Эндшпиль

Первый ход в шахматной партии всегда делают белые. Первыми они же и появились: сверкающая величественная Селестия, почтившая земли Тейвата своим присутствием, сиянием сверхновой озарила звёздное небо, сжигая старый мир дотла — чтобы из тлеющего пепла создать новый. Божественное сияние окрасило молодой, едва успевший зародиться на своих же останках мир в священный белый цвет — цвет божественной силы, благословляющий единицы вознёсшихся и слепящий тысячи недостойных. В ответ на божественный произвол недра Тейвата породили Каэнри’ах — нацию без бога, созданную не милостью сияния Селестии, а вопреки ему. Путь их освещал не слепящий божественный свет, а холодное сияние звёзд, запрятанных в глазах и душах каэнри’анцев, а вместо священной силы у них была мудрость — могущество, способное потягаться с самой мощью Селестии, и осквернившее её сверкающую белоснежной чистотой и величием религию чёрными пятнами сомнений. Шахматная доска была создана, селестийские боги всё чаще обращали свой недовольный взор на отвергающую их свет нацию, каэнри’анцы всё чаще поднимали свой взгляд к звёздам, накрывшим тёмным куполом застывшие в поднебесье угодья Селестии — и было лишь вопросом времени, когда начнётся игра. Давно утеряно в веках знание о том, кто же первый предложил сыграть другому партию. Селестия выставила на доске свои фигуры — избрав семь сильнейших божеств и жестоко перебив всех остальных, она окружила избранных бесчисленным количеством пешек, стала во главе доски и надела на свою голову белую сияющую корону, подаренную ей самим предназначением; в ответ на это правитель Каэнри’ах саморучно выковал из иссиня-чёрного звёздного металла величественную корону-шлем, окружил себя верными соратниками и смело стал напротив сияющего олицетворения божественного порядка. Это была проигрышная партия; возгордившись до греха, каэнри’анцы впервые решили отойти от своих постулатов и захотели потягаться с богами в силе, а потому были обречены проиграть: сделав ход конём, они тут же его потеряли. Боги тогда одержали вверх, но так и не победили; чёрному королю поставили уверенный шах и мат — но в войне против небесного порядка партия на этом не заканчивается. Стерев с лица земли целую нацию — сотни, тысячи фигур, размельчённых в чёрную пыль, — они так и не смогли убить короля. Каэнри’анцы же сумели убрать с доски всего лишь одну-единственную белую фигуру — ничто в сравнении с жертвами, которые пришлось для этого принести, и всё для падшего, но не убитого чёрного короля, получившего в свои руки целого селестийского бога. Царица надела чёрную вуаль в память о мёртвой нации, красноречиво показав нависшей над её ледяным дворцом Селестии, чью корону она отныне будет защищать. А побеждённый король ушёл в её тень, зализывая раны; иссиня-чёрная маска заменила иссине-чёрную корону. Спрятавшись за ней и новым именем, Пьеро начал собирать новые фигуры — жалких пешек, никак не способных заменить разбитых в пыль по его глупости соратников. Эти пешки отныне он будет хранить, как зеницу ока. Вездесущая Селестия лишь посмеивалась над желанием Пьеро взять над ней вверх: на её стороне доски сияли своей священной белизной самые сильные фигуры, пока чёрный король был окружён лишь бесполезными пешками да одиноким конём с ладьёй — Царицей и своим сыном. Пьеро же с мрачной уверенностью готовился к следующей игре, просчитывая каждый будущий ход фигур на доске — и чёрных, и белых; он медлил, неделями раздумывая над следующим шагом в партии, которая даже ещё не началась, и тратил месяцы на расстановку фигур, пока Селестия праздно радовалась своей будущей лёгкой победе, уверенная в скором мате — ведь не могут же боги проиграть людям, равно как и пешки никогда не смогут выиграть у ферзя. Небесный порядок не может пасть. «Небесный порядок падёт» — торжественно объявил своим пешкам Пьеро, пообещав им победу; гнетущим молчанием пешки пообещали, что будут готовы умереть за неё. Каэнри’ах потребовал реванша от Селестии, ожидая её первого хода. Та больше не собиралась размениваться на мелочи: белый ферзь, сияющий чистейшей бирюзой, первым сделал ход — и был снесён с доски обычной пешкой; Синьора силой вырвала сердце из груди анемо архонта, вместе со всем небесным порядком не ожидавшего такой наглости от обычной смертной. Разозлившись, Селестия схватила ладью и с громким стуком поставила её напротив наглой пешки, собираясь убить её следующим ходом, но промахнулась — янтарная ладья, давно уже уставшая от игр и не желающая более быть лишь фигурой на доске, сама ушла с поля боя; гео архонт добровольно отдал одно своё сердце Синьоре, а другое — Аяксу, променяв божественную силу на счастье. Потеря двух сильных фигур за два хода сбила спесь с Селестии, и та, напряжённо всматриваясь в доску, неуверенно потянулась к оставшемуся верному коню; за несколько ходов ухитрившись снести одну пешку, она так и не заметила, как к ней подобралась другая — и Эи, одним слитным ударом разрубив Синьору, всё же пала от рук своего творения — хоть и всего лишь на шахматной доске, а не в жизни. Селестия медлила со следующим ходом, внимательно изучая доску. Пьеро терпеливо ожидал следующего её шага, не торопя и не провоцируя, пока другие предвестники, не успевшие даже проститься со своей соратницей, остро почувствовали, что они могут стать следующими — и что чёрный король может с лёгкостью пожертвовать ими так же, как только что пожертвовал Синьорой. Отступать им было поздно — небесный порядок не простит трусости, а Пьеро — предательства, а потому пешки с мрачным молчанием гадали на похоронах Розалины, кто же из них будет следующим; Пьеро же прекрасно это знал. Настанет время — и чёрный король без тени сомнения пожертвует даже своим сыном, лишь бы выиграть партию у небесного порядка. Селестия медленно потянулась к отливающему цветущей зеленью слону, неуверенно обхватив его пальцами — и тут же пожалела об этом; это будет неудачный ход, и она потеряет ещё одного архонта, но ничего уж не поделаешь: взялась за фигуру — ходи. Задумчиво вертя зелёную фигурку меж пальцев, Селестия размышляла, куда же поставить слона так, чтобы его потеря не навредила белым; Пьеро же, прикрыв на мгновение глаза, слабо улыбнулся — он уже знал, что Сумеру падёт следующей. От уверенного шаха и мата белым его отделяло несколько ходов — несколько стран, лишившихся своих правителей, несколько архонтов, лишившихся своих сердец, и несколько мёртвых соратников, — но чёрный король не собирался торопиться, продумывая свои следующие шаги с такой же осторожностью, с которой Селестия размышляла, куда поставить уже заранее приговорённого к смерти слона. Скорый триумф над небесным порядком пьянил и кружил голову, но Пьеро не позволял себе отвлечься от партии и на мгновение, пока белый король не будет повержен, а сияющая белая корона не будет разрублена чёрным мечом — и лишь тогда падший король впервые за столетия успокоит свою душу, зная, что его народ был отомщён, а боги — свергнуты. Сейчас же он терпеливо ожидал следующего хода.