О пончиках и морщинах

Сегодня Магнус не принес ему кофе. Нет, следовало сформулировать иначе. Пока это звучало так, будто разносить кофе — святая обязанность Мартинссона, которой он вдруг посмел пренебречь. Сегодня Магнус не был так любезен, чтобы подать Курту кофе, который так привык получать из его рук. Привычку? Что ж, к хорошему действительно быстро привыкаешь. Если вспомнить, поначалу его раздражало, что Магнус врывался в его личное пространство с пластмассовым стаканчиком и неизменным свертком с каким-нибудь пончиком. «Я старый больной человек, — бурчал тогда Курт. — Мне нельзя есть столько сладкого». И каждый раз он сам не замечал, как съедал; и до сих пор с ним не случилось приступа диабета, совсем напротив, он чувствует себя лучше, чем когда-либо. Что ж, приходится обходиться без почти уже привычной дозы сахара, и Курт погружается в дела, они убаюкивают его своей скукой и почти усыпляют, и на этой границе со сном он едва успевает подумать, что, наверное, скука может быть даже полезна ему сейчас. Она отрешает его, отвлекает и уводит прочь от темного. Курту даже кажется, что он давно не ощущал себя настолько живым. Магнус обнаруживается только под вечер. Он проходит в офис нервными гулкими шагами, по дороге стягивая с себя куртку и швыряя куда-то в сторону своего кресла; та сползает с него медленно и безжизненно, до последнего цепляясь рукавами. Курт некоторое время с легким беспокойством наблюдает за этой неравной борьбой, а затем бросается вперед и спасает ее прежде, чем она бы плюхнулась на пол. Кажется, половина офиса с недоумением наблюдает за тем, как любезно он поднимает куртку Магнуса, не зная о глубокой образности этой сцены, драмы со счастливым концом в одном акте. Взгляд Магнуса нечитаем, и трудно понять, что он сам думает обо всем. Скорее всего, он просто слишком утомлен, чтобы придавать значение таким мелочам. — Трудный день? — спрашивает Курт, когда они оба сталкиваются на крыльце. Это, конечно, не случайность — Валландер сам пошел за ним. Магнус делает вялый жест рукой. — Даже вспоминать не хочется, — его взгляд скользит, не задерживаясь ни на одном предмете, словно бы безразличный ко всему, но на самом деле — Курт знает — подавленный глубокой печалью, прогоняющей все внешнее. Курт знает. Он много знает о причинах такого взгляда. Но какие причины у Магнуса? Может быть, увидел сегодня что-то, чего не стоит видеть никому? На их работе такое случается время от времени. Или такой взгляд у него уже какое-то время? Курт не знает — не догадывался присмотреться, забирая очередной пончик. Воспоминание о пончиках наталкивает его на смутную мысль. — Может быть, выпьем по чашке кофе с чем-нибудь неприлично сладким? — такое предложение, похоже, немного оживляет Магнуса, и тот даже улыбается краем рта. — Я вижу, ты понемногу пристрастился, — говорит он. — Прости, я как-то не подумал об этом. Не хотел сделать тебя столь зависимым от утренних молекул глюкозы, — он потягивается. — Да, я бы выпил кофе. Одновременно… хочется взбодриться и уснуть мертвым сном, но первое, кажется, больше. Сладкое он не заказывает. — Не хочу, — говорит он так просто, мимоходом — совершенно обычные слова, что в них такого, что Курт почти пугается? — Я перестал брать их себе пару недель назад. Как и кофе, впрочем. Перепил недавно до нервного тика, но, думаю, снова можно начать. Из всего этого выходит, что в последние дни Магнус не просто брал кофе с пончиками и для Курта тоже. Это значит, что он брал их только для Курта, что специально для него он делал крюк, и это кажется странным, даже слегка подозрительным. — Я тебя угощу, — прежде, чем тот успел бы возразить, Валландер скрывается у касс. Магнус всегда любил сладкое, он подсадил на свои чертовы пончики весь отдел. Не может быть такого, чтобы он вдруг сейчас отказался от них добровольно. — Вот. Ешь. Пончики кончились, но еще остались брауни. — Да что с тобой? — изумленно спрашивает Магнус. — Мне просто не нравится твоя неожиданная ангедония. — Это не ангедония. Просто я устал, — Мартинссон все же берет в рот кусочек и жует очень долго; так жуют люди, которые очень не хотят проглатывать. Курту даже чудится рвотный рефлекс. Наконец Магнус побеждает откусанное и больше на тарелку даже не смотрит. — Спасибо за заботу, правда, — говорит он и добавляет: — А ты выглядишь лучше, кажется. Я рад. Все налаживается? Он не уточняет, что именно налаживается. Потому что, наверное, не имеет в виду ничего конкретного — просто все, сразу все, вся жизнь целиком. — Да, наверно, — отзывается Валландер и впервые по-настоящему задумывается об этом. Ему и в самом деле чудится, будто невидимая тяжесть на плечах стала самое меньшее вдвое легче. Неужели это волшебная сила пончиков? Уж скорее волшебная сила чьей-то ненавязчивой заботы. — Спасибо тебе. — Мне?.. — отстраненно переспрашивает Магнус. Он сам выглядит так, будто ему на плечи погрузили содержимое целого строительного грузовика, и Курту даже кажется, будто каким-то таинственным образом тот сумел забрать его собственный груз. Прежде это не удавалось, кажется, никому. — Кому же еще? Кто доставал меня каждое утро? — Магнус снова криво улыбается. — Вот уж не думал, что тебе это нравилось, — хмыкает он. — Но, раз так, извини, что пришлось прервать традицию. — Значит, ты меня просто дразнил? — Нет, но… Мне кажется, я делал это больше для себя. Прости… если разочаровываю. — Ничего, методы иногда имеют гораздо меньше значения, чем результат. Но мне интересно, что тебе могло подарить ежеутреннее заигрывание со мной? — это слово вырывается у него случайно. Честное слово, он не это хотел сказать. Он имел в виду… обычное, бытовое слово. В смысле… общение. Просто приятная беседа. Ненавязчивое подкатывание. Ой, нет, это опять не то. Магнус смеется. — Ты же вроде бы детектив. — Ну да, — Курт откидывается на стуле. — И как детектив я знаю немного о мотивах. Твои… не очень-то укладываются в моей голове, — потому что я уже стар и потрепан жизнью, добавляет он мысленно. — В моей тоже, — признается Магнус. — Может быть, я до сих пор в состоянии аффекта. — Курт серьезно качает головой. — Нет, так долго аффект не может длиться. — Что ж, — Магнус теперь тоже очень серьезен. — Значит, это не аффект. Они некоторое время просто долго сидят друг напротив друга, и Валландер может поклясться, что все это время не двигался; он также может поклясться, что Магнус не двигался тоже, и однако же их ладони успели сблизиться и теперь соприкасаются. Мартинссон тоже смотрит на их руки с некоторым удивлением, потом медленно, очень осторожно убирает свою, поднимается и предлагает: — Выйдем на воздух? — как будто глоток свежего воздуха может хоть что-нибудь для них прояснить. Для того, чтобы прояснить… нужно понять, что именно следует прояснять. Между бровями Магнуса до сих пор застывшая болезненная морщина, словно высеченная в его коже; кажется, именно такой всегда щеголял Курт… но теперь, подняв руку и ощупав свой лоб, он приходит к выводу, что ее там больше нет. Исчезла. Или перекочевала. — Кажется, я тебя испортил, — говорит он Магнусу. — Ты, наверное, перенял от меня эту дрянь. — Какую дрянь?.. — рассеянно уточняет тот. Его рука сейчас очень далека от руки Курта, и Валландер пытается это посильно исправить: кружит пальцами возле его запястья, потом решается и осторожно сжимает, но Магнус будто бы и не замечает. «Дрянь, от которой между бровей появляется морщина», хочет сказать Курт, но произносит иное: — Тем, чем я тебя заразил, очевидно. Я не могу допустить, чтобы ты работал моим личным энергетическим вампиром. — Что ж, а я не могу допустить, чтобы ты продолжал страдать, — почти резко отвечает Мартинссон, будто бы всерьез принимая правила этой игры. — Я ничего, я справлюсь… Не возвращать же все обратно тебе. И вообще, я не специально. — Не нужно ничего возвращать, — возмущается Курт. — Мы что тут, из пустого в порожнее переливаем? Мы просто что-нибудь придумаем. Что-нибудь, чтобы оно совсем пропало, — Магнус смотрит на него с удивлением, потому что не в обычаях Валландера так приподнято рассуждать о борьбе с упадком духа — обычно он в этом самом упадке просто-напросто пребывал. Но теперь, похоже… несколько изменились обстоятельства. Рука Магнуса вдруг оживает и проворачивается в его руке, возвращает пожатие. Если говорить по-простому, теперь они держатся за руки, и, если кто-то это заметит, то удивится гораздо сильнее, чем регулярным утренним пончикам. И, наверное, скажет, что все к этому шло. И будет прав, потому что теперь это очевидно — хоть и не было еще пару часов назад. Магнус улыбается шире и, кажется, даже мельком заглядывает в окно кофейни, силясь понять, унесли ли его недоеденный брауни, или еще можно за ним вернуться. Курт хмыкает, перехватывая его взгляд. — Не переживай, — говорит он. — И не приноси мне завтра кофе. Для разнообразия я хотя бы раз должен сходить за ним сам.