Всё началось в 2013.

У нас всё началось еще в две тысячи тринадцатом. За три года до того, как был отснят первый выпуск, который зритель мог посмотреть на своём телевизоре. Я до сих пор помню ту холодную осень, когда я первый раз увидел Димку, Стаса и Антона. Мы вчетвером прилетели из Санкт-Петербурга в Москву ради встречи с ними. Я ужасно утомился в том полёте и выглядел явно не лучшим образом, да ещё в плохом настроении, хотя парни были заряжены на все сто. Стоят. Полноватый Дима закутанный в куртку и шарф Команды «Спартак» и он. Антон. Ужасно худой ребёнок ростом в сто девяносто семь сантиметров. Вячеслав приехал с ними, прямо из Воронежа. Я коротко поздоровался с парнями рукопожатием. Потом, кажется, мы отправились в бар. Чтобы обсудить ещё раз куда мы будем двигаться, что будем делать. Я выпил прилично, атмосфера была хорошая. Кажется, в тот день продюсер и сказал, что как минимум три месяца мы будем выступать исключительно в барах и клубах, тренируясь в своём жанре. Я буквально сгорал от всех тех идей, что были в голове, от тех эмоций, что озвучить не мог. Мы разъехались только ближе к полуночи, нам с Серёжей пришлось пьяными разгружать его глупые коробки с вещами, хотя я говорил ему не тащить всё его барахло. Мы снимали квартиру и делили оплату пополам. Это была однушка, Серёга спал на кровати, а меня выселил на раскладушку. Это были самые сумасшедшие три месяца в моей жизни. Ох, моя первая зарплата… В сумме за выступление было получено семь или восемь тысяч. Мы выступали в каком-то баре Москвы, руки тряслись ужасно, я так нервничал, но виду старался не подавать. Андреев и Серёга болтали о чем-то за кулисами, Захарьин застегивал рубашку, а Антон с Димкой перешептывались. Шастун осторожно наклонялся каждый раз, когда его друг собирался высказать ему что-то явно очень интересное, и смеялся после каждой шутки. У нас был конфликт творческих интересов с ними. Я никогда не встречал настолько ярких персонажей и меня бесило то, что мои идеи, казавшиеся на тот момент невероятно смешными, вечно модифицировали и ломали. Подводка к нашему выступлению началась и меня затрясло. Парни столпились у выхода, каждый нервничал, каждый давил в себе страх. Я страх не давил, я жил им, упивался и выливал его в полное спокойствие. Антон похлопал меня по плечу. Он заметил нервозность, постарался помочь в своей манере. После выступления мы курили вместе. Закончились времена шатаний по дешёвым клубам и маленьким зарплатам! Вячеслав сказал, что теперь мы официально трудоустроены в офисе «ТНТ», теперь нас будут кормить, поить и ласкать. Димка, Антоны, Андрей и Стас теперь жили на съемной квартире, а воронежские ещё и мотались в свой родной город три дня в неделю. На поезде. Мы с Серёжей все также проживали свою жизнь в однушке и ели доширак, по выходным я возвращался в Петербург к своей жене. Я бросил курить. Как-то незаметно мы отметили Новый год, я съездил в Омск к маменьке с папенькой вместе с Алёнкой, Серый, кажется, справил праздник с друзьями. На телефон прилетела смс-ка от Шастуна, ровно в 12 часов по московскому времени. Дурачок, в мы в разных часовых поясах. «с нг!!!». Стартанул две тысячи четырнадцатый. Мы отсняли первый мотор. На меня надели какой-то шейный платок и пиджак, и мне показалось, что я такой статный и красивый. Парни только посмеялись. Перед выходом на сцену меня остановила стилистка, и кивнула своим подружкам. « Слушайте, надо с Арсением что-то такое сделать, чтобы не перепидорить». Как смеялись все, Боже. Как смеялся я. Серёже шутка очень понравилась и теперь он пихал эту фразу везде. Я особо не грустил, смотря на то, как одели Антона. Мотор отсняли чудесно, за исключением того, что из-за моей нервозности я запинался и сглатывал слоги. А Шастун все также перед выходом на сцену хлопал меня по плечу и смотрел в глаза. И я каждый раз вёлся. В конце июня Алёна сказала, что беременна. Господи, как я любил эту женщину. С ней было интересно так, как ни с кем другим. Она была такая яркая, такая нежная. Это было самое лучшее время в моей жизни. Тем же летом нас всех распустили на неделю в отпуск, после очередного отснятого мотора. Все были уставшие, столько месяцев труда без отдыха, без результатов. Мы с Алёнкой махнули на Чёрное море, на поезде. Пили дешевую газировку, целовались морскими вечерами. Я любил её глаза. И её всю любил. Мне казалось, что вот она, моя пристань, момент, в котором я захочу жить вечно. Я скучал по Петербургу. Скучал так, как скучают по человеку, по речке рядом со старым домом, по любимой песне. Я скучал по своему Питеру. В октябре четырнадцатого мы все окончательно сроднились, прикипели друг к другу. Одна огромная семья, где каждый слышит друг друга и уважает. Наша семья сидела в гостях у воронежских и пила дешевую водку, мешая с соком. Стас смеялся с какого-то странного «мема», как это называли ребята. Я вообще его суть не понял. Дима мешал греческий салат, а я беседовал с Шастуном. Господи, как я любил его смех. Я всегда нёс какую-то ерунду, а он только смеялся, топал ногами и падал лицом в мое плечо. Какой-то он был недоласканный, недолюбленный, хотя девушка у него была. Нина. Красивое имя. В начале февраля следующего года родилась Кьяра. Теперь у меня и моей любви есть продолжение, и это продолжение я буду любить вечно, и даже смерть не разлучит нас. Я не верил. Мы все остались ночевать в гримерке, это был июль две тысячи пятнадцатого, ещё один мотор отснят. Куда-то ехать не хотел никто. Шастун, Димка и Андреев улеглись прямо на пол, я заснул на стуле, Серёга в кресле, Антон и Стас почему-то ночью так и не спали. Только говорили о чем-то личном и тёплом, и я так боялся потревожить эту интимность, что просто молча пытался уснуть. В девять утра нас поднял Стас. Мотор утвердили. Только без Андрея и Антона. Шастун плакал. Я закурил в окно. Конечно, никто не был в обиде, никто не виноват в том, что какие-то два года у этих ребят ушли коту под хвост. Мы так долго обнимались всемером, что у меня почти сломались рёбра. Ну и простимся. И я подумал, что сейчас мне не страшно даже умереть, ведь умру я счастливым, это точно. Вот и всё. Сейчас полетит жизнь. Антон и Дима окончательно переехали в Москву, но уже разъехались по разным квартирам, у Димки ведь была своя семья, которую он привёз в столицу. Серёжа наконец съехал с однушки и стал снимать уже двухкомнатную квартиру, где жил с Машей. А Антон… Антон остался один. С Ниной он расстался по неизвестной нам всем причине. Я видел, как ему было плохо и одновременно спокойно. Кажется, у него тоже жизнь текла своим ходом. В это время у него появилась эта странная тяга к браслетам и кольцам. Кьяра росла идеальным ребёнком. Не плакала, не кричала, только улыбалась мне и Алёнке. Двадцать третьего сентября мы начали съемку самого первого выпуска импровизации. И тогда, наверное, рухнуло всё, что я строил годами. Всё, что я любил и кого я любил. Это всё ушло в один момент. И виноват здесь только я. Я касался. Много. Непозволительно много и глупо, я не знаю зачем, я сам топил себя в своём болоте. Антон только улыбался и шёл на встречу как доверчивый кот. Он сам не знал, что творит. Мне нужно было сходить в церковь после тех семи часов, что я провёл рядом с Шастуном. До двух часов ночи мы играли импровизацию, я смеялся до слёз. После этого мы напились так сильно, что дорога до Петербурга казалась просто сном. Мне не было стыдно за свои действия. На все это я смотрю сейчас, через года и понимаю, что в этот день лёд тронулся, поэтому так говорю. Я так соскучился по своей дочке, по своей любви, что когда вернулся целовал их и крепко прижимал к себе. Наверное, в ту ночь Антон не спал. Думал. И курил много, очень много. Я не люблю, когда он поступал так, прятал все свои чувства в табачном дыме. Выпуск вышел только пятого февраля шестнадцатого года. Так шёл год. Медленно, неторопливо, нежно. Я стал много времени проводить с Антоном. Мы катались по Москве, вечно смеялись на съемках, фоткались друг с другом. Тогда я точно мог назвать его близким человеком, как и Димку с Серёжей. Съемки у нас были всего 3 дня в полгода, и мне было тошно. Я также сильно любил свою семью, Кьяру, Алёну, но меня тянуло не туда. Я ждал встречи с Антоном, по ночам тупо смотрел в потолок, писал ненужные сообщения. Я ненавидел каждый свой день из-за своих чувств и мыслей. Первым заметил что что-то не так, как ни странно, Дима. Он постоянно улыбался когда я рассказывал про Шастуна, или когда я касался этого парня, словно думал о чем-то, а сказать не решался. Мы с Антоном не встречались, не говорили о наших мыслях. Я любил свою семью, я любил Кьяру, я люблю Алёну. Я любил Антона. Серёжа сказал, чтобы я не мучал двух любимых девушек этим. С Алёной мы развелись до начала осеннего тура две тысячи семнадцатого. Я переживал, что зрители заметят, что обручальное кольцо с пальцами пропало, но ничего такого не было. Она плакала. И тихонько спрашивала, почему я так поступаю. Я плакал вместе с ней. Алёна прижималась ко мне, обнимала, говорила, что все понимает. Моя любимая сказала мне, что видела, как я свечусь. Долго пыталась отрицать сама для себя, боялась, что права. Я не изменял ей, но чувствовал себя самым последним предателем. Нельзя любить двоих одновременно. А я смог. Алёна осторожно спросила, не появился ли у меня кто-то, и я сразу же ответил, что нет. Я так и не сказал ей, почему принял решение разойтись. Я не думаю, что ей это было бы правда так интересно. Той ночью я приехал к Антону. Он открыл дверь. Весь помятый, как воробушек, сонный, непонимающий. Я с порога высказал все о своих чувствах. Слишком долго мы молчали об этом. Он меня поцеловал. И теперь уже мы вместе шагнули в пропасть. Меня никто так не целовал. Так любимо и нежно, осторожно, только Антон мог целоваться так. Обнимать ночью, шептать что-то. Я любил Антона. Теперь только Антона и Кьяру, двух моих детей. Алёна съехала от меня вместе с дочкой, я купил им хорошую квартиру, Кьяру мы отдали в садик. Моя бывшая жена реабилитировалась, и теперь с радостью встречала меня на пороге, когда я приходил повидаться. Лишь бы ты всего этого стоил, родной. Теперь я официально разведён, и как раз начался осенний тур по городам. Мы спали в машине, пели песни, занимались сексом в номере. Так, перед перелётом во Владивосток мы чутка проспали, поэтому во влог Димы влетели буквально с двух ног, да ещё и с одним рюкзаком на двоих. Я очень боялся, что из-за этого пойдут разговоры. «Просто совпало, что они летят вместе». Спасибо, друг. Паблики пестрили заголовками про нас, глупыми фанфиками. А Антон этого всего стоил. Он стоил целого мира. Под конец тура он подарил мне кольцо-печатку, где английскими буквами написано слово «воспоминания». Так и закончился мой две тысячи шестнадцатый год. Самый сумбурный и дикий, полный глупых решений. Зато я с Антоном. А он со мной. Мне ничего было не нужно. Новый год отмечали вместе, у него в квартире. Алёна прислала фотку моей дочки в красивом сером платье. Мой молодой человек бросил курить. Всё разъебалось в середине августа. Я не спал больше трёх суток. Антон ушел от меня. «Арсений, я не могу так, мне нужно побыть одному. Я люблю тебя». Входная дверь хлопнула, а внутри меня что-то разбилось вместе с ней. Я остался один. Моя бывшая жена была счастлива с другим, любимый человек меня бросил. Ты всего этого не стоил, Антон. В сентябре он начал встречаться с Ирой. Красивое имя. Ты. Этого. Не. Стоил. Живи теперь блять с этим. Живи ты. И я буду. Я отпустил. Сейчас две тысячи двадцать второй год, и я отпустил его. Антон курит теперь в четыре раза больше, быстро устаёт, мало говорит про Иру, а если говорит, то «ну к сорока то уже надо жениться, наверное». Мне жалко эту девушку. Я думаю, что Антоша запутался в своих чувствах и мучается сам, да ещё и мучает её. Иногда мы встречаемся взглядами. Иногда он берёт меня за руку и улыбается, как ребёнок. У меня на пальце все ещё его кольцо. И сейчас я действительно счастлив. Что бы я сделал, если бы Антон вернулся? Принял бы его чувства? Принял. Конечно принял, как сделал это он, когда я ушёл от жены. А способен ли это сделать он ради меня? Да кто знает этого Антона. Я люблю его. Я люблю тебя, но ты всего этого не стоил