Нет и не будет

В этой истории все слова не на своих местах. В этой истории все правда и все ложь. Венди Дарлинг, грезящая о далеком острове детства, кладет на язык белую таблетку и закрывает глаза. Питер Пэн больше не придет — она выросла, — но вместо этого приходит капитан Крюк. И приходит он даже без таблеток на языке. В ее мысленном взоре живут воспоминания, которые трудно найти. Ослепленная тоской по Нетландии, бедная малышка Венди напевает песни, которые ей никогда не пела мама. За окном идет ледяной дождь, от которого на теле, точно цветы, набухают синяки. Но остров не слышит ее песен, не слышит ее мольбы, и вместо ответа — тяжелая тишина таблеток на языке. Если ты здесь есть, говорит с ней Питер через редкие сны, попробуй докажи, что ты действительно здесь. Иногда она оказывается в огромной белой палате, где вместо потерянных мальчиков ее окружают безликие люди в безликих халатах, и тогда она начинает задавать вопросы: Это не мой дом, так ведь? Я тебя знаю? Что мой разум пытается забыть? Здесь всё неправильно. И тогда безликие люди начинают кружиться у ее кровати, змейкой пускают по ее венам волшебный порошок, который отправляет ее в другое царство — в царство Морфея. Тьма, в которую она проваливается, дарит ей свет. Венди тринадцати и Венди двадцати. Такие разные, но все еще живущие в одном теле, все еще живущие в Нетландии. Одна навсегда осталась с Питером. Другая выбрала холодные глаза злобного пирата. Когда девушка бесцветным голосом говорит, что сейчас 1904 год, Доктору К. кажется, что он сам сходит с ума. Он тяжело вздыхает. — Мисс Дарлинг, сейчас 1962, — вопрос о времени они обсуждают не первый раз. — Взрослым так важно время, — замедленной речью проговаривает она. Венди Дарлинг семнадцать лет. У нее бледное лицо, цветом мела, и это все из-за того, что солнца здесь, на берегах дождливой Англии, практически не бывает. Свесив ноги с большого кресла, она гладит себя по волосам. Доктор включает пластинку с мальчишеским хором. Они негромко поют на французском, и Дарлинг кажется, что это поют ее потерянные мальчики. — А мне кажется, время не так уж и важно. Время в этом месте, — она показывает в его сторону, — как жизнь. — Что это значит, мисс Дарлинг? — учтиво интересуется доктор К. и перечитывает последние записи в ее медицинской карте. — Жизнь здесь умерла, Джеймс. Прямо как ты. Глаза доктора для Венди сверкают красными искрами, но в зеркале видна только боль и безысходность. К такому он давно привык. Он знает Венди два года. Но иногда ему кажется, что та знает его всю его жизнь. — И к кому вы обращаетесь сейчас, мисс Дарлинг? К доктору или капитану? Венди долго молчит. Ищет на стенах тени. А потом смотрит прямо в глаза. — К Джеймсу. Я обращаюсь к Джеймсу. Жизнь здесь замерла (в больнице и в ее теле и в ее сознании) Священные земли пусты (в Лондоне и в этом мире и в Нетландии) А в ее голове (в его голове) Дождь цвета крови начинает идти (он сладкий как молоко с медом) Смотря в приоткрытое окно поздно ночью, пятнадцатилетняя Венди ищет вторую звезду справа, которая укажет обратный путь в Нетландию. Она всегда просит оставить окно приоткрытым, чтобы непослушная тень Питера могла проскользнуть внутрь. В редкие ночи она видит его в слабых снах. Это хорошие ночи. В остальные она видит свою семью. Их тусклые, неживые глаза. И всегда, всегда, в этих снах нет отца. Все эти осколки в ее памяти — частички разбитых снов или реальность? А что реальность есть на самом деле? Что реальнее из двух — ее любимая семья или Нетландия? Неужели ее семья — это простая выдумка? Неужели Нетландия реальнее всех остальных мест? И Питер живее всех живых? Живее, чем сама Венди? Но в одну холодную ночь, когда за окном начался морской шторм, а дозу лекарства увеличили, ей приснились глаза цветом незабудок. Ей приснился капитан Крюк. Венди, думают другие врачи, не помнит ничего из своего первого года в лечебнице. Но ложь (она же правда), в том, что Венди помнит все. В первые дни, когда тело ее захватили таблетки, ее словно не существовало. Внутри была пустота. Снаружи — трясущееся бледное тело, которое не может ни есть, ни ходить. Тринадцатилетняя Венди была портретом на коробке молока. Ее нашли, но она так и осталась потерянной. Из Нетландии не возвращаются. А, если и возвращаются, то со сломанной жизнью. Доктор К. читает анализы двухгодовалой давности: постоянные галлюцинации, стойкие бредовые идеи о существовании Нетландии, дезорганизованное мышление, крайнее возбуждение, расстройства питания и сна, колебания настроения, уход в себя, депрессивный эпизод (???), суицидальные наклонности (???), комплекс Электры (???). Знаки вопроса его не смутили, но комплекс Электры — да. Три года спустя, когда Венди превратится в прекрасного лебедя, доктор К. напишет: Суицидальные наклонности подтверждены. Депрессивные эпизоды подтверждены. Комплекс Электры под вопросом. Установлен факт психологического насилия. Будь старина Фрейд жив, он бы с радостью взялся за ее дело. Больничное платье у неё белое, воздушное с длинными и широкими рукавами, такое можно принять за обычную ночнушку. В волосах Венди носит бант, но не белый, как в детстве, а чёрный — единственный подарок, который прислал ей Майкл на недавний пятнадцатый день рождения. Майкл, скрывая это от родителей, тоже верил в остров. А значит, все было правдой. В своей палате она читает книгу «Остров сокровищ» и без остановки думает о человеке без руки. Тень Питера, повисшая на потолке, хмурит брови и грозится кинжалом. Дарлинг помнит, что Капитан Крюк умер одиноким и нелюбимым. Венди же помнит, что Капитан Крюк умел чувствовать. Сегодня ночью она выкидывает таблетки в окно. Нетландия, Неверленд, Небывальщина, Небыляндия, страна Нет-и-не-будет или остров Небывалый. У этого острова так много имен, но правда в том, что она там — счастлива. Для Венди, как вы помните, правда и ложь — одно и тоже. В ту же секунду, как он зашел в ее палату (впервые), девочка вышла из двухлетнего оцепенения. — Джеймс! — вскрикнула она, но сразу же закрыла рот ладонями, как только увидела старую медсестру. Доктор в белоснежном халате на секунду застыл на месте. Он посмотрел на свой нагрудный значок: док. Джеймс К. Ну конечно. А как иначе она могла узнать его имя? — Мы знакомы? — у него учтивый, холодный голос. — Да, — слабо улыбнулась Венди. — Вы просто ещё не помните. Венди выглядела так, будто знала, что Земля — не ее дом и быть ее здесь не должно. И Лондонская квартирка с маленькими братьями — тоже не ее настоящий дом. Ее настоящий дом — затерянный и покинутый остров Нетландии. Джеймс присаживается на ее койку, выученными движениями считает пульс. Рука у него холодная, словно лезвие крюка. Венди с завороженным лицом не сводит с него глаз. Она молилась о возвращении в Нетландию, а Нетландия пришла к ней сама. Доктор говорит, что толчком для расстройства стал развод родителей — день, когда любимый папочка взглянул на нее в последний раз, перед тем, как Венди улетела в Нетландию. День, когда мама не нашла ее в своей кроватке. У мистера Дарлинга глаза, как вечная мерзлота. У капитана Крюка глаза, как глубокое море. У доктора Джеймса К. глаза, как бескрайнее ночное небо, в котором Венди хочется летать. — Да, — Венди смотрит в окошко за его высоким креслом. Доктор превращается в чёрную тень. — Я тогда очень расстроилась. Расстройство доводит до слез. — Я имею в виду психическое расстройство, мисс Дарлинг. Мама рассказывала ей, что когда Венди вернулась в Лондонский дом, по ночам она ходила по карнизу крыши и заливалась смехом. Все думали, что упади она, то разбилась бы, как китайская фарфоровая кукла. Но, правда в том, что Венди бы полетела. Питер Пэн говорил, что падают те, кто глубоко несчастен. Она смотрит на своего доктора. Доктор насвистывает мелодию, которую знает только Венди, насвистывает так, как делал это ее отец, как делал это ее капитан. На шестом сеансе Венди говорит: — Я представляла все это много раз. Как я вернусь в Нетландию. Как Нетландия вернется в меня. И Питер ворвется в окно, которое я никогда не закрываю. На словах о Питере доктор на секунду морщится, будто ему больно о нем слышать. — Но, как оказалось, — продолжает она, — я ждала вас. Вас, мой дорогой капитан. Мисс Дарлинг снова семнадцать. На столе в хрустальной вазе букет незабудок, нежно-голубых, как глаза напротив. Доктор вставляет цветок «не забывай меня» за ухо Венди. — Незабудки дарят тем, о ком хотят помнить, — говорит он, — о ком всегда думают. — Вы думаете обо мне, доктор? — Всегда, моя прелесть, — острая усмешка. — Ваш диагноз это что-то. Венди раздваивается от любви к волшебному мальчику и к взрослому мужчине. И почему-то не хочется вспоминать, что Нетландия — это подвал, что полет — это падение, что злой пират — извращённая версия собственного отца, а Питер Пэн… — А Питер Пэн? — спрашивает доктор, и Венди с ужасом наблюдает, как на стене разворачивается бой между мальчиком и мужчиной, как ее (когда-то в прошлом) так горячо любимый волшебный мальчик убивает пирата своим кинжалом. — Венди? Дарлинг переводит взгляд на человека. С доктором Джеймсом, думает она, все намного сложнее. Мама, приезжающая на следующее Рождество, яркими глазами улыбается и шутит: милая, твои фантазии нужно облачить в сказку для маленьких детей. Мама не знает, но сказки у Венди теперь взрослые: мрачные, темные и очень личные. Ночью, когда Венди исполняется восемнадцать лет, она высыпает таблетки в окно (в собственный рот) и закрывает его навсегда. Питер Пэн о ней забыл, но Нетландия прочными корнями проросла в ее сердце. Она босыми ногами ступает по мокрой траве на белом кафеле больницы, открывает дверь в кабинет доктора К (он же, Капитан Крюк) и не спешит его будить. В свете луны он похож на всех троих. На всех, но не на Питера Пэна. От этого только легче. — Смерть будет ужасно большим приключением, — шепчет тень мальчика ей на ухо (она же, говорящая это на ухо доктора). Когда Венди лежит на кроваво-красном ковре (словно его сюртук) в его кабине (а может, и кабинете), Джеймс сходит с ума. — Венди, — повторяет он и трясет ее за плечи, — не улетай от меня, слышишь? Венди улыбается, задыхаясь от химической реакции. Она не боится — потому что видела будущее, где она и капитан бороздят моря вместе — и это совсем не Нетландия. — Венди, я тебе верю, — шепчет он голосом сладким, как сироп. И почему-то голос мужчины вытесняет из ее головы голос мальчика. — Я верю. В его глазах — шторм ледяного неба. Попасть в Нетландию, как оказалось, можно не только через окно или подвал или отсутствие таблеток. И не только через мальчика. А через того, кого очень сильно любишь. И Венди, впервые за долгие года молчания и отрешенности, начинает плакать. У Венди за золотыми волосами на затылке прячется шрам от падения. У доктора К. трясется правая рука. У каждого из них был свой Питер Пэн. Когда он увидел Венди Дарлинг впервые, на коробке молока, его пробила дрожь. В тот момент Джеймс еще не знал ее имени. Но у него была догадка. Так, он следовал ей и ждал. Его будущее и прошлое соединились в одном моменте, когда он прибыл в лечебницу имени Дж. Барри. — Мир вечной юности, где никаких забот и будущего времени, — доктор стряхивает пепел и слабо улыбается. Пациентке шестнадцать. — И что же там забыл взрослый мужчина, Венди? «Венди» мурашками бежит по ее телу. Она сжимает подол своего платья и кусает губы. — Питер мне никогда об этом не рассказывал, доктор К. — Питер многого вам не рассказал, моя дорогая. Может, капитан Крюк был первым потерянным мальчиком на том острове, посмевшим вырасти? Его слова звучат не как гипотеза, а как доказанный факт. Его руку охватывает тремор всякий раз, когда Венди называет его капитаном. В Лондонском небе нет военных самолетов, но никто не сказал капитану, что война закончилась. Венди теперь девятнадцать. Она читает книги Фрейда, свесив ноги с кресла, которое кажется теперь не таким большим, как раньше. Доктор задумчиво курит у окна. — Дарлинг, — обращается он к ней, и ее фамилия звучит, как стекающий по пальцам мёд, как что-то, чего не знают маленькие девочки. Иногда ей кажется, что зовёт он ее вовсе не по фамилии. — Да, доктор К.? Он закусывает палец. Долго на нее смотрит. Венди в уме рвет лепестки незабудок — их всего пять — начинает она с «любит», чтобы им и закончить. Капитан ничего не говорит и снова отворачивается к окну. В детстве Джеймс каждый день уходил из дома собирать раковины и камни на морском берегу. Он все смотрел на большие волны, не боясь того, что они могут его унести. Но однажды он нашел белую ракушку с жемчужиной внутри. Наверное, это был приз за все то, что он пережил. Наверное, Венди была его призом за все то, что его ожидало. Капитан Джеймс К. пишет в своем дневнике: Если всё, что она говорит, правда, то тогда она действительно та, кого я знаю. Либо мы оба сошли с ума. Вместо сгнившего жёлудя Венди теперь носит колечко с каменной незабудкой. Средний брат, Джон, пишет мама, уехал учиться в Америку и встретил там индианку. Он называет ее своей Тигровой Лилией. Он, кажется, влюблен. Маме хотелось бы, чтобы и Венди влюбилась. Она смотрит на доктора и вздыхает. Тот лишь ломко улыбается. Венди так явственно и очевидно влюбилась в улыбку доктора Джеймса К., что уже этого и не скрывает. Девятнадцатилетней Венди очень трудно. У нее кошмары шрамом высечены на затылке за потемневшими волосами, и утерянная правда замерзла во лжи. Она часто выпадает из реальности. Не летит в Нетландию, нет. Камнем падает в свое прошлое. Анализирует, что с ней происходило. И от этого становится тяжелее дышать. Обеспокоенное лицо мамы и папы (так, папа все-таки не уходил?), испуганные братья. Она, ходящая по крыше, она, напевающая пиратские песни, она, царапающая руки. Я вернулась из Нетландии, говорила тринадцатилетняя Венди. У меня был припадок, поправляет повзрослевшая Венди сама себя. Но таблетки с реальностью слабее Нетландии внутри. Венди считает, что любовь — слишком абстрактное описание того, что она испытывает, когда доктор дает ей пощечину, и Нетландия появляется уже после седативных. Впрочем, пощечина эта заслуженная. Газ медленно плыл по уставшей комнате, пока Венди лежала на полу (это поле сладко пахнущих незабудок), и ее трясло в судорогах (и она вдыхала свежий воздух и безмятежно улыбалась). Дарлинг считает, что ложь — это правда, а правда — это ложь, когда Джеймс откачивает ее в пятый раз за месяц. Венди Дарлинг хочет жить (правда). Венди Дарлинг хочет умереть (ложь). Доктор К. (он же Джеймс, он же капитан, он же перестаньте) теперь не сводит с нее глаз. Поит чаем, разрешает оставаться у себя в кабинете допоздна, ходит с ней на побережья. Главное, чтобы она не подвергла себя опасной Нетландии вновь. Доктор выписывает ей другое лекарство. Венди с трудом поднимается с койки и сухими желтыми листьями падает на холодный от дождя кафель, едва-едва согретый осенним солнцем, лучи которого так красиво просвечивают сквозь ветви больших деревьев, высеченных в окнах лечебницы. Доктор К. старается не замечать, как Венди нравится иногда без дела лежать на его кроваво-красном ковре, пялясь в белый потолок. Однажды он ложится рядом и, кажется, что-то понимает. И, кажется, он вспоминает. Смотрит он теперь на Дарлинг совсем по-другому. Он с осторожностью гладит ее щеку, и Венди смотрит на него ярко голубым. Зрачки огромные — от любви или лекарства — смотрят так, словно знают больше, чем знает он. У доктора от этого тремор в правой руке только усиливается. — Что, если я не смогу вылечиться? — лепечет она пухлыми губами, рукой касаясь его. — Что тогда, Джеймс? — Тогда я увезу тебя на большом корабле, — шутит доктор, — как в твоих рассказах. Венди мечтательно улыбается. Венди нравится взрослеть. У двадцатилетней Венди волосы темнее, а повадки в движениях все те же — детские, игривые, резкие. Пока доктор идёт по коридору, девушка меняет позу несколько раз: сначала она плетется за его спиной, потом обходит его с разных сторон и корчит рожицы, и, наконец, обегает спереди и сутулит плечи. Джеймс улыбается остро и нежно. Они вместе — горькая сладость. 1973 год еще не наступил, и в шведском банке еще не захватили заложников, но будущий доктор Джеймс К. напишет в своих заметках: У Венди Дарлинг — Стокгольмский синдром. Кто в этом больше виноват, Питер Пэн или Джеймс Крюк, он не знает. До того, как стать доктором К., капитан К. все детство мечтал стать первооткрывателем. И стал. Он открыл Дарлинг, как Колумб открыл Америку, как Джеймс Кук открыл Австралию. Повзрослевшая двадцатилетняя Венди Дарлинг закрывает глаза и слышит шепот маленького мальчика. В Нетландии гниют ноябрьские листья, и их ветром приносит на побережье, прямо через рот девушки. Она выплевывает листья (они же, таблетки) и кинжалом руки бьет своего доктора по лицу. Нетландия догнивает в ее голове, и она пытается спастись. Капитан Крюк бьет ее по правой щеке так, что над головой летают феи, а доктор К. с нежностью касается другой щеки. Кто ударит тебя в правую щеку, то поверни к нему и другую. Венди задыхается от обиды, а может, от большой любви. На губах у нее выступает кровь, точно такая же, как и на губах напротив. — Прекрати, — кричит мужчина так, как кричал на нее отец, и сжимает ее руки. Он хмурится, и его глаза цветом незабудок то леденеют, то тают. — Посмотри на меня, Венди. Смотри. Видишь? Я тебя не обижу. Я хочу помочь. Знакомая усталость в голосе мужчины вышибает из нее всю злость. Венди стыдно. Венди расстроена, потому что расстроен ее доктор. — Что будет со мной, Джеймс? — она трясется так, будто ей снова тринадцать, будто доктор К. это капитан К. в их первую встречу по ту сторону фантазии (она же, реальность). — Что будет со мной после этого? Он долго смотрит в ее лучистые, живые глаза. А затем дарит поцелуй в лоб. Нежный и трепетный, такой, какой дарят верующие иконам, отцы детям, живые покойникам. Венди Дарлинг выдумала Питера Пэна, а Джеймс К. выдумал ее. — После этого не будет ничего, милая Венди. Ничего Нет-и-Не-будет. Его поцелуй, как малиновое варенье в детстве, а глаза роднее себя. Слова несут за собой глубокий, как морское дно, смысл. Ей хочется смеяться от счастья. Выхода? Нет и не будет. А значит нужно с этим жить. На берегу холодно. Джеймс растирает ее плечи и накидывает красно-темное пальто сверху. Отходит в сторону, не сводя с нее спокойных глаз, выкуривает сигарету. Его пальто ей велико, и в такой одежке она напоминает героиню другой сказки. Венди смотрит на морской горизонт. Она видит пиратский корабль. Доктор видит чистое море. Все это правда. Все это ложь. Разницу они уже не отличают оба. На следующий день в палате Венди не находят. Как не находят и доктора К. в его кабинете. Кто знает куда они ушли? Может, уехали в Лондон. А, может, улетели в Нетландию. Старая медсестра, которая присматривала за пациенткой с самого начала ее пребывания в больнице, посмотрела в открытое окно. Там, на горизонте, виднелось что-то большое. Медсестра улыбнулась и закрыла окно. По морю плыл корабль.