Я люблю тебя, моя храбрая девочка

Я не помню день, когда я в него влюбилась. Кто — то, дотошный до дат и тонкостей в отношениях сейчас дико вопит и мечтает ослепнуть, чтобы просто дальше не читать, а я просто улыбаюсь и продолжаю писать эту эмоциональную импровизацию. В одном из своих стихотворений, которые становятся все глубже, чувственнее и ярче я написала, что он пахнет яблоками, счастьем и морем, сейчас мне хочется дополнить это описание, несмотря на расстояние, разделяющее нас. Теперь он пахнет настоящим мужчиной. И не только потому, что уже по привычке от всей души распыляет туалетную воду «Кузнецкий мост» на себя практически ежедневно. Он просто наконец духовно повзрослел, нашел себя, новые цели, миры и просто смысл жить дальше. Он стал тем, кем всегда мечтал, но по — прежнему совершенствуется, прокачивается духовно, творчески, физически, при этом позволяя себе быть подростком. У нас схожие музыкальные вкусы. Порой мы поем вместе, без минусовок, держа перед глазами только текст и срывая голос. Иногда я даже забываю, что мы два разных человека, с «недетской», по меркам бабулек нашего села разницей в возрасте, разной комбинацией одних и тех же молекул в телах. Как по мне, так мы одно тело с двумя головами, кажется химера. Когда он произносит тихо или в полный голос «Я тебя люблю», мое нутро переворачивается по пять раз, хотя спустя год это может и не так заметно внешне. В ответ я только широко улыбаюсь и отвечаю, пусть голос предает меня, дрожит и немного смахивает на мужской с хрипотцой «Я тоже тебя люблю. Больше всего на свете.». И мы обнимаемся, а потом, застывая, теряем мир и обретаем друг друга. Вечером мы сидим на кухне, пьем чай с бергамотом и пытаемся разговаривать, именно пытаемся, потому что периодически срываемся на поцелуи. И с каждым таким срывом его губы кажутся мне еще притягательнее, а мои покусаны все сильнее. Только рядом с ним я осознаю свою нужность, женственность, силу вкупе со слабостью, но особенно четко то, насколько я счастлива. Мы оба зарабатываем тем, что нам так нравится делать, он стихами на заказ, я картинами. Когда у нас достаточно средств и вдохновения, мы вдвоем кочуем по городам необъятной Родины, как бедуины, изредка высыпаясь в уютно -диких, но в то же время родных купе — вагонах поездов. И в каждом из городов мы вспыхиваем, как салют не больше трех дней, успевая подзарядиться, заработать, сделать и распечатать новые фото в общий альбом. Мы всегда берем с собой пару книг, чтобы скрасить бессонные часы, он классику или детектив, я одну из книг Арбениной. И в наушниках, которые тоже часто живут у меня в чемодане и делятся на двоих, звучит она же, а потом мы просто долго, эмоционально обсуждаем все, что только что коснулось наших сердец и умов. Каждый миг мы оба что — либо теряем, приобретаем, так по кругу, но что с нами на протяжении всех таких мгновений одной общей жизни — наша вера и связь. Ее мы не теряем. Изо дня в день мне по видеосвязи звонит мама. И каждый наш едва начатый разговор перетекает в нотации. Она снова и снова теребит гитарные струны моей и без того расшатанной тяжелым детством, да и в целом жизненном крестом психики. А у меня уже просто нет сил спорить, доказывать, защищать и защищаться. Я молча сбрасываю звонок, благо хватает ума не включать камеру в самом начале. Я сбрасываю, выключаю компьютер. Долгую минуту смотрю в черную бездну погасшего монитора, каким — то участком мозга замечая, что у меня началась истерика. Тот же здравый участок посылает в руку импульс на закрытие крышки ноутбука. Но эмоциях я ее захлопываю, да так, что пыль, скопившаяся внутри гаджета, вырывается и устилает экран, вынуждая меня снова поднять крышку. Я пытаюсь сфокусировать взгляд хоть на чем — нибудь, не срабатывает. Пытаюсь встать, но мышцы резко сдуваются, как мяч для игры в воде. Взвываю, прикусываю губу до крови, не пытаясь сдержать вторую волну истерики и боли и оседаю на пол. Он врывается в нашу спальню так быстро, как никогда до этого. Но я его не замечаю, по крайней мере зрительно, слезы все еще бьют фонтаном, вперемешку с тремором. Он плюхается на пол рядом со мной. Скрипит зубами от боли, все же резко сесть на пол со всего роста было не лучшей идеей. Резко, но осторожно он обнимает меня. Я утыкаюсь в него, продолжая всхлипывать. Он молча гладит меня по спине, параллельно целуя в макушку. Каждое его касание как бы говорит, «Я люблю тебя, моя храбрая девочка». Какая — то часть меня интересуется, в чем же храбрость, но спросить не хватает сил. Спустя какое -то время мы сидим на кухне. Я у него на коленях. Он очерчивает контур моих губ, а я ощущаю, как его сердце выстукивает «Я люблю тебя, моя храбрая девочка». Молчу. А мое сердце отзеркаливает фразу. Я люблю тебя, моя храбрая девочка.