, заливисто, от души. - Иоганн, ты совсем не изменился, - услышала она голос Генриха, говорившего по-немецки. Катя не сразу поняла, что он обращается к её отцу, рассуждая, о каком Иоганне идет речь. - Ты тоже, Генрих, - вдруг ответил отец тоже на немецком языке. И до девушки, наконец, дошло, что это он, её отец, Александр Белов и есть Иоганн. Пытаясь понять, что за тайна скрыта между мужчинами, она выглянула из-за угла. Но увиденное, заставило её через мгновение спрятаться обратно. Саша сжимал своими руками руку Генриха, заглядывая ему в глаза. Какие-то десятки сантиметров отделяли мужчин друг от друга. Но это не удивило бы девушку так сильно, если бы не ладонь Генриха, поднявшаяся к лицу Саши, нежно проводившая по его щеке. А Саша своей щекой не прижимался бы к руке Генриха, прикрывая глаза, пытаясь растянуть момент близости. - Я так скучал, - хрипло выдохнул Генрих, боясь пошевелиться, зачарованно наблюдая за своим Иоганном, который стоит сейчас перед ним, и это не сон, не мираж, не галлюцинация, которые мучили его все эти годы. Он настоящий, совсем рядом, как будто и не было всех этих лет. Внезапно раздавшийся деликатный кашель, заставил всех прийти в себя. Саша с Генрихом, словно ужаленные, вытянулись, отпрянув друг от друга, оборачиваясь к приближающемуся полковнику. - Мой мопед на ходу, если что, - извиняющимся тоном произнёс Сергей Николаевич, сам не зная, куда себя деть. Эта глупая авантюра ему самому мало чем нравилась, но видя абсолютно счастливое, мальчишеское лицо Саши, он не мог себя не похвалить. Как бы то ни было, оно того стоило. Вот ради этих взглядов и этих улыбок, которыми сверкали перед ним два оболтуса, по какому-то недоразумению считающиеся сорокапятилетними мужчинами, а по факту это дети, обычные подростки, безумно счастливые и безумно влюблённые. На последней мысли, полковник сам себя остановил, не желая лезть дальше, уважая границы своих товарищей. - Тут недалеко речка есть, всего пара километров на юго-восток. Разрешите обернуться, Сергей Николаевич? – смущенно улыбаясь, обратился к полковнику Александр, стараясь не смотреть на Генриха. - Разрешаю, - добродушно ответил Барышев, похлопав Сашу по плечу и оборачиваясь к Генриху. – Только смотрите, мне мой сотрудник и мопед нужны в целости и сохранности. А то знаю я Ваши увлечения гонками. - Есть! – весело, по-военному ответил Генрих, потянув за рукав Сашу в сторону мопеда. Спустя пару минут заурчал мотор. Обернувшись, Барышев увидел, как Генрих расположился позади Александра, крепко прижимаясь к его спине. Обхватив талию Саши руками и прикрыв глаза он положил голову на плечо Белова. А тот, в свою очередь, улыбаясь, тронулся с места, скрывшись в конце улицы. Хмыкнув, полковник тяжело вздохнул и улыбнулся. Определенно эта игра стоила свеч. Саша уже давно вызывал тревогу и волнение, стоило им встретиться. Сергей Николаевич наблюдал за своим учеником уже не один десяток лет и был уверен, что тот находится совсем недалеко от нервного срыва и глубокой депрессии. И причиной этой депрессии был Генрих Шварцкопф. Точнее его отсутствие. Уж слишком болезненно переживал этот разрыв Александр, и чисто по-человечески Барышев мог его понять. Сердце ведь оно такое, ему не прикажешь. Вот полюбит, и ничего ты ему не сделаешь. А такое сердце, как у Саши, оно по-другому любить и не умеет, только целиком и на всю жизнь. Потому полковник и решился на эту авантюру, ведь жизнь то у нас одна, а Саша больше, чем кто-либо заслуживал своего счастья. Пусть и такого странного, неумелого, своего немецкого счастья. Выбросив окурок, Барышев зашел в дом, возвращаясь к гостям. Теперь его именины определенно можно назвать удачными. Катя, всё это время стоявшая за углом гаража, медленно перевела дух. Только сейчас она поняла, что всё это время не дышала, боясь себя выдать. Стараясь успокоиться, она попыталась логически рассмотреть всю ситуацию. Так, как её учил отец. Усмехнувшись, она неуверенно улыбнулась. Теперь многое стало на свои места в голове девушки. Эта постоянная апатия отца, равнодушно-скучающий взгляд на всё вокруг, какая-то незримая тоска, словно траур, добровольно одетый на себя. Он столько лет тосковал, так скучал и грустил по кому-то, и теперь она, наконец, поняла, что этим человеком был Генрих. Иоганн, именно так называл отца этот человек. Значит там, в Германии, отец был для него этим самым Иоганном, и было что-то, что связывало их больше, гораздо больше, чем обычная дружба. Ведь по другу не скучают десятки лет. И его не обнимают, словно это самый близкий и родной человек. Это любовь. Катя поняла это сразу, стоило ей увидеть взгляд отца, без всех этих его масок. Это самая настоящая и чистая любовь. И девушку это совсем не пугало, она уже не в первый раз видела такие чувства. Там, в театре, на сцене, и когда ей удавалось попасть тайком на капустник, среди актеров она не раз видела такие отношения. И находила их прекрасными. Такими же чистыми, как между мужчиной и женщиной. Она бы хотела, чтобы у матери с отцом была эта любовь. Может быть тогда всё было бы по-другому. Но теперь она поняла, что это невозможно. Этот поезд безнадежно опоздал, ведь сердце её отца уже давно и безвозвратно отдано этому мужчине. И если это так, значит, он этого достоин, Катя была в этом уверена. Теперь стал понятен и этот странный взгляд отца, ведь она ему так сильно напоминала Генриха. Она по прежнему поражалась этому удивительному сходству. Что же, судьба, действительно, странная штука. Улыбаясь своим мыслям, Катя вернулась в дом. Но не успела она войти, как наткнулась на полковника, стоящего у двери и, судя по его взгляду, он понял, где она была. Мужчина уже хотел что-то сказать, но она не дала ему этого сделать. Прижав палец к своим губам, она покосилась в сторону гостиной, где веселье шло полным ходом, и тихо улыбнувшись, шепнула: - Я ещё никогда не видела отца таким счастливым. И дождавшись, когда ответная улыбка коснулась лица полковника, молча, прошла в гостиную. Полковник, усмехнувшись, преследовал за ней, бормоча себе под нос: «Эти Беловы меня с ума сведут». Гости потихоньку начинали расходиться по домам, когда появились Генрих с Александром, настолько сияющие глазами, что только слепой мог не заметить, как они счастливы. И Катя поражалась близорукости людей вокруг. Генрих стал активно описывать все прелести и достоинства мопеда полковника, восхищаясь его характеристиками с таким погружением в процесс, что становилось сразу понятно, как это ему нравится. И Саша наблюдал за ним, безуспешно пытаясь не улыбаться. Не перебивая и давая возможность высказаться, он следил за Генрихом взглядом, рассматривая что-то, миллиметр, за миллиметром. Как будто пытаясь запечатлеть в памяти каждый сантиметр этого лица, чтобы потом, когда придет время, перебирать в памяти эти мгновения. Натыкаясь периодически на взгляд Генриха, Александр непроизвольно снова начинал улыбаться, закусывая губу, чтобы остановить безумную улыбку, так и грозившую расползтись по лицу. - Вы так хорошо разбираетесь в технике. Даже мне стало интересно, чем отличается мотор от Волги и от Марседеса, - как гром среди ясного неба, прозвучал голос Надежды. Оглянувшись, Александр вдруг понял, что кроме них уже все разошлись и теперь они одни испытывали на себе гостеприимство хозяина. – Генрих, непременно приходите к нам в гости. Я уверена, Саша тоже не будет против, судя по тому, с каким азартом он слушал ваш рассказ. Насмешливый взгляд жены заставил Александра упасть с небес на землю, и кинув прощальный взгляд на Генриха, он начал собираться домой, ещё раз поздравляя полковника, безмолвно выражая искреннюю благодарность за такой подарок, от которого до сих пор сердце отказывается биться в нормальном темпе. - Я остановился в гостинице, буду рад воспользоваться вашим гостеприимством, - раскланялся Генрих, очаровывая Надежду ещё больше, кинув острый взгляд в сторону Белова. Катя могла поклясться, что эта была такая откровенная ревность, что смешок, едва не вырвавшийся наружу, с большим трудом удалось сдержать при себе. Покинув дом полковника, Катя ещё долго наблюдала в зеркале заднего вида светящееся лицо отца, который буквально за один вечер помолодел лет на двадцать и сейчас был, разве что, чуть старше неё. Улыбаясь в ответ, девушка была безумно рада за отца. Она никогда не думала, что он может улыбаться вот так. И ей хотелось только одного, чтобы Петька из параллельного класса любил её так же, как умеет любить её отец.***
11 июля 2022 г. в 19:58
- Не уезжай. Хотя бы не прямо сейчас, - не удержавшись в последнюю секунду, сказал Генрих, с трудом выпуская руку Иоганна из своей руки.
- Я должен. Это мой долг, - только и смог ответить Вайс, отворачиваясь от Генриха, пряча непрошеные слезы, скопившиеся в глазах.
-Я буду скучать! - громко крикнул Генрих, старательно улыбаясь вслед удаляющемуся другу. Так, чтобы услышал и полковник Барышев, стоявший в нескольких шагах от них.
- Я тоже, - кинул в ответ Иоганн. На большее его не хватило. Торопливо скрывшись в самолете, он из окна иллюминатора наблюдал удалявшуюся фигуру Генриха и старательно сжимал в руке папиросу, заботливо выданную ему на дорогу до Москвы. Александр Белов прощался с Иоганном Вайсом, оставляя его там, в Германии, на родной земле, рядом с Генрихом, там, где его место.