— — —
Как оказалось, «Тишина» располагалась всего в квартале от них. Шунджи даже не успел задуматься, что же он натворил — по рассказам многочисленных друзей, товарищей и хороших знакомых в первый раз алкоголь может устроить с тобой всякое… Вот они идут по сумрачным и узким улочкам, а в следующий момент уже стоят на ярко освещенной аллее, переливающейся различными неоновыми вывесками. Бары, ночные клубы, лавочки с фастфудом… Прямо перед ними сверкает надпись «Ночная тишина». Место особого доверия не внушало: обшарпанная стена, мигающий фонарь и мрачная лестница куда-то вниз. Но Юко полон бесстрашного энтузиазма (и что это с ним такое сегодня?), поэтому Изухира не говорит ни слова и следует за ним, нацепив на лицо улыбку. Всего каких-то тридцать ступеней, и парни будто в другом мире оказались. Это было просторное помещение со всевозможными столиками, стойками, стульями и креслами. По периметру потолка проходит световая лента, которая время от времени меняла свой цвет. Пол каменный, темно-серый и самую чуточку пружинящий под ногами — или Изухире показалось? Где-то в углу играла тихая музыка, которая совершенно не вязалась с общей картиной. Но «Тишина» явно пользовались спросом: почти все места были заняты посетителями, мерно попивающими разные коктейли и ведущие свои, конечно, очень важные беседы. Тейро уверенно двинулся к длинной барной стойке, утянув за собой и Шунджи. Когда они устроились на высоких стульях с низенькими спинками, к ним мигом подскочил улыбающийся бармен. — Добрый вечер, молодые люди. Чего желаете? Шунджи лишь по-идиотски улыбается. Действительно, что они здесь забыли? Что он сам здесь забыл? — И вам доброго вечерка. Нам бы какого-нибудь неплохого вина… Знаете, принесите что-то на ваше усмотрение на эту сумму, — и Юко выкладывает на столешницу перед собой несколько купюр. Изухире не удается разглядеть номинал. Бармен кивает, чуть изогнув бровь, и удаляется. Шунджи удивляется, насколько спокойно держится Юко. Может, он действительно так часто гуляет по таким местам? Но почему он, его друг, совершенно ничего не знал об этом? «Ладно, это его дело, не стоит вмешиваться». Вскоре бармен возвращается и все с той же улыбкой ставит перед ними бутылку красного вина и два больших, с ладонь, бокала. Ловко откупорив бутылку со свойственным громким чпоканием и пожелав приятно провести время, он спешит обслужить новых клиентов. Все это время Шунджи не мигая смотрит перед собой. — Эй, чувак, с тобой все в порядке? — немного обеспокоенно спрашивает Юко и пихает друга в плечо. Шунджи переводит на него отсутствующий взгляд и многозначительно кивает. Он хочет прочитать надпись на бутылке, но перед глазами все плывет — от волнения. Поэтому Изухира просто берет ее в руку и медленно разливает вино по бокалам. Рука мелко дрожит. К счастью, Юко больше интересовался содержимым своего бокала, который он уже умело покачивает в руке, наблюдая, как по стенкам стекают винные «ноги». Шунджи старается следовать его примеру — и тут же расплескивает вино на стойку. — Ты чего делаешь? — Тейро воззрился на него с недоумевающим прищуром. — Я? Ничего… Больше не найдясь, что ответить, Изухира щедро отхлебывает из своего бокала. Во рту плещется слегка горчащая, но в целом приятная на вкус жидкость. Немного поболтав ее языком, пытаясь распробовать вино до конца, Шунджи сглатывает. Он чувствует, как напиток сбегает вниз, лаская стенки пищевода, а затем обосновываясь на дне желудка. — Мм, — протягивает он. — Вкусно. Шунджи и не замечает, как за одним глотком следует второй, за одним бокалом следующий, а за первой бутылкой открывается и вторая, и третья… Он обращает на это внимание лишь тогда, когда ощущает, как странно пошатывается реальность, и в голове клубится туман, все больше сгущаясь. Словно сквозь этот туман Изухира слышит голос Тейро: — Можно, пожалуйста, два стакана вот этого виски? Шунджи смутно чувствует, как его пальцы смыкаются на граненом стакане, опрокидывают его содержимое в глотку. Смутно ощущает, как горит горло. Смутно воспринимает терпкий, глубокий вкус на языке. Смутно помнит как попросил еще. И как Юко говорит: — Чувак, ну ты даешь! Да ты же пить не умеешь! «Да ты же пить не умеешь!» «Да ты же пить не умеешь!» Эти слова отзываются в его голове зловещим эхо. Фраза Юко разгоняет часть тумана, заставляя Шунджи посмотреть на друга наполовину ясным взглядом. Но тот уже махнул рукой и начал заигрывать с какой-то девушкой. Красивой, наверное — на другую Юко бы не обратил внимания. «Интересно, он такой из-за выпитого вина?» Сами мысли будто заплетаются, путаются своими концами, мешая друг другу степенно течь в сознании. Изухира медленно моргает и…— — —
Кажется, что проходит всего мимолетное мгновение, но они с Юко уже стоят на улице, только что переступив через последнюю ступеньку лестницы, ведущей к двери нужного им подъезда. У дома, где Изухира снимает квартиру. В голове неистово шумит. — О, очнулся наконец, — удовлетворенно произносит Тейро и стягивает со своих плеч покачивающегося друга, разминая явно затекшую спину. Потом он начинает рыться по карманам в поисках ключей — Шунджи же дал ему вторую пару. Они почему-то все не находятся, и Юко чертыхается себе под нос. Шунджи вдруг замирает, широко раскрыв темно-карие глаза. Темнота обступает его со всех сторон. Он хочет закричать, но она затыкает ему рот, не давая издать ни звука. Он изо всех сил напрягает зрение, вглядываясь в непроглядную бархатную завесу ночи, и вдруг видит ее. Син Оякаву. Свою бывшую. По спине бежит табун холодных мурашек. Она глядит на него из-под длиннющих ресниц, и ее глаза полностью черные — белка совсем не видно. Словно две маленькие черные дыры, которые стремятся затянуть Шунджи внутрь себя, чтобы больше никогда не отпустить на белый свет. Она облизывает свои короткие, пухленькие пальцы, которые покрыты кровью. Она безумно улыбается, и на ее обнажившихся зубах тоже виднеются капельки крови. Изухира опускает глаза и понимаеи, что это его собственная кровь. Его грудь была вскрыта, ребра разъехались в сторону, еще сильнее разрывая кожу. По его оголенному животу ручьями течет горячая, обжигающая алая кровь. Он видит, как его тонкие легкие жалобно трясутся, чувствует, как у него хрипит горло — воздуха не хватает, и он начинает задыхаться. Воздух вокруг слишком густой и тяжелый, и легкие не могут его принять в себя. Почему-то он не чувствует ни капли боли, и это не кажется ему удивительным. Шунджи вновь поднимает взгляд и наконец замечает, что на невысокой девушке с длинными, до пояса, темно-каштановыми волосами лишь черный кружевной бюстгальтер и такие же трусики. По всему ее телу алеют пятнышки. Она продолжает дико улыбаться, не сводя с него своих бездонных озверевших глаз… А Изухира видит лишь то, что обе ее руки по самый локоть в крови, а в правой ладони она сжимает что-то темное и трепыхающееся, словно в агониях. Что-то похожее на… Сердце. И тут Шунджи понимает, что это, как и кровь, его сердце. Понимает, как само собой разумеющееся. Оякава видит проблеск осознания на его посеревшем от нехватки воздуха лице и резко сжимает правую руку. Руку, в которой все еще дергается сердце Изухиры. В этот момент приходит боль. Она словно заново разрывает грудь Шунджи — вернее то, что от нее осталось. Он весь судорожно сжимается, пытаясь куда-то деться от этой боли, как-то исчезнуть из реальности. Но это не помогает. Она поглощает его целиком, даже не давясь. Лишь радуясь новой жертве. Девушка видит страдания Изухиры. И улыбается еще хищнее. Еще безумнее. И вдруг хватка ослабевает. Изухира хватает ртом воздух, но он не проникает в дыхательные пути. Глаза выкатываются из орбит, изо рта тянется протяжный хрип. И в следующий миг Оякава берет истерзанное сердце поудобнее, подносит свободную руку, отливающую темно-алым… И рвет сердце на части. Изухира будто в замедленной съемке видит, как разлетаются во все стороны красные ошметки. Он кричит, кричит безмолвно, кричит от боли. А боль такая, будто из него вырывают все сосуды. Все до единого. Боль все нарастает, и такое ощущение, что уже и болеть-то нечему. Каждая клетка тела будто физически разрывается на мельчайшие куски. Краем окутанного забытьем, туманом и тьмой сознания Изухира слышит знакомый женский голос. До всепоглощающего ужаса знакомый. — Боль не знает границ, Изухира Шунджи. Оякава, медленно переставляя ноги, приближается к юноше и наклоняется к нему. И жарко шепчет на ухо: — Ты будешь страдать безграничную вечность. И добавляет: — Да, я сошла с ума. И, отстранившись, кричит куда-то ввысь: — Да, я сошла с ума! И начинает до неприличия громко смеяться. Она исчезает в темноте, и еще долго Ихухира слышит ее обезумевший смех. Шунджи уже не замечает, как все его чувства медленно притупляются, сознание меркнет, а темнота накатывает с новой силой…— — —
В глаза ударяет белый свет. Изухира безуспешно жмурится и пытается прикрыться руками — свет слишком яркий. Спустя секунду свет выключается. В комнате снова полутьма. Руки не слушаются, как и все тело. Голова раскалывается. Во рту торжествует противный горький привкус. — Во… воды… — хрипит он. У его губ тут же оказывается прохладное стекло стакана. Он глотает, пока в стакане ничего не остается. Откуда-то сверху слышится облегченный вздох и тихое бормотание: — Фух. Наконец-то. Изухира с трудом разлепляет глаза и видит Юко, сидящего у его постели. Тени под его глазами стали еще темнее, но сам взгляд все такой же веселый, как всегда. — Юко… — Изухира тянется к нему, и Тейро берет его за руку, пригладив разметавшиеся белоснежные волосы приятеля, которые лезут в глаза. Шунджи благодарно улыбается другу. — Знал бы ты, как я испугался, — задумчиво произносит Юко, глядя Шунджи в глаза. Тот лишь немного ведет головой в сторону. Его глаза говорят: «Уж не больше моего». Тейро это понимает без всяких слов. — Юко, знаешь… — ослабевшим голосом говорит Изухира, и его губы трогает такая же слабая улыбка. — Я никогда больше не буду пить.