Палитра

Восьмиглазова кажется Нателле приторной на первый взгляд. В этом розовом попсовом костюмчике, в каких ходит каждая вторая; с качественно, что даже вызывает уважение осветлёнными волосами, собранными в замысловатую причёску и таким взглядом…таким томным, чтоли, кокетливым. Из-под полуопущенных густо-прокрашенных тушью ресниц даже цвет глаз не удаётся разглядеть. Восьмиглазова сидит по правую руку от Сапогова и молчит в тряпочку, только кивает и поддакивает, в глаза никому не смотрит, от вопросов уходит, да и вообще улыбается очень жеманно и неестественно, словно вообще не понимает, что вокруг неё происходит. Нателла кидает пачку денег на стол перед Ричардом и его коллегой — просит подстраховать ее незаконные «делишки» на телевидении, и последней просьба явно не приходится по вкусу, но Восьмиглазова лишь вжимает голову по-сильнее в плечи, явно не собираясь что-либо говорить. Такие Стрельниковой не нравятся: робкие податливые, эфемерные в своём существовании. Женщина сама такой когда-то была, но из неё эту дурь выбила суровая жизнь в лице бывшего мужа и работы на трассе. Телеведущая же явно была любительницей прибиться под чужое крыло и сидеть у кормушки, крылышки поджав. Нателла остаётся одна в своём кабинете и замечает небольшую заколку в форме стрелы, одиноко лежащую на столе. Восьмиглазова нервно перебирала ее между пальцами, и за все время их с Ричардом визита, ни разу не выпустила из рук, а тут, видимо, решила бросить, по правде говоря, такое нетипичное для неё украшение на произвол судьбы. Глава Железных Каблуков решает встать с насиженного места и прикарманив вещицу, рассматривает ее поближе, как тут же, в дверном проеме возникает хозяйка безделушки, робко переминающаяся с ноги на ногу. — Что-то забыли? — Нателла сжимает находку в кулаке, чувствуя странный азарт, и скалится во все тридцать два зуба, как хулиган отжавший конфетку у ребёнка. — Да… — Восьмиглазова шарится взглядом по столу и разочарованно поджимает губы, обнаруживая, что тот пуст. — Это ваше, я полагаю. — Стрельникова как туз являет на свет заколку, придерживая ее большим и указательным пальцами. — Да. — уже увереннее произносит телеведущая, распахивая глаза шире, избавляясь всего на мгновение от смущённости во взгляде. — Так забирайте. — Нателла руку не вытягивает, держит ее почти около своего лица, намереваясь разглядеть цвет глаз девушки, когда та поближе подойдёт. И та медленно, крадущимися шажками идёт в сторону женщины, успевая взглядом очертить круг по кабинету, видимо настолько не желая на неё смотреть. Тянет руку боязливо, как будто в вольер к хищнику. Зато глаза на таком расстоянии больше не тайна — тепло-карие, светлые, может даже слегка медовые… сливочная карамель, да именно такого цвета глаза у Восьмиглазовой. — Ну же, я не кусаюсь. Телеведущая робко забирает заколку из чужих рук, слегка касаясь кожи, и Стрельникова чувствует укол: небольшой такой разряд тока, как комарик укусил. Пустил по венам отраву, и вот эта, казалось бы, посредственная девица со смазливым личиком и отсутствующим интеллектом почему-то стала вызывать…чуть больше интереса. Захотелось вдруг ее глазами расплавить как пломбир, раздеть до ничтожной души и кинуть в костёр своих темных желаний. Может Восьмиглазова умеет мысли читать, а может просто вспомнила, что куда-то торопится, но через пару секунд, не выдержав игры в гляделки — выбегает пулей из кабинета, что-то там пробормотав на прощание… Запуганная, но все же красивая. И то ли от того, что в распахнутых на секунду глазах промелькнуло что-то, то ли от того, что молчание девушки давало простор для фантазии об ее собственных мыслях — Стрельникова начинает сомневаться в своём представлении о ней, и хочет сомнения развеять. Следующая деловая встреча с представителями девятого канала проходит уже на их территории. Стрельникова отбивает ровный ритм пятнадцати-сантиметровыми шпильками по бетонному полу, осматривая съемочные павильоны. Красивые — только секторы для съёмок, остальное же пространство рябит в глаза обшарпанными стенами и потрескавшимися стёклами с криво-нанесённой побелкой, в общем, все в духе советской эстетики. Нателла приходит раньше назначенного времени на сорок минут, но ее не сильно волнует чужой распорядок дня — подстраивать часы и людей в своём новообретенном статусе важной политической шишки она считает своей работой. Толкает дверь кабинета с нужной цифрой и замирает на пару секунд в дверях, разглядывая обстановку: уродливые окна открыты настежь, и выцветшие жалюзи развеваются, сминая герань, покоящуюся на подоконнике, разнося осеннюю прохладу по помещению. За столом девушка, одной рукой придерживает бумаги, норовящие разлететься, другой держит кружку с чёрным чаем. На второй взгляд Татьяна кажется Нателле умеренно-сладкой, как ее любимые пирожные из кондитерской в центре. И те самые пирожные лежат на том же столе в прозрачной пластиковой упаковке, ещё не открытой. — Решили прийти пораньше? — тихо произносит Татьяна, и Стрельникова даже чуть выдвигает голову вперёд, прислушиваясь, как будто ветер унесёт сказанное без шанса на повтор. В кабинете холодно до ужаса, что заставляет Главу Железных Каблуков слегка поёжиться. Она думает, что это идиотизм — при ещё неработающих батареях под завывания ветра, сидеть вот так и попивать чай в лёгкой ситцевой блузке, поэтому по-хозяйски проходит к окну и закрывает его, морщась от характерного скрипа створок. — Ричард придёт через двадцать минут… — Ему уже должны были сообщить, что я здесь, значит придёт раньше. Татьяна поджимает губы и мнётся, бегло оглядывая беспорядок на своём рабочем месте. — Извиняюсь, что помешала вашему чаепитию. — выдаёт Нателла с насмешкой и усаживается напротив хозяйки кабинета. — Прошу продолжайте, пару минут у вас точно есть. Телеведущая не моргая смотрит на женщину; сначала рассеянным движением откладывает бумаги на одну сторону стола, затем убирает их в ящик; не зная куда деть руки — обеими хватается за чашку, сдавливая ее пальцами. — Может, я могу предложить вам чай…с пирожными? — так же тихо. — Да, можете, — Стрельникова наслаждается чужой нервозностью и с лисьим прищуром следит за каждым действием Татьяны. — Буду премного благодарна. Девушка медленно встаёт со своего места и скрывается за дверью, через пару мгновений возвращаясь с дымящейся кружкой чая, на которой пестрыми витиеватыми буквами выведено «Ричард Сапогов, с любовью» и обведено закорючкой, чем-то напоминающей сердце. — Что за культ поклонения? — снова усмехается Нателла, отмечая, что кружка Татьяны выглядит идентично. — Это…подарок Ричарда на Новый Год. — делится девушка и тут же сжимает губы в полоску, очевидно недовольная своим откровением. — Себя он явно любит больше чем вас. Полагаю, эта прелестная чашечка принадлежит ему? — довольная своим первым высказыванием, Стрельникова отпивает чай, крепкий, без добавок и сахара — ей по вкусу. Татьяна кивает и делает пару глотков, не убирая посуду от лица, затем встрепенувшись, слегка подрагивающими пальцами, не с первого раза открывает коробку с пирожными и пододвигает к женщине. — Прошу… — Знаете, это мои любимые пирожные. Я их не часто покупаю, ну, знаете, чтобы не приелись. — Чем реже удовольствие — тем оно приятнее. — как-то грустно говорит телеведущая, а Нателлу почему-то очень впечатляет это высказывание, на фоне всех дежурных фраз и молчания, которые только и можно было от слышать от Татьяны. — Да, вы правы, кажется, сейчас тот самый редкий «удовольственный» момент. Вся палитра вкусов любимой сладости раскрывается на языке, вишнёвый джем в сочетании со взбитыми сливками Нателла считает гениальным открытием в кулинарии, и с возмущением воспринимает тот факт, что ее собеседница так увлечена своим чаем. Взглядом указывает на упаковку, и Татьяна безропотно берет пирожное, снизу подстраховывая его ладонью другой руки. Откусывая небольшой кусочек, она смотрит на женщину напротив, которая взгляд не сводит с неё уже очень давно. — Очень мне нравится ваш цвет волос, не могли бы посоветовать мастера? — Стрельникова чувствует, что спросила это, дабы поддержать диалог, чертыхается про себя, что выдумывает что-то и старается вытянуть беседу, как будто ей больше всех нужно. — Увы, цвет мой настоящий. — робко улыбается и достаёт из ящика блюдечко, помещая пирожное на него. — Тогда вы должны благодарить Бога, мать природу, ну или собственных родителей за такую красоту на вашей голове. Я вот мучалась с волосами сколько себя помню. — Ну, ваши мучения того явно стоили. — ответный комплимент вызывает у Нателлы лёгкое приятное покалывание в районе солнечного сплетения, и так хорошо становится сразу…почему-то. — Предлагаю перейти на «ты». Работать нам вместе ещё долго придётся, а я не люблю весь этот официоз. — женщина думает, что это ее «долго» — равно ещё паре встреч, но решает использовать именно такой предлог. — Хорошо… — Восьмиглазова заметно напрягается, но держит на губах улыбку, не вымученную, но все равно не до конца искреннюю. Глаза ее тёплые, как шерстяной плед или желанные объятия. — У вас…у тебя чай закончился. — встаёт, и тянет руки к чашке с вероятным желанием повторить напиток своей гостье. — О, не стоит, — Стрельникова мягко останавливает чужую руку, задерживая своё касание. — У нас здесь холодно, я могу включить обогреватель. — такая заботливая чуткая, женщину внутри передернуло от того, насколько веяло от Татьяны уютом и теплом. — Холодно — это да, что же тогда сидишь с открытыми окнами? — Я холод люблю, и с улицы сейчас так пахнет дождём, листвой… — Нравится осень? — Наверное, но больше люблю вот так замёрзнуть, чтобы потом в редкий момент насладиться теплом. — девушка смущенно отводит взгляд и забавно хмурится, видимо считая сказанное глупым. — Значит, это твоё особое удовольствие. — тихо выдаёт Нателла и смотрит как удав. — И часто удаётся согреться? — женщина имеет ввиду совсем не жар от батарей. — Не часто, но от того это и так приятно. Вся завуалированность выше сказанного, словно прокладывает тонкую ниточку между ними двумя. Стрельникова теперь отчетливо слышит запах мокрого асфальта, благоухающей растительности и духов Татьяны: нежных по-своему запаху, почти невесомо пряных. Собеседницы молча смотрят друг на друга, и даже когда дверь открывается и произносится приветствие с явным акцентом, нить не обрывается ещё пару мгновений. Нателла уходит, обговорив все детали их «общего дела» и оказываясь снаружи, втянув носом уличный, уже менее приятный аромат, набирает номер на мобильнике. — Мне нужен чайный сервиз под заказ. Что-то утонченное и не вычурное, чтобы ассоциировалось с теплом…ну и…может со мной немного. На третий взгляд Таня кажется многогранной и непредсказуемой. Глава Железных Каблуков настаивает на встрече тет-а-тет, хочет передать бумаги определенного содержания, которые по правде говоря, могла отправить личным курьером в лице одной из своих «сотрудниц». Думает, что Татьяна откажется, сочтёт провокацией, но девушка передаёт в трубку через Ричарда утвердительный ответ, интересуясь временем и местом. Бар в центре Катамарановска, не большой и с недавних пор принадлежавший Стрельниковой, открывается в восемь часов вечера. Владелица назначает встречу на десять. И Таня приходит. Держится за свою сумочку как за спасательный круг, и нервно поправляет ворот своего розового пальто. Нателла страсть как любит этот цвет. Следит за каждой расстёгиваемой пуговицей своей гостьи, пока вальяжно идёт ту встречать; останавливается в паре метров и взгляд кидает двусмысленный, тяжёлый, выжигает насквозь до костей. — Здравствуй… — улыбка расцветает на лице Тани, она выдерживает взгляд долго, что для неё нетипично. — Здравствуй. — Нателла приходит к мысли о том, что нервозность телеведущей не связана с тревогой — это скорее волнение, окрашенное предвкушением, оно читается в ее движениях и взгляде. Такое заключение отзывается приятной щекоткой внутри рёбер. Стрельникова заказывает себе и своей гостье бутылку белого вина; бумаги из сумки не достаёт даже, чувствует, что Таня знает за чем ее сюда позвали, хоть и в моментах старается делать официозный вид. — Надеюсь, ты не против провести немного времени в моей компании, все же мне неудобно, что ты ехала ночью черт знает куда всего лишь за стопкой документов. — Нателла отпивает из своего бокала, предварительно раскачивая бокал за ножку, и надеется, что ей не придётся уговаривать собеседницу пить. К ее удивлению, Таня делает пару внушительных глотков вина, немного жмурясь от его крепости. Она все такая же милая, стеснительная и очаровательная, но смотрит так, будто видит Нателлу насквозь. Облизывает губы и непринужденно улыбается, склонив голову набок; в ее расширенных зрачках сверкает отражение приглушённой люстры. — Ричард хотел поехать вместо меня. — говорит, словно провоцирует. — Я не в восторге от общества зазнавшихся мужчин. — Стрельникова подзывает официанта, и он наполняет опустошенные бокалы до краев… потом в течение десяти минут делает это ещё пару раз, после чего приносит вторую бутылку. Они разговаривают обо всем и ни чём. Нателла даже не берётся анализировать пустой их диалог или нет, в обоих случаях он все равно ей был бы приятен. Таня рассказывает про то, как тяжело ей было пробиваться на телевидение и накручивает прядь на палец, смеётся, когда очередь доходит до обсуждения обесценивания ее профессионализма со стороны коллег мужского пола, а затем резко меняет тему и прикидывается дурочкой. Нателла слушает и все в ней откликается, в свою очередь поверхностно рассказывает про бывшего мужа и тяготы раннего материнства, про себя отмечая, что никто с таким искренним интересом не выскабливал все ее наболевшее, без осуждения и излишней настойчивости в подробностях. Ещё через пару бокалов, уже неизвестно, какой бутылки вина — они болтают как старые подружки с небольшой поправкой. Стрельникова сильного опьянения не чувствует, если оно и есть, то точно не от алкоголя. Таня же с розовыми щеками и слегка растрепавшейся причёской кажется одурманенной и лёгкой, словно сахарная вата. — Я, наверное перебрала…документы бы не забыть. — звонко смеётся телеведущая и прикладывает прохладные ладони к лицу. Нателла кидает взгляд на водителя, стоящего у дверей, и тот молча кивая идёт заводить машину.Едут они в полной тишине, Татьяна вновь вытягивается стрункой и рассеянно смотрит в окно, очевидно пытаясь вспомнить как в машине оказалась. — Адрес свой назови, нежность моя. — тихо произносит Нателла и аккуратно зарывается пальцами в волосы девушки, приглаживает их у висков и заправляет за уши. У Тани взгляд как у оленёнка, она называет улицу и ластится протянутой руке, прикрывая глаза; затем кладёт голову на плечо Стрельниковой и рукой придерживается за отворот ее дубленки, прячется лицом в открытый участок кожи шеи и легонько дышит. Нателла чувствует тепло чужого дыхания, про себя усмехается и накрывает руку Тани своей ладонью, стараясь не копать и не раскладывать по полочкам происходящее, не концентрироваться сильно на своих чувствах, но и не давать им излишнюю волю, не слабеть не плавится от Татьяны и ее чистого очарования. — Тебя до подъезда довести? — Да. — Восьмиглазова отвечает резко, выходит из машины почти не шатаясь, не оборачивается на женщину и неровно идёт к своему подъезду, звеня ключами. Быстрым шагом поднявшись на второй этаж, опирается спиной на дверь и тяжело дышит, дожидаясь, пока Нателла неспешно стучащая каблуками по лестнице с ней поравняется. Стрельникова думает, что сказать, оказавшись напротив Тани, смотрит, будто шараду разгадывает и в итоге решает оставить последнее слово за ней, но Таня молчит и говорить ничего похоже не собирается, перекинув такую важную ответственность аппоненту. Нателла хмыкает и с видом человека поверженного, разворачивается, спускаясь по лестнице вниз, бросив дежурное «до встречи». Звук открывающейся двери эхом отталкивается от стен подъезда и тонет в барабанных перепонках. Нателла чувствует аромат Таниных духов на своей одежде и думает, что такое смазанное завершение их встречи не является большой трагедией. — Документы… Нателла оборачивается на голос Тани, которая дверь открыла на распашку и выглядывает из неё, словно заманивает. Документы лежат в машине, но женщина уверенно возвращается на лестничную клетку, в две секунды преодолевая расстояние до чужих губ и целует так порывисто, бьет высоковольтным электричеством, выпивает из неё всю душу, смакует как самое дорогое вино. Таня на вкус сладкая тёплая; отвечает на поцелуй практически сразу и пальцами тянет воротник чужой дубленки на себя, маленькими шажками отступает, тем самым приглашая в свою квартиру. Целуется Таня как никто другой, а у Нателлы уж было с кем сравнить, мысленно она ставит телеведущую одной из первых в своём рейтинге. Стрельникова не хочет позволить себе лишнего, спугнуть или надавить излишне на такую добрую и податливую Танечку. Женщина отстраняется первой и смотрит в пьяные очарованные глаза напротив. — Тебе вставать завтра рано, душа моя. — гладит щеку и целомудренно целует в лоб. Оставляет растерянную Восьмиглазову стоять посреди комнаты и уходит, негромко хлопнув дверью. На следующее утро, заспанная, но счастливая Танечка обнаруживает в своём кабинете стопку документов и набор чайного сервиза с прилагающейся к нему запиской: «Надеюсь, мой подарок тебе понравился. Позвони, если захочешь пригласить на чай. Нателла»