Как мы встретились или почему я хочу умереть

Бессмертие убивает. И не надо думать над тем, как это звучит и почему так несуразно связывается. Бесконечная жизнь никогда не являлась дарованием для здравомыслящего существа. Это - проклятие, которое клеймом накладывается без твоего ведома, ещё в утробе твоей матери, пока ты не появишься на свет и не окажешься в действительно бренном мире с отвратительными законами и крыльями за спиной. И почему-то крылья в этой жизни решали за тебя больше, чем сам Шепфа. Хуже всего то, что бессмертие накладывается на душу, пока твоё тело, истерзанное несчадными годами, медленно умирает, но никогда не дойдёт до этой точки блаженства и полного покоя. Чем же в особенности убивает бессмертие? Тем, что не убивает. Жизнь без должного конца уничтожает сердце, покорно подставляющее себя под все невзгоды, что тебе стоит пережить из-за невозможности умереть. «Жрецы» - демоны-благодетели, что убивают желающих умереть небожителей. Изначально они появились чтобы избавлять старые души, уже прожившие своё лучшее время, от страданий. Издавна старики кричали от отчаяния, их мольбы были услышаны, а бесстрашные, греховные демоны взяли на себя тяжёлую ношу. Помните про накладывание бессмертия на душу? Сказки и выдумки. Однажды, посетив цитадель, я собирался улетать обратно в школу, когда увидел старика, сидящего на коленях перед давно засохшим деревом. Мужчина кричал, орал и бил расцарапанными кулаками по стволу, ломая кору несчастного растения. На щеках его виднелись слёзы, а энергия внутри отсутствовала. Он был мёртв. Этой самой грёбаной, «бессмертной» душой. Я искренне верил, что небожители умирают телом, что энергия лишь сильно помутняется, но со старостью тела эти увечия не сравить. Ведь об этом слагались легенды и на этом строились многие небесные художественные произведения, что я так сильно любил читать после длительных пар в библиотеке Ада. Я очень давно перестал таить в себе надежду на то, что мир Небес и Ада не до конца прогнил и свет в нём ещё есть. Но тот день выбил меня из колеи, ведь именно такого удара под дых я не ожидал. Однажды «жрецы» перешли границы и убили непризнанную. В тот день на небесах засверкала молния и мир содрогнулся. Это не было чем-то слишком необычным, но это нарушило согласованные законы и равновесие природы, что привело к сомнительным исходам. Непризнанные, демоны и ангелы стали молить о своей смерти. Демоны стали молить. Небеса содрогнулись и во второй раз. Популяция желающих смерти не была большой, но всё же безумно пугала. Потому что.. ну.. они хотят смерти. Но с наступлением на земле двадцать первого века, количество таких небожителей увеличилось в несколько раз. Непризнанные желали покончить с этим, ведь они уже умерли, зачем им продолжать вести очередную версию своей жизни? А те, кто каким-то образом после самоубийства прошли отбор в школу - со временем перестали быть сенсацией. Удивляло то, как жрецы умело занимались этим - совсем не подпольно, о них все прекрасно знали, но и вычислить кто и каким образом ими являлся никто не мог. Жрецов было немного, но каждый из них являлся демоном. Наверное это потому, что их и без того грешные души легче всего примут в себя ещё одну греховную плоть. Хотя, рассуждая об этом я часто думаю и о том, что ангелы тоже хорошо справились бы. Убийство - да, но оно желанно заказчиком, а значит, это освобождение души и, соответственно, добрый поступок? Не знаю. Когда высшие Серафимы прознали о жрецах, на Небесах впервые за несколько сотен лет поднялся сильнейший переполох, результат которого никто не мог предугадать. Высшие ангелы и демоны искали виновных, установили комендантский час для цитадели и более ранний для школы, так как жрецы выполняли работу поздней ночью, допрашивали всех не скупясь на проникновение в сознание, дабы восстановить Небесное равновесие: судьба не терпела изменений. Но жертвы не прекращались. Разными способами и заклятиями, «бессмертные» пробегали в логово жрецов под покровом ночи и прощались с жизнью. Даже Высшие демоны начали паниковать - любой из их знакомых мог оказаться тем, кого преследует всё Высшее небесное царство. Серафимы не поймали ни единого жреца. Что ещё хуже - многие стали подражать жрецам. Собирались компаниями, создавали культ и предоставляли те же услуги. Были и те, кто выдавали себя за настоящих жрецов. Но в этой ситуации пугало не только количество небожителей, которые хотели стать убийцами: стоило кому-нибудь из подражателей расправиться с первой жертвой - их тела находили подвешенными на священных деревьях. Жрецы не терпели обмана. Я не был напуган этой ситуацией так сильно, пока не заметил, что в нашем классе отсутствуют десять человек уже более недели. Стоит ли говорить, что мне ответили на вопрос о том, где они? Был первый месяц весны, когда мы впервые повстречались. Всю ту неделю был переполох и перестройка групп в школе, из-за изменения количества учащихся. Списки составлялись в сумбурном режиме, пока директор не оповестил всех о собрании в общем зале, который, к слову, слишком часто стал «сплочать» коллектив в последнее время. Кроули выглядел паршивее обычного - синяки под красными от утомления глазами стали намного больше, на морщинистом лбу появилось всё больше складок, а сам ангел, казалось, гораздо бледнее, чем положено. Все вокруг знали причину их нахождения в этом месте сегодня, но в их перешёптываниях можно прочитать лишь надежду на переход к новой, менее волнующей теме, чего, конечно же, никогда уже не произойдёт. Многие небожители потеряли близких, а само небо уже давно затянулось серыми тучами, начиная с первого сотрясения небес. - Я собрал вас всех с прискорбной новостью, - громогласный голос напрочь сбил все мои мысли - Ситуация «X» - так прозвали всё, что связано со смертностью и жрецами, - набрала гораздо большие обороты. Мы начинаем терпеть огромные убытки, как ментально, так и физически. Вчера, на главной площади Цитадели, обнаружили пятнадцать повешенных тел у фонтана, где вода была заменена кровью жертв. Все повешенные - ученики нашей школы. По залу вновь пробежались перешёптывания, и каждые из них пугали меня сильнее самого факта происшествия. - Я слышала, что Мина стала подражательницей и убила родного брата, дабы стать настоящей жрицей, но один из жрецов сначала изнасиловал её, а потом начал искать других подражателей из её компании.. - Нет, они с тем жрецом встречались, и он убил её, когда узнал о том, что она сделала. - А разве он не удивился тому, что она знает, кто он такой? - Удивился, поэтому и убил. О её поступке он прознал потом. - Мне говорили, что он запер её где-то и держит там, пока она не умрёт сама. Он же не может убивать её если она сама этого не хочет, верно? - Он же демон.. Ему всё равно на правила. Она если бы чихнула как-то не так - он бы и это посчитал нормальной причиной зарезать. - Так, а повесили кого в итоге? Её компанию? - Думаю, да. С ней часто ошивался Аарон, а его со вчерашнего утра не видно и не слышно - кого не спроси, никто не знает. А он мутный очень, вполне походит на подражателя. Стало душно, а каждое слово будто пробиралось в нутро и скручивало все органы - настолько сильно меня начинало пугать происходящее. Я сделал пару шагов назад и принялся вдыхать-выдыхать, пока дыхание не придёт в норму. И в то время, когда моя голова несчадно кружилась, я сделал ещё шаг назад, как вдруг чуть не столкнул кого-то. - Эй, ты в норме? - чьи-то, явно мужские, руки обхватили мои плечи, и на секунду мне почудилось, словно стало спокойнее, пока я не обвёл взглядом красные глаза за моей спиной, что, откровенно говоря, напугали меня пуще прежнего. - Всё в порядке? А я мог только продолжать вдыхать и выдыхать, совсем потеряв дар речи. Был напуган и слегка дрожал, что мне совсем не свойственно - мои эмоции всегда под замком, но события минувших дней заставили ослабить хватку. - Извини. - я отошёл и встал обратно на своё место приходя в себя. - Этим я хочу напомнить вам, что пока вы проверяете, все ли ваши близкие соблюдают комендантский час - они будут в безопасности, и ни вам, ни администрации не придётся переживать. Будьте бдительны и следите за состоянием родных, друзей и просто знакомых. Интересуйтесь, всё ли в порядке и как они себя чувствуют. Кому-то это может спасти жизнь. - или спасти кому-то репутацию, если вы будете более честными хотя бы с самим собой. Кроули твердил что-то о дополнительной безопасности в виде помощи учителям, волонтёрства и многого другого, что «отвлечёт от дурных мыслей». Готов ли я мириться со своим состоянием на сегодняшний день? Определённо - нет. Но я так же и не представляю, что так сильно меня пугает. Может быть то, что я боюсь потерять своего дорогого отца, который впервые в жизни спросил, всё ли у меня в порядке, когда ситуация Х на тот момент продолжалась более года. Спасибо за внимание, папочка. А может и то, что мысли «способен ли я попросить о своей смерти?» не находили ответа «нет». Моя комната была непривычно пыльной, так как хозяин, очевидно, забылся в раздумьях и не собирается исправляться. Книги пугающе выглядели нетронутыми, как и целый запас пергамента с баночками чернил. Быть может, стоит хотя бы убрать их в ящик? Прикоснувшись к листам, я неохотно провёл по ним рукой, разглядывая дурманящие следы пыли на руках, тут же отряхивая (хотя, на самом деле, размазывая между пальцев, но не об одежду же их вытирать..), и доставая из середины стопки листок, сел за стол. Открыл чернила и отыскал в полке стола перо, принялся писать о происходящем. Я мог отвлекаться от хода утомляющей жизни письмом, так как это было в каком-то роде отдушиной и отвлекало от разных.. мыслей. В этот раз я описывал не эмоции. Только не их. Я описывал людей. Как и почему я о них пишу, кто они такие и что могут или уже представляют из себя. После всего трёх имён, набор моих знакомых закончился. И тогда я сделал что-то странное и, по ощущениям, неправильное. Я достал карандаш и стал выводить линии, совмещая образы перечисленных людей и добавляя, по моему мнению, новые черты новому, совершенному небожителю. Не рисовал я лет с шести. Мама умерла. А рисовал я только её прекрасные глаза, руки и лицо. И, конечно, улыбку. Эту прекрасную улыбку, которая была способна сделать меня счастливым и ненадолго забыть о боли, печали или просто разочаровании. Она была искренна, но я знал, что у неё были секреты. Люди неидеальны, а если идеальны, то значит с ними точно что-то не так. Что-то не так было и с моей мамой. Она стала вести себя странно, параноически оглядывалась и почти не смотрела мне в глаза. Но всё ещё улыбалась. И я думал, что это хорошо. Пока не поднял взгляд на глаза. Ну, вы понимаете да? Взгляд параноика, уменьшенные зрачки и улыбка во все зубы. Фильм ужасов - вот, куда я тогда попал. Это ощущалось просто странным, пока сердце не начало щемить. Нет, правда, это не цитата описывающая боль - меня действительно увезли в палату с частичной остановкой сердца. Её энергия странно на меня подействовала. И в ту ночь, в той больнице, под пение святых-медсестёр ангелов, что молились о здравии пациентов, она мне приснилась. С тем выражением лица, искаженным размерами рук и ног - сюрреализм, не иначе. На утро я обнаружил её рядом со мной, плачущую. Ту самую, старую, добрую маму. Этого больше не повторялось, но я начал боятся её. Не избегать, не дёргаться, конечно, но сторониться и следить за поведением. Когда я понял, что это действительно был первый и последний раз, я собирался снова сблизиться с ней, как только вернусь с уроков. Угадайте, кто не успел. Папа рассказал мне обо всём через несколько месяцев. Она даже не была больна - просто страдала. Она мечтала стать счастливой мамой, что и получилось, но её сентиментальность сыграла с ней злую шутку - она боялась, боялась, что скоро придётся попрощаться с повзрослевшим сыном, что она состариться и любимый муж умрёт раньше неё и у неё буду только я. Она боялась того, чего не случилось бы даже ближайшие девять лет. Так вот в тот день она старалась не заплакать и не показать эмоций. Не получилось. Моя мать не была сумасшедшей. Она была женщиной, что настолько неуважали в молодости, что она перестала видеть даже крупинки счастья в своей жизни. Она была заложницей сложного детского опыта и многолетней боли самопринятия. Наверное, в молодости она могла бы быть той, что обратилась бы к жрецам за помощью. Снова. Снова эти ужасные мысли. Я ощущаю себя под пристальным взглядом Шепфы, стоит мне лишь на секунду снова задуматься о нынешнем бытие. Тоскливо и ужасно серо. Настолько сыро, что эти эмоции вызывают недомогание, и я снова ложусь в кровать посередине дня с желанием поскорее прожить очередной день. Следующая неделя ежедневно приветствовала меня новыми новостями о.. сами знаете. Так вот сегодня, как раз-таки в конце этой недели, мой так называемый день рождения. Не праздновали его уже давно, но я решил обойти эту традицию. Я попросил у Мисселины, что в последнее время заведовала столовым отделением школы и следила за порядком, кусочек тыквенного пирога в качестве исключения (потому что здесь не особо принято брать маленькие порции если основная трапеза была завершена, не знаю, кто это придумал, но идея ужасная) и пошёл в кладовую номер 19. Кладовых в этой школе немнного, большинство из них - классы оборудованные для старых наук, что уже не изучают или под запретом, а из-за сложной архитектуры в таких кабинетах, перестройка в обычный класс проблематична. Так вот эти кладовые не выглядят как запылённый подвал с кучей тайн и старых секретных книжек (хотя, таких, на самом деле даже большинство..), а как комната, в которую только переехали - куча коробок и мало пустого пространства. Но так думают другие. Я же некоторое время изучал архитектуру школы, дабы помочь отцу, и наткнулся на неприметный кабинет номер 19, что, по иронии, находился далеко не на первом этаже. Позже выяснилось, что он 119, но первую единицу постигла тяжёлая судьба - годы не щадят даже цифры. Кабинет тоже оказался не кабинетом вовсе - просторная кладовая. А манила она меня так, потому что это единственное такое место, где коробки не заслоняют окна и не заполняют собой всё пространство. Там светло, и благодаря моим посещениям вовсе не пыльно, лишь слегка, для атмосферы - свежо, просторно и дышится полной грудью. Стульев тут, конечно, нет, но я всегда сижу на бортике, где происходит возвышение кабинета: некий подиум, как его обычно называют. Достаю одну единственную свечу и вставляю в мягкое тесто маленького кусочка пахнущего тыквенного пирога. В зубы вставляю кончик ручки ложки, чтобы дотянуться до зажигалки в заднем кармане брюк, и поджигаю, не с первой попытки, свечу. В этот же момент дверь отворяется достаточно сильно, чтобы потушить свечу (что и происходит), и моему взору предстаёт демон. Знакомый, очень знакомый демон, что, завидев меня, совсем стушевался, судя по лицу, остановился и смотрел точно в мои глаза, клянусь - буквально пожирал их. А я посмотрел на свою свечу - та снова загорелась через секунду после того, как потухла. Я вернул свой взор на мужчину и посмотрел на него уже с совсем другими чувствами - не с безразличием и неожиданным испугом, а с чем-то более значимым и смотрел, смотрел не прерывая эту неловкую нить происходящего, просто отдаваясь моменту. - Привет..? - демон очнулся и неловко улыбнулся, начиная рассматривать меня. - Привет. - выронил ложку изо рта, которая свалилась прямо на пол, чуть не задев пирог. Я, с ложкой во рту, почти сидящий на полу с блюдцем и маленьким куском пирога в руке и демон, что случайно зашёл сюда, смотрящий на меня в полном смятении. Это и была наша первая встреча.