и его последствия, Знакомство с семьёй — фанфик по фэндому «Genshin Impact»

и его последствия

15 июля 2022 г. в 04:34

Настройки текста

Примечания:

ещё раз предупреждаю - тут сплошные хэды, лор и канон мы тут ИГНОРИРУЕМ

Способность Кэйи выбирать себе в друзья исключительно тех, от кого у Дилюка дёргался глаз, поражала. Сейчас, глядя на невинно хлопавшего глазами Одиннадцатого Предвестника Фатуи, которого Кэйа представил своим «самым лучшим бро», Дилюк понял: к этому стоило быть готовым ещё давно. Например, ещё с тех пор, как Кэйа завалился к нему в таверну три года назад под руку с Розарией, заявив, что они встречаются (аж целых две минуты — предположительно с того момента, как увидели вывеску на входе о бесплатном вине для влюблённых пар, и до того, как решили этой самой парой стать).

— Чего тебе, — устало спросил Дилюк, глядя на крайне довольного — подозрительно! — капитана. В таверне было не протолкнуться, и всё из-за праздника дня всех влюблённых — чем ещё порадовать свою половинку, если не изысканным вином Рагнвиндров? — Не мне, а нам, — Кэйа показательно поднял повыше руку, и теперь Дилюк, у которого голова шла кругом, наконец мог видеть, что рядом с капитаном стояла невозмутимая Розария, и пальцы их были переплетены. — Думаешь, я поверю в эту чушь? — нашёл в себе силы возмутиться Дилюк. Вина было не жалко, идти на поводу у Кэйи не хотелось. — Придётся, — подала голос Розария. А затем поцеловала Кэйю, будто бы они действительно встречались, а не играли на публику этим вечером. — Ещё какие-нибудь доказательства нужны? Дилюк чертыхнулся, поставил на стойку откупоренную бутылку вина и до конца вечера предпочёл сделать вид, что ни Кэйи, ни Розарии не существует. А то ведь с них сталось бы предоставить «более веские» доказательства.

Иногда Дилюк радовался, что Кэйа приходил в Долю Ангелов не один. Пусть Розария и носила под монашеским одеянием ножи, курила прямо в таверне и отпускала грехи за мору, Кэйа рядом с ней больше не выглядел таким одиноким, как раньше, когда весь вечер безуспешно пытался разговорить бармена. От их стола всегда доносился смех, вино лилось рекой, но Дилюку больше не нужно было следить за тем, чтобы капитан добрался домой — Розария всегда уводила его с собой до того, как он в беспамятстве падал бы на деревянную столешницу. Дилюк чувствовал себя раздражённым: пусть он и ругал едва переставлявшего ноги Альбериха, провожать его домой не переставал, и теперь, избавленный от этой обязанности, чувствовал себя лишённым чего-то важного.

— Вы встречаетесь? — спросил он однажды у Розарии, когда она подошла забрать пару кружек яблочного сидра. Вопрос этот давно преследовал винодела, но, проводя вечера в таверне, узнать ответ он не мог: со стороны казалось, будто Кэйа и Розария просто близкие друзья. Или больше. Или вот-вот подерутся и оставят от таверны промёрзшие обломки. Или завтра пойдут венчаться в соборе. В общем, никаких наблюдений не хватило бы, чтобы выяснить правду. — А что, мастер Дилюк ревнует? — ухмыльнулась в ответ монахиня и ушла, так и не прояснив ситуацию. Через несколько минут от их с Кэйей столика раздался смех рыцаря, и Дилюк до конца вечера ловил на себе его хитрые взгляды, пытаясь не провалиться под землю. Конечно, Розария ему всё разболтала.

Тогда Дилюк впервые подумал, что Кэйа подружился с Розарией не потому, что хотел, а для того, чтобы разрушить едва установившееся спокойствие в жизни Рагнвиндра. Она могла невзначай сообщить, что любимые цветы Кэйи — лилии. Или, вновь забирая заказ, бросить, что у него начинается отпуск со следующей недели и он давно хотел провести его на побережье Сокола. А ещё она постоянно уходила, стоило Дилюку встретить их, прогуливавшихся по Мондштадту. У неё тут же появлялись срочные дела вроде молитв в соборе — будто никто не знал, что в соборе Розария занималась чем угодно, но не молитвами. Так что Дилюк невольно стал проводить больше времени с Кэйей, который, судя по его удивлённо-смущённому взгляду, был не при делах. Со временем Дилюк стал замечать, что его радовало всё происходящее.

Что его не радовало, так это те дни, когда Кэйа на пару с Розарией отправлялся далеко за стены города, чтобы уничтожить пару десятков лагерей хиличурлов. Обычно они возвращались затемно, опираясь друг на друга, покрытые засохшей кровью, порой с весьма серьёзными ранениями. После этого им приходилось несколько дней лежать под присмотром лекарей, и попытки сбежать жёстко пресекались: Розарию за шкирку тащила на койку Барбара, а Кэйю — Дилюк, попутно читая нотации о безрассудности.

Однажды Дилюк услышал, как они обсуждали план нападения на логово крио магов Бездны — собирались просто спрыгнуть со скалы, а дальше надеяться на физическую силу. — Ладно этот безумный, но ты с какого перепугу поддерживаешь его идеи? — кричал тогда Дилюк, сдав Кэйю под присмотр Джинн. — Ой, брось, не первый раз так делаем, — отмахнулась Розария, поглаживая своё копьё, а у Дилюка, по ощущениям, поседели несколько прядей разом. — Не первый, значит? — грозно перевёл он взгляд на Альбериха, который, что ребёнок, спрятался за юбку Джинн. Обошлось без применения силы, но следующий месяц Кэйе доверяли поручения исключительно внутри города, а Розарии запретили его покидать — пока не образумятся.

Если бы тогда Дилюк знал, к чему это приведёт, первым бы вытолкал их из города. Первые дни, наблюдая, как Кэйа ползал по подворотням в поисках сбежавших котов, а Розария прыгала по крышам, собирая разлетевшиеся листовки торговцев, он про себя хихикал. И не только про себя, если быть честным — пару раз будто случайно сталкивался с ними в самые неудобные моменты. Розария пожимала плечами, мол, я-то вообще не рыцарь, так, помогаю безвозмездно, как некоторые Полуночные герои. Невыносимая — прямо как Кэйа. Тот, впрочем, тоже не спешил признавать поражение, и однажды даже заставил помогать в поисках кота — Дилюк до сих пор не понимал, как ему это удалось, но к концу дня чёрный толстый кот сидел на спине Дилюка, то и дело хватая его когтистыми лапками за порядком растрёпанный хвост.

Потом Дилюк потерял их из виду на несколько дней, пропадая на винокурне и занимаясь работой. Аделинда то и дело намекала, что была бы рада снова увидеть Кэйю здесь, дома, и в конце концов Дилюк, уставший отвлекаться от бумаг на причитания женщины, пообещал его привести. Придя за час до открытия таверны, он долго обдумывал, как позвать Кэйю в гости, желательно так, чтобы Розария этого не услышала (будто бы она не узнала этого позже). Когда возле двери раздался знакомый звонкий голос, Дилюк, преисполненный решимости, поднял голову и приветливо улыбнулся, чтобы следом разочарованно выдохнуть. К компании Розарии и Кэйи присоединился Венти.

Дилюк весь вечер наблюдал, как стол шумной троицы то и дело пополнялся бокалами вина, как Венти исполнял песню за песней на радость толпе и как беззастенчиво периодически сидел на коленях то у Кэйи, то у Розарии. Дилюку было очень интересно, знали ли они, с кем сегодня пили. Впрочем, судя по тому, что Розария в его присутствии не стеснялась коверкать имя Барбатоса, а Кэйа подговаривал его стащить (под прикрытием монахини) коллекционное вино из собора (Венти согласился) — нет, они не знали. — Ещё вина! — затребовал Венти, и Дилюк покачал головой. — Ты тридцать семь бокалов выпил, не пора ли остановиться? — А я, может, не себе, — Венти состроил обиженное лицо, показывая рукой на споривших о чём-то Кэйю и Розарию. — Ему тоже хватит, — машинально ответил Дилюк. Венти в ответ усмехнулся. — Ему? Так сильно заботишься о Кэйе? Эх, всем остальным бы такую заботу… Дилюк молча поставил на стойку ещё несколько кружек, лишь бы не слышать от барда ни слова о капитане — очевидно было, что разговаривать с ним себе дороже.

На винокурню Кэйа всё же пришёл. Правда, вовсе не по приглашению Дилюка, да и хвостом за ним следовал Венти, явно намеревавшийся полакомиться вином прямо с винокурни. Аделинда радостно порхала вокруг капитана, чем в итоге даже смогла его смутить, организовала небольшой пикник среди виноградников, и даже Венти, проникнувшись семейной атмосферой, присмирел и довольствовался виноградным соком. — Я так рада, что вы его пригласили, — на прощание сказала Аделинда, и Дилюк замер. Кэйа заинтересованно обернулся. — Ты собирался меня пригласить? Пока Аделинда, вмиг осознав ситуацию, старательно создавала шум, покрикивая на младших горничных, Дилюк медленно краснел, стараясь сохранять невозмутимость. — Угу, — только и выдавил из себя он. — Пока он на что-то решится, появится новый анемо архонт, — заявил Венти. А затем громким шёпотом добавил: — Так что делай первый шаг сам, пока… Что «пока», Дилюк не узнал, потому что Кэйа, быстро попрощавшись, потащил Венти прочь.

Не то что бы Дилюк был совсем слепым. Все эти частые столкновения с Кэйей и тот факт, что Розария намеренно оставляла их наедине, а Венти едва ли не специально подстраивал их встречи, не оставались для него незамеченными. Однако он всё ещё позволял себе думать, что друзья Кэйи просто хотели помочь ему вновь обрести семью. Что они не вкладывали в свои действия ничего двусмысленного. (Хотя стоило ему вспомнить тот поцелуй рыцаря с монахиней, как ладони ощутимо нагревались). Его вера в добрые намерения разбилась, когда очередным вечером Венти, выпив на порядок больше положенного, доверительно сообщил, что Дилюку стоит позвать Кэйю на свидание, пока это не сделал он сам на пару с Розарией, и тогда «тебе придётся до конца своих дней смотреть, как мы втроём будем прекрасно проводить время в твоей таверне под твой ревнивый взгляд, потому что четвёртым мы тебя не позовём». Доверительно — это по мнению Венти. На самом деле он разве что не прокричал это на всю таверну. Кэйа выбежал прочь прежде, чем Дилюк опустил стакан на стойку.

В конце концов Дилюк позвал его на свидание — не столько из-за собственной решимости (архонты видят — в прямом смысле! — он ещё не был к этому готов), сколько из-за страха того, что Розария и Венти окажутся первыми. Это было странное свидание. В целом, всё прошло замечательно, и Кэйа уходил абсолютно счастливым, а Дилюк глупо улыбался по пути на винокурню, но. За те недолгие несколько часов им так и не удалось побыть наедине: Дилюк то и дело видел закутанную в нормальную монашескую рясу Розарию (она правда думала, что её розовые волосы и следовавший за ней аромат табака будут незаметны?) и прятавшегося под рыцарскими доспехами Венти (он правда думал, что Дилюк не знал наизусть весь рыцарский состав Ордо Фавониус?). Тогда Дилюк впервые подумал, что Кэйа — это не только чудесная улыбка, нежный взгляд и губы, которые хотелось целовать часами; но и его друзья, совсем не знавшие приличий.

Примерно после ещё двух свиданий, прошедших без сопровождения, они всё же начали встречаться. Естественно, Венти и Розария поспешили отметить это событие, созвав в таверну весь город. Дилюк не планировал скрывать свои отношения, но тот факт, что весь вечер каждый входящий в таверну от души поздравлял его с обретением партнёра и в качестве подарка опускал в установленную Розарией и Венти корзинку нечто в блестящей квадратной упаковке, почти довело его до белого каления. Если бы не Кэйа, ласково целовавший его в перерывах от работы и обещавший, что поговорит со своими друзьями, Дилюк сжёг бы таверну задолго до закрытия.

Со временем Дилюк смирился. Розария и Венти стали неотъемлемой частью его жизни, потому что рядом был Кэйа — а где он, там и его друзья. Пусть и такие — то и дело норовившие поставить его в неловкое положение, сумасбродные и дикие. Кэйа любил их, и Дилюку пришлось с этим считаться; а затем он и сам смог полюбить их ничуть не меньше, чем Кэйю (в разных смыслах, конечно).

Затем, правда, круг общения Альбериха увеличился — туда добавилась Кли. Маленькая рыцарь Искорка называла Кэйю исключительно «братиком», и это обращение раз за разом заставляло что-то в груди неизменно сжиматься, напоминая о временах, когда такого обращения удостаивался он сам. Кэйа каждый раз звал прогуляться всем вместе, но Кли смотрела на Дилюка сурово, недоверчиво, и Дилюк совершенно не знал, как с ней общаться. Он отказывался. Однако по удивительному стечению обстоятельств каждый раз, когда Кли уставала на прогулке, и Кэйе приходилось нести её обратно в город, Дилюк шёл той же дорогой, и они переговаривались шёпотом, чтобы не разбудить девочку. Напротив Катерины они неизменно расставались, и Дилюк уходил в таверну, а Кэйа относил Кли к Альбедо — ну или на ковёр к Джинн, если та утром успевала взорвать что-нибудь на территории города. Пока Кли спала, она очень нравилась Дилюку. Было бы с ней так же просто, когда она бодрствовала…

Кли не была глупой девочкой. Однажды вернувшись в город после успешного глушения рыбы, она подошла к братику Альбедо с самым серьёзным лицом. — Что такое? — заволновался алхимик, и даже отложил на время свои эксперименты. — Вот скажи, — начала Кли, хмуря бровки, — если бы у тебя был близкий человек, с которым тебе нравится проводить время, но его… — она замялась, — его… любимый человек! — догадалась она, — если бы он относился к тебе строго и не хотел бы проводить с тобой время, — Кли снова задумалась. — Что бы ты сделал? Как бы ты показал этому человеку, что рад тому, что он заставляет твоего близкого друга улыбаться? Альбедо слегка приподнял уголки губ: он догадался, о ком говорила Кли. — Возможно тот человек просто стесняется, — предположил он, — вероятно, он думает, что в силу возраста ты не понимаешь, в каких именно они отношениях. — Кли понимает! — Знаю, — закивал Альбедо, погладив девочку по голове, — но взрослые часто скрывают свои отношения от детей. Скажи ему, что ты знаешь о них, и о том, что ты этому рада. Думаю, он станет чувствовать себя спокойнее в твоём присутствии, и вы сможете стать ближе. — Сказать ему, да? Кли скажет! — и Кли убежала, оставив Альбедо в беспокойном предчувствии. Кли не была глупой, но такие тонкие вещи ей стоило объяснять более детально.

— Что ты наговорил Кли? — с истерическим смехом спросил Кэйа, ворвавшийся в лабораторию Альбедо на закате. Алхимик отодвинул прочь все взрывоопасные вещества, пригласил сесть подальше от всего, что могло превратить их из людей в опасных существ, и честно ответил: — Только сказал, что ей стоит намекнуть Дилюку, что она знает о ваших отношениях. Кэйа засмеялся пуще прежнего. — Я сказал ей что-то не то? — О, нет. Ты правильно сделал. И Кли успешно последовала твоему совету, только… — Кэйю снова пробрал смех, и он едва ли не покатился по комнате, не в силах сдержать эмоции.

Дилюк чувствовал подсознательно приближение беды, потому на прогулке с Кэйей — теперь со своим парнем Кэйей — держал руку на рукояти меча. Когда перед ними на дорожку выпрыгнула из кустов Кли, он даже собрался атаковать, но вовремя признал в красном вихре подругу Кэйи и вздохнул спокойно. Однако теперь им пришлось идти всем вместе — и Дилюк до сих пор не знал, как общаться с ребёнком. У Кэйи, похоже, проблем с этим не было — Кли едва ли не на руки к нему просилась. А потом она вдруг серьёзно посмотрела на него, и Дилюк почувствовал себя неуютно. — Мастер Дилюк, мне нужно вам кое-что сказать. То ли от официального тона, то ли от строгого взгляда, Дилюк занервничал и посмотрел на Кэйю, но тот лишь пожал плечами, мол, ничего не знаю. — Слушаю, — выдавил из себя он. Кли набрала в грудь побольше воздуха и выдала: — Кли уже не маленькая! Она знает, что братик Кэйа встречается с вами! И Кли вовсе не против! Только… — Только? — нервно переспросил Дилюк, чувствуя, что лучше бы не слышать дальнейшего. — Только когда люди встречаются друг с другом, они затем женятся! Вы же собираетесь сделать братику Кэйе предложение? Кли может поднести кольца! А ещё Кли очень хочет младшую сестрёнку… Кэйа закрыл ей рот прежде, чем Дилюк успел бы подпалить весь окружавший их лес.

Альбедо улыбался. — Я ничего не говорил ей ни про свадьбу, ни про детей, — признался он, — но Кли всегда была смышлёной. — Даже слишком, — вздохнул Кэйа, отсмеявшись. Альбедо ненадолго задумался. — Дилюк ведь не воспринял это всерьёз? Детей у вас точно не будет, но если он захочет свадьбу, возникнут некоторые… сложности. Кэйа понимал, что алхимик имел в виду. — К счастью, он слишком впечатлён словами Кли, чтобы думать о них всерьёз.

Дилюк действительно не задумывался всерьёз о словах Кли, списывая всё на её детскую непосредственность. На удивление, их отношения стали лучше — Кли больше не смотрела на него недовольно, неловкое молчание сглаживала рассказами о Додоко, да и сам Дилюк выпросил у Аделинды несколько книг со сказками, которым Кли обрадовалась до глубины души. Наверное, из всех нестандартных друзей Кэйи она была ему ближе всех, и с ней было проще. Чего нельзя было сказать о её старшем брате Альбедо.

Альбедо сам по себе Дилюку нравился — был спокойным и ответственным, не раз помогал ему раскрыть тайны найденных в подземельях артефактов, пару раз даже нейтрализовал наложенные проклятия. Но когда он был рядом с Кэйей, Дилюк неосознанно напрягался. Дело было вовсе не в том, что Рагнвиндр думал, будто Альбедо мог навредить Альбериху. Кэйа мог за себя постоять, и чрезмерной опекой Дилюк не отличался, предпочитая уповать на остатки здравого смысла у капитана (он всё ещё помнил их с Розарией план сражаться с магами Бездны одной физической силой). Проблема была в том, что Альбедо часто говорил с Кэйей на каэнрийском, которого Дилюк не понимал вовсе.

— Ты нервничаешь, — констатировал Кэйа, когда в очередной раз вышел из лаборатории Альбедо. Дилюк предпочитал не входить туда — в любом случае не понимал, о чём они говорят. — Я всё равно не понимаю ни слова из ваших разговоров. — Не переживай, мы не обсуждаем нападение на Мондштадт или что-то в этом роде. — Тогда что такое можно скрывать от меня уже несколько недель? Я не имею ничего против ваших секретов, но косые взгляды Альбедо говорят, что это напрямую связано со мной. Кэйа впервые с начала их отношений скрыл правду: сказал, что просто обсуждал с алхимиком сам факт их отношений. Дилюк заметил секундную заминку, но ничего не сказал. Каэнрийский язык всё ещё вызывал в нём не самые приятные эмоции, но и давить на Кэйю не хотелось — не после того, как они только-только начали доверять друг другу.

В итоге Дилюк то и дело оказывался среди хаоса. То Кли взрывала подвалы ордена, а затем пряталась за спиной Дилюка от гнева Джинн; то Альбедо случайно приводил в Мондштадт разумный крио-папоротник; то Розария забегала к нему в виноградники, ведя за собой десятки разозлённых похитителей сокровищ; а иногда случался Венти. Например, однажды, где-то между спокойным ужином на винокурне и последовавшей за ним прекрасной ночью, среди несдержанных стонов и мольб Кэйи быть резче и толкаться глубже, Дилюк едва ли не в подсознании услышал голос архонта, со смешком бросивший «благословляю вас, дети мои!». Следующим утром Дилюк одним ударом меча обрезал одно из крыльев статуи Барбатоса на площади.

Так что да, наверное, это всё готовило Дилюка к этому моменту. К моменту, когда спустя три года после начала отношений с капитаном кавалерии он оказался напротив Одиннадцатого Предвестника Фатуи, желая убить его сиюминутно, и не имея на это никакого права, потому что Кэйа дружески закинул ему руку на плечо. — Ты не мог выбрать себе в друзья кого-нибудь кроме Предвестника? Тарталья нервно хихикнул, глядя на Кэйю, но тот лишь шикнул на него в ответ. Дилюк решил, что это ему ещё аукнется. — Он не такой плохой, как ты думаешь, — сообщил Кэйа.

О да, он оказался ещё хуже. Тарталья, в целом, был неплохим человеком. Не пытался выведать никаких тайн города, никому не вредил, и Дилюк был уверен, что причиной этому была некая договорённость с Кэйей. Не знай Дилюк, кто он такой, даже подружился бы с ним, однако… Приходя в Долю Ангелов и выпивая несколько бокалов Полуденной смерти, Тарталья позволял себе виснуть на Кэйе так, будто знал его не каких-то жалких несколько лет, а всю жизнь. Кэйе оставалось лишь усаживать его на стул под испепеляющий взгляд Дилюка.

На самом деле Дилюк знал, что Кэйа общался с Тартальей. Кэйа сам сказал ему об этом почти сразу, как только они начали встречаться. Дилюк принял это — его не было в городе четыре года, и Кэйа имел полное право выбирать себе друзей, не оглядываясь на прошлое. Дилюк видел письма из Снежной, знал, от кого они, но не читал, уважая тайну чужой переписки. Он наивно полагал, что Кэйа общался с Чайлдом по долгу службы. О том, что их письма носили более деликатный характер, Дилюк не мог и помыслить.

Поэтому теперь, спустя три года увидев Тарталью вживую, Дилюк никак не мог отделаться от удушающего чувства ревности — Чайлд вёл себя так, будто это он с Кэйей встречался. На самом деле ничего такого он не делал — да, позволял себе обнять капитана посреди таверны, похвалить его фигуру во всеуслышанье, отвесить пару комплиментов его вырезу на груди. Кэйа краснел, но комплименты принимал. Дилюк злился. Тарталья подошёл к нему внезапно — обычно к стойке приходил Кэйа. — Мастер Дилюк, — запел он, — давайте обойдёмся без ненависти. Я никогда не причиню вреда Мондштадту, пока здесь находится Кэйа. Мы, может, и по разные стороны баррикад, но я люблю его не меньше вашего… Дилюк не сдержался: ударил Предвестника по лицу, не заботясь о репутации.

Дилюк честно старался сдерживать себя. Принимал доводы Кэйи о том, что Тарталья знать не знал о проделках Дотторе и свой глаз порчи получил совсем не ради нападения на Мондштадт. Терпел присутствие Чайлда в своей таверне, теперь, правда, следя за тем, чтобы Предвестник находился как минимум за метр от его Кэйи. Даже согласился поделиться своим вином на праздничный ужин в Гёте, организованный Кэйей. Но стоило им остаться наедине, Дилюк не скрывал своего презрения к представителю Фатуи.

Им потребовалось несколько лет, чтобы прийти к шаткому равновесию. Кэйа, как мог, сглаживал ссоры между своим другом, коим Тарталья успел стать, и своим парнем, которым стал Дилюк. В конечном итоге Тарталья действительно делал всё возможное (и невозможное), чтобы Фатуи не избирали целью своих нападений Мондштадт, и теперь их можно было встретить только на Драконьем Хребте. Дилюк смирился с тем, что Тарталья, даже будучи Предвестником, не знал всех деталей плана Снежной по захвату сердец богов. Кэйа раз за разом останавливал их дружеские сражения, зная, что Тарталья будет биться до смерти, а Дилюк ни за что не отступит, пока сам не упадёт без сил. Но ведь дружеские сражения были лучше тех, что насмерть?

Иногда Дилюк ревновал. Тарталья с его давним путешествием по Бездне и близкими отношениями с верхушкой Фатуи знал явно больше, чем хотел показать. И всеми добытыми сведениями (осторожными, чтобы не разрушить репутацию Фатуи) делился он в первую очередь с Кэйей. Розария и Венти, по сравнению с Чайлдом повысившиеся до звания «друзей, которых можно терпеть», тоже периодически оттаскивали Кэйю прочь, чтобы их не было слышно, и что-то очень долго обсуждали, поглядывая на Дилюка. Альбедо и вовсе не стеснялся ничего, и с Кэйей говорил на их языке, постепенно приучая к древнему языку и Кли. Дилюк не переживал бы, говори они о чём угодно, но по их взглядам было понятно, что все они обсуждали его.

Со временем Дилюк смог к этому привыкнуть и даже не поворачивался, услышав своё имя в разговоре. В конце концов, он предпочитал вслушиваться в сплетни о готовящихся нападениях, что было явно полезнее, нежели случайно подслушанное обсуждение их с Кэйей жизни. Впрочем, однажды ему всё же пришлось вмешаться. — Ты его видела вообще? Ставлю три сотни моры, что это Дилюк, — Тарталья посмотрел в сторону барной стойки и столкнулся с Рагнвиндром взглядом. Дилюк прислушался. — Глупости! — Розария стукнула кружкой по столу, — нельзя судить только по внешности. Кэйа слишком любит быть во всём главным, так что… — Так может поэтому в постели он предпочитает пассивную роль? — вклинился в спор Венти, — ну, знаешь, все мы иногда хотим снять с себя ответственность и позволить кому-то руководить. — Давайте позовём их на пляж. У кого царапин на спине будет больше, тот и сверху. — А может они вообще меняются? Дилюку пришлось сжать руки в кулаки до треска плотной ткани перчаток, глубоко вдохнуть, сосчитать про себя до десяти и постараться прогнать с лица смущение, попутно благодаря Кэйю, что хоть о чём-то он не растрепал своим друзьям. А затем доходчиво объяснить Тарталье, Венти и Розарии, что, если у них нет других дел, кроме как во всеуслышанье спорить, кто в паре Кэйи и Дилюка сверху, то он очень быстро найдёт, чем их занять. — И это будет не так приятно, как сидеть в моей таверне и распивать мои напитки. Ещё один подобный разговор — и вам троим до конца жизни будут подавать здесь исключительно тёплый виноградный сок. Троица закивала, но, стоило Дилюку отойти, как он услышал шёпот Венти: — И после этого у вас остались сомнения? Ставлю всю свою мору на то, что актив он. От его командного тона даже у меня ноги дрожат. Дилюку оставалось лишь в очередной раз глубоко вздохнуть.

Не считая таких ситуаций, Дилюк действительно привык. Их отношения с Кэйей длились уже почти четыре года, и у Дилюка не оставалось выбора — пришлось принять тот факт, что рядом с Кэйей всегда будут вертеться ходячие проблемы. Дилюк привык к ним, и однажды даже позволил себе сказать, что рад тому, что у Кэйи были такие друзья. — Кстати об этом, — нервно улыбнулся Кэйа, говоря едва слышно, — мне нужно кое с кем тебя познакомить. — Почему у меня такое чувство, что мне не понравится это знакомство? Кэйа отвёл взгляд в сторону. — Ну… у него сложный характер. А ещё он тоже из Каэнри’ах… — Он? — в голосе Дилюка отчётливо послышались ревнивые нотки. Кэйа рассмеялся, целуя его в губы. — Тебе не о чем беспокоиться, — уверил он, — ему больше пятисот лет, а меня никогда не возбуждала разница в возрасте.

О нет, Дилюку было, о чём беспокоиться. Кэйа притащил своего каэнрийского… кем бы он там ни был, прямо в таверну. — Знакомься, это Дилюк, мой парень, — с гордостью представил его Кэйа, — а это Дайнслейф… — Мы знакомы, — хмуро сказали они одновременно, и Кэйа растерялся. — Правда? Дилюк едва ли не испепелял взглядом Дайнслейфа — знай он раньше, кто этот человек, не был бы с ним так вежлив, когда тот проводил вечера, ожидая Люмин в его таверне. Дайнслейф тоже выглядел напряжённым. Знал бы раньше, что этот бармен настолько близок с его Кэйей, и взглядом бы его не удостоил. — Так кто он? — спросил Дилюк, так и не понимая, кем Дайнслейф приходился Кэйе. — Я его рыцарь, — холодно ответил Дайнслейф, подходя к Кэйе непозволительно близко и обнимая за плечи, — его оружие и защита. Я единственный в этом мире, кто понимает его душу. Кэйа правда пытался этого избежать, но в следующую секунду из таверны вылетела огненная птица.

— Мой принц, — позвал Дайнслейф, когда Кэйа еле-еле смог успокоить их с Дилюком. — Ты ещё и принц? Дайнслейф презрительно хмыкнул. — Ты даже этого не знаешь? Кэйа неловко улыбнулся. — Не совсем принц, — скромно ответил он, — это очень долгая история. Не бери в голову, короны у меня нет. — Мой принц, не стоит оправдываться, — Дайнслейф взял его руки в свои, и Дилюк едва не загорелся на месте, — а тебе стоило бы проявить больше уважения к Его Высочеству. — Как ты заговорил, — ухмыльнулся Дилюк, — до сегодняшнего дня ты был более вежливым. — До сегодняшнего дня я не знал, что Его Высочество решил переплести свою судьбу с кем-то настолько невежественным. Мой принц, вы уверены, что сделали правильный выбор? Дилюк едва не задохнулся от возмущения. Кэйа поспешил вырвать свои руки из ладоней Дайнслейфа и обнять Дилюка до того, как разговор превратился бы в очередное побоище.

— Почему вы настолько нетерпимо друг к другу относитесь? — с самым грустным выражением лица спросил Кэйа, сидя между своим рыцарем и своим парнем. Дилюк и Дайнслейф неловко переглянулись. Насколько сильна была их ненависть друг к другу, настолько же сильно они любили Кэйю, и видеть, как он едва не плакал, было для каждого худшим наказанием. — Ваш парень, — Дайнслейф постарался вложить в это слово все свои чувства, — относится к вам абсолютно неподобающим образом. Он совершенно не осознаёт, какое сокровище находится рядом с ним. Будь я на его месте… — Ты не на моём месте и не будешь, — перебил Дилюк. — Его Высочество сам может выбрать. — Он уже выбрал! Кэйа всхлипнул. Дилюк и Дайнслейф мгновенно замолчали, поражённо смотря на Альбериха. — Мой принц… — Кэйа… Кэйа всхлипнул ещё раз. Дилюк схватил Дайнслейфа за руку. — Кэйа, любовь моя, не надо! Смотри, мы вполне можем ужиться рядом. Вот даже за руки держимся и не пытаемся подраться. Дайнслейф бросил на него злой взгляд — сжимал он его ладонь до хруста явно не из дружеских побуждений. Оставаться в долгу не хотелось. — Да мы и обняться можем, — сказал он, свободной рукой хватая Дилюка за шею и ощутимо сжимая, — мой принц, мы ни в коем случае не хотели вас расстроить. Кэйа, глядя на их перекошенные от отвращения лица, которые они пытались замаскировать улыбками, рассмеялся.

— Дайнслейф был со мной с самого рождения, — поделился Кэйа, когда смог уговорить всех спокойно посидеть возле Сидрового озера, — на самом деле, если бы не он, я бы, вероятно, не родился бы. Дилюк внимательно слушал. — Матушка Его Высочества была слаба здоровьем, — пояснил Дайнслейф, — она была младшей дочерью королевской семьи, и тогдашние правители, уже распределив наследование власти между старшими детьми, не сильно за ней следили. Любили, конечно, но не учили ни политике, ни кхемии. — Поэтому моя матушка часто сбегала из дворца, — продолжил рассказ Кэйа, — и так познакомилась с моим отцом. Он был из небедной семьи, но, конечно, король и королева не позволили бы своей дочери выйти за него — за простого человека. — Когда правители узнали, что она носит ребёнка под сердцем, ей запретили выходить из её покоев — чтобы не вызвать нежелательных слухов. Я был в то время одним из королевских стражников, видел её и то, как с каждым днём взаперти она угасала. Когда пришло время родов, она едва могла говорить — настолько была слаба. Кэйа поёжился, будто помнил всё, о чём они говорили. — Дайнслейф был тем, кто позволил мне появиться на свет. Если бы не он, моя матушка задохнулась бы ещё до того, как я впервые закричал. Но он спас и её, и меня. Впрочем… — Да. Далее события развернулись весьма неожиданным образом. Надеюсь, про падение Каэнри’ах ты знаешь? — Дайнслейф взглянул на Дилюка так, будто был учителем нерадивого мальчишки. Дилюк кивнул, игнорируя подколку. — Мой отец предупреждал правителей о том, что случится, но его лишь изгнали, не позволив увидеть на прощание мою матушку. Предсказание сбылось: королевство было разрушено, а горстка выживших, включая меня, сбежала. Вот и вся история. — Сложись история иначе, Его Высочество остался бы незаконнорождённым и, скорее всего, был бы отправлен подальше из дворца. Его происхождение скрыли бы. Но теперь, когда вся королевская ветвь мертва, Его Высочество остался единственным наследником королевской крови. — Это печальная история, — заключил Дилюк, чувствуя по отношению к Дайнслейфу нечто тёплое. Возможно, этот надменный рыцарь, не знавших личных границ, был не так плох.

— Когда отец оставил меня в Мондштадте, семья Дилюка взяла меня к себе, — теперь Кэйа рассказывал ту часть своей жизни, о которой не знал Дайнслейф, — если бы не они, я бы остался той ночью на улице в бурю и до утра, скорее всего, не дожил бы. Дилюк очень хотел поинтересоваться, где же был Дайнслейф той ночью, раз так рвался защищать «своего принца», но что-то подсказало ему, что такой вопрос будет лишним. — Они приняли меня как родного, и я жил, ни в чём не нуждаясь. Дилюк познакомил меня с Мондштадтом, благодаря нему я стал тем, кто я есть сейчас… — А потом он бросил тебя на четыре года, — едко заметил Дайнслейф. — Я… — Не надо, — Кэйа нахмурился, — это в прошлом. У него были причины так поступить, так же как и у тебя — оставить меня на долгие годы. Дилюк и Дайнслейф переглянулись, но ничего не ответили.

Стараниями Кэйи Мондштадт оставался целым, не считая нескольких разрушенных зданий на окраине — порой, несмотря на дипломатические способности Альбериха, Дилюк не выдерживал и лез в драку. Чаще всего, правда, зачинщиком конфликта был Дайнслейф, прекрасно знавший, как довести Дилюка до желания воспламенить всё вокруг. Например, нагло лез в личное пространство Кэйи — держал его за руки, обнимал, а то и вовсе непозволительно близко наклонялся, чтобы что-то шепнуть на ухо. Кэйа, конечно, пытался объяснить, что это несколько неприемлемо, но Дайнслейф просто не понимал — или не хотел понимать, что таким образом он лишь увеличивал свои шансы вскоре перестать быть бессмертным и однажды закончить свою жизнь в алых всполохах огня.

И всё же время делало своё дело. Дилюк всё меньше реагировал на провокации, а Дайнслейф научился общаться без излишнего тактильного контакта. Кэйа вздыхал с облегчением: Дайнслейф не собирался покидать Мондштадт в ближайшие годы, а от их постоянных ссор с Дилюком болела голова. На радостях от едва установившегося равновесия, Кэйа не сразу заметил, что их агрессия перешла в стадию пассивной.

— Он зовёт меня Дайном, — с гордостью сообщил Дайнслейф, придя в таверну сразу после открытия — будто под дверью ждал. — А меня он зовёт Люком, но я не кричу об этом на каждом углу. — А дело не в этом, — Дайнслейф хитро сверкнул глазами, — дело в том, как он позволяет звать себя. — И как же он тебе позволяет себя звать? — всё ещё незаинтересованно спросил Дилюк. — Я зову его моим драгоценным принцем, — Дайнслейф едва не светился от самодовольства. Дилюк проигнорировал трещину, появившуюся на стакане, который он старательно протирал от пыли. О нет, он больше на это не купится. — А знаешь, ты прав. Дело не в том, как он нас зовёт. Дело в том, когда и каким голосом он это делает. Дайнслейф почувствовал нехорошее. — О чём ты? Дилюк усмехнулся, перегибаясь через стойку и оказываясь в нескольких сантиметрах от лица Дайнслейфа. — Тебя он зовёт Дайном исключительно потому, что вы близки как принц и его рыцарь — или кем ты там ему приходишься. Но я точно знаю, что он произносит твоё имя расслабленным весёлым голосом, возможно, самую малость смущённым. Но моё имя он произносит с чувством настоящей любви, и его голос дрожит от тех чувств, что он в него вкладывает. Дайнслейф замер каменным изваянием, не смея дышать, а Дилюк продолжил, будто намереваясь окончательно выбить почву у него из-под ног: — А Люком он зовёт меня по ночам. Выкрикивает это прозвище, срываясь на стоны, не в силах удерживать голос ровно, потому что ему так хорошо, что даже дышать сложно. А потом раз за разом повторяет моё имя, умоляя не останавливаться, задыхается от того, насколько ему приятно, и даже на грани сознания продолжает шептать моё имя — и уж поверь мне, ты такого никогда не услышишь. Дайнслейф, побледнев больше обычного, молча развернулся и покинул Долю Ангелов, не оборачиваясь.

После того разговора в таверне Дайнслейф будто переменился. Всё ещё неотделимой тенью следуя за своим принцем, теперь он предпочитал молчать, не встревая в разговоры, и наблюдать — Дилюк постоянно ловил на себе его хмурый взгляд. Он больше не пытался коснуться Кэйю лишний раз, не говорил ничего, что могло бы быть понято двояко — а раньше только так и общался. Дилюк даже заволновался. Дайнслейф всегда был весьма закрытым, и тайн в нём было больше, чем звёзд на небосводе Тейвата, но такое молчание навевало мысли о грядущей буре.

Однако всё завершилось спокойно. Как-то раз Кэйа отправился в одно из подземелий по поручению Джинн, Дилюк оказался там же благодаря собственным информаторам, а Дайнслейф просто пошёл за компанию. В самом конце, убив практически всех монстров, они оказались в ловушке: в комнате, из которой, на первый взгляд, не было выхода, располагались механизмы, то и дело стрелявшие заряженными элементальной энергией стрелами. Дайнслейф каждую секунду пропадал в светящемся портале, чтобы следом появиться в другом месте, и снова исчезнуть; Дилюк отбивал стрелы широким мечом, а Кэйа просто уворачивался. Это продолжалось достаточно долго, чтобы Кэйа слегка устал и потерял на секунду бдительность. Прежде чем очередная стрела достигла бы его, Дайнслейф исчез в мрачном портале, собираясь появиться между Кэйей и выстрелившей ловушкой, но Дилюк сломя голову бросился к нему первым, закрывая собой и падая на землю. Его задело совсем слабо — только костюм порвался, и теперь с него сыпались искры электро стихии. Дайнслейф появился следом, понимая, что опоздал бы, не будь здесь Дилюка. Он ничего не сказал, только кивнул своим мыслям. А затем рванул к запертой двери, несколькими ударами разбивая её на осколки и открывая путь наружу.

Убедившись, что в таверне кроме хозяина никого не осталось, Дайнслейф поймал того возле входа. — Мне есть, что сказать. Дилюк закрыл заведение и повернулся. — Слушаю. Дайнслейф изобразил на лице самое скорбное выражение, на какое был способен. — Мне категорически не нравится выбор моего принца, но осуждать его я не имею права. Если он выбрал тебя — я могу лишь смириться и принять это, хотя всё моё существо кричит о том, что ты не достоин такой чести. — Ты меня оскорбить решил? — Дослушай! — Дайнслейф ненадолго замолчал. — Ты абсолютно не понимаешь, насколько великой чести удостоился. Будь моя воля, я бы не позволил тебе даже смотреть на него, не то, что касаться… и всего остального тоже не позволил бы. Но мой принц выбрал тебя, а я приму любое его решение, всегда буду на его стороне. Поэтому… до тех пор, пока рядом с тобой он улыбается, я не буду встревать. Дилюк недоверчиво уточнил: — И что же заставило тебя сменить гнев на милость? — Ничего я не менял. Я всё ещё не одобряю твою кандидатуру. Но если таков выбор моего принца — я приму это. Он улыбается рядом с тобой так искренне, говорит о своей любви с таким взглядом, что я просто не могу даже помыслить о том, чтобы разрушить ваши отношения. В том подземелье ты бросился защищать его, не думая о себе, а такие действия я ценю больше любых слов. Я постараюсь не делать ничего, что ты можешь воспринять попыткой посягнуть на «твоё», но звать его моим принцем не прекращу. И так слишком много для тебя делаю. Дилюк помолчал, переваривая услышанное. — Мне считать это твоим благословением? — Хм, — Дайнслейф отвернулся, будто не желая признавать собственных слов. Знал бы тогда Дилюк, что благословение ему понадобится позже и вовсе не от Хранителя…

Хоть Дайн (Дилюк мысленно звал его именно так) и не маячил больше перед глазами двадцать четыре часа в сутки, он всё ещё появлялся — в самые неудобные моменты. Однажды, например, он ворвался в таверну после закрытия. В иной раз Дилюк бы не обратил на него внимания, но Дайну повезло вломиться внутрь ровно в тот момент, когда Кэйа сидел на его коленях в спущенной до локтей рубашке и весьма громко радовался расцветавшим на его шее засосам. — Да ты с ума сошёл! — зашипел Дайнслейф, за шиворот оттаскивая Дилюка от его парня. Кэйа пытался натянуть рубашку обратно, будто бы та могла скрыть следы их времяпрепровождения. — Я могу принять тот факт, что вы спите друг с другом, но предаваться утехам в грязной таверне? — ругался Дайнслейф, стеной встав между влюблёнными. — Она не грязная, — сообщил Дилюк, — и, если тебе так интересно, это не самое худшее место, где ты мог нас застать в такой позе. Кэйе пришлось разбудить Джинн, чтобы спасти Мондштадт от очередного погрома.

— Слушай внимательно, — Дайнслейф поймал Дилюка недалеко от винокурни. — Удиви меня. — О, я удивлю. Не смей заниматься всякими непристойностями с моим принцем в неподобающих местах. Дилюк рассмеялся бы, вспоминая их быстрый секс среди разрушенных лагерей хиличурлов — что поделать, страсть порой охватывала в самых неподходящих местах. Но взгляд Дайна был настолько холоден, что Дилюк решил благоразумно не рассказывать ничего. — Его Высочество достоин гораздо большего. Спишь с ним — имей терпение довести его до мягкой чистой постели, и чтобы рядом обязательно стоял свежий букет лилий. И думать забудь о том, чтобы оставлять на нём свои уродливые метки — он всё ещё капитан кавалерии Мондштадта, нечего развращать народ. А уж если я узнаю, что ему хоть раз было больно — убью тебя на месте, не раздумывая. Дилюк проводил взглядом кристальную бабочку, вспорхнувшую из кустов от громкого голоса Дайнслейфа. Или от яда, пропитавшего его голос — тут уж не разобрать. — Тогда и ты выслушай меня внимательно, — спокойно ответил Дилюк, — я никогда не сделаю ему больно. Я скорее сам приму на себя всю боль, существующую в Тейвате, чем позволю ему испытать хоть каплю. И ты это прекрасно знаешь. Дайнслейф недовольно кивнул. Он прекрасно видел, что Дилюк оберегал Кэйю даже лучше него самого. — Насчёт меток — ты не думал, что Кэйа сам просит их оставлять? Не думал, что ему нравится показывать городу, что он занят? Вероятно, в твоём представлении он всё ещё невинный мальчишка, которого ты на руках носил, но нынешний он вовсе не такой. — Он не может быть таким… — Каким? Дайнслейф замолчал. На ум приходило слово «распутный», но сказать такое в отношении принца было выше его сил. — Он такой, какой есть, Дайн. Он любит, когда я покрываю его шею и грудь багровыми следами. Он любит показывать эти следы всему городу — чтобы никто не смел даже думать приблизиться к нему. Он гордится нашими отношениями, и ты не можешь ему это запретить. Дайнслейф опустил взгляд в пол. — А насчёт мест… ты будешь удивлён, но из нас двоих именно я всегда прошу близости в нашей с ним спальне. Но Кэйа иногда бывает очень… возбуждён некоторыми ситуациями, и поэтому порой мы — уж прости — спим с ним в местах, вовсе для этого не предназначенных. Если сможешь его убедить перестать так делать — я тебе только спасибо скажу. Дайнслейф очень долго молчал. — Ты одновременно и самое лучшее, что могло с ним случиться, и самое отвратительное, — заключил он, исчезая в портале прежде, чем Дилюк успел бы что-то ответить.

— Ты уверен, что хочешь этого? Дилюк гладил Кэйю по обнажённой спине, то и дело скользя пальцами ниже. — Не уверен, — признался Кэйа, — но если не попробую — не узнаю. Давай уже, зря я что ли столько времени потратил на подготовку? — Больно будет, — предупредил Дилюк, усаживая Кэйю себе на бёдра. — Не больнее, чем впервые ощутить в себе твой член, — съязвил Кэйа, порядком уставший от их препираний. — Сам тогда напрыгнул, — припомнил Дилюк, а следом всё же сделал то, чего так ждал от него Кэйа этим вечером. Дверь в их спальню слетела с петель, являя их взглядам разъярённого Дайнслейфа. — Ты совсем страх потерял? — взревел он, подбегая ближе. Ему пришлось остановиться, когда и Дилюк, и Кэйа посмотрели на него самыми невинными взглядами. — Помогать пришёл? — наивно спросил Кэйа. И тут же резко выдохнул, чувствуя, как на рёбрах сомкнулся корсет, недавно заказанный им у Огуры Мио из Инадзумы — в Мондштадте все мастера отказались шить нечто настолько узкое. До конца вечера Дайнслейф помогал зашнуровать корсет, проклиная себя за излишнее любопытство — впервые в жизни.

Кроме постоянного вмешательства Дайнслейфа в их интимную жизнь, всё было хорошо. Ну, не считая того факта, что Тарталья, Розария и Венти всё же выяснили — не без помощи Дайна, конечно, — кто в самой обсуждаемой мондштадтской парочке был сверху. И не считая того, что теперь Дайнслейф постоянно находился в компании кого-то из них — если раньше все его побаивались, то теперь, проникнувшись к нему доверием после выведанной очень важной информации, Розария и Венти вообще от него не отлипали. Тарталья тоже вертелся с ним рядом, когда приезжал в Мондштадт.

— Дядя Дайн, а почему братик Кэйа не носит золотое кольцо? — наивно спросила Кли, прогуливаясь в компании Дайнслейфа, Альбедо и Дилюка по городу. Альбедо предпочёл сделать вид, что ничего не слышал. Дилюк отвёл взгляд — вопрос не был лишён смысла, но… Дайнслейф ответил коротко: — Потому что кольца носят те, у кого есть супруг. — Так ведь у братика Кэйи есть супруг? — Кли невинно похлопала глазками, — он живёт вместе с дядей Дилюком, они целуются, и братик Альбедо сказал, что они подарят Кли сестрёнку! Альбедо пожал плечами, мол, я такого не говорил. Дилюк покраснел, понимая, что, имей они возможность родить ребёнка, в Мондштадте уже давно бы об этом знали. И только Дайнслейф нахмурился больше обычного. — Кли, — позвал он, — всё не так просто. Ты ещё слишком мала, чтобы это понять. Альбедо и Дилюк нервно переглянулись: Кли уже была в том возрасте, когда слова «ты слишком маленькая» выводили её из себя. Им пришлось бежать прочь из города, захватив с собой разбросанные Кли бомбы. Не хватало ещё разволновать Джинн.

— Не лучший выбор, — раздался голос Дайнслейфа позади Дилюка, когда тот выбирал обручальные кольца в лавке Марджори. — Почему? Дайнслейф повертел в руках изящные парные колечки. — Слишком простые. Я бы посоветовал выбрать что-то с гравировкой внутри. — Я думал об этом, — ответил Дилюк, впервые не чувствуя раздражения рядом с Дайном, — но я не знаю, что можно написать. Дайнслейф задумался. — Мой принц очень любит символизм, — ответил наконец он, — на твоём месте — о, я помню, что не буду на твоём месте, — я бы выбрал для надписи фразу, важную для вас двоих. Что-то такое, смысл чего сможете понять только вы. Дилюк кивнул. У него были некоторые идеи. — Как думаешь, он согласится? — спросил Дилюк, когда они вышли из лавки, оставив заказ. — Конечно, — хохотнул Дайн. А следом стал очень серьёзен. — Но от его согласия мало что зависит. — О чём ты? — Ты и этого не знаешь, — Дайнслейф ухмыльнулся, но не весело, — Кэйа Альберих — последний и единственный потомок королевской семьи. А в королевской семье было нерушимое правило — выбор супруга должен был одобрить родитель. Тебе нужно благословение его отца, — сказал он прямо. — Разве его отец жив? — О, он живее всех живых, — Дайнслейф почему-то отвёл взгляд, впервые не став продолжать разговор не из-за собственного нежелания, но ради чужого спокойствия.

Кэйа согласился. Дилюк сделал ему предложение прямо на площади перед собором — само собой, когда-то разрушенное им крыло статуи Барбатоса уже починили. Кэйа расплакался от счастья, не веря до конца, что это происходило с ним. Розария с постным выражением лица бросала в небо лепестки сесилий, Венти на радостях открыл бутылку стащенного из собора вина, и никто ему ничего не сказал. Тарталья, приехавший ради такого события из Снежной (Дилюк написал ему заранее, решив, что Кэйа будет рад видеть друга в такой момент), тоже смахивал слёзы с лица и стискивал Кэйю в объятиях, не опасаясь гнева Дилюка или Дайна. Альбедо скромно обнял друга, а Кли запрыгнула ему на шею, игнорируя тот факт, что стала уже совсем взрослой и весила порядком больше, чем несколько лет назад, когда Кэйа носил её на руках. Джинн и Лиза тоже плакали, пряча глаза на груди друг друга. Барбара, явно заметившая, кто именно стащил вино из собора, великодушно подарила Венти ещё одну бутылку, и до конца дня слушала хвалебные оды в свой адрес (от самого архонта — но ей это было знать не обязательно). Дайнслейф выразил свои искренние намерения быть всегда рядом с молодой семьёй, но что-то в его взгляде не давало Дилюку покоя.

— Ты не кажешься счастливым, — заметил Дилюк, когда вечером они с Кэйей лежали на их общей широкой кровати на винокурне, наслаждаясь прохладным ветерком из окон. Дилюк предпочитал думать, что Венти не мог слышать и чувствовать всё, что слышал и чего касался ветер. — Я счастлив, — заверил Кэйа, целуя Дилюка так, будто завтра не должно было наступить. — Тогда почему ты так нервничаешь? Скажи мне, Кэйа, — попросил он, — я приму любой ответ. Кэйа и хотел бы ответить честно, но, прежде чем он успел бы сказать хоть слово, в комнате появился из своего портала Дайнслейф. Дилюк тут же набросил на Кэйю простыню, а сам прикрыл всё, что ниже пояса, плащом от своего костюма. — Ты обещал не врываться в нашу спальню! Дайнслейф виновато поднял руки. — Ситуация не располагала к официальному визиту. Дилюк ещё не успел возмутиться его поведению, а Кэйа резко погрустнел. — Ты ему сказал? Дайнслейф покачал головой. — Не совсем. Но сказал, что твой ответ мало что значит. Дилюк понял, о чём шла речь. Что же. Он готов был к подобному, только вот… не в таком положении. — Выйди в гостиную и будь добр подождать, пока мы спустимся!

Дайнслейф смиренно ждал их в гостиной, пока Аделинда учтиво угощала его вином. Дилюк взглянул на бокалы, подумал о том, что разговор будет нелёгким, и попросил Аделинду не выносить виноградный сок. Кэйа уселся в кресло возле камина, и рубашка на его груди открыла всем присутствовавшим особенно яркие следы. Дайн закатил глаза. — Я не буду это комментировать, — сказал он, — мы здесь о другом собрались поговорить. — Твоя семья, — констатировал Дилюк, глядя на Кэйю. Тот нерадостно кивнул. — Так как матушка Его Высочества давно покинула наш мир, единственным, кто может дать благословение на ваш союз, остаётся его отец. Кэйа кивнул. — Только вот… ты точно не захочешь идти к нему и просить моей руки. — Почему? Дайнслейф молчал, даже зная причину. В этот момент он прекрасно понимал, что его слова будут лишними. — Потому что он тоже из Фатуи, — убитым голосом сообщил Кэйа.

Дилюку потребовалось несколько дней, чтобы принять этот факт. Он злился, раздражался и порывался ворваться в Снежную тут же. Но в итоге он признал, что Кэйа никак не был виноват в том, что его отец — бросивший его на произвол судьбы, на минуточку! — состоял в Фатуи. Видимо, судьба у него, Дилюка, была такая — сталкиваться с ненавистной организацией раз за разом. — Ты уверен, что готов к этому знакомству? — спрашивал Кэйа, нервно пряча взгляд. Дилюк целовал его в ответ, заверяя: готов. О, он оказался абсолютно не готов.

Первой странностью стало то, что Кэйа попросил Тарталью присутствовать на знакомстве. Второй — то, что Дайнслейф не раз намекал, что сражаться с отцом Кэйи не стоит. Дилюк тогда и не собирался. Он намеревался смиренно склонить голову перед незнакомым мужчиной, прося руки его сына, готовый сделать что угодно, чтобы доказать, что он этой руки достоин. (Раз уж даже Дайнслейф одобрил его). Увидев отца Кэйи впервые, Дилюк не смог сдержаться. Всё его сознание заполнил гнев, и он, чувствуя, как меч в руках загорелся, бросился на него в атаку.

Дилюк проиграл. Кэйа едва успел закрыть его собой, прежде чем его отец нанёс бы смертельный удар. — Не так я представлял встречу со своим сыном, — задумчиво сказал Первый Предвестник, теряя всякий интерес к битве. — Не убивай его! — взмолился Кэйа, сжимая в руке меч. Пьеро только удивлённо улыбнулся. — Убивать? Я не собирался никого убивать этим вечером. Дайнслейф в стороне вздохнул и преклонил колено, выказывая своё почтение отцу своего принца. Дилюк, сплевывая кровь на промёрзшую землю, ненавидел себя за то, что Кэйе приходилось его защищать. Да ещё и от кого! — Мой сын, — Пьеро раскрыл руки для объятий, и Кэйа, не смея отказаться, прильнул к его груди. Дайнслейф посмотрел на них искоса — может, отец Кэйи и был не самым лучшим человеком, но в эти объятия он уместил все свои чувства. Дилюк тоже это почувствовал, и на секунду его одолели воспоминания о собственном отце. — Отец, — заговорил Кэйа, отстранившись, — я не так хотел вас познакомить. — Познакомить? С ним? — Пьеро скосил взгляд на Дилюка, — А мы давно знакомы. Этот молодой человек очень сильно попортил мне нервы за те четыре года, что путешествовал по Тейвату, уничтожая моих подчинённых. Кэйа истерически усмехнулся: теперь шансы Дилюка получить благословение его отца сравнялись с нулём.

— Ты должен был следить за тем, чтобы он не попал в подобную ситуацию, — строго сказал Педролино Дайнслейфу. — Я подчиняюсь Его Высочеству, а не тебе, — дерзко ответил Дайн, давно встав с колен, — однако, в память о его матери, я действительно был рядом с ним последние годы. — И как допустил это? — Педролино указал на Кэйю, старательно перевязывавшего раны Дилюка. — Этот молодой человек достоин быть рядом с ним больше, чем кто-либо другой. Первый Предвестник замолчал, глядя на то, как его сын ласково целовал в губы мужчину, доставившего ему лично миллион хлопот. — Его матушка благословила бы их, — сказал Дайн. Глядя на сына, которого не видел почти двадцать лет, Пьеро всё же ощутил в груди нечто болезненное — наверное, как и Царица когда-то, он был слишком добр. Но жизнь заставила его стать холоднее. — Пусть докажет, что достоин, — бросил он, уходя прочь.

— Прости, — вновь извинялся Кэйа, не зная, что делать. — Ты не виноват, — упрямо твердил ему Дилюк. Дайнслейф молча был рядом, периодически помогая Дилюку менять повязки — Пьеро не скупился на удары. — Я знал, что мой отец связан с Фатуи, но и помыслить не мог, что он их основал, — вновь сказал Кэйа. — И Тарталья ничего не знал? Кэйа кивнул. — Не знал. Я позвал его сюда, но, как видишь, мой отец добрался сюда первым. Дайнслейф озвучил вопрос, вертевшийся на языке у всех: — Что будешь делать? Дилюк задумался. Собственная слабость злила, отец Кэйи раздражал своим существованием, Тарталью за его идиотизм хотелось прибить тут же. — Добьюсь его расположения, — ответил он наконец.

— О, — протянул Педролино, глядя на Дилюка, — ты снова пришёл? Похвально. Но абсолютно бессмысленно. Дилюк сжал меч крепче. — Я буду приходить к тебе до тех пор, пока ты не благословишь наш с Кэйей брак. Педролино рассмеялся. — Пожалуйста! Ты меня не одолеешь. Ни сегодня, ни через сотню лет. Бой начался.

Дилюк вновь проиграл. Дайнслейф намекал ему — сражаться на чистой ненависти с Первым Предвестником, которому больше сотни лет, было бессмысленно. Кэйа, едва не плача, умолял остановиться — ну зачем им эта свадьба? И так смогут прожить… — Это дело принципа, — отвечал Дилюк, и, едва залечив раны, бросал Педролино очередной вызов. Пьеро принимал их все, неизменно отправляя Дилюка на больничную койку. Но даже он имел предел терпения.

— Скажи своему… парню, — Пьеро скривился, — что в следующий раз я его убью. — Не надо, отец! — Кэйа испуганно взглянул в его глаза. — А чего ты хотел? Сколько уже раз он бросался на меня с мечом? Сколько неудобств он доставил нам за те четыре года… Я всё сказал. Хочет жить — пусть оставит меня в покое. Придёт ещё раз — я его убью. Кэйа всхлипнул, кивнул и ушёл прочь, не зная, что сердце Пьеро дрогнуло. Но он должен был оставаться холоден — ради себя и ради Кэйи, конечно. Дайнслейф тихо наблюдал.

Дилюк выслушал Кэйю молча. — Говорит, убьёт меня, если ещё раз приду? — Именно так и сказал, — Кэйа нахмурился, — ты же не пойдёшь? Ну что нам его благословение, и так проживём… Дилюк поцеловал его в висок, спустился дорожкой поцелуев к губам, и в них шепнул: — Я пойду, Кэйа. Моя любовь к тебе сильнее страха. Кэйа ничего не сказал, предпочтя вместо ответа подарить Дилюку всю свою любовь через прикосновения, стоны и взгляды. Дайнслейф, слышавший их разговор, глубоко вздохнул.

— Поразительно, — искренно удивился Пьеро, решивший было, что Дилюк больше не появится. Убивать его он не хотел — дела прошлых лет давно были отомщены. К тому же Пьеро ценил выбор своего сына — хоть и не одобрял. — Я скажу прямо, — попробовал он решить вопрос мирно, — не уйдёшь сейчас — и я убью тебя. Не потому, что против твоей связи с моим сыном. И даже не потому, что в своём путешествии ты убил сотню моих людей. Нет; я убью тебя по другой причине. — А я скажу ещё прямее, — не дал ему договорить Дилюк, — я люблю Кэйю. Люблю настолько, что готов умереть за него. Даже Дайнслейф признал, что я его достоин — а заполучить одобрение Дайна весьма сложно, верно? Я люблю Кэйю, твоего сына, и сделаю всё, чтобы он был счастлив. Только, знаешь, — Дилюк ухмыльнулся, — он сказал, что счастливым его сделает свадьба. Со мной. Педролино нахмурился. — Твои слова… — Ничего не значат, знаю, — вновь перебил его Дилюк, — Кэйа, зная о том, что ты основал Фатуи, а я их уничтожал, согласился выйти за меня. Согласился, зная, что будет непросто. Но он любит меня, а я — его. Если ты думаешь, что меня остановит хоть что-то в этом мире — давай, удиви меня! Пьеро презрительно усмехнулся и бросился в бой.

Дилюк снова проиграл. От смертельного удара его спас Дайнслейф — спрятал внутри своего портала атаку Педролино, сохранив Дилюку жизнь. Пьеро недовольно посмотрел на Хранителя. А затем перевёл взгляд на Дилюка — тот, порядком израненный, едва державшийся на ногах, смотрел на него с ненавистью. — Ради чего ты собираешься умереть? — спросил Педролино, и воздух вокруг него похолодел. Дилюк сплюнул кровь. — Ради Кэйи, — ответил он просто, бросившись в атаку. Дайнслейф закрыл глаза, понимая — Педролино с лёгкостью отразит его атаку, а затем ударит в ответ. И Дайнслейф не успеет его спасти. Удар пришёлся в грудь — глубокая рана появилась на теле, и из неё хлынула кровь. Дилюк замер, не веря. Дайнслейф тоже не двигался, не доверяя своим глазам. Педролино не отразил удар, не защитился, приняв атаку на себя. И теперь истекал кровью, смотря на Дилюка недоверчивым взглядом.

Дилюк дрожащими руками держал меч. Он не мог поверить, что смог ранить Предвестника. Он понимал, что силы неравны, и шёл в бой только ради желания доказать, что достоин быть рядом с Кэйей. О победе он не мечтал — не умереть уже было успехом. Но сейчас прямо перед ним Первый Предвестник зажимал ладонью рану на груди. — Никто не смел бросать мне вызов столько раз подряд, — улыбнулся Пьеро, подходя к Дилюку и кладя ладонь на его голову, — а уж тем более не ради победы, а ради возможности быть с моим сыном. Дилюк замер. — Я благословляю ваш союз, — улыбнулся Пьеро, — если позовёте на свадьбу. — Если придёшь туда как гость, а не как Фатуи, — ответил Дилюк, — иначе придётся познакомиться с Джинн. Педролино понятия не имел, чем опасна Джинн, но угрозе внял, обещав явиться в самом приличном виде. И растворился в тумане прежде, чем Дилюк успел бы задать волновавшие его вопросы.

— Чайлд! Тарталья нервно повернул голову к сидевшему во главе стола Пьеро. Скарамучча рядом захихикал — предвкушал взбучку. — Скажи мне, дорогое наше дитя, — запел Педролино, и все напряглись, — почему я только сегодня узнал, что ты уже несколько лет являешься лучшим другом моего сына? За длинным столом воцарилось молчание. — Возможно, потому что я понятия не имел, что у вас есть сын? Мы тут все думали, что вы пятидесятилетний девственник, помешанный на власти. Все присутствующие за столом нервно выдохнули, боясь поднять взгляд на Первого Предвестника. — Я — кто? Тарталья сбежал прочь прежде, чем стол переговоров оказался разбит вдребезги.

Дилюк встретил гостя на границе Мондштадта и Ли Юэ. — Обойдёмся без сражений? — миролюбиво поднял руки Пьеро. — Только ради Кэйи, — заявил Дилюк, — мой отец погиб из-за глаза порчи. Я имею полное право ненавидеть тебя. — Никакого уважения, — вздохнул Педролино, — я к глазам порчи не имею отношения. Все их создал Дотторе, с него и спрашивай. Исключительно ради хороших отношений с почти что зятем, могу дать пару полезных контактов. Но меня в ваши разборки не втягивай. — И Кэйе об этом не стоит знать, — согласился Дилюк, негласно принимая помощь. Доверия к Предвестнику не было, но ради Кэйи он готов был согласиться на нейтралитет. — Не стоит, — поддакнул Пьеро.

Свадьба гремела на весь континент. На городской площади собрались, казалось, все жители Мондштадта. Барбара, чувствуя на себе огромную ответственность, принимала клятвы. — В любви и горести, в болезни и здравии, в мире и сражениях я клянусь быть рядом и не откажусь от тебя, даже если весь мир будет против, — Дилюк держал Кэйю за руки, не веря, что всё было по-настоящему. — В богатстве и бедности, во лжи и искренности, и даже если звёзды падут с небес, я буду рядом, покуда сердце моё будет биться, — ответил Кэйа, кроме глаз Дилюка не видя ничего вокруг. Кли поднесла кольца. На одном золотистом ободке внутри была выгравирована фраза, имевшая своё окончание на втором. «Обретая семью…» «…обретаешь себя.» Дилюк не был до конца уверен в том, что правильно подобрал фразу, но Кэйа, прижавший кольцо к губам после прочтения, развеял его сомнения. Дайн был прав — там стоило написать то, что понимали только они.

Педролино, одетый в максимально неприметный костюм, выловил Дилюка из толпы, подмигнув Кэйе. — Итак, — начал он, — теперь мы с тобой родственники. — И мы оба этому не рады, — закончил Дилюк. — Не рады, — кивнул Пьеро, — но нам придётся с этим мириться. Я не испытываю к тебе ненависти после всего, что ты делал — потому что твоя любовь к моему сыну поразила меня до глубины души. Если хочешь знать, что случилось с твоим родным отцом, — обращайся ко мне. Я позабочусь о том, чтобы Дотторе не смог скрыть правду. А до тех пор, — Пьеро улыбнулся так искренне, что Дилюк растерялся, — до тех пор я буду отцом для вас двоих. — Почему вы согласились? — задал Дилюк волновавший его вопрос. Педролино отвернулся, помолчал, взял у проходившего мимо официанта бокал вина и осушил его залпом. — Тебе, наверное, уже рассказали, что матушка Кэйи была принцессой. Никто тогда не одобрил мой с ней союз, и, не случись падения Каэнри’ах, не будь рядом Дайна, сына у меня бы не было. Тогда мне очень хотелось, чтобы хоть кто-то, хоть одна душа встала бы на мою сторону. Но я быстро сдался — впервые наткнувшись на королевскую стражу, я бросил попытки прорваться к своей любви. А ты не сдался. Даже зная, что тебя ждёт смерть, продолжил бороться — а я такое ценю. Так что моё благословение вам — не моя прихоть, а твоя заслуга.

— Подумать только, — сокрушался Тарталья, — все эти годы я дружил с сынком моего босса! Да я бы мог!.. — Ничего ты не мог бы, — охладил его пыл Кэйа, — хочешь повышения — ко мне не обращайся. Всё своё влияние на отца я потратил на то, чтобы он не убил Дилюка. — Семейка у тебя волшебная, — заключил Тарталья. Глядя на то, как Пьеро в нелепом костюме, сшитом за сутки до свадьбы, обнимал Дилюка, пытаясь затащить его танцевать, Кэйа не мог не согласиться.

Розария курила в стороне от шумной толпы. — Не выглядишь счастливой, — заметил Кэйа. — Да всё думаю, кого упустила, — пошутила она. — Ты в этом не одинока, — вздохнул Венти, опустившийся к ним откуда-то сверху. Кэйа помолчал. — Вы ведь не серьёзно? Мысль о том, что его лучшие друзья могли быть влюблены в него столько лет, пугала. Розария рассмеялась первой, смех её подхватил Венти. — Много на себя берёте, капитан! Мы, может, Дилюка имели в виду. — Да вы его едва рядом с собой терпели! Снова раздался смех. — Мы печальны, потому что теперь точно что-то изменится. Но ты всё ещё наш друг, и мы рады за тебя, как за себя, — выразил общую мысль Венти, утягивая Кэйю и Розарию в объятия. Их обнимающийся клубок по пути захватил Альбедо и Кли, и в конце концов они все впятером скатились прямо к подножию статуи Барбатоса. Над ними возникло недовольное лицо Педролино, за которым маячили Тарталья и Дайнслейф. — Я, конечно, тоже по молодости в фонтаны падал, но чтобы на собственной свадьбе… — У тебя не было свадьбы, старик, — ударил по больному Кэйа, принимая его помощь в виде протянутой руки, чтобы подняться. — Я старик? Мне почти шестьсот лет, и я красавец, а у тебя уже до тридцати морщины. — Значит гены хорошие, — парировал Кэйа, — в твои шестьсот буду выглядеть в сотню раз лучше. Тарталья закатил глаза, понимая, что, похоже, среди собравшихся он действительно был Чайлдом. И только Дайнслейф абсолютно серьёзно заявил: — Если ваш супруг не найдёт способ жить вечно, как мы, в моей вечности всегда будет место для вас, мой принц. Дилюк, услышавший эту фразу, вздохнул. Подошёл к Кэйе, переплетая пальцы, на которых теперь красовались парные кольца, и улыбнулся. Розария и Венти упрямо пытались напоить уже давно взрослую Барбару. Дайнслейф вертелся рядом, напоминая о своём существовании. Тарталья громко ругался с Педролино по поводу повышения, будто не боясь разоблачения личности последнего. Кли убегала от Джинн, уже успев подорвать свадебный торт. Альбедо рисовал всех присутствовавших, на передний план, конечно, вынося Кэйю с Дилюком. — Я тебя так сильно люблю, — выдохнул он Кэйе в губы, целуя. И правда ведь любил — всего такого безрассудного, с балластом в виде своих не совсем адекватных друзей, и ещё более ненормальной семьи. Но Дилюк готов был терпеть их всех разом, лишь бы Кэйа был рядом и улыбался так же счастливо, как в эту секунду, целуя его под залп фейерверков.

Кэйа был рядом — до самой смерти.

Примечания:

не плачем