- Он засунул мне дуло своей винтовки прямо в рот, а затем выстрелил! – интонации в чужом голосе не давали тебе понять наверняка, слышишь ты восхищение или ужас. Впрочем, это не помешало тебе задуматься о том, какая смерть лучше: от крюка или от руки (но чаще всего совсем не от руки) самого маньяка.
Второй вариант для тебя был наиболее… интимным, что ли. В таком случае сущность не завладевала твоей душой даже на короткое время, и твоя ускользающая жизнь всецело принадлежала
Ему – тому, кто нанес последний удар, наблюдая за тем, как ты перестаешь дергаться, а затем дышать.
Когда же тебя вешают на крюк, маньяк редко задерживается, чтобы понаблюдать за твоей смертью. Он знает, что ему не достанется ничего: душу заберет Сущность, и тогда какой в этом смысл? Радость охоты, преследования – вот, что для них главное.
А тебе так хотелось, чтобы твой убийца стоял рядом. И смотрел, как сущность постепенно тянет к тебе свои острые щупальца, смертельные косы, которые продырявят тебя насквозь прежде, чем тебя поглотит спасительная пустота и мрак.
Тебе хотелось смотреть ему в глаза, пока последняя холодная сталь не вонзится в тебя и не потащит за собой наверх, в темноту.
Жертвоприношение – процесс одинокий, и маньяки не любят наблюдать за этим. Отчего ты чувствовала необъяснимую грусть.
А потом страх от того, что такие мысли вообще посещают твою голову.
- Против кого ты играла сегодня? – когда ты выходишь из душа, сменив окровавленную одежду на чистую, Микаэла уже стоит около двери, держа в руках кружку с кофе. Знакомый запах доносится до тебя, но ты будто не можешь почувствовать его, словно это лишь отголосок твоих воспоминаний.
Сегодня тебя принесли в жертву, а после такого все ощущалось смазано, будто покрытое пеленой. Вкусы и запахи возвращались постепенно, даже прикосновения были какими-то… не такими.
После жертвоприношений ты по часу могла проводить в душе, стоя под струями то ледяной, то практически обжигающей воды, надеясь хоть что-то почувствовать. Ускорить процесс возвращения. Поскольку, хоть твое тело и было здесь, но душа словно все еще находилась в той тьме, рядом с Сущностью.
Тебе казалось, что после каждой твоей смерти на крюке кусочек твоей души остается во мгле, и ты не знала, когда настанет момент, что ты уже больше никогда не вернешься. И настанет ли? Ты боялась этого, но в глубине души почти желала.
Окончательная смерть. Даже если ты останешься во мраке, там нет боли, нет смерти, а для тебя уже и это предел всех мечтаний.
Конечно же, ты ни с кем об этом не говорила, тем более с Микаэлой, которую не хотела напрягать. Хотя, возможно, как раз она-то тебя бы и поняла.
- Ты так умилительно называешь это «игрой», - в который раз ответила ты, забирая из рук подруги кружку. Горячая. Ощущения постепенно возвращаются. После пары глотков, возможно, ты сможешь почувствовать вкус.
Это был их стандартный диалог. Еще одна вещь, которая позволяет не сойти с ума. Еще один якорь, что не дает разуму забиться в агонии от нескончаемых смертей, побегов, ударов и льющейся крови.
Микаэла, кажется, привыкла ко всему гораздо быстрее тебя. Гораздо быстрее всех, кто оказался здесь вместе с тобой, до тебя и после. Ты видела это сама. Ты узнала об этом от остальных.
Наверное, это было единственное, за что ты ее ненавидела.
А еще понимала, что это ее способ не слететь с катушек. И осознать все происходящее вокруг. Уложить в картину своего мира.
Остальные тоже с этим согласились, и потому новичков сразу обрабатывала Рид. Так существовать стало гораздо легче.
- Против Охотницы. Ее топор влетел мне прямо промеж лопаток. До сих пор не могу принять того, что это не сразу убивает меня, - ты слегка улыбнулась, делая глоток. – Вкусно, - соврала ты, поскольку пока еще не чувствовала этого. Но ты знала, что Микаэла готовит лучший кофе, и Рид это тоже знала, а потому кивнула, обнимая тебя за плечи.
- Пойдем к остальным. Хочу послушать, какие сегодня были игры.
Микаэле повезло, ее уже три дня не призывали, и это был рекорд. Иногда им давали несколько дней передышки, а иногда утаскивали практически через несколько часов после последней жатвы. Здесь нельзя было угадать, но обычно, если тебя приносили в жертву, Сущность милосердно позволяла тебе прийти в себя. Возможно потому, что восстановленная душа была слаще.
***
- Все будет хорошо, - фраза уже потеряла всякий смысл в этом мире, но выжившие постоянно повторяли ее перед каждым испытанием, словно мантру, надеясь, что когда-то она поможет. И если удавалось сбежать, радовались, что сработало. Если нет – считали, что нужно было надеяться сильнее.
Впрочем, все были счастливы уже в тот миг, когда покидали поле, независимо от того, утаскивала тебя Сущность или же ты убегал на своих двоих.
- Конечно, - сглатываешь ты, сжимая рукой в кармане худи холщевый мешочек с подношением. Ты до сих пор не умела правильно их выбирать, и Микаэла постоянно помогала тебе. Ты думала, что ее должно это раздражать, но Рид каждый раз любовно выбирала нужное подношение из общей кучи и отдавала тебе, играючи угадывая, какое пригодится больше. Хотя, с учетом ее экстрасенсорных способностей, это было неудивительно.
Ты же, кажется, могла только быстро бегать и профессионально действовать маньякам на нервы. Пыталась вспомнить, чем же ты могла похвастаться в прошлой жизни, но воспоминания ускользали от тебя, словно разрозненные лоскутки ткани, сдуваемые сильным порывом ветра, и в какой-то момент ты перестала это делать. Иногда что-то ярко вспыхивало в твоем сознании, но затем угасало, и ты решила создавать новые воспоминания, пока это возможно.
На самом деле, ты была не первая такая, кто очень мало помнил о своем прошлом, но вас было мало, и это все равно угнетало тебя. Возможно, ты должна была думать о чем-то – или о ком-то – важном, но не могла. Возможно, ты предала этим кого-то, и даже не знала этого.
А возможно, иногда ты слишком много думаешь о ненужном. Особенно перед игрой, когда надо быть максимально сосредоточенной, а ты пускаешься в пространственные размышления, потому что каждое испытание пугает тебя до холодеющих кончиков пальцев на ногах. До трясущихся коленок и поднимающейся снизу тошноты. До панической атаки, которую снимало рукой, когда ты перемещалась…
… куда-то, и обычно не сразу могла понять, где находишься, даже если была там уже несколько раз. Сегодня ты оказалась рядом с Микаэлой, и это вселило в тебя уверенность. Рука снова потянулась в карман худи, но подношения там уже не было: Сущность забрала его при перемещении.
- Хэддонфилд. Мне нравится это место, - задорно произнесла Рид, и ты согласно кивнула, несколько успокаиваясь. Было темно, но твои глаза постепенно привыкали к освещению, и ты смогла наконец увидеть то, что моментально разглядела Микаэла. Знакомые дома, забор из сетки с рваными дырами, через которые можно улизнуть от убийцы.
Открытая местность, которую ты так любила. Тебе было гораздо комфортнее на улице, когда можно было забежать в дом, а затем спрятаться в траве. Даже Микаэлу с ее рыжими волосами в ней не видно, а тебя и подавно. Ты ростом еще меньше нее, и иногда даже другие выжившие пугались, когда случайно натыкались на тебя.
Один раз в тебя врезалась Медсестра, и была так ошарашена этим, что ты успела сбежать.
- Я вижу генератор. Идем, - Рид потянула тебя за рукав и побежала вперед. Тебя сразу предупредили, что бегать нельзя: ты оставляешь следы, заметные лишь для убийц, по которым он может выследить тебя. Но с самого начала страх был сильнее, и ты бегала, потому что так чувствовала себя спокойнее. Понимала, что тем самым выдаешь себя, но ничего не могла поделать. А затем это стало привычкой и твоим способом выживания.
Крепко сжав в руке пластиковую ручку аптечки, ты бросилась следом. Твое тяжелое дыхание, казалось, раздается по всему городку. Наверняка убийца уже слышит, как громко колотится твое сердце. Как капельки пота уже стекают по твоей спине. Как шевелятся волосы на затылке от страха перед неизвестным.
Пока ты не знаешь, кто следит за тобой
(кто убьет тебя) было страшнее всего.
Затем становится чуть легче. В голове уже крутятся шестеренки, и ты придумываешь план того, как выжить. Спрятаться или бежать? Вместе или порознь?
Есть ли у вас хоть один шанс?
Ты не успеваешь добежать до генератора, потому что Микаэла внезапно садится перед тобой, и ты с размаху налетаешь на нее. На ногах вы обе удерживаетесь лишь чудом. Ты уже хочешь зашипеть на подругу, когда поднимаешь взгляд и видишь…
Его.
Сердце готово выскочить из груди, и не только от страха.
Ты знаешь, что на него нельзя смотреть. Это поможет ему в дальнейшем выследить тебя. Но ты не можешь отвести взгляда от его белой маски, от зияющего чернотой рта, раскрытого в немом крике. От пустых безжизненных глаз.
За которыми наверняка скрываются другие. Блестящие от желания убивать. От предвкушения погони. От крови, что польется рекой, когда он вступит в игру.
- Чего ты застыла? Бежим! – нервный окрик Микаэлы заставил тебя очнуться, и ты рванула в сторону от генератора, к которому вы даже близко не успели подойти. В этот раз вам удалось уйти, но игра только началась. А ты уже не можешь сосредоточиться ни на чем, кроме его белой маски, и блеска ножа в руке.
Вы уже пересекались раньше, и когда он в первый раз ударил тебя ножом, время словно остановилось. Ты гадала, сможет ли он убить тебя сам? Или принесет в жертву?
В принципе тебе было не так уж и важно. Но когда он склонился над тобой, и ты услышала тяжелое дыхание из-за маски, ты захотела лишь одного: снять ее и посмотреть ему в лицо. В глаза. Чтобы он не был таким безликим. Очеловечить его. В таком случае будет не страшно.
Тогда он закинул тебя на плечо, и кость неприятно врезалась прямо в живот. Твоя кровь стекала по его плащу, пока он нес тебя к крюку, а ты пыталась вырваться.
В тот раз тебе показалось, что его рука слишком сильно сжимала твое бедро, неприлично близко к тому месту, к которому ты сама в этом мире уже давно не прикасалась.
А потом он позволил тебе свалиться с него и сбежать.
И наблюдал за тем, как ты, хромая, забегаешь в ворота. Ты обернулась тогда и застыла, глядя в его темные прорези глаз издалека.
Пока он вытирал нож в крови –
твоей? твоих друзей? – о ткань плаща, ты продолжала чувствовать его пальцы на своем бедре.
И как низ живота опаляет жаром.
Ты не говорила об этом с Микаэлой. Ты ни с кем об этом не говорила, чувствуя
стыд, который овладел тобой сразу же по возвращении к костру. В безопасность. И пока все грелись у огня, рассказывая о прошедших играх, ты сжимала в руке чашку с черным кофе, видя в нем лишь отблески белой маски, а фантомные пальцы Гоуст Фейса гладили тебя по ноге.
А затем, ночью, его –
не твои – пальцы ласкали тебя там, внизу, пока другие оглаживали то место под ребрами, куда он ударил тебя своим ножом.
Ты кончила до того, как в твоих мыслях он снял с себя маску.
- Эй, прием! Ты слышишь меня? – Рид больно ущипнула тебя через рукав худи, и ты охнула, приходя в себя. Вы смогли починить один генератор, но Гоуст Фейс постоянно крутился где-то рядом, и тебе казалось, что сердце в итоге просто сломает тебе ребра, и ты оглохнешь от его биения и собственного сбитого дыхания.
Захлебнешься ими еще раньше, чем собственной кровью, когда его нож достигнет цели.
- Да, слышу. И зачем так делать? – обиженно засопела ты, понимая, что слишком сильно ударилась в воспоминания. Несколько раз ты допустила ошибки, и генератор взорвался прямо перед тобой, искрами опаляя твое лицо. Руки все еще болели от новых ожогов, которые исчезнут сразу, как только ты окажешься у костра.
Вот его огонь никогда не обжигает.
- С тобой что-то не так, - с сомнением протянула Рид, заставив тебя похолодеть. Если уж она, далекая от мира сего и от остальных людей, заметила подобное, то остальные точно должны были понять это еще раньше. И теперь взгляды, что кидали на нее Мэг и Дуайт сегодня, когда они все же пересекались, начинали играть особыми красками.
Ты не успела придумать, что ответить, потому что услышала стук своего сердца. Гораздо сильнее, чем обычно. Страх накатил волной, все нутро кричало:
БЕГИ!
Гоуст Фейс был рядом.
И ты побежала.
Рид бросилась в другую сторону и даже крикнула ему что-то. Зачем? Хочет отвлечь на себя? Но ты чувствовала его присутствие, понимала, что он проигнорировал Микаэлу и бросился за тобой. Ты видишь красное свечение и понимаешь, что убийца близко. Очень близко.
(Микаэла называла это «радиус террора» - еще один термин, как в видеоигре. Она говорила, что так Сущность дает нам шанс выжить. Предупреждает об опасности, чтобы все не закончилось слишком быстро. Ты приняла это, как должное – как и то, что раненые товарищи будто светились красным, и ты видела их ауры, хотя это и не могло быть возможно).
Ты не понимала, почему бежишь от него. Ведь ты так хотела встретиться с ним снова. Возможно, потому, что это была твоя суть: бежать, спасаться, прятаться, выживать. Возможно, потому что ты все еще боялась боли, хотя тебя ранили и убивали столько раз, что ты сбилась со счета.
Возможно, ты боялась, что если он поймает тебя, то сделает с тобой то, о чем ты так долго мечтала, лежа под одеялом с рукой в собственном нижнем белье.
Возможно, ты боялась, что он этого
не сделает.
Эта мысль заставляет тебя разъяриться на саму себя, и ты прыгаешь в сторону, уклоняясь от его удара. Он пролетает мимо и разворачивается, когда ты уже бросаешься назад. Поворот, поворот, еще поворот. Вы бегаете по кругу, потому что, хоть ты и быстрая, но убийца быстрее. У него есть преимущество, а у тебя – только твоя смекалка и отчаянная воля жить.
С каждым разом этой воли становилось все меньше, и иногда тебе силой приходилось заставлять себя что-то делать. Потом это проходило, но воспоминания о том, что такое вообще случалось, пугало. Нельзя было забывать, что выжить – их главная цель.
Поэтому нужно бежать.
Ты роняешь доски прямо на него, и он стонет, оглушенный, а ты замираешь, глядя на то, как он трясет головой.
А в ушах звук его голоса. И тебе приходится сглотнуть комок в горле, который появился совсем не от страха.
Ты бежишь, а он продолжает гнаться за тобой, словно других не существует. Будто ты – объект его одержимости. Может, так и есть, ты не проверяла – не научилась, забыла – и тебе остается только кидаться из стороны в сторону, и ты сама не знаешь, куда побежишь дальше. Поэтому убийца тоже не знает.
Вы бегаете уже долго, кто-то даже успел починить еще один генератор. И тебе надоело. Если вначале было страшно, а затем появился какой-то азарт, то сейчас была лишь усталость. Ты решаешь воспользоваться еще одним правилом: главное в побеге это неожиданность, а потому ты разворачиваешься и… бежишь на убийцу, а затем прыгаешь на него.
И вместе вы валитесь на землю.
Аптечка выпала из твоей руки, а и из его – нож, и вы лежите, тяжело дыша, не понимая, как такое вообще возможно.
Никто раньше не пробовал нападать на маньяка. Точнее, кто-то пробовал, но ничем хорошим это не закончилось, и остальные больше не пытались. Новичков сразу предупреждали, что это нереально.
«Они больше вас. Они сильнее вас. Вы умрете, как только приблизитесь к ним».
А теперь ты лежишь на Гоуст Фейсе, чувствуя жар его тела даже через вашу одежду. Кладешь ему руку на грудь, ощущая колотящееся сердце.
«У него есть сердце!»
Странная мысль, конечно же есть: он движется, дышит. Но все равно это осознание словно разряд током проходит через тебя.
А затем еще одно: он не шевелится, позволяя тебе лежать на нем.
И следом:
получилось.
- Получилось? – хрипло вырывается из твоего пересохшего от поверхностного дыхания рта, когда ты продолжаешь в абсолютнейшем шоке разглядывать маску. Вглядываться в прорези, надеясь разглядеть там такое же непонимание происходящего, которое чувствуешь сама.
Приоткрыт ли от удивления его рот?
А какие у него губы?
Какие они на вкус?
Он молчит, а ты пугаешься своих мыслей. Вздрагиваешь, скатываешься с него и пытаешься убежать. На четвереньках, плевать, лишь бы подальше, лишь бы не поддаться этой тьме внутри себя.
Получилось, получилосьполучилосьполучи…
Когда его ладонь сжимается вокруг твоей оголенной щиколотки, ты расстроено выдыхаешь:
- Не получилось.
Теперь он убьет тебя. Повесит на крюк, поскольку в прошлый раз дал сбежать. Возможно, уронит пару раз, как месть за то, что ты свалила на землю его. Невероятно! До сих пор сложно это осознать, и все-таки.
Гоуст Фейс тащит тебя животом по земле, подтягивая ближе к себе. Ты не ранена – не так, как надо, а разодранные коленки и ладони не считаются – поэтому никто не заметит. Вы между домами, справа – сетчатый забор, слева – стена. Вокруг кусты, и вы словно отрезаны от мира. Пока кто-то случайно не забредет сюда, то не сможет увидеть вас.
От понимания этого живот скручивается в предвкушении, хотя ты догадываешься, что единственное, что войдет в тебя сегодня – это его нож.
Ты снова решаешь действовать на опережение и, переворачиваясь, пытаешься пнуть его в живот, чтобы была возможность сбежать. Но Гоуст Фейс перехватывает твою ногу и дергает на себя, еще крепче сжимая ладонь на щиколотке. Не больно, терпимо, словно показывает, чтобы ты не вырывалась.
А затем он закидывает твои ноги себе за поясницу и склоняется над тобой.
Это повергает тебя в шок еще больше того, что ты смогла его уронить, а потому ты лежишь, не двигаясь, лишь беззвучно хватаешь ртом воздух.
«Это от быстрого бега… Да, от бега. Я долго бежала и устала. Это не потому, что я его хочу. Совсем не поэтому…»
«Блядь, себе-то хоть не ври».
- Я не разрешал тебе шевелиться, - его голос глубокий,
настоящий, без помех и шумов. Он говорит не через механизм в маске, и тебе приходится дышать чаще. Твой взгляд лихорадочно бегает по ней, но ты упорно не можешь разглядеть в прорезях ничего, кроме темноты.
У него вообще есть лицо?
«Секунду… Он злится из-за того, что я слезла с него?»
Ты сглатываешь, переводишь взгляд на его нож, что лежит очень близко к тебе. К вам обоим. Он тоже увидит его, а затем воткнет тебе в живот и выпотрошит одним резким движением.
Он должен так сделать.
Это будет
правильно.
- Прости… - еле слышно шепчешь ты, с мольбой смотря на него. Но не для того, чтобы просить о пощаде – о, это бессмысленно и бесполезно. Даже не о быстрой смерти ты попросить хочешь.
А о том, чтобы он закончил начатое. Повесил тебя на крюк. Дал возможность Сущности забрать тебя.
И, быть может, дождался бы этого, стоя рядом с тобой, глядя тебе в глаза даже через эту чертову маску.
Чтобы все вернулось на круги своя, и ты перестала думать о том, как эти пальцы придушивают тебя не для того, чтобы убить, а чтобы доставить наслаждение. О том, как мужчина проводит тупой стороной ножа по твоему впалому животу, заставляя дрожать от страха и возбуждения. О том, как его пальцы сжимаются на твоем бедре, как тогда, а затем двигаются выше, заставляя стонать, захлебываться в этом.
Это все неправильно.
Так неправильно, черт возьми, так не должно быть. Ты не должна
хотеть его. Ты не должна думать о нем, кроме как в контексте ужаса и желания никогда с ним не встречаться.
А он не должен был тогда сохранить тебе жизнь.
Он все испортил. Из-за него все пошло по пизде. Он виноват.
Не ты.
Это не твоя тьма вылезла наружу, заставила мечтать о том, чего другие люди боятся. Что осуждают. Что ненавидят.
Мечтать о нем.
И когда его рука оказывается под твоим худи, и пальцы оглаживают кожу: вверх, по ребрам, даже ногтями не задевая, ты всхлипываешь и позволяешь себе принять неизбежное.
Ты падаешь во тьму, когда выгибаешься навстречу его пальцам, закрывая глаза и открывая шею в подчинении.
Может убить, может укусить или поцеловать. Что угодно. Ты больше не принадлежишь себе и не можешь контролировать свои мысли и чувства.
Может, это будет твоя последняя смерть, и в таком случае тебе будет хотя бы не так тошно от того, что ты погрузилась во мрак, даже не будучи принесенная в жертву.
Ты давишь ногами ему на поясницу, заставляя прижаться к тебе, когда твои руки уже юркнули в прорехи плаща. Его тело горячее и твердое.
Особенно в той его части, что сейчас прижалась к твоему паху.
Гоуст Фейс возбужден, как и ты, и вы оба катитесь в чертову бездну, играя против правил, которые, возможно, вам обоим уже остопиздели.
Его пальцы сжимают твою грудь, и ты не можешь сдержать стон, а он трется о тебя, заставляя еще сильнее надавить на поясницу, прижать ближе –
да куда уж ближе – и ты слышишь
его стон.
А потом яркая вспышка, и ты думаешь, что это просто твое сознание уже мутится, работает против тебя. Но Гоуст Фейс отшатывается, прикрывает лицо, и ты понимаешь, что это луч фонаря, направленный в его сторону…
- Что, черт возьми, вы здесь делаете?! – крепкие руки дергают тебя, заставляя встать на дрожащие от возбуждения и стыда ноги, и затем тебя тащат. Куда-то подальше от Гоуст Фейса, который утробно кричит, и от этого крика кровь стынет в жилах у всех, кто его слышит. Ты поднимаешь глаза на злого Дуайта и прикусываешь губу, отводя взгляд. Ты не можешь ему объяснить, что произошло. Ты и себе это объяснить не можешь.
Ты просто бежишь за ним, словно таким образом сможешь убежать от самой себя.
Вы почти налетаете на Микаэлу, которая крепко обнимает тебя.
- Ты вся дрожишь. Сильно испугалась? – заботливо спрашивает она, а Дуайт смотрит на тебя с неудовольствием. Он молчит, и ты благодарна ему за то, что парень не сдал тебя с потрохами сразу же. А сама чувствуешь тошноту и горечь, потому что трясет тебя совсем не от страха.
- Как в первый раз, - выдавливаешь ты из себя, надеясь, что Рид поверит.
Она верит. Или просто делает вид, хватая тебя за руку и утаскивая за собой. Ты позволяешь, потому что не можешь сообразить, что тебе теперь вообще делать. Тебя колотит, и почему-то хочется заплакать.
***
Все становится еще хуже. Вам с Микаэлой удалось сбежать после той игры, хотя Гоуст Фейс был зол. Просто в бешенстве. Он повесил Дуайта и Мэг, а затем смотрел, как ты открываешь ворота, пока Рид закрывает тебя собой. Глупо.
Гоуст Фейс снова решил дать тебе уйти, и из-за этого ты чувствуешь сильную злобу. На него. На себя. Но на себя сильнее, потому что ты не можешь понять собственные чувства. Только то, что ты сделала шаг за линию невозврата, и виноват в этом он.
Если бы Гоуст Фейс просто убил тебя… Все было бы, как раньше.
А теперь ты каждый раз замираешь в предвкушении, надеясь увидеть или Хэддонфилд, или того убийцу, что полностью завладел твоим рассудком. И выдыхаешь, когда понимаешь, что это снова не то место. И снова не Гоуст Фейс.
А потом бежишь.
Бежишь, бежишьбежишь.
Дуайт никому не рассказал, но больше он не разговаривает с тобой. Это замечают все, но ты отшучиваешься. Говоришь, что просто оставила его у генератора, когда убийца был слишком близко. Что тебе стыдно, но было страшно. Дуайт не отрицает. Он ничего не говорит, и вскоре все принимают вашу ссору как должное.
Ты благодарна, что он сохранил произошедшее в секрете. И злишься, что такой секрет вообще есть.
Микаэла не пытается расспросить тебя, возможно, она даже не понимает, что произошло что-то существенное. Что изменило тебя насовсем. Окончательно и бесповоротно.
И теперь ты живешь не ради выживания. А ради того, чтобы снова встретиться с Гоуст Фейсом. Сорвать с него маску. И впиться в его губы жарким поцелуем.
А когда тебе выпадает такая возможность – позорно бегаешь от него. Скрываешься в траве, в шкафчиках, в недрах домов. За машинами и разрушенными стенами. Сердце колотится, ты знаешь, что он видел тебя: взмах твоих волос, красное худи, мелькнувшее совсем рядом. Шорох от кроссовок, которые задели пару камушков.
Он не гонится за тобой.
Он хочет, чтобы ты сама пришла к нему.
Ты понимаешь, что Гоуст Фейс переиграл тебя, когда видишь алые силуэты в одной куче. Все трое. Он принес их в одно место, и теперь у тебя нет выбора, кроме как прийти прямо к нему в руки. Посмотреть в черноту пустых глазниц.
И отдаться на его волю.
Ты уже не крадешься. Ты бежишь, потому что прятаться бессмысленно. Даже если починить все генераторы, ты не сможешь оставить остальных ему: Гоуст Фейс в гневе убьет их всех. Хоть они и возродятся, но каждая смерть была весьма неприятной, как и последующее воскрешение.
Если ты можешь их спасти, то сделаешь это.
Ты была права. Он стоит прямо перед стонущей кучей твоих друзей. И смотрит, прямо на тебя, не скрываясь в тени. Ты дрожишь, но упрямо идешь вперед. Возможно, Гоуст Фейс хочет убить вас всех сразу. И в таком случае осталась только ты.
Он убьет тебя, и все станет, как прежде. Ты все еще веришь в это, надежда не дает тебе осознать, что
не станет.
Он не убьет тебя, и ты садишься рядом с Фенг Минг и принимаешься забинтовывать ее раны. Это позволяет ей восстановиться слишком быстро.
Как в видеоигре. Она отползает в сторону и продолжает лечить себя сама, искоса поглядывая на убийцу. А ты переходишь к Лори, и она дергается, когда из-за твоей невнимательности иголка вонзается слишком глубоко в кожу. Вскрикивает, и ты стыдливо быстро просишь прощения, возвращаясь к зашиванию раны. Ты слышишь дыхание Гоуст Фейса, хриплое и тяжелое. Словно он бежал.
Вы дышите в унисон, находясь слишком близко друг к другу, и остальные не понимают, что происходит. Фэнг убегает, а следом за ней пытается и Лори, но убийца снова бьет ее ножом, отчего ты вздрагиваешь и отшатываешься. А затем он подхватывает тебя на плечо и уносит, хотя ты не знала, что так можно сделать, если не ударить до этого.
И это далеко не первая вещь, которая оказалась осуществимой вопреки правилам.
Ты не пытаешься вырываться, позволяя нести себя туда, куда Гоуст Фейс захочет. Это уже не важно.
Ты просто хочешь, чтобы все закончилось уже хоть как-то.
Он несет тебя в дом, затем – вверх по лестнице. В комнату без дверей. С кроватью.
«Кроватью?»
Осознание и предвкушение заставляет тебя вздрогнуть и дернуться, но затем по твоей заднице прилетает предупреждающий шлепок.
- Не пытайся сбежать.
- Даже в мыслях не было.
Он кидает тебя на кровать, и ты не двигаешься, во все глаза смотря на мужчину перед собой. Жестокого убийцу, который развлекается тем, что мучает своих жертв, доводя их до исступления погоней.
Ты в его руках, и бежать тебе некуда.
И не хочется.
Гоуст Фейс молчит, и ты слышишь, что где-то починили генератор. Осталось четыре. Сегодня они очень сильно отстают. Все из-за того, что мужчина бегал по карте в твоих поисках, попутно кромсая твоих друзей в бессильной злобе из-за того, что найти тебя не мог.
А теперь ты лежишь перед ним, и он даже не дергается на звук. Только дышит тяжело, а твое сердце колотится от его присутствия.
- Раздевайся, - хрипло приказывает Гоуст Фейс, и ты не в силах ослушаться, хотя руки дрожат, а тебя и вовсе трясет. Ты стягиваешь с себя худи, под которым нет ни лифчика, ни майки. Прохладный воздух касается твоей груди, и ты инстинктивно пытаешься прикрыться, но убийца делает несколько быстрых шагов вперед и хватает тебя за горло, крепко сжимая и опрокидывая на кровать. Ты вцепляешься в его руку, понимая, что не можешь дернуться, и пальцы его разжать тоже не сможешь. Но почему-то не страшно, так как ты дышишь – с трудом, рвано, но дышишь. Пока он тупой стороной ножа проводит по коже, от ключиц и ниже, и холодный метал резко контрастирует с его обжигающе горячей ладонью, ты вздрагиваешь и закатываешь глаза от этих ощущений. Они такие острые, острее, чем когда ты по-настоящему жила, в другом мире. Ты никогда раньше такого не чувствовала: мир будто сжался в одну точку, до этой комнаты, где было слышно только ваше дыхание и стук сердец. Ни щелчков починенных генераторов, ни шелест ветра, ни крики ворон. Только вы вдвоем и нож, что касается твоей кожи.
Ты не знаешь, чего хочешь сильнее: чтобы он вонзился в твою плоть, и все закончилось, или чтобы Гоуст Фейс впился в твои губы.
Что невозможно, пока на нем эта чертова маска.
Когда дышать становится совсем тяжело, он чуть разжимает пальцы, и резкий вздох разрывает тишину комнаты. Ты можешь выдавить из себя:
- Сними… Ее… Пожалуйста…
- Я не могу дать тебе увидеть мое лицо, - ты готова поклясться, что в голосе Гоуст Фейса слышится досада, но затем он отстраняется и приподнимает руку с ножом. Ты понимаешь, что сейчас все будет кончено, и зажмуриваешься, готовясь к удару.
Но его не последовало, и только звук рвущейся ткани заставляет тебя в недоумении распахнуть глаза и повернуть голову. Мужчина как раз закончил отрезать полоску от рядом висящей шторы, и теперь, откинув нож на подоконник, повернулся к тебе, держа ту в руках.
Довольная улыбка скользнула по твоему лицу, когда он завязал тебе глаза.
Ничего не видя, ты стала ощущать происходящее еще острее. Его горячие пальцы, оглаживающие твою грудь и ребра, из-за чего ты выгибалась навстречу им. Тяжесть его тела на твоих ногах. Прикосновения становились жестче, требовательнее, грубее.
А затем он поцеловал тебя, и ты словно наконец-то
действительно начала дышать. Гоуст Фейс был далеко не нежен, а тебе это и не нужно было. Ты обхватила его голову руками, зарываясь пальцами в короткие волосы и прижимая к себе. Тебе казалось, что если он отстранится от тебя, то ты умрешь.
Но ты не умерла. Когда мужчина перестал кусать твои губы, когда его язык переместился ниже, на шею, а зубы принялись терзать нежную кожу прямо под челюстью, ты заскулила от того, как тебе было
хорошо. Цепочка укусов шла ниже, и ты знала, что останутся засосы.
Исчезнут ли они, когда она вернется в лагерь?
Да какая в общем-то разница?
Он спускается ниже, к груди, и ты тянешь его на себя, не позволяя отстраниться. Гоуст Фейс словно в исступлении мечется руками, губами, зубами и языком по твоему телу, стараясь коснуться как можно большей поверхности кожи, вдохнуть твой запах, ощутить твой вкус: страха и желания, адреналина и возбуждения.
Ты теряешься во всем этом и не замечаешь, как он стаскивает твои шорты ниже. Понимаешь, только когда слышишь звук расстегивающегося ремня, а затем мужчина одним резким движением входит в тебя. Ты вскрикиваешь, и вы оба замираете, словно до сих пор не осознаете реальности происходящего, и только когда вы буквально соединились в одно целое, то будто очнулись от сна.
Гоуст Фейс начинает двигаться, и ты, возбужденная настолько, что хлюпающие звуки заставляют тебя стыдливо отвернуть лицо, стонешь, не сдерживая себя. Живя одним этим моментом, концентрируясь на члене мужчины внутри себя. На том, как он вновь поворачивает твое лицо к себе и жадно целует, словно не может насытиться.
Его крепкое тело, сильные руки, что сжимают там, где надо и как надо, его зубы, что оставили на тебе –
недостаточное – количество меток, его стоны, вторящие твоим, отсутствие зрения и греховность всего этого заставляют тебя кончить даже слишком быстро, а затем забиться в его руках от резкого, невыносимого оргазма. Гоуст Фейс наваливается на тебя всем телом, так, что ты почти не можешь вздохнуть, а затем финиширует следом внутрь тебя.
И это так неправильно, и так прекрасно, что ты не можешь сдержать слез, которые пропитывают повязку на глазах, незримые для Гоуст Фейса.
А следом вы слышите звук открывающихся ворот. Ты не знаешь, где они, и успеешь ли ты добраться до них, но это уже не так сильно беспокоит тебя. Ты продолжаешь лежать, пока мужчина одевается, а затем он стягивает с тебя повязку, и ты видишь, что он снова в маске.
- Одевайся. Быстро, - немногословен, как всегда, да ты и не требуешь, старательно натягивая на себя одежду, абстрагируясь от ощущения влаги, стекающей по бедрам. Ты кое-как стерла его покрывалом прежде, чем натянуть на себя нижнее белье и шорты. Даже ноги в кроссовки толком засунуть не успела – Гоуст Фейс быстро закинул тебя на плечо и понес к выходу из комнаты. Ты была ему благодарна за это, потому что сама бы на трясущихся ногах далеко не ушла. Оргазм опустошил тебя, и силы оставались только на то, чтобы держать глаза открытыми, слушать дыхание Гоуст Фейса и чувствовать его руки на своих бедрах.
Убийца остановился недалеко от ворот, и, когда опустил тебя на землю, ты увидела ошарашенный взгляд Фенг Мин: видимо, она решила дождаться тебя, но не представляла, какое зрелище ей из-за этого откроется. Девушка, пискнув, побежала прочь, а ты снова обернулась к рядом стоящему Гоуст Фейсу.
- Спасибо, - ты не знала, что еще сказать, и поэтому надеялась, что он поймет, за что именно ты его благодаришь. Слова никак не хотели подбираться, а время заканчивалось, и мужчина кивком головы указал на ворота.
- Иди. Иначе будет поздно.
- Я вернусь, - поспешно говоришь ты, и понимаешь, как это, наверное, глупо звучит. Слышишь, как Гоуст Фейс хмыкает, а затем кивает.
- Я буду ждать.
Ты несмело делаешь несколько шагов к воротам и осознаешь, что совсем не хочешь уходить. Снова поворачиваешься к мужчине, который так и стоит неподвижно, а затем быстро спрашиваешь, пока не передумала:
- Как… Как тебя зовут?
Ты боишься, что он не ответит или назовет свое прозвище, которым его наградили в этом мире. Время идет, а он молчит, и ты уже думаешь, что так и не узнаешь ответа, как вдруг Гоуст Фейс еле слышно произносит:
- Дэнни Джонсон.
Ты вначале оторопело хлопаешь глазами, а затем широко улыбаешься.
- Еще увидимся, Дэнни.
И только после этого бежишь в ворота, на этот раз не оглядываясь.
***
Тебя не спрашивают о произошедшем. Все пытаются переварить то, что каждый видел сам, додумывая, что происходило. Но засосы на твоей шее, которые никуда не исчезли по возвращению в лагерь, выдали тебя с потрохами. А также твоя слишком счастливая улыбка, которая не вязалась ни с одной логичной версией, придуманной ими.
Даже Микаэла иногда после этого смотрит на тебя слишком долгим взглядом, словно своим сверхъестественным зрением может видеть те следы, которые, к сожалению, уже давно сошли.
И когда ты снова оказываешься в Хэддонфилде и видишь Дэнни, держащего в руках не нож, а знакомый кусок шторы, использованный вместо повязки на глаза, ты понимаешь, что сегодня никто не умрет.
Сущность останется голодна, зато вы с ним насытитесь сполна.
Друг другом.
