Верну тебя к жизни.

Зайдя в дом в полной тишине, Вова хотел быстро подняться к себе в комнату и просто уснуть. Ему было настолько обидно, хотя он прекрасно понимал, что сам виноват в этой ситуации. — Генри временно у Оушена. — коротко кинул Эммануэль и ушел наверх. Сам же Владимир поднялся в свою комнату и уснул. Прямо в одежде, у него не было сил не на что. Политик же сел на свою кровать, и просто начал плакать. Он не хотел показывать свои эмоции парню, поэтому держался до последнего, и лишь сейчас, лишь за закрытой дверью он может быть самим собой. Он его любит. До сих пор любит настолько сильно, что все мысли забиты только им, но обида все равно не утихает. Не ясно, какой именно момент больше затронул старшего — что Вова поцеловался с другим, те слова, которые парень сказал или тот факт, что он вновь наносит себе вред. Но все эти моменты в общей сумме превратились в своего рода ураган. Хотел ли он снимать Владимиру отдельную квартиру? Конечно нет. Была б его воля, он бы проводил с этим человеком каждую минуту, каждый миг своей жизни, но он не мог больше терзать себя, не мог больше терзать Вову. Как ни крути, мысль о том, что Ману как-то причастен к селфхарму младшего его не покидала. Мужчина потерял счет времени. Телефон был на беззвучном, но он мог бы поспорить, что там уже было как минимум десять пропущенных звонков от коллег. Сейчас работа ушла у него на задний план, что конечно, потом даст свои плоды, особенно, когда ты занимаешь такую высокую должность. Выйдя из своей комнаты, мужчина подошел к комнате младшего. Зачем? Он сам не понимал, ему просто нужно было увидеть, что тот в порядке. Вова спал, укутавшись в одеяло. Неудивительно, ведь в комнате был такой холод. Оказывается, окно было открыто. Эммануэль прошел в комнату и закрыв в окно приковал свой взгляд к спящему. Он сейчас выглядел так безобидно и беззащитно, что Ману не мог противостоять своим желаниям, и аккуратно убрал прядку с его лица. Его тянуло к нему. Это было что-то на неземном уровне. Он должен был уйти из этой комнаты, но ноги не слушались. Сев на край кровати, он стал просто наблюдать за мальчиком. Не совсем понятно, что тому снилось, но на его лице определенно была печаль, был какой-то испуг. Спустя какое-то время парень начал шевелиться. Макрон подумал, что тот просыпается, поэтому быстро встал с кровати. Вова начал ворочаться с бока на бок, а потом как-то резко буквально вскочил. На его глазах были слезы. — Кошмар приснился? — Эммануэль пытался сказать это как можно более холоднее, но переживания не удалось скрыть. — Типо того, а что уже утро? Что ты тут делаешь? — Да я окно закрывал, уже иду в комнату, ещё даже часа ночи нет, спи. Старший направился к двери, но в глубине души понимал, что не хочет уходить. Ему нужен был какой-то предлог, чтобы остаться с мальчиком подольше, но в голове не возникало никаких мыслей. — Ману, — еле слышно произнёс Вова, когда мужчина уже практически вышел из комнаты. — Ты можешь побыть со мной пока я не усну, пожалуйста. Мальчик был практически уверен, что Эммануэль откажется, но терять было нечего. Здравый смысл говорил политику, что нужно уйти, но он не смог. Вернувшись, он взял стул и сел рядом с кроватью парня, максимально пытаясь избегать зрительного контакта, в отличии от младшего, который буквально не сводил с него глаз. — Я выкинул зажигалку и ножик. — спустя какое-то время тишины произнёс Вова. — С чего бы это? — мужчина не поверил. Владимир не врал, он правда все выкинул, и на то были свои причины. — Послушай, — парень привстал с кровати, — Я не знал, что это тебя так задевает. — Что ты имеешь ввиду? — Эммануэль поднял свои глаза и посмотрел на юношу, в его глазах была искренность и раскаяние. — Я не знал, что тебе будет так больно от того, что я наношу себе вред. В конце концов, я же не пытаюсь себя убить, максимум чем я отделаюсь — это шрамами, но не более. — Вов, ты в своем уме? Шрамами не шрамами, ты буквально поджигаешь себя, ты наносишь себе вред. Это не нормально. Я не могу просто наблюдать за тем, — Макрон глубоко вдохнул. — Я не могу просто наблюдать за тем, как самый дорогой мне человек вредит себе. Это выше моих сил. Возможно я странный, возможно я должен просто закрыть на это глаза, но я вот не могу, понимаешь? В моей голове каждый раз возникает сценарий, как ты перейдешь эту грань, как ты случайно или намеренно переборщишь с вредом себе. Ты же понимаешь, что если ты умрешь, ты потянешь за собой и меня, как бы это сейчас по детски не звучало. Я просто не смогу жить с той мыслью, что мой самый дорогой человек умер, а я наблюдал за этим, но бездействовал. Эммануэль изо всех сил пытался сдержать слезы, но нет, это было выше его сил. У него началась самая настоящая истерика. Вова не знал что сказать. Нет, само собой он знал, что как ни крути, его селфхарм сказывается на Макроне, но не думал, что настолько. Подвинувшись поближе, он аккуратно взял за руку старшего, боясь, что тот вновь отдернет руку, но на этот раз этого не произошло. — Прости меня, прости меня пожалуйста. Я готов извиняться до конца своей и твоей жизни. Мне безумно стыдно, мне безумно жаль, что из-за меня ты так себя чувствовал. — парень выдержал некую паузу. — Если я уеду, тебе будет проще, скажи честно? Конечно не будет. Он не сможет нормально работать, нормально существовать и в конце концов он сорвется, и приедет к нему. — Наверное нет, я не знаю, Вовочка, я ничего не знаю. В голове политика и правда происходит какой-то бардак, он не хотел никуда отпускать мальчика, но понимал, что возможно так будет лучше. Он хотел просто прижаться к нему и никогда не отпускать, но возможно, это нанесет только вред. — Полежи со мной, пожалуйста. Я не буду тебя трогать, не буду ничего говорить, обещаю. — сквозь слезы прошептал младший и Макрон просто не мог ему отказать. Уложившись на противоположный край двухспальной кровати, Ману наблюдал за тем, как Вова начал дрожать. Ему было жалко юношу, возможно было бы правильнее сейчас его обнять и успокоить, но он просто лежал. Лишь тогда, когда как казалось старшему, Владимир уснул, тот приобнял его за спину. — Все будет хорошо, я очень сильно тебя люблю. — прошептал мужчина, оставляя невесомый поцелуй на макушке мальчика. В этот момент на лице как оказалась не спящего парня впервые за долгое время появилась искренняя улыбка. Утром получилось так, что Вова лежал на груди Эммануэля.