Милые бранятся - только тешатся

      Новая локация, новое убежище, но оно всё такое же обшарпанное и неприглядное. Быт протекал тоскливо, но беззаботно, пока Люпен подыскивал подходящую работёнку для банды. Дело не должно быть сложным, эксцентричным и шумным — что крайне проблематично, учитывая, что все три слова без «не» идеально описывают Арсена — ведь предыдущее крупное дело отсыпало им не солидный заработок в карман, а весомый хвост. Высовываться сейчас опрометчиво, да и сил ни у кого для этого не было, но кушать хочется всегда.       Гоэмон, как обычно, на страже снаружи, Дзиген отлеживается на диване, мысленно договариваясь со своей мигренью о жалких часах спокойного сна, а Люпен хватается за голову над столом, сходя с ума от голода и усталости. «Та самая», его панацея для души, его избавительница обещала появиться ещё неделю назад, но новостей всё не было. Тишина, только ветер гуляет за окнами, снуя по щелям лачуги. Он настолько погряз в мыслях, что и не заметил, как на столе очутился гранённый стакан с золотистым крепким напитком. Хриплый голос Дзигена сначала раздался из-за спины:       — Не у одного меня голова разболелась, а? Составь мне компанию, оставим эту дребедень до завтра, — затем мужчина выбрался из тьмы поближе к лампе. Та обожгла его силуэт теплым светом, а Люпен оторвал наконец-то глаза от карты местности.       — На голодный желудок? — спросил он, заглянув в стакан.       — Лично я совсем отчаялся, — голос смеялся, колючая рука протянула напарнику сигарету, — Закусывать будешь?       Люпен принял мятую закусь. Отпив из стакана он принялся за сигарету, как полагалось поступать с «закуской».       — Взбрело же мне угнать кабриолет. Нет бы семейный хетчбэк какой. Там поесть могло бы быть чего. Сидим теперь кукуем с бутылкой вискаря.       — Зато какого вискаря! Плюс Гоэмону без крыши было где разгуляться, да и мне не пришлось вкручивать себя в окно, спину надрывать.       Доводы, может, и облегчали душу, но не пустоту в желудке. Животы урчали, стаканы пустели и наполнялись вновь.       — Твоя женщина не вернётся?       — Не-е-ет, — задумчиво протянул Арсен, сминая сигарету об стол и поднимаясь.       — Забрала машину, надавала обещаний…       Недовольство наёмника было подавлено решительным поцелуем. Он вопросил одним именем, точно ли Люпен уверен в своём намерении. Тот не потрудился ответить, только продолжил ласки, которые всегда предназначались женщинам, и Дзиген в этом случае не был исключением.       — Только не стони громко как в прошлый раз, — Дзигеновские стоны ему то ли не нравились из принципа «я гетеросексуал», то ли наоборот нравились слишком сильно, но из-за того же принципа он оправдывал себя словами: «Твои мужские хрипы убивают мой стояк».       Дзигену, конечно, было неприятно слышать подобное от партнёра, но он утешался возможностью лишний раз вжаться в плечо Третьего. Такое отношение могло бы показаться кому-либо со стороны оскорбительным, но Дзиген понимал, что он сам таков — не в состоянии признать свои наклонности, не в состоянии исполнить свои потаённые желания.       Гоэмона, как он сам верил, мало волновало то, что происходило в доме. Он был осведомлен, опасности ничто не предвещало, значит и вмешиваться ему нет нужды. Нехарактерный для этого захолустья ритмичный звук цокающих каблуков возвратил его в реальность.       — Доброе утро, Гоэмон.       Самурай учтиво кивнул на приветствие и добавил:       — Не советую входить. Зрелище тебя раздосадует.       — Ради бога, дорогой мой, вашим клоповником меня не удивить.       — Речь, увы, не о том.       Утро началось мягко говоря, не очень. То ли в этом виновата головная боль, то ли посторонний шум. В любом случае эти две причины мешали продолжению сна. Всё, чего сейчас хотелось — проваляться в беспамятном бреду целые сутки. Но, может быть, курить хотелось больше. Всё бы ничего, но найти сигарету в куче шмоток было самым настоящим испытанием. Тело словно было ватным, неконтролируемым, а руки то и дело бессильно падали при любом удобном случае. Дзиген уж было забыл, что произошло вчера. Но такое нельзя стереть из памяти, как бы он не старался.       Нашёл сигарету, затянулся так, что грудь защемило. Бросил взгляд на спящего рядом напарника. На удивление, даже долго пялился на него. Пусто в голове было. Может, даже и не только в голове. И может, из них двоих только он испытывал такие чувства. Такие пустые, но будто колющиеся. На это он просто необоснованно злился. «Бред какой-то…» — думал мужчина, окончательно прикованный к кровати давлением никотина на воспалённый мозг. Пора бы и Люпена будить, но стрелок только и был в состоянии «молча полежать рядом» — на большее он не был способен. Не был способен до того момента, пока отчётливо не услышал женский голос за дверью. Да быть не может, что ему показалось! В какой-то степени ему было всё равно, но не дай бог эта женщина зайдёт сейчас И попадёт же Арсену…!       Дайске принялся довольно грубо будить Третьего, но нехотя. Естественно стрелку не хотелось вставать, собираться, одеваться… Он просто хочет отдохнуть. Неужели так много просит его уставшая душа?       Накинул одежду, напоследок хорошенько пнул Люпена под зад, чтобы тот уже наверняка проснулся, да и испарился из комнаты. За дверью зрелище было не лучше.       — Чего явилась? — моментально спросил Дайске, не процедив даже банальное «доброе утро». И сам мужчина не знал, почему он такой злой. Голова болела от этой женщины. Хотелось, чтобы она просто свалила отсюда и не возвращалась. Но да, конечно, как только Люпен увидит её — на крыльях «любви» полетит за ней. Сколько не отрицай — каждый раз одно и то же. И каждый раз Дайске чувствует себя нехорошо, даже противно. И каждый раз Дайске попадает в ловушку Люпена вновь и вновь. Не думать об этом он не мог. Лишь молча скрипел зубами и затягивал сигарету. Да и смысл был прикрывать Арсена, когда он так поступал со своим напарником? Смысла не было, но по каким-то причинам стрелок делал это каждый раз. Сейчас это не прокатит по множеству причин.       Открыл дверь, да и запихнул туда рыжеволосую бестию. Пусть разбирается сама, он просто устал от этого. Лишь бы его в разборки не втягивали. Уставший взгляд пал на Гоэмона. Сказать ему было даже нечего…       — Утро доброе, Гоэмон, — все же выдавил из себя стрелок, вставая рядом с самураем. Он многое знал, о многом молчал. Говорить было с ним не о чем, но рядом с ним было спокойнее и безопаснее. Что может быть лучше, когда в доме находится разъяренная женщина? Правильно - самурай.       Теперь уже скандал продолжался в доме.       — Ты снова с этим старым хрычом…!       — Фудзико, дорогая, ты же знаешь, что люблю я только тебя. Я устал, мы все устали, пока тебя не было. Ты опоздала на неделю, — тщетно оправдывался Третий, натягивая на свои тощие ноги брюки.       — Ах, то есть я виновата? Ну уж извини, что в этой бедной стране ни один бездомный не захотел купить этот сраный красный кабриолет!       — Извини-извини, ну иди в мои объятия, my honey, my darling~       — Даже не вздумай прикасаться ко мне! Или проваливай мыться или я сама оболью тебя из шланга! — она указала пальцем на дверь.       Накал страстей понемногу спал, но ссора продолжалась.       — Милые бранятся — только тешатся, — подытожил Гоэмон, отпивая из стакана воду, будто какой-то сладкий напиток. Выглядел он куда свежее двоих напарников, хоть и просиживал на аванпосту порой целые сутки.