покинутость

Хуевая мина при хуевой игре застывает и крошится-разламывается-осыпается при каждой смене. Измене. Выебали и наебали, вытерли ноги и отпиздили, разорвали ссадину на коленке и оставили гнить под пластырем. — Кроме тебя, — меня, — нихуя не имеет значения, никогда. Зачем-зачем-зачем? Лучше бы молчал всю жизнь, лучше бы ничего не делал, лучше бы не существовал. Чужой человек всегда будет чужим, обзывай как хочешь, хоть своей жизнью. Пощечина за пощечиной, ошибка за ошибкой и появляется один простой, но рациональный вопрос: Зачем ломать, то что и так сломано? Как минимум, это весело. Как максимум — приколдесно. И бесплатно, в отличии от комнаты гнева. Чесотка пожирает тело, можно пошутить про то, что чешется дырка, а потом вдавливать удивительно тяжелые горячие кулаки в слезящиеся глаза и пытаться самопроизвольно сломать себе череп. Это чистая случайность, — кровавый бульк. Пип. Сигнал к действию получен, так? К какому? Почесать щеку, почесать грязные волосы, почесать торчащие, но все равно не как у того ангела отрезанные крылья, лопатки, почесать свою ебаную гнилую рану в сердце? Сколько раз за лунный месяц можно оказаться брошенным? Столько же, сколько оказаться виноватым. Журавль красивая птица. В отличии от, а? Кожа покрывается невидимыми язвами. — Вы их не видите, но они есть, честно. Странная женщина истошно воет, но этого не слышит никто, буквально. Можно подумать, что что-то не так, если не знать этого. А можно сделать вид, будто проблемы нет. Можно встретить рассвет и закат одновременно, пока поют и низко летают птицы. Бог солнца дояликий и такой красивый, что хочется отсосать. Потом звать свою истинную любовь солнышком и скорбно обнимать всякий раз перед прощанием. Он проводит ведь, пожалуйста? Зализать раны, которые сам оставил и откупиться всем, что есть, только пусть простит. Стыдливая, но все же нежность. Каким бы хуевым человеком не был. — Ты меня любишь? — Да. —Соболезную. Невзаимная любовь это очень грустно. Луна набирается сил, округляется, светит ярче и показывает свои витилигоподобные кратеры. Не стоит стесняться, это красиво. Смотрит сострадающе и катится по небу, пока кое-кто медленно дрочит тридцать четыре минуты подряд и маринуется в горьком поту. Соевый соус был бы куда вкуснее. Внутренности слегка подкопченые. Луна знала, кем окажется даже пока был в утробе матери, а она как безумная, не сводила с нее взгляда. Мама говорила, что если долго смотреть на луну, можно сойти с ума. Мама хрустит переломанными костями и кривой челюстью. — Улыбка мамина, — как удар поддых. Иногда он приходит, стоит и молчит, держа руку наготове. В момент поворачивания головы, и только в него, кажется будто он приближается. Дальше ждет разочарование, как и всегда. Хитро и по какой-то причине привлекательно. По крайней мере он появился и не бросил, в отличии от отца ушедшего за сигаретами. В отличии от многих. Любовь — штука сложная, особенно когда она есть, особенно в обществе великих (и) слепых, которые смотрят на холодные звезды. Звездами вскрыть себе каждый палец. Виновный всегда будет искать наказания, брошенный всегда будет искать расставания. Звезды издеваются, подмигивают и подло хихикают, потому что знают. Это заслуживает издевок, если быть честным. След от перстня остается на щеке уродливым шрамом, который придется расчесывать за просмотром шаркбоя и лавы. Это все потому что не доел то яблоко.