за пределы круга не выходи

      Вегас был готов ко всему, он продумал и просчитал все. Кроме этого. Сложно было даже просто представить, что дядя Корн может так поступить. Это выходило за всякие рамки дозволенного. Это выходило за рамки понимания. Хотя, стоит ли удивляться?       — Папа? Что ты делаешь? — Кинн выглядит растерянным и весьма удивленным, но он быстро справляется с эмоциями: это видно по его лицу, видно по его позе, по взгляду, который он бросает на Порша, кивая ему, будто сообщая, что он на его стороне. Здесь и сейчас они не были представителями семьи, они были людьми, которых втягивали в сюжет детектива, в котором они участвовать не имели никакого желания. — Зачем? — Вениса передают в руки Кхуну Корну.       — Чш, — Вегас напряжен, он также ощущает напряжение Пита, который готов броситься в сторону сына. Он готов принять все удары этого мира, только бы защитить ни в чем не виновного ребенка. Их ребенка.       Было сложно стоять и наблюдать. Было сложно сдерживать эмоции или как-либо комментировать происходящее. Это было за гранью.       — Пит, не переживай за бабушку, она в надежных руках и под присмотром, — Кхун Корн улыбается, а Вегас морщится, не разрывая зрительного контакта, он смотрел и на дядю, и на сына одновременно. Сын. Не брат. Вегасу внезапно пришло осознание, что этот ребенок его, что пусть он и не питает пока еще глубоких чувств к нему, но он ЕГО, а свое Вегас не позволит никому трогать. Ни Вениса, ни Пита, ни бабушку.       — В этом и вся суть, дядюшка Корн, вот именно в этом, — Вегас едва сдерживается, он кривится, указывая пальцем в сторону мужчины. — Вот в этом! Ребенок, бабушка! Вы кричите о том, что желаете всем добра, но при этом вы похищаете моего сына.       — Мы с ним уже подружились, Вегас, — дядя не снимает с лица эту маску с улыбкой, а Вегас только и может, что следить за Венисом, который явно испытывал страх. Их мальчик был открытым и общительным. Он мало к кому шел на руки и мог смотреть настороженно, но если чувствовал себя в безопасности, то он не был таким… Таким, как сейчас. Он смотрит, словно в никуда, находит взглядом Пита и скромно тянет к нему руки, поглядывая на дядю Корна.       — Daddy? — Венис совсем маленький, но он, кажется, все понимает. Он понимает, что опасность рядом с ним. И он просит, чтобы люди, которым он доверяет, его защитили.       Реакция — боль и отчаяние. Реакция — страх. Взгляд сквозь Кхуна Корна в их прошлое, в детство, юношество, в семейные и рабочие встречи, в лицемерие между старшими и младшими. Обман. Предательство. Ложь. Отчаяние накрывает Вегаса с головой.       — Почему вы здесь? — пронзительный взгляд, такой же темный, как и у самого Корна. В их жилах течет одна кровь, их воспитывали одинаково отвратительные отцы. Они, возможно, невероятно похожи друг на друга. Но Вегасу не хотелось эти сходства искать, не хотелось их видеть.       — Мне очень много лет, да и вы уже не дети, я хочу успеть ответить на все ваши вопросы.       — У вас была возможность сделать это и раньше.       — Вы их не задавали.       — Какая разница, если вы все равно никого не слушаете и не слышите?       — О, ты ошибаешься, мальчик мой, я вас всех слушал, и всегда старался сделать все для вашего блага, всегда обо всех вас заботился, вы для меня все родные.       — Вы. Все. Для вас. И ничего для себя? Дядюшка, возможно вы уже настолько погрязли в этой лжи, что и сами в нее поверили, а? — Вегас не сводит пристального взгляда с Вениса. — Если вы так заботитесь о нас всех, тогда отдайте ребенка его родителям, — леденящим душу, спокойным тоном. На лице Кхуна Корна обманчиво добродушная улыбка. Он не собирается делать то, о чем его просят. Мгновение. И в руке Вегаса оказывается нож, который все это время был в ножнах на его бедре. Нож плотно прижат к шее Кинна, который не успел сообразить, что произошло, а главное когда. Зверь в ярости, зверь напуган. На них направлены десятки стволов.       Кто-то что-то говорит, Кхун Корн, Кинн, Порш, Пит, Кхун Чед. В голове Вегаса белый шум. В поле зрения Венис, а рука готова в любую секунду полоснуть шею брата. Ничего больше не имеет значение.       — Прекратить этот балаган! — в строгом черном костюме, в черной рубашке, в компании Пола и Арма, в компании матери Порша… Он выглядит абсолютно серьезным и абсолютно… Адекватным. Вегас не сразу понимает, что перед ними появляется Танкхун. — Отпусти Кинна! Отец, отдай мне Вениса! Что вы за цирк устроили? — эффект неожиданности срабатывает. Вениса забирают из рук Кхуна Корна.       Однако не факт, что от этого он оказывается в большей безопасности.       Но Танкхун с доброжелательной улыбкой, с заботливым и ласковым взглядом подходит к Питу и передает ему Вениса. Вегас выдыхает, когда видит, как муж крепко обнимает сына.       — С бабушкой все в порядке, — Танкхун улыбается и, словно в подтверждение своих слов, кивает.       Нож отдаляется от шеи Кинна. Тот порывается взять Вегаса на прицел, но Порш не позволяет это сделать.       — Сын, ты…       — Что, папа? Могу внятно и спокойно разговаривать? Да, есть такое, — максимально сдержанно и серьезно. Максимально по-иному. Перед ними всеми будто находился другой человек. — Я боялся опоздать. Был уверен, что вы без рефери не обойдетесь. Оказался прав. Папа, ты зашел слишком далеко!       — Дети мои... — начинает говорить, но почему-то останавливается.       — Папа, это финал.       — И чего вы хотите? Убить меня?       — Да, ровно так же, как ты убил его отца, — Вегас указывает в сторону Порша, — ровно так, как ты убил моего отца. А скольких еще дорогих нам людей ты убил? А? Что насчет моей матери? — из речи пропадает учтивое обращение и «Кхун». Вегас ненавидит этого человека, презирает всем сердцем и с каждой секундой убеждается в этом все больше. Он думал, что это его война. Он думал, что это его бой, но нет… У детей Корна к нему тоже были вопросы.       — Твоя мама была чудесным человеком, Корнвит, — Вегас слышит женский голос и шокировано оборачивается в сторону матери Порша, — я не помню, как она выглядела, но я помню тепло, которое от нее исходило. Она была удивительная и очень сильно любила вас. Она была частым гостем в нашем доме, — Нампуэнг улыбается, а Вегас не может и слова произнести. Порш удивленным не выглядит. Он уже упоминал как-то о том, что они были знакомы еще когда были в возрасте Вениса, но слышать это от его мамы было очень странно.       — Ты… Ты говоришь!? — больше всех шокированными выглядят Кинн и Кхун Корн.       — Да, дорогой, я ощутила любовь в своем сердце. Я будто расправила крылья и вновь смогла дышать полной грудью.       Корн старается держать самообладание, но при этом видно, насколько он удивлен. Такого поворота событий он не ожидал.       — Папа, это слишком, манипулировать малышом! Ужас! — Танкхун смотрит на Нампуэнг, но продолжает свою речь, он говорит таким покровительственным тоном, словно перед ним не его отец, а провинившийся ребенок.       — Что все это означает? — Кхун Корн то и дело взглядом возвращается к сестре.       — Означает, что на этом пора поставить точку. Мы здесь все слишком хорошо друг друга знаем, мы все здесь трудимся ради одного дела, нам нет смысла враждовать. И делить власть. Ее и так много, папа, достаточно, — строгий взгляд.       — Мальчик мой, прости, но ты не можешь решать…       — Ой, папа, я могу как раз, ты и сам это знаешь, — Танкхун улыбается, отряхивая невидимые пылинки со своего пиджака, непривычно строгого и сдержанного. — Ты так боялся, что все раскроют твой обман, так боялся, что история с тем, что всем имуществом должен распоряжаться Кхун Кан, станет всем известна, что двадцать раз перестраховался и переписал все на меня. Думал, я не знаю? Или, когда мне приносили контракты, пока я смотрел свои любимые дорамы, ты думаешь, я не читал, что подписывал? Папа, ну я же твой сын, я не дурак, — добродушный и снисходительный взгляд.       Если бы Вегас наблюдал подобную сцену в кино, он бы зааплодировал Танкхуну.       Только теперь было непонятно чего от него ожидать. Да и от Кхуна Корна. Как и от матери Порша.       — Мне кажется, тебе пора оставить всех в покое, — дядя смотрит на своего старшего сына. Он смог взять себя в руки, на его лице практически не отражаются никакие эмоции, но видно, что он весьма удивлен. Все словно забыли про Танкхуна, который был не так прост, как хотел казаться. Вегас его недолюбливал, но в данный момент уважал.       — Сын, ты не понимаешь, что ты делаешь.       — Я как раз таки понимаю. Отец. Нужно уметь уходить красиво. Твой шанс.       — Давай уедем, — Нампуэнг выступает вперед и улыбается, когда берет Корна за руку. — Вдвоем. В горы. Или к морю.       Порш дергается вперед, но замирает, когда его мама поднимает взгляд и останавливает его жестом руки.       — Порш, — она ничего не говорит дальше, лишь смотрит на сына, а затем возвращает взгляд на Корна.       — Больше нет Главной и Побочной Семьи, Второй Семьи. Мы больше не будем так разделяться. Есть Кинн и Порш, есть Вегас и Макао, любые сотрудничества на равных, нам нет смысла кого-то куда-то переманивать, кому-то пытаться портить жизнь, — Вегас не верит, что слышит это от своего кузена, который раньше при первой возможности делал ему гадости. Такое расположение было получено только благодаря Питу, в этом не было никаких сомнений. — Мы закроем все вопросы, мы разберемся с имуществом, наследством, со всем. Нормально! У нас и так достаточно врагов, чтобы воевать друг с другом. Мы все и так потеряли слишком многое. Я буду за вами всеми следить. Я останусь вашим рефери, мальчики, — указательным и средним пальцем показывает на свои глаза, а затем поворачивает их к тем, кто стоял вокруг. Обводит их взглядом. — Чё такие напряженные?       — Он должен ответить за все, что сделал!       — Вегас, а ты ответил за то, что накачал Порша наркотой? Ты ответил за то, что ранил Пола? Ты ответишь за то, что из-за вашего чертового плана с Таваном Биг был ранен и практически умер? Ты ответишь за всех тех, кого ты убил? Ты ответишь за то, что собрал против нас армию? — Танкхун говорит сдержанно. Вегас старается держаться. На его плечо падает тяжелая рука старшего кузена, а перед глазами от боли на мгновение темнеет. Вег и забыл…       — Были причины.       — У нас у всех были причины. На все, что мы делали и делаем, мы имеем какие-то причины.       — Танкхун, мы будем мериться, кто сколько дерьма кому сделал? Мне перечислить еще раз? Я даже не закончил весь список.       — Ты хочешь убить моего отца?       — Он убил моего.       — Он был вынужден это сделать.       — Нет, не был. Он просто боялся его, он всех здесь боится.       — И ты хочешь навредить уязвимому человеку?       — Ты занимаешься подменой понятий, уводишь разговор не туда, — Вегас уворачивается от Танкхуна, который вновь норовит похлопать его по плечу. Отходит на шаг назад, автоматом указывая сначала на кузена, затем на дядю. — Что ты хочешь?       — Дай нам уйти. Дай ему уйти. И мы решим все мирным путем. Мы не будем вмешиваться. Мы перевернем эту страницу. Мы сожжем, блять, эту книгу!       Вегас не собирался на это соглашаться.       — Господин, — все оборачиваются на Пита, который неуверенно делает шаг вперед, Вениса больше нет на его руках. — Не будьте, как ваш отец, — он склоняет голову перед Вегасом, а мужчина не понимает, какие чувства его переполняют. То ли это злость и ярость, то ли разочарование. То ли принятие и прощение.       Вперед выходит Кинн, Порш, Чед, они говорят. Они все говорят очень много: о прошлом, о настоящем, об угрозах, о кровопролитии, о погибших, о потерях, о предательстве. Вегас неожиданно смеется. Смотрит в сторону, а затем, проводя пятерней по волосам, подходит к маме Порша. Он не знает почему, но ему кажется, что он поступает правильно.       — Уезжайте.       На этом все не заканчивается. Впереди их ждут долгие месяцы разговоров, разборок, выяснений отношений. Кхун Корн не может взять и отпустить все то, что он держал десятилетиями в своих руках. Однако любовь затуманивает его рассудок, и он позволяет себе уехать, уехать с Нампуэнг. Уехать в горы, в один из домов, который принадлежал их семье. Уехать, передав бразды правления в руки своих сыновей. Босс Кинн, рефери Танкхун и аналитик Ким, который все время планирует оказаться подальше от своей семьи, но у которого никогда это не получается сделать.       В какой-то из дней Вегас жмет руку Кинну, и они молча друг другу кивают, глядя глаза в глаза. Они безмолвно дают обещание, что будут на стороне друг друга, что больше не будут допускать ошибки прошлого, ошибки своих родителей, своих отцов. Никто не знает будет ли сдержано данное обещание, но прямо здесь и сейчас они готовы поверить, что у них все получится.       Им всем никогда не стать друзьями, они не будут собираться за праздничными столами, они никогда не будут до конца искренними друг с другом, но они дадут шанс, себе и своим детям, они не станут теми, кто их воспитывал, они постараются быть честнее и справедливее, насколько это возможно в их мафиозном мире. Но этот самый мир находится за стенами дома, там, где контракты, оружие, наркотики, контрабанда, там, где проституция и группировки, там совершенно другая жизнь, которая будет и дальше контролироваться семьей, ее представителями.       Не все останутся довольны решением Вегаса, решением Корна, решениями Кинна и Порша, не все примут ход развития событий, не все молча согласятся на новые правила игры, но это уже будет совершенно другая история.

⋉ ⋊ ⋋ ⋌ ⋍ ⋎ ⋈ ⋉ ⋊ ⋋ ⋌ ⋍ ⋎ ⋈

      И все сначала.       Для кого-то это финал истории, для кого-то лишь ее старт, а для кого-то виток в сторону, в поисках лучшей дороги, лучшего, более правильного пути.       Вегас точно знает, что в его случае это начало, а в случае дяди Корна…       В один из дней они все получат новость о том, что машина, которая ехала по горному серпантину, сорвалась с обрыва вниз. Двое пассажиров погибли на месте. Мама Порша спасла однажды своего брата от гибели, она не дала ему умереть от рук семьи, она не дала взять на себя этот крест Вегасу, Поршу, Кинну или кому-либо еще. Она оставила эту честь исключительно для себя, отомстив за все зло, которое этот человек принес в этот мир. Нампуэнг не помнила многого, она даже не помнила, что Корн делал с ней все эти годы, ее память действительно больше не была при ней, но тот ужас, та боль, которые она ощутила, когда увидела, как самый родной и любимый человек, ее муж, отец ее детей, падает на пол… Эта боль жила с ней все эти годы. Брат убил любовь всей ее жизни. Нампуэнг понадобилось двадцать лет, чтобы дождаться случая и отомстить. Справедливость восторжествовала? Сложно сказать. Сложно, в целом, разобраться, что есть справедливость. Однако то, что жизнь семьи Тирапаньякун станет легче, хотя бы на время, было фактом.       Неизвестно, какие выводы будут сделаны.       Это покажет лишь время.