Букет из незабудок

      Крохотные голубые цветочки выглядывают из-за редких зелёных листьев. Едва заметные, но такие яркие и...живые? Красивые...       «Как её глаза...» — мелькает в голове.       Звонок, надрываясь, гудит на весь этаж, подгоняя сонных жильцов квартиры номер семь. Не умолкает, взволнованно требуя наконец обратить на себя внимание. Соседи негодуют, ворчливо затыкая уши. Кто же это врывается с утра и вносит суматоху в их размеренную и тихую жизнь, мучает их больные от бессонницы головы?       Свет солнечными зайчиками задерживается на тюли, прыгает по стенам и потолку, замирает и вмиг исчезает. Жёлтыми пятнами он растекается по полу, пробирается в щели меж тёмных половиц – деревянных, побитых, требующих ремонта, и надолго задерживается в комнате. Словно любопытный зверёк, он с опаской оглядывается, и, замечая что-то необычное, стремглав бросается туда. Золотистые искорки пыли и тополиного пуха мелькают в лучах солнца, смешиваясь с запахом скошенной травы, отчего в носу покалывает и щекотит.       Поворот ключа со скрипом открывает старенький дверной замок. На пороге стоит парень – растрёпанный и улыбчивый, в помятой неплотно заправленной рубашке. В тёмных радужках его глаз скачут неугомонные чертенята. Он стоит один, заведя руки за спину и кажется таким необычным, очень странным. Будто не отсюда. Словно сошёл с цветастой картинки детской книжки.       — Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, — он щурится и подмигивает подруге. — Что оно...       — Оригинально, — обрывая стихотворение на полуслове, она смеётся, тихо и сдержанно. В мире давно не читают стихи – опасно. И она не дослушивает – боится. Девушка зевает, прикрыв рот ладошкой, и внимательно всматривается в его глаза. — Что в такую рань-то?       Он топчется у порога, не решаясь войти, будто ждёт особого приглашения, а затем, усмехнувшись, сдувает чёлку и протягивает из-за спины пышный, но слегка помятый букет гипсофил – мелких круглых цветочков, напоминавших издали шарики ваты. Её взгляд спокойный, изучающий и будто неживой скользит по нему, из-за чего он невольно вздрагивает.       — Да с днём рожденья пришел поздравить! Думала, забыл?       Девушка подозрительно смотрит на цветы, что-что, а вот их вид обычно только расстраивает. Но Сашка-то начитался старых книг, понабрался оттуда опыта, и теперь ничем из его дурной башки не выбить, что букет – пережиток прошлого. Не самый лучший подарок, который и в магазинах то почти не встретить.       — Не боись! — поймав недоверчивый взгляд подруги, он прерывает её размышления и пытается успокоить. — Эти я купил!       — Эти?! — её возмущённый вздох, кажется таким забавным и по-тёплому человеческим, что уголки губ непроизвольно дёргаются в улыбке. — Только эти?! А другие?       — И другие. Почти все...       В образовавшейся паузе слышится напряжённый звон будильника.       — Эх ты, клумба ходячая... — бормочет она, поправляя край пижамы, выглаженной и какой-то чересчур опрятной для только что вставшего человека.       Парень виновато улыбается и привычным жестом накручивает прядь волос на палец.       «Никак не изменится...» — проносится смешанная мысль в голове девушки.       Когда она убегает в комнату, запоздало понимая, что встречать гостя в подобной одежде просто неприлично, он забавно морщится, зажимая нос, чтобы не чихнуть, но всё же не сдерживается. Изо рта вылетает маленький, голубенький цветочек. Медленно оседая на пол, он кружится и вздрагивает на сквозняке. В судорожной попытке скрыть его, Сашка только привлекает внимание. Стоило не мельтешить, а просто наступить на цветок, но в последнее время всё идёт как-то не так, неправильно, просто валится из рук...       — Опять? — взволнованно спрашивает она, резко меняясь в лице.       — Не опять, а снова...       — И кто же на этот раз?       — Не знаю, — он задумчиво улыбается, смотрит в потолок и зарывается рукой в волосы.       — Ладно, заходи.       «Ей не всё равно...»       Он садится на край стула, деревянного, резного с мягким замшевым сиденьем, ловит каждое её движение: немного резкие взмахи руками, покачивание головой. В утренней тишине слышится пробуждение города – медленное и плавное, пронизанное солнечным светом. Негромкий стук колес и гул моторов проносится над дорогой, словно рой диких пчёл, который он никогда не слышал, но почему-то представлял именно таким. Сашка вслушивается в звуки улиц, замирает, прикрывает глаза, и на душе вмиг становится так спокойно, будто он не здесь вовсе, а во сне. И он готов сидеть так лет сто, подставляя лицо солнцу и мельком смотря, как в аптечке роется подруга, заранее зная, что все равно он не примет эти дурацкие таблетки.       Когда она их найдет – последуют уговоры, доводы и убеждения, возможно, даже угрозы. Она заставит их выпить, а он незаметно вывалит таблетку обратно в банку, она же разочарованно вздохнет и сделает вид, что не заметила. А через недели две всё пройдёт само. Так всегда бывает...       Это уже превратилось в ритуал, который почему-то совершенно не хочется прерывать, особенно ему и особенно сейчас, что нельзя сказать про неё, и Сашка это понимает, но сделать с собой ничего не может.       Он эгоист, и иногда ему это даже нравится.       Сейчас же парень просто наслаждается. Наслаждается новыми и слегка подзабытыми за последнее время чувствами и ощущениями. Мир вокруг становится ярче, приобретая всё новые и новые цвета. Он смотрит на аляповатые тёплые пятна краски, разливавшиеся по улицам, домам и угрюмым прохожим, на ярко-голубые и белые полосы, наполнявшие небо и вплетавшиеся лентами в сам воздух. Он смотрит на облака, рисующие необыкновенные сюжеты, и прислушивается к внутренним цветам, медленно распускавшимся в душе.       Незабудки...       Как давно они поселились в сердце? Пожалуй, именно этого он и не знал. Отрицал слишком долго и просто не мог поверить...       Обычно он влюблялся в людей ярких, отличавшихся чем-то от остальных: в моделей с длинными, стройными ногами и в актрис прошлого, которые будто и не играли вовсе, а жили. Жили той жизнью, которая ему так нравилась! В бывшую одноклассницу – маленькую и худенькую, по-особому трогательно-милую – с огромными карими глазами, в которых, если хорошенько приглядеться, можно было увидеть своё отражение, в девчонок с курсов.       Но то были лилии и колючие розы, вьюнки и бегонии. Что-то величественное и гордое, недолговечное и опасное.       Он считал что цветы – отпечаток души человека, в которого ты влюблён. Та небольшая часть, которую он может тебе отдать. Именно она, эта часть, и распускается в сердце, завораживает и тревожит. Именно из-за нее можно не спать ночами и думать... То из-за чего ты и сам становишься лучше...       Так почему же незабудки?       Сначала он даже не понимал чьи они, боялся признаться даже себе, что влип. По уши втюрился в Янку – лучшую и единственную подругу, совершенно обычную, ничем не примечательную, простую...       — Эй, уснул что ли? — голос звучит холодно и ровно. От него, кажется, можно замёрзнуть. Сашка трёт ладони и прячет их в рукава.       Поднимая голову, смотрит на пришедшего парня – сонного и по-городскому бледного, недовольного ранним появлением незваного гостя. Его старый друг и брат Яны – Игорь.       — Не сплю... — тихо бурчит Сашка, себе под нос. — А где...       Не успел он договорить, как его прервали:       — Слушай, Саш, я всё понимаю, но прошу, не приходи ты сюда, особенно когда болеешь, — кажется, обрывать диалог на полуслове было семейной чертой Матвеевых.       И Саша молчит, качая ногой и смотря куда-то в пол. Он всё прекрасно понимает, но не приходить не может. Он знает из-за чего подруга так беспокоится, почему она умчалась сейчас в аптеку за новой упаковкой таблеток. Многие для профилактики пьют их. Она, и ее брат тоже.       — Не могу, — Саша тяжело вздыхает и с улыбкой смотрит на фотографии, стоявшие в рамочках на столе, на полупустой книжный шкаф и штору, от ветра вылетевшую в окно. Он смотрит на что угодно, кроме Игоря – серьёзного, задумчивого и нахмурившегося. Чем-то напоминавшего робота. Игорь постукивает пальцами по столу, что выдаёт его недовольство, и внимательно следит за приятелем, анализируя его поведение. И Саше не очень-то это нравится...       Раньше ему хотелось кричать о своих чувствах, рассказывать всем и каждому о том, как на самом деле прекрасно жить, а сейчас... Сейчас же хочется тихо обнять весь мир, зарыться пальцами в шумящее зелёное море травы у дома и молча наблюдать за дневной суетой откуда-то издали. Хочется отдать этому миру всё, что есть, утонуть в эмоциях. Но сделать это незаметно, тайно... Скрыть от всех то, что он сейчас испытывает. Пусть это остаётся только его секретом! Но вот Игорь безапелляционно лезет в душу, быть может и пытаясь помочь самому Сашке или же сестре, но это оказывается не так уж и приятно...       — Она? — спрашивает Игорь, неопределенно кивая.       — Она... — отвечает нехотя, понимая, что разговора не избежать. Слишком сильно Игорь опекает младшую сестрёнку.       «Она – и всем всё ясно...» — мысленно усмехается Сашка. Не думал он, что это так очевидно.       Игорь плюхается рядом с ним и молча сидит некоторое время, откинувшись на спинку стула. Он несколько раз открывает рот, но так и не решается сказать хоть что-то, из-за чего становится похож на рыбу.       — Пойми меня правильно, я не имею ничего против тебя, но ты просто ходячая катастрофа, — голос громкий и глухой.       «Тяжёлый, точно бетонная плита» — проводит аналогию Саша.       — Но ты же знаешь, что цветочная лихорадка смертельна, — продолжает Игорь. — Хотя тебе и везёт, но это ещё не значит, что другие, как и ты, выдержат. Ты вот выводишь её на эмоции – волнение, страх... Что будет если она тоже заразится, а?       Сашка об этом даже не думал. Он вообще в последнее время думал мало. Тупил и улыбаясь зависал, глядя подолгу в одну точку.       — Она не маленькая и про ханахаки знает.       — Да, знает... А что же ты? Ведь когда находишься рядом с этим человеком, цветы прорастают быстрее, рвут кожу. Ты же убиваешь себя.       — Они не прорастают и не убивают... Они распускаются... — Саша замолкает, прислушиваясь к себе. И ведь действительно... Расцветают, щекотят листьями, замирают и от этого становится так тепло.       Тепло... И ничего больше не надо, когда можно сидеть вот так в комнате и ждать её. Даже Игорь не собьёт с позитивного настроя, ведь ему просто не понять, какого это: чувствовать, любить жизнь и влюбляться.       — Но ведь...       — Ты когда-нибудь видел людей, погибших от ханахаки? — на этот раз Сашка перебивает Игоря и, дождавшись кивка, продолжает. — Цветы, они ведь будто оплетают человека, обнимают его. Они пытаются защитить... — Саша знает, что Игорь его не поймет, но всё равно говорит и говорит. — Когда человек влюбляется в нем распускаются цветы, и он счастлив, готов свернуть горы. Ты не поймёшь, но это просто прекрасно. Когда же ему разбивают сердце, цветок становится единственным подарком и проклятьем того человека, тем, что останется с тобой. Он пытается оплести сердце, скрепив его заново, пытается укрыть и спрятать от боли. Знаешь, растение ведь не понимет, что боль и страх человеку приносит именно оно, лишь быстрее начинает разрастаться. Мы убиваем себя сами, как бы грустно это ни звучало... Своими самокопаниями и надоедливыми мыслями. А вдруг он или она не любит меня? Вот такими... Но зачем напрасно себя пытать? — Саша грустно улыбается.       — Но ведь она...       — Молчи, грусть... Мне не важно. Я рад и тому, что есть. Или хочешь убить меня?       Сашка смеётся, смотря на Игоря, и вновь откашливает незабудку.       — Сделай лицо попроще, а то будто уже похоронил!       Игорю не понять этого веселья, словно сошедшего с картины «Пир во время чумы». Радоваться смертельной болезни глупо. Только сумасшедший будет отказываться от лекарств и ходить по грани, пытаясь утянуть знакомых за собой. А в том, что Сашка давно сошёл с ума, Игорь не сомневался.       — Смотрю, вы не ссоритесь?       От неожиданности Саша вздрагивает и резко оборачивается. В дверях стоит Яна и вертит в руках пакет.       — Поможешь его уговорить? — спрашивает она брата, разглядывая новую упаковку таблеток, а Сашка лишь закатывает глаза.       Для кого-то цветы, растущие в душе – сорняк. Для него же это целый мир – странный, загадочный и прекрасный...