красный бантик

      Все знали, какой ты улыбчивый и весёлый. Все знали тебя, как душу компании и заядлого любителя активной и живой жизни. Ты был таким при всех, но этот твой вид пропадал, как только переступал порог дома. Несмотря на все ссоры и несогласия, мы жили вместе, потому я и видел тебя в те мгновения, когда ты позволял снять себе маску радости и любви к жизни. Ты знал, я никому ничего не расскажу, а потому и не боялся моих взглядов на свои секреты, как взглядов чужих       Твои дни дома были одинаковыми. Ты скатывался вниз по двери, что закрывал за собой, а уже на полу медленно снимал обувь, которую откидывал в сторону — порядок ты не любил, позволяя хламу окружить себя. Потом быстро стягивал толстовку, желая скорей ощутить прохладу. Ты носил её постоянно и говорил всем, что это стиль. Но тебе было жарко, ты так и истекал потом. Но это было только для того, чтобы скрыть последствия самобичевания. Твои руки были в синяках и порезах разных времен — и с толстой коркой, и почти заросшие, и буро-алые. Они были хаотичны, как и твой настрой. В один вечер ты приходил ко мне из прихожей, пока я работал, и говорил о том, как тебе не хватает стимула жить, просил отвести тебя в, кажется, рандомные места — потом я понял, что тебе не хватало просто моей компании, что была лучше одиночества. В другой же ты мог забежать в гостиную, находясь уже в состоянии истерии, кричал о том, что пойдёшь и покончишь с собой раз и навсегда, а подтверждал это хватанием чего-либо, что было хоть немного острым или опасным. Да, я не испытывал к тебе добрых чувств, но ты по прежнему мой брат, и я всегда тебя останавливал, говорил о том, что ты всем нужен, что тебе нужно остановиться. Но порой тебя было сложно успокоить, мне приходилось давать тебе успокоительное. В такие мгновения ты был таким мягким и несчастным. Словно кукла, которую бросили далеко в шкаф, прекратив прежде весёлые игры       Ты думал о смерти постоянно. Считал себя ненужным в этом мире, бесполезным. Но а я говорил, что это глупо, самому убивать себя. Я не воспринимал твои слова всерьёз, потому что вокруг было полно таких, кто говорил о нежелании жить, но жили потом до самой старости. Ты не думал о планах на жизнь, потому что собирался уйти гораздо раньше, чем заберёт тебя судьба       Но этот вечер не сможет выйти из моей головы. Как начинаю думать о нем, все тело начинает немного дрожать, а в голове проносится вой сирены кареты "скорой помощи" и различные голоса       Я ушёл в тот день, договорившись о встрече с Китаем. Ты тогда сидел на кухне и, как никогда счастливый и спокойный, пил чай. Я подумал, что ты идёшь на поправку, что смог справиться со своими бедами, а потому и оставил тебя, не подозревая о событиях, что ждут меня ночью       И пока я беседовал со своим товарищем обо всем, чем только можно было, ты готовился к тому, чтобы умереть. Написал для каждого своего хорошего друга письмо, вкладывая частицу души в каждую строчку. Ты уже закрывал кран в большой белоснежной ванной, наполнив её водой, когда я прощался и собирался в путь обратно. Ты уже проводил по новому лезвию пальцем, проверяя остроту, когда я садился в последний троллейбус, что шёл в направлении нашего дома. Ты уже смотрел в потолок и улыбался, думая, что это в последний раз, когда я запирал дверь изнутри, снимая обувь. Мой взгляд заметил множество писем, что насторожило. Я нашёл там письмо письмо для меня, и с первой строчки помчался наверх, переступая через две ступени, надеясь, что ещё не поздно. Меня так испугала фраза "Я убил себя", написанная твоим милым, округлым почерком. Я долбил в дверь ванной комнаты, пока она не поддалась мне и не открылась, позволяя розоватой воде вытечь в коридор. На полу лежало злосчастное лезвие, все в крови. Я не брезговал, я шёл сквозь поток воды, чтобы достать твоё худощавое тело из воды, чтобы прижать к себе, умоляя продержаться ещё чуть-чуть. Я чувствовал биение твоего сердца, я чувствовал, что ты ещё жив, что я ещё могу спасти тебя. Я прижал твои глубокие порезы по венам, не позволяя хоть капле твоей такой сейчас драгоценной крови вытечь. Меня начинало трясти от осознания, что я чуть не потерял тебя, пока "скорая" уже направлялась в больницу, спасая тебя от того, чего ты так желал. "Как я ненавижу тебя, придурок!" — почти в слезах мысленно кричал я на тебя, пока крепко держал твою прохладную руку в своей. Я готов был лично убить тебя, идиота       Немного вздрагивая веками, ты наконец очнулся. Выглядел очень слабым и уставшим, но таким удивлённым от осознания того, что ты дышишь, видишь белый потолок палаты, чувствуешь, что твоя рука в моей. Я почувствовал, что ты наконец ожил, и наверное, открыто обрадовался этому, послав к черту то, что обычно я сдерживаю любые эмоции. Я начал говорить о всем, что приходило в голову, пока я смотрел на твоё немного улыбающееся лицо с бледной кожей и тёмными кругами под глазами. Я говорил о том, какой ты идиот, как бы я хотел не думать о тебе вообще, как хотел бы не знать даже о тебе. Я врал, открыто врал. Один мой поступок говорил о том, как дорог мне мой непутевый младший брат с капельницой в руке и швами на венах —Спа... Спаси... Бо... Сев, — твой тихий и дрогнувший голос был сейчас слишком дорог мне, чтобы я сдерживал эмоции. Я смог пустить слезы, чувствуя, как ты благодарен мне сейчас, стараясь показать это хоть улыбкой, такой широкой для твоего плохого состояния. Я провел с тобой всю ночь в больнице, не обращая внимания ни на что, кроме твоего лица — твоих растрепанных тёмных волос, твоих немного открытых серых глаз       Ты смог побороть себя. Ты смог полюбить жизнь, ты попробовал все, словно в первый раз, и был счастлив, как ребёнок радуется новой игрушке. Теперь ты был таким, каким и являлся, не строя ничего из себя       Прошел год с того рокового дня, мы идём вместе в направлении тату-салона. Ты немного волнуешься, ведь это первая татуировка, потому я и решил отправиться с тобой. Ты знал, что сделав это, придётся объяснять всем и каждому, что значит эта н      езамудреная картинка, а потом слушать ещё миллион слов сожалений и поддержки. Но ты решился на это. Ты позволил мастеру вывести на твоём пальце красный бантик       —Спасибо, Сев, что сходил со мной, — уже на улице спокойно вздохнул ты, направив свой пепельный взор на меня       —Мне было не сложно, ты знаешь это, Юки, — мне нравится видеть то, как смелеешь ты после всего, через что прошёл. Прошло всего ничего, а ты уже можешь носить футболку, позволяя взглянуть на белоснежные огромные шрамы в длину почти целых запястий       —Правда, огромное спасибо тебе. Без тебя и твоей поддержки, пусть её ты не оказываешь публично, как некоторые, я бы ничего не смог. Без тебя меня здесь могло не быть. Этот бантик на пальце я хочу посвятить той ночи, что ты провел со мной у койки, моля о том, чтобы "непутевый младший братец" не помер, — с неловкой улыбкой заявляешь ты, крепко беря мою руку в свою, а после шагаешь по тротуару, не тревожась множества людей. И я гордо следую за тобой, за своим младшим братом, что помечен красным бантом, но не боится идти дальше