***
Малышка Кли, самый молодой рыцарь Ордо Фавониус, мать которой является величайшим учëным и путешественником, что в последствие, фактически бросает свою собственную дочь. Не одну, на попечение рыцарям из Ордо, что итак все в делах, а так же алхимику Альбедо, порождению Рэйндоттир Золото, что так же, неожиданно оставила его. Получается, что много общего у этих двоих. Оставленные души, но лишь одна из них несчастна, потому что лишь одна достаточно взросла, чтобы понять тяжесть чувства оставлености и одиночества. Одному предстоит изучать алхимию и стремится к тем загадочным целям, что преследовала его загадочная создательница, и всю жизнь контролировать себя и свои силы на благо окружающих. А другой, быть талантливым подрывником, но часть жизни проводить под замком, и перебиваться от одной "няньки" к другой, до тех пор, пока не повзрослеешь. А хорошо было бы не взрослеть, и навсегда бегать по солнечной природе, рвать ягоды, глушить рыбу, и не задумываться о каких–либо взрослых проблемах, и не осознавать тяжесть своей судьбы? Хорошо бы до конца жизни оставаться ребёнком? Ответ, зависит от того, когда настанет конец жизни. — Оголтелая беспризорница! – озлобленно кричал житель Спрингвейла, чьи посевы подорвало маленькое стихийное бедствие, с детским лицом. — Простите, пожалуйста, сэр, она совсем не хотела, Ордо Фавониус обязательно возместит вам весь ущерб! – кричала в ответ Джинн, старавшаяся изо всех сил успеть за маленькой, но столь быстрой девчушкой. Пейзажи Мондштадта прекрасны всегда, но особенно когда ты ребёнок, и ты бежишь со всего духа, открывая и второе, и пятое дыхание, преодолевая километры, и, кажется, совсем не чувствуя усталости. Трава, что почти по пояс низенькой девочке, камешки под ногами, ветерок, приятно дующий в лицо, яркое солнце, голубое небо, любимый Додоко на рюкзаке, всегда готовые к битве бомбочки, деревья с сочными яблоками или закатниками, лето в самом разгаре. И тебя совсем не беспокоят крики твоей обеспокоенной опекунши, ведь у тебя есть цель. Цель – Драконий хребет, а конкретнее, – Альбедо. Джинн зря заботливо предупредила малышку о том, к кому они несут визит. Кли, давно не видевшая своего дорого братишку просто не смогла пойти спокойно, а от радости и стремления к “цели” совсем перестала обращать внимания на всё вокруг и для окружающих, в действительности, стала ничем иным как стихийным бедствием, разрушающим всё на своём пути.***
«Как один из алхимиков Ордо Фавониус, сообщаю, что исследования активно продвигаются. К сожалению, из–за полной рабочей загруженности, и местонахождения на Драконьем Хребте в тяжёлых погодных условиях, я не имею возможности присутствовать лично, для более подробного доклада. С уважением, Альбедо, для действующего магистра Ордо Фавониус, Джинн Гунхильдр.» Именно такое письмо получала Джинн, с постоянными задержками, каждую неделю, вот уже второй месяц. Конечно, как человек, она беспокоилась за него, а так же за Кли, жизнь которой, теперь, по мимо тоске по матери, содержала в себе и тоску по Альбедо. Однако, как загруженный магистр Ордена, без лишнего времени на переживания, она была рада. Ведь теперь будет больше времени на прочие дела, помимо встреч с алхимиком для длиннющих отчётов, а у Кли же, находились и другие сиделки, и помощь алхимика особо нужной не была. «К тому же, должно быть, он сделал какое-то крупное открытие, которое требует досконального и длительного изучения, из-за чего он так и заперся, а это не может не радовать, верно? Был бы он в опасности, вряд ли он смог бы писать письма, значит и не о чем беспокоится» – размышляла действующий магистр. И была не столь далека от правды. В чём причина такой отстранённости Альбедо? Дело в том, что он сделал большое открытие в области алхимии, а конкретно, в алхимии создания жизни. Имеет ли право человек вставать на роль природы, создателя жизни, биологии? Справится ли человек с ролью Бога? Альбедо, был настолько вовлечён, в эту свежую гору знаний, в которых, как ему казалось, можно разбираться вечно, и тебе не надоест. Это был глоток свежего воздуха для алхимика, что вот уже как несколько десятков лет топтался на месте, отчаянно пытаясь найти что–то новое для своих изучений. Он был поглощён. Альбедо довольно давно пришёл к технике воссоздания объектов при помощи рисунков. И со временем у него стали получаться объекты всё больше и больше, после, у него стали получаться растения, а затем и животные, монстры и прочие живые существа. И стала понятна одна закономерность, – чем лучше он рисует, тем совершеннее конечный результат. Таким образом, Принц Мела создал множество мутантов, обречённых на страдания или же скоропостижную смерть. И с тех пор, помимо изучения алхимии, он пришёл к активной практике изучения художественного ремесла. Как было указано ранее, учёный долгое время топтался на месте. Он рисовал лучше и лучше, даже стал почётным художником, начал иллюстрировать книги, и у многих, в памяти остался именно как художник. Но, на деле, всё это лишь потому, что в самой алхимии он так и не находил смелости, всё это было лишь «вечной» подготовкой для перехода к следующему этапу. Следующий этап, – создание человека. Алхимик когда–то и сам был рождён (или же создан?) именно с помощью величайшей науки. Однажды, в один из последних дней, что Альбедо ещё мог проводить со своей создательницей, она сказала ему: «Я надеюсь, что однажды дождусь того момента, когда увижу, как ты превзошёл меня». И он знает, что для того, чтобы превзойти, сначала необходимо стать ровней. С этой стороны, Альбедо – ничтожен. Потому что... Был бы он хотя бы ровней, он бы понял бы мотивы Рэйндоттир, он бы смог осознать силу её, Алисы, смог бы создать то, что создала она. Он бы, хотя бы создал бы, что-то стоящее, контролировал бы себя, свои силы, хотя бы эмоции без проблем, не боролся бы с собой, не задавал бы себе глупых вопросов, был бы он ей хоть по пояс со своими силами и знаниями... Но за спиною уже сотни лет жизни, что прошли мимо, превращаясь в одну серую тучу годов, лиц из смутных воспоминаний, а он, ещё даже не близко, даже к половине сил создательницы. Он, может, и не хочет становиться создателем, вставать на её место, быть назедателем, но он должен. Это шаг, шаг к приближению и пониманию, увы, обязательный шаг. Почему же он не хотел? Потому что сомневался, имеет ли на это право. Без сомнений, Принц Мела уважал своего создателя, и знал, что должен быть благодарен ей, за то, что она подарила ему жизнь. Должен, но не был. Просил ли он жизни? Просил ли он создания? Нет. Жалеет ли он о том, что был создан? Он не знает. Обрекли ли его на страдания? Да. И он не уверен, готов ли давать кому-то жизнь, и точно не хочет кому-то «жизни», как у него. С иной стороны, обыкновенные люди, что рождаются путём соития и прочих процессов, тоже не просили о жизни. Значит, что любой родитель – такой же тиран, что возомнил себя всевышним, имеющим право на создание жизни? В чём тогда отличие Рэйндоттир от обыкновенной матери? Конечно же, тот факт, что возможность рождения детей – то, что и дано природой и Богами, в отличие от создания человека «искусственным путём». Рождение любого, обыкновенного ребёнка, это не только решение двух его родителей, но также и длительный процесс, который был предусмотрен природой, Богами и судьбой. Прежде всего, рождение человека – это его судьба, и частика судьбы мира. Судьба – всегда права, и всё наивысшее, что видит судьбу нáсквозь, всегда будут с ней согласны. Но если Принц Мела родился не по природе, значит оно не должно было случится, и идёт против судьбы. Значит он – наивысший грешник, что идёт против судьбы и природы, подобно народу Каэнри'и. «Значит, поэтому я заслуживаю страданий?» Потому, он и страдает. Потому, что не должен существовать. Потому что одним своим существованием, рождением и жизнью, нарушает все законы Богов, судьбы и природы. А можно ли считать то, что с ним происходит жизнью? Альбедо привык называть жизнью то, что происходит вокруг и внутри него, но он никогда не бывал в чужой шкуре. Другие люди живут также как он? Если обычный человек, окажется на его месте, покажется ли ему, что он живёт? Что люди называют жизнью? Как чувствуют жизнь другие существа? Может он и не живёт, а лишь существует, и он, просто, что-то в духе биоробота, и никакой не человек? Можно ли сказать что жизнь его – искусственная? Конечно, весь он искусственный и ошибочный. Люди – не живут столетиями. Люди – стареют, и умирают, обычно не доживая и до ста лет. Но ведь и каждый человек, когда рождается в Тейвате, получает своё созвездие, как знак его принадлежности к звёздам, к судьбе. У Альбедо есть созвездие, значит ли это, что он тоже человек? И он никогда не поймёт людей, а люди не поймут его. Ни путешественник, ни Сахароза, ни Джинн, ни Кли, ни кто либо. Так будет до тех пор, пока эти мысли и вопросы будут оставаться в его голове. Никто, ни за что, не должен узнать обо всём этом, что творится в его голове, никто не должен знать. Люди не должны знать. «Значит, я всегда буду одинок.» Выходит, что приходиться вставать между двух огней. С одной стороны, стремление обуздать надежды создательницы, с другой, чувство ответственности за возможные тяготы, которые предстоит пережить своему потенциальному созданию. Когда же он неожиданно нашёл потенциальный способ, для перехода к следующему этапу, Альбедо и сам не заметил, как без раздумий определился с выбором, а внутренний голос рефлексии затих, перед неумолимой страстью вдохновения художника, и преддверием научного открытия алхимика. Так он и пропал, утопая в этой всеобъемлюще большой, двойной страсти, на два месяца. И тонул бы ещё долго, если бы в один из дней, корпя над очередным наброском, согнувшись в три погибели перед своим, находящимся в лаборатории, столиком, усыпанным многочисленными колбами, листами бумаги, карандашами, ластиками, различными книгами и канцелярией, в него не врезалась маленькое, ужасно тёплое, инородное тело. Настолько утонул, что даже и не заметил громкого приближающегося хруста снега, сопения и завывания, около своего «логова». – Братик Альбедо! – радостно закричала маленькая вторжительница в рабоче–личное пространство, крепко обнимая со спины своего «братика», по которому так соскучилась. Первые несколько секунд, учёный провёл в полном оцепенении и в попытках осознать, является ли происходящее реальностью, или очередной галлюцинацией, появившейся как знак того, что стоит поспать несколько часов. Придя в себя, он повернулся к девочке и обнял её в ответ, пытаясь поднять её на руки, не учитывая своё истощение, после двух месяцев убитого режима питания и сна. Попытка была, очевидно, неудачная. Удалось только прокряхтеть и проговорить со всей нежностью, едва слышимое, уставшее «Кли…» Простояв так чуть меньше минуты, Альбедо, начиная осознавать ситуацию, наконец, отлип от ребёнка, и спросил: – Кли, что ты здесь делаешь совсем одна? Только не говори что ты… – Нет! – перебила его догадку рыцарь Искорка. – Я пришла вместе Джинн. Просто, она немного отстала… Говорила девочка, изображая полную невинность, «виновато» смотря в землю, поглаживая её концом своего правого сапога. Альбедо тяжело вздохнул. – Джинн взяла тёплые вещи, не злись, братик! Мы с Додоко очень по тебе скучали… – Оправдывалась Кли, сложив руки, сжатые в кулаки перед собой, напрягая свои почти голые ноги, слегка сжимаясь в землю. Выглядело, действительно невинно. – Я… не злюсь, просто… – алхимику было тяжело подбирать слова, после нескольких месяцев в изоляции от любого общения с людьми, а говорить с впечатлительным ребёнком и подавно, – Просто… Я не ожидал от вас визита. Я же писал письма. У меня тут ещё исследования… Кли в своей манере качалась всем своим тельцем, сложив кулаки перед губами, всем видом показывая своё расстройство от слов учёного. – Ты уже очень-очень-очень долго здесь исследуешь! – девочка крайне пронзительным печальным тоном. Того гляди, сейчас и вовсе заплачет, – Кли по тебе скучала, почти также сильно как по мамочке. Братик не рад меня видеть? Пока он слушал её и поджимал губы, медленно перевоплощаясь из страстного (возможно, безумного) учёного, художника и гения, во вроде как человека, по имени Альбедо, с чувствами, эмоциями, ярко выраженной рефлексией и главное, с усталостью. В этот момент он, наконец, в полной мере прочувствовал тяжесть своих закрывающихся век и подкосившихся ног. Тело казалось одновременно и тяжким грузом и неповоротливым куском лёгкой ваты. Все дни этих долгих месяцев, когда на его месте была страсть и вдохновение вместо нормального человека, он практически ничего не чувствовал, ни телом, ни душой. Он не чувствовал никакого голода и ел раз в два дня, а то и реже, исключительно из соображений о том, что вскоре может умереть, но голода или аппетита он не чувствовал, и ел свои многочисленные запасы консервов, которые всегда лежали в ящиках у него в лаборатории. Так же было и с питьём, приёмом душа и сном. Он шёл купаться в горячих горных источниках хребта раз в неделю, если не реже, а спал он, лишь когда откровенно наченал терял сознание и падал на снег или землю. Везло ещё, если у него ещё удавалось добраться до палатки, и он не оставался спать прямо там, где и упал. Обычно, подобное поведение вызывается у людей с очень плохим ментальным самочувствием, а в случае Альбедо всё было диаметрально противоположно. У него полностью отключилась столь терзающая его обыкновенно рефлексия, он перестал испытывать особых эмоций или эмпатий, перед глазами почти всегда была мутная пелена. Буд-то всё это время он был изрядно пьян, может потому, сейчас он практически и не помнит где и что с ним было, до того как он «очнулся» перед Кли. Но главнее то, что он помнит знания, которые получил за это время, а цель, и его желание её достижения, в отличие от вдохновлённой нетрезвости, ни капли не утихла. – Нет, что ты, Кли, я очень рад тебя видеть, и вовсе не стоило по мне скучать, – Альбедо, правда старался звучать искренне и эмоционально, но понадобилось приложить немало усилий хотя бы для того, чтобы собрать остатки своих выдохшихся и уставших мозгов в подобие кучки, и ответить хоть что-то внятное. – Что-то не слышно, что ты рад… – ещё сильнее расстроился в своём умозаключении ребёнок. Альбедо продолжил бы оправдываться, если совсем близко с ними не оказался бы запыхавшийся магистр Ордо Фавониус. Девушка выглядела крайне потрёпано. И, к сожалению, не только потому, что почти без передышек бежала несколько километров. В целом, такой вид, казалось, был для неё своеобразной нормой, учитывая её постоянные переработки, недосыпы, возня с глупыми поручениями, попытки контроля взрывного и неугомонного ребёнка и прочие постоянные дела рутинной магистровской жизни. Кли всегда было слишком много, для любого взрослого и сколь либо спокойного человека. Даже энергичные и, казалось бы, вовсе не спокойные личности, в те моменты, когда им бывало сидеть с ней, быстро уставали и переставал поспевать за её энергией и безумными идеями. Что уж говорить о несчастной Джинн, которой еле-еле удавалось найти свободные пятнадцать минут на хоть какие-то попытки воспитания. Из-за этого она, пожалуй, и получила клеймо беспризорного дитя, среди народа Мондштадта, не ознакомленного с причинами того, почему столь неугомонный ребёнок оказывался без присмотра. – Мистер Альбедо!.. – отчаянно пытаясь отдышаться хрипло говорила Гунхильдр, – Извините что прерываю вас… В вашем, должно быть очень масштабном исследовании, – наконец полностью отдышалась и ровно встала Магистр, – Но у меня к вам серьёзное дело. Прошу прощения, что мне пришлось прийти позже Кли, но, я думаю, вы понимаете ситуацию. – Да, Магистр Джинн. Кли уже объяснила мне некоторые детали, но я хотел бы чётко всё понять. Действительно, он мог быть им благодарен за то, что они своим появлением вернули его в чувства, однако, отвлекаться от своих исследований не хотелось. Джинн не стала бы прерывать его от работы напрасно, значит, дело должно быть достаточно серьёзным. – Мистер Альбедо, – Спустя несколько минут, потраченных на то, что бы одеть ребёнка в тёплую одежду и отойти от него, девушка, наконец, начала свои объяснения, – я вынуждена вас попросить, снова, позаботится о Кли, – Джинн неловко отводила взгляд. На удивление, не очень серьёзная причина, что бы отвлекать от работы. Любой другой на его месте мог бы и разозлиться. – Магистр Джинн… – пришлось говорить слегка ошеломлённо и неуверенно, поглядывая на резвившуюся, за спиной девушки малышку. Та, кажется, наслаждалась игрой в снежки с самой собой. Остаётся лишь надеется, что эта игра завлечёт её на достаточное время, пока двое взрослых смогут спокойно поговорить, – Я прошу прощения, что не смог в полной мере объяснить это в своих письмах, но я провожу действительно серьёзное исследование, мне пришлось даже позабыть о собственных потребностях на это время… – возможно, последнее предложение было лишним в их разговоре, но слов с ветра не воротишь, – Я не думаю, что смогу покинуть Драконий Хребет в ближайшие месяцы, и у меня никак нет времени позаботиться о ней. – Я это понимаю, но, к сожалению, у меня не остаётся выбора. Я отправляюсь на двухнедельную экспедицию в Ли Юэ и беру многих рыцарей и дипломатов с собой, пока остальные будут заняты более активной защитой и заботой о городе. Мне очень жаль вас прерывать, но вы единственный кому я доверяю и на кого могу положиться в этой ситуации. Последние фразы заставили Альбедо удивлённо приоткрыть рот и увести свой внимательный взгляд в снег, будто там есть что-то интересное. Как он мог оставаться равнодушным после этого? В такие моменты, чувствуешь себя человеком на все сто процентов. Ему, правда кто-то доверяет? Чем он заслужил доверие? И как теперь можно его не оправдать? Придётся искать компромисс. – Хорошо, я могу побыть с Кли, но я всё ещё продолжу свои исследования, и у меня не будет очень много времени, чтобы заниматься ей, и ей придётся жить здесь, – легко, однако, склонить к чему-то, существо с повышенным чувством долга. – Спасибо вам большое, господин Альбедо, – Джинн почти сразу подняла свой засиявший искренней благодарностью взгляд на алхимика, – Вы не представляете, как сильно помогаете мне, и всему Ордо Фавониус, я обязательно увеличу вам жалование, если это хоть сколько-то оплатит мой долг перед вами! – Что вы, Магистр, не стоит, я и рад помочь…