забудь, не вспоминай.

От лица Маши.

Время доходило до восьми утра, но домой никто не возвращался. Голова жутко гудела и хотелось спать, но из-за внутреннего волнения я не могла этого сделать. Влада проснулась. Спустившись вниз, она обнимала меня, и расспрашивала: где папа? А я от бессилия и усталости совершенно не знала что ответить. Не было никого: ни Юры, ни Кузи, ни Аркадия, ни Серкова, ни Анфисы Григорьевны — только охрана, стоящая во дворе дома. *** — Ладусь, пойду прилягу, — сказала я, доваривая овсяную кашу для дочери. — Мамуль, у меня столько дел на сегодня, — зевнула девочка, — Можно я тогда во двор к друзьям пойду погуляю? — Нет, — резко ответила я, — Пожалуйста, посиди сегодня дома. — Но, почему? — возмущалась дочь. — Влада, я сказала дома, значит ты сидишь дома. На улице опасно. Девочка вздохнула, но перечить не стала. Она болтала ногами, сидя на стуле. Через пару минут, я поставила на стол тарелку с кашей, достала хлеб и вскипятила молоко. Оставив дочь завтракать, я отправилась спать. Чуть заснув, мне приснился странный сон: Одна, в каком-то белом бесконечном пространстве, я, оглядываюсь по сторонам, в надежде, что увижу хоть кого-нибудь. К удивлению, живота не было. На мне были крайне незнакомые синие джинсы в обтяжку, белая майка и небольшая коричневая кожанка. — Давно я ждала этого разговора, Машенька, — вдруг заговорил до боли знакомый мне голос сзади. Я резко обернулась и увидела бабушку, мою родную бабушку… Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. Из глаз резко побежали слёзы, ноги начали подкашиваться, а руки слабо трястись. — Ну что же ты молчишь, не поднимая глаз? — вновь спросила бабушка. Она была в белом длинном платье, словно ангел мой. Я вновь молчала, будто мне было нечего ей рассказать. Думаю, если бы эта встреча произошла где-нибудь в реальности, то я бы без умолку говорила часов шесть — жаль, что это невозможно. — Не держи зла ни на кого, — произнесла она, — Прости Юру, молодые вы ещё, а в молодости все совершают ошибки… Я резко подняла взгляд и наткнулась на её чистые, ярко-голубые глаза, наполненные слезами. — Будь я чуть разумнее, то никогда бы не отпустила твоих мать с отцом в город, из-за чего произошла та трагедия… — Бабушка, я… Она заставила меня замолчать, взяв мои руки в свои. Её пальцы словно обжигали. Они были как тогда: такими горячими и такими родными. — Не отпускай Юру, никогда не отпускай Юру… — говорила она, — Юра твоя судьба, Юра твой ангел. Я пусто смотрела на бабушку, крепче сжимая её руки. Она отпустила их, лишь сказав: — Я попросила отсрочки у Боженьки, в запасе еще двадцать шесть лет… Сделай его еще счастливее, чем он есть. — Бабушка, послушай… — А после его смерти оберегай «подарок Бога», тяжелая у них судьба будет, — вновь сказала она и погладила мой плоский живот. Не забывай про Владу… Она развернулась и сделала шаг вперед. — Знай, что я всегда рядом, Маня, — говорила бабушка, — Я люблю вас, а прежде всего свою старшую правнучку. Не забывай меня… Она испарилась, а я громко закричала ей вслед. — Не бросай меня, бабушка, не оставляй вновь одну… *** — Бабушка! Не знаю сколько времени было, но проснулась я в холодном поту. Возле меня сидела дочка, аккуратно поглаживая волосы. Девочка удивлённо смотрела, словно ждала объяснений. — Мам, чего ты кричишь? — спросила меня дочь. Я привстала, чтобы обнять её, и расплакалась ей в плечо. — Мамочка, что с тобой? — Ничего страшного, дочка, всё хорошо, — тихо говорила я, — Обыкновенный кошмар. — Но, ты кричала какую-то бабушку, — недоумевала Владлена, — Когда папа приедет? — Точно, — встав, произнесла я и схватилась за живот. — Мамуль, точно всё хорошо? — интересовалась девочка. — Мне нужно позвонить, — ответила я, присев на ближайшее кресло, — Ступай в свою комнату. Влада удалилась, а я набрала номер Аркадия Владимировича. Шли долгие и протяжные гудки, а после связь оборвалась. Внутри меня словно всё сжалось, а сердце бешено колотилось. Кажется, появилась тревога… — Что-то случилось, — громко сказала я, — Что-то явно случилось… Держась за живот, я спустилась вниз на кухню, чтобы выпить стакан воды. На улице смеркалось. Кажется, вот-вот начнётся гроза. Из-за сильного ветра деревья медленно качались то вправо, то влево. Как только я сделала глоток прозрачной жидкости, в квартире раздался телефонный звонок. — Ладуся, срочно принеси мне телефон, — громко крикнула я. Но в ответ тишина. Дочка, кажется, меня не слышала. — Наверное опять в наушниках своих сидит, — пронеслось в моей голове. Поставивь стакан на место, я отправилась на верх по лестнице. Как только моя нога ступила на первую лестницу, голова закружилась и я упала без сознания… *** В том самом особняке, где якобы жил Разин, творился ужас. Лысый мужчина — как ночью показалось Серкову по тени — вонзил нож в живот Шатунова. Юра медленно сползал на пол от резкой боли. Серков схватил всё, что только попалось под руку, это — горшок с каким-то зелёным растением и небольшая банкетка у подоконника. Кинув эту вещь в голову «Лысого», тем самым вырубив его, он примкнул на коленях к Шатунову. Юра лежал на спине, еле дыша. Из его рта шла кровь. Парень слабо улыбнулся, сказав: — Сейчас домой приедем и Маньку в роддом повезем, правда? — Вставай, Василич, ты чего, — говорил Серков, — Обязательно повезем, только с тобой. — Сейчас, сейчас, я немного полежу и встану, встану, — также улыбаясь сквозь зубы, говорил Шатунов. — Черт, Юра, вставай, — крикнул Сережа. Встав, он схватил друга за руку. — Оставь меня, я позже к Маньке в роддом приеду, — произнес Юрка. Понимая, что всё бессмысленно и толку никакого в этом нет — один он Шатунова не поднимет — парень побежал за Аркадием, который всё ещё стоял на шухере. Наступив на подоконник ногой, он крикнул: — Аркаша, Юра ранен. Услышав это, Кудряшов мигом ринулся к друзьям. Запрыгнув в комнату, Аркадий встал на колени перед Шатуновым, чтобы поднять его. — Я люблю Маньку, сейчас приедем и в роддом с ней поедем, — говорил Юрка, — Сейчас я полежу чуть-чуть, — его глаза медленно закрывались. — Шатунов, открой глаза! — закричал Сережа, — Юра! Схватив первую попавшуюся ткань, которая лежала неподалёку, парни обмотали ею рану Юры, паралельно разговаривая с ним, тем самым, не давая ему закрыть глаза. Быстро закончив все процедуры, Аркадий взял Шатунова за ноги, а Серков за руки, и они аккуратно вынесли его через распахнутое окно. — Василич, расскажи, как вы познакомились с Маней, — говорил Кудряшов, — Только не замолкай, Юра! Друзья несли его резво и достаточно быстро. Шатунов еле произносил каждое слово, долго растягивая каждый слог. — Я встретил её в деревне, разгуливая по улочкам, — рассказывал Юра, — Я сразу влюбился в неё. Аркадий и Серков положили друга на задние сидения автомобиля, на котором приехали, и отправились в ближайшее отделение скорой помощи. Шатунов, к счастью, не замолкал. — Почему мне так больно? — спрашивал Василич, — Разве я заслужил такой мучительной смерти? — Ты не умрешь, — перебил его Сережа, — Ты еще детей не вырастил, Юра! — Точно, детей, — улыбался Шатунов, — Вы видели, как красиво поёт Влада? — Аркаша, поворачивай налево, — крикнул Серков, придерживая голову Юрки. — Она заменит меня вам, — произнес Юра и закрыл глаза, замолчав. — Почему он молчит? — спросил Кудряшов, ускорившись. — Сука, Василич! — кричал Сережа, — Открой глаза! Шатунов был бледным и чуть холодным. Повезло, что через минуту Аркадий затормозил у местной больницы. Выбежав из машины, друзья взяли Юру и понесли внутрь. — Wo ist Ihr Chefarzt? (Где у Вас главный врач?) — спрашивал Кудряшов в регистратуре, — Wir haben eine schwere Wunde! (У нас тяжелое ранение!) — Geradeaus und rechts (Прямо и направо), — ответила женщина, указав парням путь к администрации. Долго договариваться Аркадию с врачами не пришлось. Почти сразу же Шатунова забрали в реанимацию, с диагнозом: Клиническая смерть…