Бродяга

      …Елена осела на край ванной, невидяще глядя в стену и сжимая в кулаке тонкую полоску теста. Он был положительным. Казалось бы — годы безнадёжного отчаяния и горя позади. Она должна быть рада, должна вытирать слёзы счастья, должна…       Но радости от того, что произошло невозможное, не было.       Ей всю жизнь ставили диагноз «бесплодие» и девушка давно смирилась, что своих детей у неё никогда не будет. Сначала это казалось не таким уж страшным. В юности это вообще выглядит скорее плюсом, чем минусом — никакой случайной нежелательной беременности, можно посвятить себя карьере, хобби, путешествиям, любимому человеку. Но постепенно, год за годом, Белова всё чаще ловила себя на тоскливом взгляде на детские площадки.       Никогда. Такое страшное слово и осознание. Никогда. У неё не будет своего ребёнка. Она не сможет подарить супругу дочь или сына. Не сможет носить на руках свою или его копию.       Это тяжёлым камнем висело на шее. Мешало заводить серьёзные отношения, особенно после нескольких болезненных неудач. Во всём казалось идеальные, мужчины тотчас сбегали, узнав о диагнозе Елены. Несмотря на то, что детей не планировали в ближайшее время.       Она нашла утешение в работе, помощи нуждающимся и детям с особенностями развития. Малыши любили её, задаривали рисунками и скромными поделками. Девушка все своё время посвящала брошенным детям, приходя в пустую квартиру лишь ночевать. Она надеялась однажды усыновить ребёнка, но пока что ей отказывали — одинокой женщине трудно добиться опеки.       А теперь произошло настоящее чудо, на которое она даже не надеялась. Но радости по прежнему не было.       Был страх. И стыд. Впервые за все время ей было совестно и чувство вины буквально сводило с ума. Теперь все действительно казалось непоправимой ошибкой.       Год назад она подобрала на улице тихого бродягу с изуродованной левой рукой. Немой, потерянный, заросший, диковатый. Он смотрел на неё серо-голубыми глазами с доверчивостью ребёнка. Держался за руку и искренне открыто улыбался.       Ей было жаль. Молодой, симпатичный, сильный. Но совсем не в себе. Он даже имени своего не знал. Точнее говоря — не помнил. Сержант Джеймс Барнс — так его звали, согласно надписи на армейском медальоне, который парень показал ей после некоторых колебаний.       До сих пор Елена с содроганием думала, что бы могло с ним произойти, останься Джеймс на улице и дальше. Ту холодную зиму она запомнит на всю жизнь, как поворотный отрезок, навсегда изменивший её.       Она тогда переехала в новый район, сняв скромную квартиру в старом трёхэтажном здании. Подруга, с которой она жила прежде, съехала к своему бойфренду и пришлось искать жильё дешевле и меньше, насколько позволяла скромная зарплата социального работника. Не смотря на непритязательный вид, квартал был тихим и мирным, населенный в основном стариками и заводскими тружениками. Белова быстро нашла общий язык с немногочисленными соседями и подружилась с лавочником, что держал магазинчик на углу. Там-то она впервые и встретила Джеймса.       Сначала она приняла его за наемного рабочего, что помогал в магазине хозяину, но лавочник Сэм сразу же пояснил, что парень не местный и говорить не может, но понятливый, покладистый и спокойный, всегда готов помочь. За это супруга лавочника кормила парня горячей едой каждый день, но деньги они ему давать опасались. Всё же, слишком много вокруг проныр, да и по парню было видно, что едва ли он сообразит зачем ему они.       Джеймс помог донести сумку с продуктами до квартиры и не взял денег, сразу же смутившись и сбежав. Елена ещё не раз видела его на улице и чем больше она наблюдала за бродягой, тем сильнее сжималось сердце. Слишком чистый и опрятный, он не пил, не курил, не встревал в уличные драки и не прибился к банде бомжей. Где он ночевал никто не знал, как и то, откуда он пришёл. Зато сразу было видно, что немой бродяга чем-то болен — Джеймс отводил глаза при разговоре, прятал левую руку и вел себя крайне неуверенно, стараясь лишний раз не попадаться на глаза местным жителям. Одетый не по погоде он рисковал заболеть при первых же морозах, однако никогда не попрошайничал.       Пару недель Белова колебалась, прикусывая губу в раздумьях всякий раз, когда встречала бродягу. Не выдержав, она подробно расспросила Сэма о парне. Но старик немного смог прибавить к тому, что рассказывал прежде. Появился за неделю до переезда Елены, с шальным взглядом бродил по улице, удивлённо оглядываясь, писать не умеет или не может, как и читать. Вот и вся информация. Не известно сколько бы ещё девушка думала над зреющим в голове решением, если бы однажды вечером на неё не напали какие-то отморозки с ножом, когда она возвращалась с автобусной остановки.       Знакомый бродяга возник из тени переулка очень вовремя. Точными, экономными движениями, он разметал троих нападавших по тесному проулку и даже не запыхался. Лишь когда снег под его ногами окрасился алым, тогда заметил порез на одежде и щеке. Нападавших давно и след и простыл, а Елена всё не могла отмерзнуть с места, судорожно сжимая сумочку. Парень обернулся и несмело шагнул к ней, вопросительно склонив голову на бок.       — Со мной всё в порядке… спасибо тебе, — девушка сделала шаг навстречу и так же несмело протянула руку ладонью вверх. — Пойдём со мной, ты ранен. На улице холодно, а твоя одежда не годиться для морозов. Прошу тебя, пойдём.       Она говорила тихо, мягко улыбаясь и внутренне опасаясь, что сейчас он снова сбежит. Смущённо опустив глаза и прикусив губу, бродяга потоптался на месте, но все же вложил свою ладонь в её. Узкая изящная ладошка утонула в широкой мужской, но Белова держала крепко, намереваясь больше не отпускать своего спасителя. Она была твёрдо уверена — что бы не привело его на улицу, ему необходимо помочь её покинуть и вернуться к нормальной жизни. Что если где-то парня разыскивают сошедшие с ума от горя родственники? А если он один в целом мире и больше некому о нем позаботиться?       Она привела мужчину к себе домой, показала где душ и выдала полотенце. От прежних квартирантов остались коробки с вещами, которые она никак не могла собраться выкинуть, и сейчас вещи бывших владельцев очень пригодились — там удачно отыскались мужские джинсы и пара футболок.       — Я тут нашла кое-что из одежды, думаю тебе подойдёт, — постучавшись, девушка открыла дверь в ванную и застыла на пороге, будто споткнувшись.       Полуобнаженный мужчина стоял к ней боком, вытирая голову и лицо. А на левой руке, лопатке и боку багровели крупные рубцы, скрываясь лишь на талии под краем полотенца. Свежие следы страшных ран приковывали взгляд, пугая до дрожи.       — Прости… — пролепетала девушка, протягивая дрожащими руками стопку одежды. Под её потрясенным взглядом парень совсем сник, опустив голову и вновь кусая губы. Не нужно быть телепатом, что бы понять — он стесняется своих увечий, стыдиться себя. Елена вновь ощутила, как сжимается сердце.       — Ну чего ты? — она сделала осторожный шаг и мягко коснулась израненного плеча. — Всё в порядке, я обязательно помогу тебе. Одевайся и пойдём ужинать. А потом я постелю тебе на диване. Хорошо?       Бродяга неуверенно кивнул, опасливо скосив взгляд из-под упавших на лицо тёмных прядей волос. Сейчас он напоминал нашкодившего мальчишку, разбившего колени и порвавшего новые штаны в игре на улице. Свежая ссадина на скуле багровела, неглубокий порез под ребрами справа ещё слегка кровоточил и Елена быстро опомнилась, потянувшись за аптечкой.       — Сейчас только твои боевые ранения обработаем и пойдем.       Мужчина покладисто кивнул.        Она бережно обрабатывала порезы антисептиком, невольно задерживая касания, то и дело проводя подушечками пальцев по гладкой горячей коже мужчины. Елена чувствовала его изучающий, чуть настороженный, взгляд, улавливала биение сердца, глухо стучавшего в широкой груди. И ощущала себя чертовски странно, стараясь скрыть свои жадные взгляды на рельефные мышцы, плоский, чуть впалый, живот, на линию пухловатых губ и ямочку на заросшем подбородке. Бродяга был симпатичным. И тем более неловко становилось от того, что он не в себе, а она тут думает бог знает о чем. Это все наверняка еще не выветрившийся адреналин и долгое отсутствие мужчины рядом.       — Ну вот и всё, ты молодец, что потерпел, — привычно сказала она, заклеивая пластырем порез, будто общалась с одним из своих подопечных. Белова подняла взгляд, поощрительно улыбаясь, и столкнулась с ответным — внимательным, чуть настороженным, пронзительно серо-голубым.       Губы мужчины шевельнулись, силясь сказать что-то в ответ, но он тут же досадливо их поджал, вместо слов приложив узкую девичью ладонь к своей груди прямо над сердцем, выражая свою благодарность так. Елена смутилась, едва заметно краснея. Такой простой, но вместе с тем удивительно интимный жест, тронул до глубины души.       — Тебе спасибо. За то, что спас и согласился принять мою помощь.       Джеймс серьезно кивнул в ответ и принялся переодеваться, а Белова вышла, соблюдая приличия.       Очень быстро ей удалось наладить контакт с бродягой. Он не владел языком жестов, но она легко понимала все и так. Ей удалось уговорить показать медальон, что он прятал под одеждой и убедить остаться насовсем.       Привычная к общению с маленькими детьми и с детьми отстающими в развитии, Елена обладала неисчерпаемым терпением и умением добиваться своей цели, а ещё бесценным опытом. Наличие армейского медальона лучше всяких слов доказывало — Джеймс не всегда был таким. Сейчас он вёл себя как ребёнок лет десяти. Мог сам себя обслужить, понимал что от него хотят и его можно было безбоязненно оставить дома одного ненадолго. Однако, во всем остальном ему требовалась помощь. Явные последствия некой травмы лишили его речи, возможности писать и читать, да и собственной личности тоже. Он не помнил ничего о себе. Елена слышала, что подобные последствия бывают после тяжёлой контузии. Но это еще предстояло выяснить — благодаря данным на медальоне она сможет без труда узнать всё о бродяге и помочь ему.       Белова приютила парня, выходила, через знакомых восстановила документы и нашла его адрес. Она до сих помнила день, когда переступила порог небольшого уютного дома в хорошем приличном районе.       Стены увешаны военными фотографиями, почетными грамотами. На комоде награды в рамках — Пурпурное сердце и Серебряная Звезда. Она потрясенно смотрела на молодого парнишку, почти мальчишку, в военной форме, в обнимку с боевыми товарищами. Контракт в Ираке, контракт в Афганистане. И вот, после тяжёлой контузии и осколочного ранения, сержант Джеймс Барнс однажды вышел из дома и забыл кто он такой.       Елена не смогла оставить своего бродягу на попечение другим соцработникам. Он снился ей по ночам. Снился его взгляд, губы, неловкая улыбка и осторожные доверчивые касания рук. Она не могла не вернуться к нему. Все подруги осуждали её. Некоторые даже отвернулись после того, как она стала добиваться опеки. Ведь Джеймс был недееспособным в глазах врачей и всех остальных людей. Он был как ребёнок. А она добровольно взвалила на себя эту ношу, собираясь остаться с ним. Заботилась, ухаживала, читала ему. Любила его. В надежде, что однажды к мужчине вернётся память и его личность. Надеялась и боялась, что тот, другой Джеймс, окажется совсем не тем, кого она так любила.       Все шло своим чередом. И однажды её подопечный очень даже уверенно её поцеловал, а потом притянул к себе, с урчанием зарываясь лицом в шею. Вот уж где Джеймс совсем не был растерян или неуклюж. Она плавилась под властными сильными касаниями, отвечала на каждое движение, теряясь в его пронзительных серо-голубых глазах. Касалась в ответ, ничего не стесняясь, и раскрывая саму себя с неожиданной стороны, откровенно и беззастенчиво наслаждаясь каждым моментом.       Кто бы мог подумать, что это окажется настолько хорошо. Что тихий и потерянный, часто смущающийся, Джеймс, будет таким страстным и нежным любовником.       Лишь одно пугало Белову. Несмотря на уверенные ласки и явный опыт, он по-прежнему был почти ребёнком во всем остальном. Боялся грозы и прятался под одеялом, смотрел мультфильмы и мог часами собирать что-то из лего. Не любил рано ложиться спать и манную кашу. Не позволял срезать отросшие волосы и нервничал, если на лицо попадала вода.       Она сама проводила часы за чтением различных трудов по психологии, от которых порой пухла голова. А еще пыталась не ругать себя за секс со своим подопечным, вообще-то явно отлично осознававшим процесс. Джеймс вообще очень быстро понял до какого «лакомства» дорвался и удивлял своей выносливостью, вынуждая потом с неизменной краской вспоминать подробности ушедших ночей.       — Я должен вас предупредить, мисс Белова, — серьезно поправив очки, начал психиатр, после долгого сеанса тестов, на решающем приеме. — Всё может быть куда серьезнее, чем вам кажется.       — Простите? — девушка выгнула светлую бровь и бросила короткий взгляд на дверь в коридор, где её дожидался Джеймс. Уговорить его посидеть там немного было непросто, да и пристальное внимание врача при этом нервировало её саму. Но в итоге Барнс послушно устроился в кресле, уткнувшись в игру на телефоне.       — Исходя из всех тестов и материалов, что здесь содержатся, — психиатр снова поправил очки, перебирая целую кипу бумаг из медицинской карты Джеймса, — есть надежда, что всё исправится. Но я бы не хотел, что бы вы на это были слишком настроены.       — Я все еще не очень понимаю, к чему вы клоните, сэр, — девушка занервничала еще сильнее, опасаясь, что ей сейчас откажут в опеке.       — Видите ли, его расстройство носит ментальный характер, являясь не совсем прямым последствием травмы, а как бы косвенным… — врач задумался, пожевав губами, явно подбирая слова, что бы максимально доступно объяснить ситуацию. — Ваш подопечный недееспособен лишь с натяжкой. И он сам себя довел до этого состояния. Защитная реакция организма на сильный стресс.       — То есть вы хотите сказать, что это может пройти само, а потом так же внезапно опять вернуться? — Елена удивилась, все еще не до конца понимая к чему именно клонит врач.       — Вроде того, — от кивнул. — У всех людей по-разному срабатывает защитный механизм, особенно у бывших военных. И тут, должен сказать, вам очень повезло, я такого еще не наблюдал — это самое безобидное, что могло быть. Зачастую ветераны, не сумевшие справиться с ПТСР спиваются, оказываются на улице, становятся агрессивными, опасными для общества. Ваш подопечный этого успешно избежал. Видимо, его сознание выбрало иной выход для перезагрузки. Говорить он не может так же по психологической причине. Джеймс все еще в стрессе, поэтому и «эпизод», так мы называем приступы ментальных расстройств, так затянулся. Это закольцованный процесс — он в стрессе, теряет речь, из-за этого стресс усиливается, что приводит к глубокому погружению в себя. Однако какая-то часть его сознания продолжает быть активной, адекватно оценивая окружающий мир. Он ведь может сам себя обслужить, вы говорили, что и сексуально он активен и полноценен.       Белова чуть смутилась, едва заметно краснея, и кивнула.       — Не стоит переживать или ругать себя за что-то, это наоборот — хорошо. Чем больше «взрослых» вещей с ним происходит, тем выше шанс, что он передумает и «проснется». Кроме того, с рефлексами у него тоже все отлично. Реальность не так далека от Джеймса, как может нам казаться. И все же я еще раз повторю — не питайте слишком сильной надежды. Никто не сможет вам спрогнозировать сколько он будет таким и вернется ли в норму. Тем не менее, опеку я вам назначаю. Ограниченную. Джеймс действительно сам может принимать большинство решений и оценивать их объективно.       — Благодарю вас, — Белова прижала к груди заветный бланк и немедленно вышла к уже засидевшемуся Барнсу.       И вот теперь у них будет ребёнок… Господи. Поймёт ли он вообще, что станет отцом?.. Девушка собралась с духом и вышла из ванной, проходя в гостиную. Мужчина сидел перед камином, сосредоточенно что-то собирая из кубиков и поглядывая в телевизор, где шла передача про животных.       — Джеймс, — тихо позвала она, привалившись плечом к косяку двери. Мужчина обернулся и привычно улыбнулся, вставая и подходя на зов.       — Милый, — Елена коснулась его щеки, поглаживая и заглядывая в глаза. — У нас будет ребёнок.       Джеймс удивлённо посмотрел, кусая губу, явно пытаясь понять о чем она говорит. Потом опустил ладонь на её живот, поглаживая, и вопросительно поднял брови.       — Да, правильно… — она улыбнулась сквозь подступающие слёзы, а Джеймс просиял, осторожно привлекая к себе и обнимая, нежно целуя в щеку. Потом отстранился, сильно нахмурившись и кусая губы.       — Что, что такое? — Елена тут же встревожилась сама, вспоминая слова психиатра. А что если Барнс против? Что тогда делать? Сердце пропустило удар. Мужчина показал на свою голову, а потом на её живот, после снова указав на себя.       — Ты… думаешь, что наш ребенок будет болен как ты? — с запозданием «прочитала» Белова. Джеймс покивал. — Нет-нет, не о чем бояться, ты не всегда болел, это не передастся ребенку.       И тогда он впервые «заговорил». Наверное, любая другая бы на месте Беловой испугалась, но только не она. Барнс опустился на колени, обнял за бедра и прижался щекой к животу, тихо, как-то по-звериному, заскулил-заворчал, позволив себе выразить эмоции звуком. Она опустила ладонь на тёмную макушку, мягко поглаживая и вдруг понимая, что очень многое упускала в своём избраннике. Он действительно понимал куда больше, чем казалось. И сейчас Белова догадалась, что Барнс давно себя «забраковал» как хоть сколько-нибудь пригодного для нормальной жизни человека. Как ни странно, эта мысль принесла облегчение. Ей не придется делить своё внимание и любовь между двумя детьми. Джеймс станет настоящим отцом, и будет очень хорошим отцом, не смотря ни на что.       Беременность далась нелегко. Чудеса никогда не достаются так просто. Несмотря на тщательно выполняемые рекомендации врачей, Елене ставили угрозу выкидыша уже на ранних сроках.       И без того внимательный к мелочам Джеймс, понимал без слов как ей тяжело. Девушке порой казалось, что с того момента как она сообщила ему потрясающую новость, он как-то неуловимо изменился. Но она списывала это восприятие на гормоны. Ведь он всегда был заботливым и ласковым, старался как мог, помочь по дому, оберегать. Муж понимал и знал, что болен, осознавал свою неполноценность и пытался это компенсировать всеми силами. Наблюдая за ним, Белова часто размышляла каким был сержант Джеймс Барнс до того, как его настигли последствия ранений.       К сожалению, все его бывшие сослуживцы жили в других городах, да и не дружил он ни с кем особо. Как говорили его знакомые — Джеймс всегда был душой компании, веселым и смешливым парнем, легко находящим общий язык с кем угодно, однако по-настоящему близких друзей у него не было.       Когда они переехали в дом Барнса после всего, Елена взяла себе за правило регулярно протирать пыль на медалях и фото, не позволяя ни себе ни мужу забыть о важном прошлом. Она нашла много папок с фотографиями на его компьютере — Джеймс объездил полмира. И везде он улыбался, дурачась перед объективом. Часами разглядывая снимки, девушка невольно сравнивала то что видела. Болезнь сломила некогда невероятно сильного духом человека. Рядом с ней был он. Тот же Барнс, что и на фото. Но уставший, измученный беспамятством и немотой. Чувствующий вину перед ней за своё состояние, как бы она не пыталась доказать ему обратное.

***

      Сознание возвращалось постепенно, рывками. Елена то погружалась в дрему, то выныривала на поверхность. Мысли были слишком тяжелыми и неповоротливыми, отказывались подчиняться привычному порядку. Вскоре девушка поняла, что именно её разбудило — голоса за дверью в коридоре. Чей-то уверенный, хрипловатый баритон отчитывал своего собеседника короткими обрывистыми фразами. От этого голоса стало не по себе. Не хотелось бы, что бы этот человек обратил своё раздражение на неё. И тут её пронзила тревога — ребёнок! Джеймс! Девушка попыталась вырваться из тягучего давящего беспамятства, что бы узнать где два самых дорогих человека в её жизни. А что если что-то с ребёнком? А что если Джеймса не пустили в больницу или он опять потерялся? Остался дома и не находит себе места, не зная что делать? Кто о нем позаботится?       Последнее, что она помнила — это внезапная режущая боль внизу живота, когда она уже выходила из дома в сопровождении Джеймса, что бы отправиться в больницу на последний осмотр перед родами.       Пока девушка боролась с остатками наркоза, рядом послышалось характерное кряхтение, долженствующее вот-вот перерасти в требовательный рев. Ребёнок. Это её ребёнок. Значит с ним все в порядке, хвала небу. Но ни встать, ни даже просто открыть глаза никак не получалось. И тут дверь открылась и послышались стремительные уверенные шаги. Явно мужские. Может врач? Кто-то прошёл мимо кровати и, судя по всему, взял на руки ребёнка. Кряхтение сразу же умолкло и сменилось на сосредоточенное чмоканье.       — Вот так. Нельзя будить маму. Она устала. Пусть отдыхает, — тот самый хрипловатый отрывистый баритон, что доносился минутой ранее из коридора. Елена резко открыла глаза, поворачивая голову на звук. В первые секунды ей подумалось, что это какой-то сон, навеянный наркозом. Джеймс стоял вполоборота, удерживая на руках их сына и кормил смесью из маленькой бутылочки, мягко покачивая спеленутый свёрток. Мужчина обернулся на движение и улыбнулся такой знакомой светлой улыбкой.       — Джеймс… — потрясенно выдохнула девушка, не веря своим глазам.       — Да? — его глаза лукаво улыбались, а движения были уверенными. Белова буквально видела, как всегда ощущавшаяся в нем сила, что спала из-за нервного расстройства, сейчас выбралась на свободу. Мужчина преобразился, потеряв то виноватое и уставшее выражение глаз, скованность и неловкость в движениях. Он уложил в кроватку уже спящего ребёнка и осторожно присел на край постели, взяв Елену за руку.       — Ты… ты говоришь… — не в силах подобрать подходящие слова, Белова попыталась хоть так выразить своё удивление. И скрыть страх. Вдруг он забыл? Забыл всё, что было? В голове моментально проснулись все прежние опасения и рука в широкой мужской ладони задрожала.       Джеймс понял все без слов, так же, как она всегда понимала его. Мужчина знакомым жестом приложил узкую изящную ладошку к своей груди напротив сердца и серьёзно посмотрел в глаза.       — Я всё помню, — ответил он на её немой вопрос. — И люблю тебя. Всегда любил.       Слова явно давались ему с трудом после такого долгого молчания, но больших признаний и не требовалось.