Семьдесят две секунды

Двадцать семь секунд. Вот насколько долго Стив смотрел на Эдди, не замечая ничего. Глаза Эдди прикованы к телевизору в передней части комнаты, яркие цвета танцуют на его лице, когда он указывает на что-то происходящее на экране. Его глаза блестят от веселья, уголки губ так приподнимаются во время улыбки, что на щеках появляются маленькие ямочки. Двадцать восемь секунд. Стив зачарован тем, как его кудри подпрыгивают, когда он двигается, тонкие пряди ласкают его подбородок и ниспадают каскадом на плечи. Стив никогда особо не увлекался искусством, но полагает, что если бы он рисовал, то непременно изобразил этот момент. Двадцать девять секунд. Есть что-то теплое и успокаивающее в звуке голоса Эдди, когда он смеется, запрокинув голову и почти зажмурив глаза. Он пытается продолжать говорить сквозь смех, но это заставляет его смеяться еще сильнее, пока Стив не начинает думать, что это, наверное, последнее, что он когда-либо еще услышит. Прошло тридцать секунд. Когда он отдышался, он, наконец, повернулся, и Стиву пришлось моргнуть, потому что свет падает на его черты так, что в результате создается образ, который даже поэты не смогли бы описать. Тридцати секунд было недостаточно, чтобы подготовить его к тому, как Эдди выглядит сейчас. Тридцать жизней может быть лучший вариант, но даже этого было бы мало. Сейчас тридцать одна секунда, но Эдди заметил, так что Стив не понимает, почему он все еще смотрит. Глаза Эдди глубокие и темные. Они поглощают весь окружающий свет, одновременно отражая его обратно. Стиву это напоминает галактику или, может быть, океан, и если это так, то он чувствует, что может утонуть, если не отведет взгляд. Он думает, что все в порядке, и продолжает выяснять. Тридцать две секунды. Эдди слегка наклоняет голову, немного хмуря брови. Стив задается вопросом, станут ли эти морщины глубже в ближайшие несколько лет, задается вопросом, не станут ли волосы Эдди в конечном итоге седыми. Он думает, что хочет быть рядом, чтобы узнать. Тридцать три секунды. Румянец ползет по скулам Эдди, окрашивая его обычно бледную кожу. Стиву хочется протянуть руку и коснуться его, почувствовать тепло под кончиками пальцев. Он знает, что может, но не знает, стоит ли, и поэтому ничего не делает. Тридцать четыре секунды. — Стив? — спрашивает Эдди, его голос дрожит от неуверенности, когда он вглядывается в лицо Стива. Его имя, слетающее с губ Эдди, — один из его любимых звуков, решает он. Он составляет в уме быстрый список и добавляет его чуть ниже смеха Эдди. Тридцать пять секунд. — Ты прекрасен, Эдди, — говорит Стив, и у него вырывается едва слышный вздох. Глаза Эдди чуть-чуть расширяются, губы приоткрываются. И тут Стив снова ощущает это, желание протянуть руку, прикоснуться, почувствовать. И опять не может. Тридцать шесть секунд. — Держу пари, ты говоришь это всем девушкам, — говорит Эдди со смехом, который отличается от прежних. Это шутка, да, но одновременно и вопрос. Это спасательный круг, обещающий ему безопасность, готовый поймать его, если он упадет. Но Стив не позволит ему упасть. Не сейчас. Никогда, если он имеет право голоса. Тридцать семь секунд. — Больше нет, — говорит Стив, и это скорее подтверждение, чем обещание. Больше нет, не тогда, когда это ты. Слова зажигают искру в глазах Эдди, а потом будто что-то ломается. Как будто ломается все одновременно. Тридцать восемь секунд. Когда Эдди двигается, когда его губы встречаются со Стивом, время останавливается. Есть только Стив и Эдди. Только Эдди и Стив. Это жар губ Эдди на его губах, настойчивый и естественный, как никогда раньше. Теперь он может прикасаться, именно это он и делает. Его руки в волосах Эдди, его пальцы скользят по теплой коже. Всего этого так много, и одновременно недостаточно. Дюймы между ними кажутся милями, и даже когда он притягивает Эдди к себе на колени, ему хочется, чтобы они были ближе. Тридцать девять секунд. Сорок секунд сменяется на пятьдесят, на шестьдесят, на семьдесят… Семьдесят одна секунда. Когда они разрывают поцелуй, чтобы вдохнуть, это происходит с крайней неохотой. Их лбы соприкасаются, их дыхание смешивается в воздухе между ними, пальцы крепко сжимаются, словно боясь, что кто-то упадет в любой момент. Стив знает, что он уже давно упал, но… Семьдесят две секунды требуется Стиву Харрингтону, чтобы полностью, безнадежно и безвозвратно влюбиться в Эдди Мансона.