Спотыкался.
Боялся.
Ему была неуютна вся это атмосфера муми-дола. Это были не его люди, ему вообще никто не нужен! Он счастлив сам по себе. От привкуса кофе во рту захотелось плеваться. Так горько. Он упал коленями на траву, скорежившись и упершись руками в влажную землю. Он пытался дышать. Так было и с кострами — когда он засиживался где-то, то ему всегда становилось неуютно. Он их тушил и убегал. Всегда бежал, не оглядываясь, надеясь не вернуться. С Муми-долом было не так. Он обернулся совсем случайно, на оклик, а после помахал рукой. И все его действия говорили тихое «до встречи», он это тогда сразу же понял, от чего резко отвернулся, натянул руками рюкзак и не посмел их разжимать, чтобы не иметь соблазна вновь повернуться и помахать. И так он шел, нагрузив на плечи рюкзак, который был слишком тяжел. Ранее он не знал такой тяжести. Отдышавшись, он встал и после улёгся на траву, смотря теперь в небо, а не в землю. Он не мог позволить Муми-троллю волноваться лишний раз. Ох, эти муми-тролли… И каждое облако напоминает его, такие же пушистые, мягкие и белые. Через многие часы, в этот же день, Муми-тролль осмелился подойти к нему и спросить: — Можно с тобой? Снусмумрик кивнул, перекладывая свою шапку на лицо. — О чем думаешь, Снусмумрик? Но Снусмумрик молчал, он ни о чем не думал. Пытался голову держать пустой и привык не отвечать на вопросы, на которые не хочет отвечать. — Снусмумрик, почему ты сбежал? — не унимался Муми-тролль, потеряв всю тактичность. Мумрик на это лишь мог пробурчать. — Лето так быстро проходит, да? Ты уже знаешь, куда направишься дальше, Снусмумрик? — Муми-тролль перевел тему на более себе неприятную, пытаясь разговорить своего друга, но тут опять не получилось. — Не знаю, — говорил уже с отчаянием мумрик Муми-тролль грустно на него смотрел, будто вот вот его друг расстанется с ним, но Мумрик не видел этого взгляда, лишь: — Понятно. После того, как Снусмумрик перестал краснеть от столь пристального внимания к себе, он убрал шляпу, чтобы смотреть вместе с Муми-троллем на небо. На разные звёзды. И Снусмумрик своими рабочими руками аккуратно показывал на звёзды, придвигаясь ближе к Муми-троллю, чтобы он увидел, на какую именно звезду указывал его друг, рассказывал про легенды. И эти легенды заставляли Муми-тролля ловить мурашек, его шерсть взъерошилась, а сам он улыбался. Жаль, что его улыбку сложно увидеть из-за анатомических особенностей. Но смотреть на улыбку Снусмумрика он всегда мог. Он был ему дорог и, конечно, каждая улыбка была сокровищем. Для Снусмумрика же Муми был хорошим, милым, слегка фанатичным… Это слово вертелось на его языке: оно состояло из четырех букв, четырех звуков, одного слога и рифмовалось оно с такими словами, как «вдруг», «вокруг», «испуг». Кажется, это было отличные описания слова. — Снусмумрик, ты же мой друг, да? — смотрел прямо в его глаза Муми-тролль, слегка привстав и облокотившись о руки. Ах, это слово. И оно почти всегда шло с «мой». Так странно. — Ты назвал меня своим лучшим другом перед своей мамой в первый же день нашего знакомства, Муми-тролль, — ответил ласково Снусмумрик таким образом, от чего удивлённо на него были уставлены эти голубые, как небо глаза. Мумрик прокашлялся, — Да, Муми-тролль, я… Друг тебе. Он избегал слово «твой», «мой», ведь так не любил присваивать что-то себе или другим. Так свободным никогда не станешь. Но, кажется, он незаслуженно присвоил это слово себе. Мумрик посмотрел последний раз украдкой на друга, после чего встал, — И я уношу тебя всегда в голове, где бы я ни был, под своей шляпой, — он улыбнулся, надевая шляпу вновь, а после не сказав ни слова, не прощаясь, ушел. Муми-тролль лишь мог вслед сказать тихое «до встречи». И все дело было в кофе? Кометы, ведь больше нет. Муми не мог задаваться этими вопросами, ведь откуда ему было знать, что в голове у самого Снусмумрика? Но он мог лишь устало лечь на траву и смотреть на звезды, фантазируя о том, какого же это быть на звёздном небе и наблюдать за всеми. Быть указателем для путешественников… Ох, как же восхитительно быть другом Снусмумрику. И так же восхитительно, когда белые лапы перепачканы молотым кофе.***
Но так было не всегда. Иногда было очень тяжело быть другом Снусмумрику. Ему было невозможно угодить. Скажем так, он был отвратительным другом, пусть и обаятельным. Но никакая харизма не могла перебить его сложность. Он был философом, а с философами всегда сложно. Они никогда не знают, чего хотят, а от этого им сложно угодить. Муми-папа однажды рассказал про своего знакомого, что он был в точности, как Снусмумрик. Таким же, который ни о чем не знает, ничем не интересуется и не знающим, чего жаждет от жизни. И никакие доводы Муми-тролля о том, что Снусмумрик не такой, не смогли его убедить. И, кажется, Муми-тролль уже не был тем маленьким ребенком, которому зачитывали мемуары, нет. Кажется, Снусмумрик действительно был таким, каким его видят взрослые. Просто в лицо ему этого не скажут. И однажды, сидя на летней веранде, читая книги, как и положено взрослому Муми-троллю в воскресный день, он встретил его. Муми-тролль не смог заметить, как под носом, на столе, сидя на манер кошки, сидел один давно позабытый знакомый. Он смотрел своими голубыми, кошачьими глазами на Муми-тролля. И на секунду сам Муми-тролль забыл, что у него такой же цвет глаз, насколько необыкновенно и особенно они выглядели у папиного знакомого. Об этом не пишут в книгах. Юксаре просто пришел одной весной. — Муми-тролль, да? Ты помолодел, — вальяжно, без должного любопытства, промурчал Юксаре. — Я его сын, мистер Юксаре, — поправил слегка смущённо сын Муми-троля. На него посмотрели внимательней, обмерив взглядом вдоль и поперек, даже задержались на обложке книги, а после произнесли: — Значит вырос, невелика разница, знаешь ли, — хищной улыбкой он встретил Муми-тролля. Ох черт, почему все Мумрики такие?! Муми-тролль шумно сглотнул, отложив книгу на тот злополучный стол. И тут резко открылась дверь, спасая всю эту неуютную атмосферу. На веранду вышел Муми-папа, но когда он увидел открывшуюся перед собой картину, он повернулся на своих коротких ножках на все сто восемьдесят и зашёл обратно в дом. Закрывая чуть ли не в первый раз вообще дверь ключом. — Похоже, мне рады, — сказал Юксаре, ложась на стол и смещая свою красную, столь странно и больно знакомую шляпу, на глаза. Он решил вздремнуть, оставляя Муми-тролля обескураженным.***
— Юксаре, что тебя привело сюда, — прямо начал Муми-папа, потирая раздражённо виски. Этот наглый кот мозолил ему глаза, а ещё раздражало его то, как нагло от размахивал хвостом напоказ. Должно же быть приличие. Каждый уважающий себя обладатель хвоста должен за ним следить! — Ох, мой любимый Муми-тролль, — начал Юксаре, зевая. Но, кажется, он говорил это с искренностью. На него странно смотрели все, от чего ему пришлось улыбнуться и добавить, — и дорогая Муми. Я пришел за своим сыном. А так, просто пришел погостить. Муми-тролль пил свой чай, уже свыкаясь с гостем, но тут резко ему поплохело, и он беспомощно подал голос, прерывая Юксаре: — Он с прошлого года тут не появился, мистер Юксаре. Юксаре непонятливо почесал затылок, а после улыбнулся. — Не думал, что я окажусь быстрей него. Я ведь не спешил. Муми-мама отошла от плиты, чтобы разложить все вкусности по тарелкам. Сейчас на завтрак была яичница с беконом и свежевыпеченный хлеб, который слегка поджарили на сковородке. — Угощайтесь, милые, сможете позже ещё поболтать, — и только после того, как все принялись за еду, переставая ломать головы и раздражаться, она выдохнула и сама принялась за трапезу.***
Не только Муми-тролль пытался пробиться через барьер «равнодушия» Снусмумрика. Разумеется, не только он. И одной из первых была милая Фрекен Снорк. Она, разумеется, знала, что девочке не следует делать первый шаг, но при первом знакомстве Снусмумрик ей показался настоящим джентльменом! С таким замечательным другом, как Муми-тролль. Но стоило ей сделать шаг навстречу, она поняла, что Снусмумрик вовсе не милый. Он чуждый. А вежливость его — лишь способ ничего не усложнять. Но иногда и эта мелочь, обходительность полностью выветривалось из него. Ох, какое же это неприятное слово было, однако. «Обходительность». Юная Снорк не посмела бы употреблять ее в таком контексте по отношению к ней, но других слов, к сожалению, она не знала. — Ох, дорогой, Снусмумрик, разве тебе не нравится эта ракушка, — воскликнула она, изящно, по меркам снорков, показывая своим пальчиком на ракушку, которая была погребена в песке частично. Она подумала, что Снусмумрик возьмёт и подарит ее ей или с благодарностью заберёт ее себе, но Снусмумрик лишь хмыкнул, пожимая плечами: — Мне написать об этом песню? Муми-троллю понравилось бы. И эти двое мальчишек постоянно говорили про друг друга, но не про Снорочку. — Буду весьма рада послушать ее, и, разумеется, моему дорогому Муми-троллю понравится любая твоя мелодия. Ему всегда нравилось, — благодушно, чопорно, но так по-детски, произнесла она. Она с радостью глядела на своего собеседника. Снусмумрик цыкнул, стояло ей употребить местоимение по отношению к Муми-троллю, и Снорочка даже позеленела от стыда. Непонятно почему, ей стало так стыдно. И все, что она успевала, так это подумать над каждым своим словом, но так и не понимала, что сделала не так. Может ракушка была не по нраву? Как же было сложно дружить со Снусмумриком. Снорочка присела и лапкой откопала ракушку, протянув ее Снусмумрику. — Держи. — Спасибо, — отрезал Снусмумрик, а на его глаза упала тень от шляпы. Он сделал свой шаг шире, поспешив к дому муми-семейства. Больше Снорочка не дарила подарков Снусмумрику. Слишком много беспокойства и волнения это вызывает. На следующий день ракушка была передана Муми-троллю. И так случалось со всеми ракушками и камушками.***
— Вы просто отказываетесь понимать, видимо! — злился Муми-тролль, что уж сильно не шло его поведение к виду, которому он принадлежал. Юксаре зевнул, переставая терзать моток пряжи в своих когтистых лапах, и поднял вопросительный взгляд на Муми-сына, поддев страдающую шляпу одним лишь локтем: — Я не слушал, просто повтори. Тогда морщинки выпрямились на молодой мордочке Муми-тролля, и он выдохнул. — Мистер, Юксаре, ваш сын просто очаровательный, — махнул рукой он, просто не зная, как продолжить и какие эпитеты подобрать; речь, над которой он сокрушался на протяжении часа, уже вылетела из его головы. Ему оставалось лишь краснеть. — Весь в меня, — кивнул Юксаре гордо, хотя не мог припомнить каким на самом деле был Снусмумрик. Они от силы виделись всего пару раз, последний раз года два назад, когда они шли оба в направлении до Муми-дола. Юксаре провел здесь уже две весны, узнав Муми-тролля лучше, чем своего сына. Но мог сказать, что у его сына хорошие друзья. Он вновь задумался, подцепив когтем нитку и натягивая ее. Он ее методично разорвал. Муми-тролль отличался от своего отца тем, что очень сильно нуждался всей вовлечённости собеседника в диалог, чего сейчас и ждал. — Продолжай, Муми-тролль, — улыбнулся Юксаре, не смотря в лицо того. И в самом деле, у всех Мумриков такие необычные, неповторимые улыбки. Муми-тролль краснел то ли от злости из-за несправедливости вещей, которые его беспокоили, то ли от смущения. Он сложил лапки вместе, продолжая. Он решил усесться в кресло для пущей уверенности в себе. Стоять на ногах столь долго было невыносимо. — Он всегда уходит, и все, что умеет он — уходить, — печально покачал головой Муми-тролль, — я уже давно не жду его возвращения, так легче. Когда же он вернется, я встречу его, как будто и не было всех тех лет разлуки. И его голубые глаза были наполнены печалью одиночества. Именно такие глаза имеет каждый, кто столкнулся с Моррой и осознал всю ее одинокость. Муми-тролль находил схожесть. Юксаре же глядел в голубые глаза заинтересованно, без доли сочувствия. — Говоришь как отец. Так же много лирики, — издал хриплый смешок бывалый кот. Он принялся доставать табак и курительную трубку, игнорируя все возражения и запреты. Ох уж эти Мумрики. Только после гвалта возмущения и затяжки, Юксаре начал говорить несвойственно, мудро и по-отечески: — Скажи, что просто скучаешь. Ему это так не шло. Муми-тролль покраснел, находя слишком смущающими эти слова, но все же, сглотнув и прочистив горло, он произнес: — Скучаю. Когда же он вернется? Юксаре пожал плечами. — Мумрики всегда жаждут свободы. — Но вы не такой, — оборвал резко Муми-тролль, а его шерсть взъерошилась, он был несогласен и всем видом это выражал, но когда на него вновь начали смотреть, как на ребенка, то он успокоился и сказал тихое: — Простите. — Просто мы с ним по-разному понимаем это слово. Меня не тяготит оседлый образ жизни, — говорил Юксаре, и в каждом его слове слышалось что-то особенное. Видимо, это пришло к нему с той историей про Мюмлу-маму, решил сам про себя Муми-тролль. И может быть Муми-тролль смог бы это понять, но Снусмумрик многие годы не желал говорить про это, особенно про свою маму. Муми-тролль хотел ответов. — И ты не ринулся в приключения, которые были у твоего отца, — продолжил через некоторое время Юксаре, сделал затяжку, — Хотя, откуда мне знать, похож ты или нет. Я же только недавно с тобой познакомился. — Но мистер Юксаре, вы уже тут два года, — возразил вновь Муми-тролль, потеряв всю нить разговора. Они же говорили про Снусмумрика, а не про него самого. И тут Юксаре встал, направившись к тумбочке. Она была высечена отцом Муми-тролля со всевозможной любовью, с аккуратными завитушками. Тумбочка была заставлена всякими украшениями, среди них был знакомый Юксаре трамвайчик из пеньки. Он мог лишь на это улыбнуться, оглядывая дальше тумбочку ленивым взглядом. Но он подошёл к ней не за этим. На ней стоял изумительный медный подсвечник, и в нем догорала свеча. Юксаре потушил ее одними пальцами, напрочь игнорируя специальную крышечку, которая бы потушила фитиль с лёгкостью. И теперь во тьме Муми-тролль мог видеть только кошачьи голубые глаза. И только сейчас в его сознание ударила мысль, что на улице уже стемнело, а это было летом. — Ты тоже любишь нарушать правила, маленький Муми-тролль, — Юксаре быстро, бесшумно приблизился, от чего тот самый «маленький» испугался. Муми-тролль зажмурился, но был удивлен, открыв глаза и видя, как в полутьме Юксаре вновь разлёгся на диване, играя с клубком. — Что вы, мистер Юксаре, — Муми-тролль был вежливым даже когда напуган, — Просто я зачитался, а потом вы пришли… И было уже темно, — несвязно, тихо бормоча, говорил тот. И Юксаре мог долго слушать своего юного собеседника, но рано или поздно это должно было закончиться. — Его карманы набиты камнями, далеко не сможет уйти. Вернется, — произнес Юксаре, вновь возвращаясь к теме своего сына. — Что? — Муми-тролль вновь растерялся. — Я, вроде бы, достаточно понятно все пояснил, — пожал плечами Юксаре, принявшись переходить уже в сон. Скоро будет утро. Он мог бы пойти в гостевую комнату с удобной кроватью, но ему так не нравилось, когда ему указывали где спать. Диван тоже был ничего. И Муми-тролль ничего не понял в ту ночь.***
С той ночи прошло пару недель, и Муми-тролль никак не мог припомнить, были ли на одежде Снусмумрика карманы. Вроде бы нет. И как он мог не запомнить такую важную часть своего друга? Но насколько хорошо помнил Муми-тролль, Снусмумрик не обременял себя вещами. Тот никогда не хотел прибрать к себе какую-нибудь красивую ракушку, что уж и говорить про камни! Только потом Муми-тролль додумался за семейным столом встать и прервать ужин. — Простите, семья, Муми-папа, Муми-мама, но я так больше не могу, — начал театрально Муми-тролль, не обращая внимания на язвительные комментарии от малышки Мю, — Мистер Юксаре, что вы имели в виду под «Его карманы набиты камнями», и что он скоро вернётся, говоря про Снусмумрика? Он у кого-то одолжил камни? И тут все рассмеялись, а громче всех рассмеялась Мю, добавляя: — Это метафора, И… — и она бы продолжила ровно и четко, если бы не мягкий взгляд Муми-мамы, направленный на нее, — Тупица. Почему-то для маленькой Мю это слово показалось более мягким. По крайней мере, мама не ругалась. И Мю знала, что даже сказав «идиот», мама бы не ругалась. К обсуждению подключился и Муми-папа: — Я не знал, что тебе свойственны такие красивые слова, Юксаре, похоже, твой переезд к нам — единственная твоя хорошая идея. Юксаре кивнул, со всей благодарностью, намерено не замечая все ужимки своего друга. Муми-тролль вновь сел на свой стул, возвращаясь к еде. Просто метафора. Ничего такого… Ох, Муми-тролль, так надеялся, что хотя бы камни нравятся Снусмумрику. И за всеми этими мыслями, из-за вкусной еды и смеха, никто не заметил, что кое-кто не смеялся. И это был Юксаре. Над таким попросту не принято смеяться, показалось ему.***
«Со Снусмумриком тяжело было дружить.» — сидя на помосте, думал Муми-тролль. Вновь наступил конец августа. А Снусмумрик так и не пришел. Заглядывать в почтовый ящик было бессмысленно, тот аж заржавел от дождей и от того, что был позабыт. Красный флажок следовало бы заново покрасить, краска выцвела, потрескалась. Смотря под ноги, Муми-тролль думал также, что следовало бы и доски вправить. Что ж, впереди вся осень. Нужно же чем-то заняться. И вдруг Муми-тролль услышал музыку, его уши поднялись, прислушиваясь. И так звучала весна. Старая позабытая гармоника. И тут, будто не на своих ногах, он спрыгнул с помоста и тронулся. И он бежал. Бежал,Спотыкался,
И падал.
Это был его друг! Снусмумрик! И, и…***
— И каждый раз, когда ты возвращается. Это подобно концу света, ведь ты однажды уйдешь, — Муми-тролль начал говорить о наболевшем, делясь чем-то сокровенным со своим другом. Это было просто смешно, вот так говорить о чем-то, держа в руке чью-ту лапу. С Фрекен Снорк было похожее, но иначе. — И когда ты это первый раз ощутил? — обеспокоенно послышался голос из-под зеленой шляпы. Он не смеялся. И тогда Муми-тролль почувствовал неловкость, он же говорил о несерьёзных вещах, к чему такой тон? Он задумался и чуть погодя, ответил, чувствуя, как рука перестала сжимать его крепко, — Когда была та комета. И Снусмумрик не понял: — Но я тогда не уходил, Муми-тролль, — но в его голосе звучало что-то ласковое, родное. И Муми-тролль ничего не объяснил, сказав лишь: — Верно. И тут мумрик все понял, он слегка ошарашенно прошептал, но из-под шляпы не вырвалось ни звука: — Тогда был конец света. И Муми-тролль вырос с тех пор. И тогда Снусмумрик ощутил, что ему следует уйти и никогда не возвращаться, оторвать от сердца тот рудимент, что мешает дышать. Любовь/привязанность. И зачем Мумрикам изначально дана эта возможность? Это просто губительно. — Не то, чтобы я не рад тебе, я рад тебе всегда, просто, — и тогда Муми-тролль поднял глаза и уже никого не было на поляне. Лишь примятая трава. А его лапа была пуста.***
Спустя два года разлука кончилась. Это было весной, в конце августа. Снусмумрик вернулся домой.