***
Когда в понедельник утром двери поезда открываются и Акааши встречает пустая платформа, он думает, что Бокуто, должно быть, снова проспал. Это случается не слишком часто, но если всё же случается, то ответственность за то, чтобы тот не слишком поздно встал с постели, лежит именно на нём. Акааши вздыхает, отправляет ему несколько сообщений, кладёт телефон обратно в карман и едет до школы один. Поднимаясь в горку к школьным воротам, он позволяет своим мыслям блуждать. Задаётся вопросом, проснулся ли уже Бокуто. Живо представляет обезумевшее выражение его лица, лёгкое раздражение на самого себя и то, как он стряхнёт это раздражение и поклянётся больше так не делать; глуповатую улыбку на его губах и беззаботные извинения, когда они встретятся во время обеда. Акааши улыбается про себя от этой мысли. Он проверяет телефон. Новых сообщений нет. Хм. Видимо, Бокуто спит дольше обычного. Утренние занятия тянутся неимоверно долго, и Акааши несколько раз ловит себя на том, что поглядывает на часы, когда следовало бы слушать учителя. Ему хочется проверить, ответил ли Бокуто. Они всё равно увидятся за обедом, но, сколько бы он себе об этом ни напоминал, тревога, покалывающая кожу изнутри, никак не отступает. Тьфу, ну что за нелепость. Он борется с желанием достать телефон в перерывах между уроками. Наконец, звонок оповещает о начале обеда, и Акааши тут же направляется в их привычное место — к большому дереву на краю школьного двора. Он, как обычно, приходит первым и распаковывает свой бенто. И ждёт. И ждёт. Снова проверяет телефон. Одно новое уведомление… о скидке в местном продуктовом. Акааши хмурится. Где же Бокуто? После школы, как только Акааши переступает порог клубной комнаты, в него впиваются взглядами шесть пар глаз. — Что такое? Вашио закрывает свой шкафчик. Несмотря на то, что весенний турнир завершился, большинство третьегодок продолжают ходить на тренировки и играют против ребят помладше, чтобы подготовить их к следующему году. — Бокуто не с тобой? — А он не с вами? — спрашивает Акааши, и в его животе затягивается узел. — Нет, — отвечает Сарукуи. — Его на уроках весь день не было. — О, — узел становится туже. — Кто-нибудь спрашивал у тренера? Сокомандники отрицательно качают головами. Акааши переодевается в рекордные сроки и бежит в зал, сразу же направляясь к тренеру. — Такаюки-сенсей. Тот оборачивается на звук его голоса. — А, Акааши. Готовы начинать? — Да, сенсей, но я хотел спросить, не знаете ли вы, где Бокуто-сан? Такаюки пару раз моргает. — О, точно. Видимо, он не смог сообщить тебе сам, хах. Его мама звонила утром. У него высокая температура, и ближайшие дни он не будет ходить в школу. …Что?***
После тренировки Акааши, не теряя ни минуты, спешит на станцию. Он бежит вниз по склону, сердце у него колотится в самом горле, а в голове проносятся худшие из возможных сценариев. Поездка до дома Бокуто длится целую вечность, и вдруг — по ощущениям гораздо позже, чем следовало бы — Акааши останавливается перед воротами его дома, тяжело дыша и гадая, когда именно успел досюда добраться. Он гулко сглатывает, нажимает кнопку на домофоне и, дождавшись ответа от мамы Бокуто, говорит: — Эм, это Акааши Кейджи. Извините, что беспокою вас так поздно, но… — О, Кейджи-кун! Заходи, заходи, — ворота с гулом открываются, и Акааши заходит внутрь, страшась того, что ему предстоит увидеть. Мама Бокуто, Кадзуми, очень на него похожа. У неё те же большие золотистые глаза и заразительная улыбка, с которой она встречает Акааши у двери. — Рада встрече! Давно мы с тобой не виделись, да? Акааши кивает. — Да. Извините, что я без приглашения, просто, эм… Я услышал, что Бокуто-сан… — М-м, — согласно хмыкает Кадзуми, и выражение её лица становится обеспокоенным. — Мы вызывали утром врача. Она сказала, что с ним всё будет в порядке, но лечение займёт некоторое время, — она внимательно оглядывает Акааши и предлагает: — Хочешь зайти? «Больше всего на свете». — Да, если я вам не помешаю. Спасибо. — Нет-нет, ты что. Я уверена, присутствие друга пойдёт ему на пользу. Акааши следует за Кадзуми в дом, снимает обувь и ставит сумку на пол. Каждый шаг вверх по лестнице отдаётся эхом в груди. Что он увидит, когда войдёт в комнату Бокуто? За всё время, что они знакомы, Бокуто ни разу не болел так серьёзно. Да, иногда он простужался, но это не мешало ему играть и становиться только сильнее. Но жар, да ещё и такой, чтобы приковать его к постели на несколько дней? Акааши никак не может себе это представить. Или просто не хочет. — Никуда не торопись, — говорит Кадзуми и протягивает ему медицинскую маску. Акааши моргает. Надолго он так застыл перед дверью спальни Бокуто? — Мне сообщить твоей маме, что ты здесь? Акааши отрицательно качает головой. — Нет, я её уже предупредил. — Хорошо. Если что-то понадобится, я буду внизу. И он остаётся один. Перед ним только закрытая дверь и неизвестность, ожидающая по ту сторону. Акааши сглатывает, пытаясь успокоить пустившееся вскачь сердце. «Прекрати тратить чужое время и заходи уже». Он надевает маску, открывает дверь и нерешительно замирает на пороге. — Бокуто-сан. Бокуто больно. Это Акааши видит сразу же. Под одеялом, натянутым до самого подбородка, Бокуто выглядит непривычно маленьким и беззащитным. Из его горла вырывается хриплое дыхание, а при попытке сглотнуть лицо искажает болезненная гримаса. Присев на пол у изголовья кровати, Акааши чувствует жар, исходящий от его тела. «Ему больно. Ему больно, а я ничего не могу сделать. Ему больно, ему больно, ему больно…» Бокуто стонет — жалобно, напряжённо — и приоткрывает глаза, поворачивая голову к Акааши и натыкаясь на него затуманенным, расфокусированным взглядом. Кажется, что это небольшое движение отбирает всю его энергию. Акааши сжимает ладонь в кулак. — А… Кааши… Ты давно тут? Ему больно. У Акааши пересыхает в горле и сдавливает грудь. — Бокуто-сан, я… Я только пришёл. — О, — Бокуто захлёстывает приступ кашля, но ему настолько не хватает сил, что он просто пытается дышать, пока его грудь сотрясается от спазмов. Он страдает. Акааши быстро вскакивает на ноги. — Я… Я принесу полотенце. Что он может сделать? Как ещё Акааши может помочь Бокуто, облегчить его боль? Должно же быть что-то ещё. Акааши рассматривает своё отражение в зеркале, пока мочит полотенце для рук под холодной водой. Ну, пытается, по крайней мере. Какая-то пелена перед глазами не даёт ему этого сделать. Он моргает, и что-то мокрое скатывается по его щеке. Он… плачет? Он почти никогда не плачет. Он из тех людей, которым это не свойственно. Да и не плакал ведь он, когда Коноха несколько месяцев назад подхватил грипп. Тогда… тогда почему же видеть Бокуто в таком состоянии — так больно? Бокуто больно. А сочувствовать тому, кто тебе небезразличен, когда ему больно, — это нормально. Но тут ведь явно что-то большее. Акааши весь день был рассеян, а новость о болезни Бокуто выбила из лёгких весь воздух. Во время тренировки он был сам не свой, пропускал мячи и почти не слышал, что говорили товарищи по команде. Он был слегка на взводе с самого утра, ещё с того момента, когда не увидел Бокуто на платформе и ощутил лёгкий укол беспокойства. Но когда опасения подтвердились… Реальность оказалась куда хуже, чем он себе представлял. Но всё равно ничего не понятно. Акааши вытирает слёзы, выключает воду и принимается отжимать полотенце, а в голове беспорядочным потоком проносятся мысли. Почему ему самому так больно из-за того, что Бокуто заболел? Мозгом Акааши понимает, что с ним всё будет в порядке, но сердце ноет и мечется туда-сюда, словно вот-вот расколется на крошечные кусочки. Акааши отжимает полотенце снова и снова. Почему, почему, почему? Потому что Бокуто его лучший друг? Потому что Бокуто всегда казался несокрушимым, но это вдруг оказалось не так? Потому что Бокуто для него особенный? Потому что… Акааши застывает. И снова прокручивает эту мысль. Бокуто для него особенный. Ох. Ох.***
Акааши считает, что довольно успешно держал себя в руках до конца своего визита. Пока он переживал кризис в ванной комнате, Бокуто забылся беспокойным сном, поэтому по возвращении ему оставалось только положить холодное полотенце другу на лоб. Он посидел с ним ещё несколько минут, а потом пожелал Кадзуми спокойной ночи и скорейшего выздоровления её сыну и отправился домой. К сожалению, Акааши не тупой. Он осознаёт свои эмоции и мысли почти до боли хорошо, и поэтому не может найти в себе силы даже на простую попытку отрицать недавно открывшиеся ему чувства к Бокуто. Потому что всё сходится. Тут не за что зацепиться, не к чему придраться, учитывая всё, что Акааши известно о самом себе и о своих взаимодействиях с асом. Даже логика, его давняя и верная подруга, в этом вопросе не на его стороне. Акааши вздыхает, глядя в запотевшее окно поезда, и влажная пелена на стекле становится ещё толще. Наверное, думает он, ночью снова пойдёт снег. Может быть, он будет сыпаться с неба и завтра во время уроков. Было бы здорово. Ему всегда нравился снег. Может быть, это какое-то наказание. Наказание за то, что он поверил, хотя бы на долю секунды, что он такой же, как Бокуто, что может его контролировать. Акааши почти не замечает, как прислоняется виском к холодному стеклу, боль в груди затмевает все остальные ощущения. И поскольку он так хорошо знает себя и осознаёт свои собственные мысли, он понимает, что из этой ситуации есть только один выход: Вести себя как обычно и молиться, чтобы Бокуто ни о чём не догадался.***
Пока Бокуто болеет, делать это проще простого. Акааши ходит на уроки, посещает тренировки, и всё как всегда, только вот сердцебиение слегка учащается, когда он слышит имя Бокуто или думает о нём, но с этим ничего не поделаешь. Отсутствие Бокуто позволяет ему легко вернуться к нормальной жизни, и Акааши полагает, что проблем с этим не возникнет и когда тот вернётся. Но возникают они в тот самый момент, когда в конце недели двери поезда открываются на станции Бокуто и тот приветствует его широченной улыбкой. — Акааши! — кричит Бокуто, запрыгивая в поезд и заключая Акааши в объятия, выбивая воздух из его лёгких и на мгновение лишая его возможности дышать. — Я соскучился! Эй, а ты по мне скучал? Скучал? «Он меня обнимает». Акааши сглатывает и пытается сосредоточиться на чём-то другом — не на том, как сильные руки Бокуто крепко сжимают его плечи. — Эм, да, Бокуто-сан, скучал. Бокуто от души хохочет и (к счастью) отстраняется. — Я так и знал! Я не мог много писать тебе, пока болел, но, кажется, помню, как ты приходил меня навестить! Или это мне приснилось? — Нет, я приходил, — отвечает Акааши, по-прежнему пытаясь игнорировать трепет в груди. — Сразу после того, как узнал, что вам нездоровится. Глаза Бокуто расширяются от удивления, а у Акааши вправду замирает сердце. — Да? Акааши, да ты реально переживал! — Да, — просто говорит он и опускает взгляд в пол, молясь, чтобы румянец не проявился у него на щеках. — Рад, что вам уже лучше. — Ака-а-аши! — тянет Бокуто, снова обвивая его руками, душа в крепких объятиях. — Мне так приятно, что ты обо мне волнуешься! — Бокуто-сан, вы меня сейчас уроните. — Упс, ха-ха! Прости! «Веди себя нормально, веди себя нормально», — словно мантру, повторяет Акааши, пока они едут до школы, но это всё равно не спасает от того, как сдавливает грудь, когда Бокуто откидывает голову назад и смеётся. И от того, как покалывает кожу, когда Бокуто отстраняется от него. И от того, как при виде слишком уж счастливого лица Бокуто сжимается сердце. Акааши тяжело вздыхает. Вести себя как обычно будет гораздо труднее, чем он думал. Когда они собираются после уроков в клубной комнате, Акааши переодевается так быстро, как только может. Да, он стремится вести себя нормально, но считает, что немножко повыкручиваться, чтобы привыкнуть к новообретённым чувствам, всё же можно. Обычно, перед тем как пойти в зал, он прислонялся спиной к своему шкафчику и ждал, пока Бокуто тоже закончит переодеваться, но сегодня… Что ж, к такому его сердце ещё не готово. Остальные вскоре присоединяются к нему, и они приступают к тренировке. И хотя третьегодки теперь чаще играют против второгодок и первогодок, Бокуто неизменно требует, чтобы Акааши был с ним в одной команде. Раньше Акааши об этом не думал. Просто Бокуто вёл себя как Бокуто. Однако теперь он жалеет, что не может хоть раз потренироваться с кем-то другим. Коноха отбивает мяч, и Акааши быстро встаёт под ним, чтобы сделать пас Бокуто. Но когда Бокуто подбегает к сетке и прыгает, всё вокруг будто исчезает. Акааши видит только его, парящего в воздухе: выгнутую спину и согнутые ноги, складывающиеся в изящную, мощную фигуру. «Красиво», — думает Акааши. Реальность обрушивается на него мячом, прилетевшим прямо в лоб. Мяч отскакивает, немного прыгает по полу, и в зале повисает тишина — оглушительнее самого громкого голоса Бокуто. — Акааши! — вдруг кричит тот. — Что случилось? Ты не заболел? — Ага, никогда не видел, чтобы ты так отключался, — замечает Коноха. Его взгляд скользит по Бокуто, а губы растягиваются в ухмылке. У Акааши в голове звенят тревожные колокольчики. — Может, ты на что-то отвлёкся. Коми смеётся и что-то ему отвечает, но Акааши не слышит ничего за звоном, который становится всё громче и громче. Он отвлёкся, выпал из реальности во время тренировки, чего раньше не случалось никогда. Чёрт, если он не может держать себя в руках даже просто играя с Бокуто, то эти чувства ещё хуже, чем он думал. И если он и дальше будет отвлекаться, то все узнают, Бокуто узнает, и тогда их дружбе придёт конец, и… — Эй, не грузись! С кем не бывает! — Бокуто пару раз хлопает Акааши по спине. — В следующей партии всё будет нормально, вот увидишь! Акааши гулко сглатывает, несмотря на сухость во рту, и коротко кивает. — Д-да. Вы правы. Извините. — Ничего страшного! В следующий раз смотри на меня, ладно? «А разве можно не смотреть? — думает Акааши. — Разве можно не смотреть на тебя, когда ты так ярко сияешь?»***
Нужно это сделать. Это единственный оставшийся вариант. Вести себя нормально не получается, так что другого выхода у Акааши нет. И пусть от одной мысли об этом во рту появляется кислый привкус. Пусть это давит на грудь неподъёмным камнем. Акааши знает: у него нет выбора. Сегодня он здорово облажался. Оставшаяся часть тренировки прошла не так хорошо, как он надеялся. В один момент всё было нормально, а потом вдруг Бокуто говорил что-нибудь милое, потрясающе забивал или подавал мяч, или его дурацкие шорты задирались ровно настолько, чтобы можно было увидеть дурацкую полоску кожи над дурацкими наколенниками. В один момент всё было нормально, а потом вдруг он всё портил. И снова портил. И снова. В итоге товарищи по команде и даже тренер бросали на него странные взгляды и спрашивали, хорошо ли он себя чувствует. При воспоминании об этом у Акааши начинают гореть уши. Сегодня он отвлёкся. Это не должно повториться. Поэтому, сидя за своим столом и невидящим взглядом уставившись в книгу, он даёт себе клятву. Чтобы преодолеть эти чувства, чтобы причинить как можно меньше неприятностей Бокуто и остальным членам команды, Акааши должен сделать всё возможное, чтобы дистанцироваться. Только вот как это сделать, чтобы Бокуто ничего не понял? Он предпринимает первую попытку на следующий же день, во время утренней тренировки. За каждым пасом Бокуто следуют ещё два для Вашио или Сарукуи. Бокуто, похоже, не замечает, что получает чуть меньше пасов, чем обычно, и Акааши вздыхает с облегчением, когда тренировка заканчивается. Он снова не задерживается в клубной комнате, быстро переодевается и убегает на уроки. Пропустить совместный обед никак нельзя — это точно его выдаст, — поэтому он, как обычно, обедает с Бокуто. Во время вечерней тренировки он реализует тот же план, и Бокуто по-прежнему ни о чём не догадывается. Но потом просит побросать ему мяч. — Сегодня не могу, Бокуто-сан, — говорит Акааши, стараясь сохранять максимально нейтральное выражение лица. — Мне очень нужно забрать книгу из магазина на другом конце города. Извините. Бокуто пару раз моргает и на секунду дуется, но его глаза почти сразу снова загораются. — Ну что ж, надо так надо. Тогда я потренирую подачи! Вот увидишь, Акааши, это будут самые лучшие подачи в твоей жизни! Акааши усмехается. — Ваши подачи и так лучшие. — Тем больше причин их совершенствовать! Помахав рукой и слабо улыбнувшись, Акааши покидает зал. Он всё сделал правильно. Ему удалось ускользнуть так, что Бокуто ничего не заметил. Теперь надо продолжать в том же духе, пока эта влюблённость не пройдёт. Да, именно так. Он повторяет это про себя всю дорогу до дома, и не может понять, почему сердце свинцовым шаром осело где-то в животе.***
Выходные — отличное время, чтобы передохнуть. Когда не надо видеться с Бокуто лично, насущная проблема последних дней кажется не такой уж серьёзной. Однако это не означает, что его действительно оставляют в покое. В воскресенье, около восьми часов вечера, телефон пиликает, оповещая о новых уведомлениях, и Акааши даже не нужно смотреть туда, чтобы понять, от кого это. Он вздыхает и открывает чат.Групповой чат: я не побоюсь, сучка 🔫🔫 8:03 pm
сучка: итак ребятки планы на следующие выходныеакааши: куроо-сан, хватит, пожалуйста, менять ник. это сбивает с толку
сучка: но весело же!! ребекка: вообще-то нет ребекка: и мой ник тоже хватит менятьребекка изменил(а) имя на кенма кенма изменил(а) имя сучка на куро
куро: так неинтересно 😒 кенма: тебе дай волю и мы не поймём кто есть кто БОКУТО: ДАА ЧЕМ ЗАЙМЁМСЯ НА ВЫХОДНЫХакааши: здравствуйте, бокуто-сан
БОКУТО: АКААШИ!!!! НЕ ИДИ В ПОНЕДЕЛЬНИК В КНИЖНЫЙ ОК???? ПОМОЖЕШЬ МНЕ ПОТРЕНИРОВАТЬ УДАРЫ 😤💪 куро: бо можешь пока выключить капс? я тя люблю но от него башка болит БОКУТО: ок!!! 👍👍👍акааши: так что там с выходными?
кенма: куро хочет на игровые автоматы БОКУТО: ЧУВАК БОКУТО: ДА БОКУТО: ой прости забыл про капс БОКУТО: да давайте это будет супер весело и круто!!!!!! все свободны??? Акааши задумывается. Игровые автоматы? С ними, да ещё и в присутствии Куроо и Кенмы скрывать от Бокуто свои чувства будет не слишком сложно. Решив, что справится с этим, Акааши отправляет в чат эмодзи с большим пальцем вверх. Они договариваются о времени встречи, и он убирает телефон и возвращается к выполнению домашней работы.***
К сожалению, передышка оказывается недолгой. В понедельник вместе с утренней тренировкой возвращаются и попытки сократить количество пасов в сторону Бокуто, и тот начинает это замечать. Акааши стискивает зубы, когда Бокуто требует подавать мяч ему, и злится на себя за то, что приходится заходить так далеко, чтобы обуздать собственные чувства. Он говорит себе, что это ненадолго — всего на пару недель, пока в животе не перестанут порхать бабочки всякий раз, когда Бокуто произносит его имя. Когда после тренировки Бокуто останавливает его и просит покидать ему мяч, Акааши нервно сглатывает и отводит взгляд. — Извините, Бокуто-сан, я сегодня не могу. Видя, как искажается лицо Бокуто и как мелко дрожит его подбородок, Акааши приходит к выводу, что он — худший человек на этой планете. — Акааши… Я чем-то тебя обидел? — Нет! — поспешно возражает он. — Нет, Бокуто-сан, вы ничего такого не сделали. — Но мы уже давно не занимались вместе, а на тренировках… Не знаю, мне кажется, как будто ты стал меньше пасовать мне? Акааши снова сглатывает, внутри у него клубится чувство вины. Оно разрастается во все стороны, тупым ножом врезается в грудь и оставляет на сердце глубокую рану. — Бокуто-сан, честно, вы не сделали ничего плохого. Бокуто изучает его пристальным взглядом, а в его по-щенячьи грустных глазах отражается что-то ещё, что-то нечитаемое. Что он видит на лице Акааши — неизвестно, но это, должно быть, оказывает правильный эффект, потому что после секундного молчания он снова оживляется. — Хорошо! А завтра ты занят? «Нет, — хочет ответить Акааши. — Я бы посвятил тебе каждый день своей жизни». Но он знает, что если продолжит проводить время с Бокуто, то эти чувства только усилятся. — Я… я не уверен, — сквозь ком в горле выдавливает он. — Скорее всего, мама попросит ей с чем-нибудь помочь. От этих слов Бокуто опять словно сдувается, и сердце Акааши разбивается прямо о пол спортивного зала. — О, ладно. Тогда, наверное, увидимся утром в школе. «Я ужасен». — Доброй ночи, Бокуто-сан. — Ночи. Дорога домой сопровождается спазмами в горле и дырой в груди на месте сердца. Акааши кажется, что она ещё никогда не была такой долгой. На следующий день всё становится только хуже, если это вообще возможно. Он чувствует на себе пристальный, чуть ли не испепеляющий взгляд Бокуто всякий раз, когда они оказываются рядом. Во время тренировки они обмениваются всего парой слов. Акааши всё так же больше пасует другим игрокам, а когда наконец делает пас Бокуто, то видит на его лице разочарование, и от этого ему становится ещё хуже. Вина душит. Обхватывает тисками горло, лишает голоса и не даёт окликнуть Бокуто, сказать ему хоть что-нибудь, чтобы попытаться исправить ситуацию. А когда Бокуто даже не просит о дополнительной тренировке, дыра в груди становится ещё больше. Это слишком большая цена за правильный поступок.***
Наверное, Акааши не должен был удивляться, получив вечером сообщение. Лежащий на прикроватном столике телефон вибрирует, и Акааши помечает закладкой страницу в книге, которую читал перед сном, и откладывает её в сторону. От: куроо-сан (9:07pm) эй слушай просто чтоб ты знал бо думает ты его ненавидишь У Акааши останавливается сердце. Вместо крови грудь наполняет леденящая жидкость, просачивается в вены и мчится по ним бурным потоком, а затем обрушивается в живот с такой силой, что аж дыхание перехватывает. Нет, нет, нет. Этого он совсем не хотел. Дрожащими руками он набирает ответ. Кому: куроо-сан (9:08pm) в смысле? что он сказал? От: куроо-сан (9:08pm) «кажется акааши меня ненавидит :(» так и сказал чувак ты почему его избегаешь? Кому: куроо-сан (9:08pm) я его не избегаю От: куроо-сан (9:09pm) ЛОЛ мы оба знаем что это неправда Кому: куроо-сан (9:09pm) бокуто-сан ничего плохого не сделал он не виноват От: куроо-сан (9:10pm) тогда по методу исключения получается что ТЫ виноват? обычно если ты занят ты не игнорируешь бо вот так что за фигня? По тупой боли в челюсти Акааши понимает, что слишком сильно стиснул зубы. Он тяжело вздыхает и выходит из диалога. Ему нечего ответить Куроо. Нечего сказать в свою защиту. Он пытается вернуться к чтению, но замирает, проведя подушечкой большого пальца по закладке. Она из тёмно-синего картона с крошечными крапинками белого и золотого цветов. Губы Акааши сжимаются в тонкую линию. Эту закладку ему подарил Бокуто, когда они вместе ходили в книжный магазин. — Вот, — сказал Бокуто, протянув ему закладку, когда они вышли на улицу. — Я постоянно вижу, как ты загибаешь уголки страниц, и мне стало их жалко. А ещё она будет напоминать обо мне! Акааши выгнул бровь. — Мы и так видимся почти каждый день, зачем мне ещё о вас вспоминать? Вы же не умираете. — Н-ну, это да, но главное ведь — внимание! — возмущается Бокуто. — Эй, и почему это ты не хочешь обо мне вспоминать?! Я твой лучший друг! — Я бы поспорил. — Ака-а-аши! У Акааши начинает дрожать подбородок, а сердце встаёт поперёк горла. Он выключает свет и закрывает глаза, надеясь, что сон развеет чувство стыда.***
Следующий день приносит с собой множество нежелательных эмоций (что, конечно, грубо, учитывая, что Акааши и так постоянно с этим сталкивается). Он пропускает утреннюю тренировку, — а это совсем для него не характерно, — задумавшись и прозевав свой поезд, и успевает в школу как раз к последнему звонку на урок, испуская неровный вздох облегчения. Он концентрируется на уроках настолько, насколько это вообще возможно; если целенаправленно сосредоточить внимание на математике и истории, то в голове не останется места для тревоги и страха перед встречей с Бокуто во время обеда и после школы. По крайней мере, так Акааши себе говорит. Когда звенит звонок на обед, Акааши срывается с места и спешит в другой конец школы, на неиспользуемую лестничную клетку, где точно-точно не столкнётся с Бокуто. Он игнорирует шквал оскорблений, которыми его осыпает собственный мозг: «Ты трус, ты просто сбегаешь, и какой же из тебя лучший друг?» — заворачивает за угол и останавливается как вкопанный. — А! — восклицает Бокуто. — Вот ты где! Что ж, это произошло гораздо раньше, чем он ожидал. Акааши сглатывает, борясь с сухостью во рту, и молится какому-нибудь божеству, чтобы оно сразило его прямо здесь и сейчас. — Бокуто-сан… — Тебе нужно объясниться, Акааши! — с грозным выражением лица, говорит Бокуто, шагая навстречу ему. — И даже не пытайся выкрутиться! Бокуто имеет полное право злиться на него. Акааши ведь действительно его избегал, пытался дистанцироваться, потому что знал, что чувства к Бокуто будут лишь обузой. Даже сейчас, когда Бокуто глядит на него, словно хищник, загнавший жертву в угол, сердце Акааши трепещет и сжимается. Желание быть рядом с ним невероятно сильно, оно захлёстывает с головы до ног, и Акааши приходится вцепиться ладонью в предплечье, чтобы не потянуться к нему. Бокуто останавливается, скрещивает руки на груди и окатывает Акааши ледяным взглядом. — Ну? Ничего не хочешь сказать? Акааши снова сглатывает. — Я… не знаю, что вы хотите от меня услышать. Бокуто громко, раздражённо стонет и запускает руки в волосы, взъерошивая их. — А-а, нет! Не надо говорить то, что я, по-твоему, хочу услышать. Скажи правду! Почему ты меня избегаешь? Куроо сказал, что избегаешь! Чёртов котяра. — Я не… — И не говори, что это не так! Я тебя знаю, Акааши. Я вижу, когда ты занимаешься самобичеванием, и сейчас именно это и происходит. Акааши непонимающе моргает. — Что вы имеете в виду? — Да то, что ты — очевидно — перешёл в режим «Акааши себя накручивает», и надо тебя из него вытащить! — Бокуто фыркает и снова скрещивает руки на груди, его пронзительный взгляд ни на секунду не отрывается от Акааши. Акааши поджимает губы, надеясь, что они не задрожат. Он не может посмотреть Бокуто в глаза. Чем он вообще думал, когда решил избегать Бокуто и заставил его волноваться почём зря? — Это… эгоистично с моей стороны, — натянуто отвечает он, чувствуя подступившее к глазам жжение. — Ну и ладно, тогда побудь эгоистом! Акааши удивлённо переводит на него взгляд, и губы Бокуто растягиваются в уверенной улыбке. Акааши с трудом наполняет лёгкие кислородом. — Что? — Что слышал! — решительно кивает Бокуто. — Нет ничего плохого в том, чтобы иногда побыть эгоистом. Тем более, что ты всегда думаешь о чувствах других людей и заботишься о них. Это, конечно, здорово и всё такое, но о себе же тоже надо думать! Вот дерьмо. Горло Акааши сжимается ещё сильнее, а перед глазами всё расплывается. — Даже… — выдавливает из себя он. — Даже если мой эгоизм связан… с вами? Глаза Бокуто расширяются. А затем он запрокидывает голову и заливается смехом. — Акааши, ну так бы сразу и сказал! Я буду только рад проводить с тобой больше времени! «Всё не так, — хочет сказать Акааши. — Совсем не так». Но комок в горле уже слишком сильно мешает говорить, поэтому он только кивает и крепе вцепляется в свой рукав, отводя взгляд. — Эй, — Бокуто мягко опускает ладонь ему на плечо, вынуждая опять посмотреть на него, и широко улыбается. — Хочешь обнимашки? Что бы Бокуто ни увидел на лице Акааши, он, должно быть, счёл это за согласие, потому что внезапно Акааши оказывается в кольце его рук и судорожно выдыхает. Бокуто утыкается подбородком ему в плечо, а Акааши медленно, нерешительно поднимает руки и кладёт их на спину Бокуто. Тот удовлетворённо хмыкает, крепче прижимая его к себе, и Акааши закрывает глаза. Бокуто тёплый. Акааши чувствует это каждой клеточкой своего тела. Это тепло добирается до самых дальних уголков души и светится, кружится, расширяется, непрерывно меняя форму. «А, — думает Акааши, — теперь понятно». Теперь Акааши понимает, почему Икар подлетел так близко к солнцу, рискуя потерять крылья и собственную жизнь. Когда они отстраняются друг от друга, Бокуто ослепительно улыбается. — В следующий раз, когда захочешь побыть эгоистом, просто скажи мне! Ты мой лучший друг, Кааши; естественно, я с радостью тебе помогу! Акааши пытается изобразить ответную лёгкую улыбку, надеясь, что Бокуто не увидит скрывающуюся за ней боль. — Спасибо, Бокуто-сан. Простите, что избегал вас. — Ничего! Так теперь ты сможешь мне пасовать? — Да. — Эй-эй-эй! Берегитесь все! Звёздные игроки снова в действии! — Как скажете, Бокуто-сан.***
— Налево, налево! — орёт Бокуто. — Нет, нет-нет-нет, давай назад, а то не получится! — кричит Куроо. — Заткнитесь оба, я сосредоточиться не могу, — просит Кенма. Грохочущая музыка почти заглушает его привычно тихий голос. Все четверо столпились вокруг автомата с игрушками, и в настоящее время Кенма пытается достать оттуда плюшевую Луну из «Сейлор Мун». Кенма нажимает на кнопку, и кран опускается. Бокуто закрывает лицо руками, подглядывая за его перемещениями сквозь щёлки между пальцами, а Куроо впечатывается лицом в стекло, оставляя на нём запотевшее пятно. Кран опускается на игрушку. Хватает её. Плюшевая кошка поднимается в воздух, и те три секунды, в течение которых она отправляется в призовой желоб, становятся самыми долгими в их жизни. Победный рёв Бокуто и Куроо перекрикивает громкую музыку, а Акааши смеётся, наблюдая за таким искренним восхищением. — Держи, — Кенма невозмутимо протягивает Луну Куроо, но тот принимает её с таким благоговением, которого Акааши ещё не видел. — Ты теперь моя доченька, — доверительно шепчет Куроо. Бокуто хохочет, а Кенма закатывает глаза. — Это просто игрушка, — говорит он. Куроо смеряет его недовольным взглядом. — Не просто игрушка, Кенма, а подарок от моего любимого. — Как хочешь, — Кенма снова закатывает глаза, но Акааши не упускает из виду, как его щёки заливаются лёгким румянцем. — Стойте, так нечестно! — вдруг восклицает Бокуто. — Я тоже должен выиграть что-нибудь для Акааши! Все трое с недоумением смотрят на Бокуто. Акааши надеется, что тусклое освещение скроет, насколько покраснело его лицо. Куроо кашляет в кулак и переспрашивает: — Э… чего? Бокуто, кажется, вообще не волнуют направленные на него озадаченные взгляды. Он решительно хмурит брови. — Да, нечестно получается, что Куроо получил подарок от своего лучшего друга, а Акааши — нет! — Эм… — Куроо хлопает расширившимися глазами. Обменивается взглядами с Кенмой. — Бо, ты же в курсе, что мы с Кенмой встречаемся, да? — Конечно, вы за кого меня принимаете? Я ж не идиот, — отвечает Бокуто. Куроо открывает рот, будто хочет возразить, но закрывает обратно после того, как Кенма пихает его локтем в бок. Бокуто вытаскивает из кармана жетон и вставляет его в автомат. — Но вы всё равно лучшие друзья, так что будет честно, если я тоже выиграю что-нибудь для моего лучшего друга! Куроо заходится гиенистым смехом, а Кенма тихо хихикает и кидает взгляд на Акааши. Его кошачьи глаза как-то странно блестят, и Акааши быстро переключает внимание на игровой автомат. За год с небольшим дружбы с Кенмой Акааши успел выяснить, насколько тот проницателен и умён. Если он проявит хоть малейший признак слабости, Кенма тут же его раскусит. Бокуто предпринимает несколько попыток достать игрушку, но каждый раз терпит поражение, и в конечном итоге это приводит к тому, что он дует губы и утыкается лбом в плечо Акааши. Тот с досадой отмечает, как Куроо и Кенма прожигают его глазами-лазерами, похлопывает Бокуто по спине и заверяет его, что всё равно не очень уж и хотел получить приз. Они вчетвером пробуют свои силы во всевозможных играх. Бокуто и Куроо яростно соревнуются в «Танцевальной революции» («Они ужасны», — говорит Кенма. «Действительно», — отвечает Акааши), и Куроо чуть ли не верещит, когда выигрывает. Потом Кенма надирает им всем задницы в файтингах, и Куроо объявляет на них запрет. После ещё пары игр Акааши соглашается поиграть с Бокуто в скибол и видит, как ухмыляется Куроо, когда Бокуто закатывает рукава футболки до самых плеч. Не обращая внимания на румянец на щеках, Акааши концентрируется на самом маленьком и дальнем отверстии, за попадание в которое дают сто очков, и методично отправляет туда мячи один за другим. Бокуто, снова проиграв, взъерошивает свои волосы и причитает сквозь стиснутые зубы: — А-а-ай, да как у тебя так хорошо получается?! — Точные броски — это моя специальность, Бокуто-сан, — отвечает Акааши. — Здесь мячик меньше, но принцип тот же. — Ха! — смеётся Куроо. — Очень жаль, Бо, но ты, кажется, ещё ни разу не выиграл. Бокуто устало вздыхает, сдувая со лба выбившуюся из причёски прядь. — Блин, и в чём тогда веселье, если я даже в одной игре победить не могу. «О-оу. Снова Слабость Бокуто номер шесть», — думает Акааши. Нужно срочно исправить ситуацию, пока она не вышла из-под контроля. Акааши оглядывается вокруг, замечает никем не занятый стол для аэрохоккея, и ему в голову приходит идея. Он поворачивается к остальным. — А давайте в аэрохоккей два на два? Мы с Бокуто-саном против Кодзуме и Куроо-сана. Бокуто сразу же воодушевляется, а глаза Куроо загораются дьявольским блеском. — Вызов принят. Они быстро оказываются у стола и вставляют туда каждый по жетону. По периметру автомата загораются огоньки, а из отверстий в столе начинает дуть воздух. Бокуто ухмыляется, доставая шайбу, а затем поворачивается к Акааши, и сердце у того замирает. — Готов сравнять их с землёй, Кааши? Беспомощный перед неуёмной энергией Бокуто, Акааши лишь улыбается ему в ответ. — Сделаем это. — Забавно, что вы думаете, что нас так легко победить! — кричит Куроо со своего конца стола. — Мы с Кянмой как отлаженный механизм! Бокуто крепче сжимает в руке биту. — Даже отлаженный механизм можно вывести из строя правильными инструментами! Куроо усмехается. — Да, но только если ты можешь позволить себе эти инструменты. — А может, я их по скидке купил! — кричит Бокуто. — Если мы сейчас не начнём играть, у нас время закончится, — подмечает Кенма. Третьегодки — хотя по поведению их легко можно принять за детей — смеряют друг друга тяжёлыми взглядами, пока Бокуто примеряется к шайбе. Он со всей силы посылает её прямо в ворота Кенмы, но тот блокирует удар и отправляет шайбу в сторону Акааши. Акааши делает вид, что собирается отбить её обратно Кенме, но в последний момент забивает гол в ворота Куроо. — Хэй-хэй-хэй! — вопит Бокуто, вскинув кулаки. — Берите себя в руки, если не хотите, чтобы мы вас уделали! — Кенма, — предельно серьёзно начинает Куроо, — мы должны победить Бокуто, или он никогда об этом не заткнётся. — Согласен, — говорит Кенма, с прищуром глядя на Акааши. Акааши смотрит на него в ответ, и уголок его губ дёргается в ухмылке. — Бокуто-сан. Бокуто кивает. — Да! Акааши не приходится говорить что-то ещё — Бокуто мгновенно понимает, что он имеет в виду. Акааши хоть на край света за ним пойдёт. Даже ради такой мелочи, как аэрохоккей. Почти всю игру они идут вровень, пока Бокуто в последний момент не забивает гол в ворота Куроо, и автомат выключается. Акааши и Бокуто набирают тринадцать очков, а Куроо и Кенма — только двенадцать. Бокуто испускает победный клич и бросается к Акааши, заключая его в объятия и приподнимая над полом. От такой близости щёки Акааши пылают огнём, но его даже не волнует то, насколько он счастлив видеть счастливым Бокуто. Он смеётся и, когда Бокуто отпускает его, заправляет волосы за ухо и ждёт, пока сердце в груди успокоится. «Веди себя как обычно. Это просто объятия, друзья постоянно обнимаются. То, что он меня обнял, ещё ничего не значит, это не значит, что…» — Так-так-так, — из мыслей его выводит чужой голос, он оборачивается и видит того, кого меньше всего ожидал встретить в подобном месте. — Неужели котята и совята в кои-то веки поладили? Куроо и Кенма подходят к Акааши и Бокуто. Куроо недовольно щёлкает языком. — Ну конечно, нам обязательно было встретить тебя. Дайшо кривит губы, уперев руки в бока и перенеся вес на одну ногу. — Да ладно, как будто я специально срываю вам двойное свидание. Я, вообще-то, тут с Микой-чан. Она пошла в туалет, а я увидел вас и решил поздороваться. Акааши хмурится. — Какое двойное свидание? Дайшо вскидывает бровь. — А разве нет? Вы с этим филином, что ли, не встречаетесь? Акааши чувствует, как напрягается Бокуто, и его словно окатывает ледяной водой. «Нельзя создавать проблемы Бокуто-сану». — Нет, мы не вместе, — отвечает он и сам едва слышит собственный голос. Дайшо пожимает плечами и убирает с глаз чёлку. — Как скажешь. Мне пора возвращаться к Мике-чан. Веселитесь тут. Бокуто бросает на него угрожающий взгляд, а Куроо показывает ему средний палец. Дайшо повторяет жест сразу двумя руками, поворачивается к ним спиной и уходит к своей девушке. Куроо разворачивается обратно к друзьям, и его хмурый вид превращается в лёгкую улыбку. — Обожаю его. — Ага, — соглашается Бокуто. — Мы же завтра играем с ним в Марио Карт? — Ни за что бы такое не пропустил, Бо. Они проводят у автоматов ещё какое-то время, наблюдая за тем, как Кенма, используя свои впечатляющие навыки, добывает им еду, как игрушку в начале вечера. Акааши изо всех сил старается оставаться вовлечённым в разговоры, но его мысли всё больше и больше затуманиваются. Он не может не думать о том, что Дайшо сказал о них с Бокуто. Неужели они действительно выглядят как пара? Неужели Бокуто обращается с ним как-то по-особенному, и поэтому создаётся такое впечатление? Вспышка надежды быстро гаснет, когда Акааши напоминает себе, ну, обо всём остальном. Бокуто не хочет отношений. Бокуто видит в нём только лучшего друга. Акааши не на что надеяться, потому что вероятность того, что он тоже может понравиться Бокуто, просто не существует. Уже ложась вечером в постель, Акааши в последний раз проверяет телефон и замечает несколько сообщений, доставленных около получаса назад. От: куроо-сан (11:04pm) ответь как увидишь ладно? это важно От: кодзуме (11:04pm) пж игнорируй куро От: бокуто-сан 🦉 (11:03pm) ХЭЙ АКААШИ У ТЕБЯ ЕСТЬ ПЛАНЫ НА СЛЕДУЮЩИЕ ВЫХОДНЫЕ Озадаченно нахмурившись, он первым делом отвечает Бокуто, что будет свободен. Потом открывает диалог с Кенмой. Кому: кодзуме (11:23pm) ты уверен? он говорит, это важно От: кодзуме (11:23pm) да забей Но Акааши не может просто забить. Обычно он доверяет Кенме, потому что тот знает Куроо лучше всех, но раз это может быть что-то действительно важное, то надо ответить. Кому: куроо-сан (11:24pm) о чём вы хотели поговорить, куроо-сан? От: куроо-сан (11:24pm) СЛАВА БОГУ ты ответил щас подожди секунду Через несколько секунд на экране всплывает новое уведомление. Акааши тяжело вздыхает.куроо добавил(а) кенма и акааши в групповой чат «🅱️дарим по пивку с пацанами» 11:24 pm
куроо: так так так наш совёночек выпорхнул из гнезда а? 😏 кенма: завались куроо: да чтоооо? я всего лишь говорю что акааши наконец-то расправил крылышки и стремится к невообразимым высотам! кенма: тебя опять чснуть? куроо: Приношу глубочайшие извинения, Акааши-сан.акааши: ? вы о чём вообще?
кенма: не обращай внимания нам не обязательно это обсуждать куроо: ммммм а может всё-таки стоит? кенма: нет куроо: да кенма: нет куроо: да кенма: нет. акааши можешь выйти из чата если хочешьакааши: я всё ещё не понимаю, что происходит
куроо: слушай если ты переживаешь что не нравишься бокуто то ты вообще его не знаешь кенма: Куро. куроо: КТО-ТО ДОЛЖЕН БЫЛ ЭТО СКАЗАТЬ кенма: я щас пульверизатор возьму куроо: извращенец 😏 кенма: 🙄 да хрен с тобой кенма: пж не обращай на него внимание это не его дело куроо: моё если связано с моим лучшим другомакааши: … я так понимаю, вы в курсе
кенма: да куроо: ты типа… сильно палишься :/ сорян чувакакааши: пожалуйста, не говорите бокуто-сану акааши: не надо зря его беспокоить
куроо: ??????? куроо: ты хоть одно моё сообщение читал??акааши: честно, старался не читать
кенма: ЛОЛ куроо: акааши послушай. бо по тебе с ума сходит. если ты этого не видишь то хз чё тут ещё сказатьакааши: спасибо, куроо-сан. буду иметь в виду
куроо: что в переводе означает «ты неправ но я слишком вежлив чтобы сказать это прямо»кенма удалил(а) куроо из группового чата
кенма: извини за него кенма: обещаю мы ничего не скажем бокуто-сану кенма: удачикенма покинул(а) групповой чат
Акааши вздыхает, воздух неприятно царапает напряжённое горло. Он убирает телефон и выключает свет. Он знает, что Куроо желает только добра. Знает, что друзья пытаются подбодрить и поддержать его. Он всё это знает, но… Жар, сдавивший горло, поднимается к глазам и грозит выплеснуться слезами. Он изо всех сил сжимает губы в попытке сдержать рвущийся наружу всхлип. Куроо желает только добра, но он не понимает. Не понимает, что Акааши не может позволить себе надеяться, когда точно знает, что это лишь всё испортит. Мысль о том, чтобы взвалить на Бокуто свои чувства, вызывает приступ паники, и Акааши сворачивается в клубок под одеялом. Он утаит свои чувства от Бокуто, чего бы это ни стоило, как бы сильно они ни разъедали его изнутри.***
В следующие выходные Бокуто не столько предлагает повеселиться, сколько просит Акааши помочь ему с домашним заданием по математике. После субботней тренировки они направляются к Бокуто домой, и тот по дороге рассказывает о новом приёме, который хочет попробовать, и о последнем эпизоде недавно просмотренного сериала. Акааши время от времени тоже вставляет свои пять копеек, но в основном просто позволяет Бокуто говорить столько, сколько ему захочется (то есть много, но это даже очаровательно). Большую часть вечера они посвящают математике, и слабости Бокуто как раз дают о себе знать. Слабость номер двенадцать: он не может усидеть на месте больше двадцати минут за раз, и ему приходится вставать, потягиваться или прыгать, чтобы унять свою беспокойную энергию. Слабость номер тридцать восемь: когда запас концентрации внимания иссякает, он не может разобрать, что написано в учебнике, и ему приходится «подзаряжаться», отвлекаясь на что-то совершенно не связанное с учёбой (обычно это видеоигры) по меньшей мере на полчаса. Когда Акааши впервые помогал Бокуто с домашним заданием, он подумал, что такое странное поведение объясняется обычными скукой или ленью. Но по мере того, как они продолжали заниматься вместе, стало ясно, что его мозг просто так работает. Это расстраивало аса, а Акааши поместил эту информацию в папку под названием «Кто и/или что есть Бокуто Котаро?» в своей голове, а потом помог ему придумать методы обучения, которые подходили бы для его мозга и не оставляли его в измотанном и измученном состоянии. Сейчас, во время очередного перерыва, Акааши вспоминает, как впервые увидел Бокуто таким. Это было во время второй или третьей тренировочной игры в прошлом учебном году. В тот день Бокуто запорол много прямых атак, в результате чего разозлился и отправился на скамью запасных до конца тренировки. После того, как ученики другой школы ушли, он остался в спортзале, снова и снова отрабатывая подачи. Акааши задержался у дверей, не уверенный, стоит ему уйти или нет. — Можешь идти домой, — Акааши обернулся и увидел Коноху и Коми, уже переодевшихся из тренировочной формы в спортивные куртки и штаны. Коноха пожал плечами. — Он тут надолго. Акааши нахмурился. — Вы уверены? Он, кажется, расстроен… — Да, у него часто такое бывает, — сказал Коми. — Мы не знаем, что с этим делать, поэтому просто позволяем ему тренироваться, пока не выдохнется. Не волнуйся, обычно он не забывает запереть дверь. Акааши снова посмотрел на Бокуто, и что-то сжалось у него в груди при виде того, как тот, с самым грустным выражением лица, которое Акааши когда-либо видел, подбросил мяч в воздух. — Я, наверное, останусь ненадолго. Коноха удивлённо фыркнул. — Ладно, как хочешь. Они ушли, а Акааши неуверенными шагами вернулся в зал, не желая отвлекать Бокуто. Тот сделал ещё одну яростную подачу, а потом взглянул на Акааши. Выглядел он при этом нехарактерно мрачным. — Акааши, — позвал он. Привычная энергичность пропала даже из его голоса. — Побросай мне мяч. У Акааши был выбор. Он мог отказать и, скорее всего, расстроить Бокуто ещё больше, или согласиться и добровольно застрять здесь на неопределённое количество времени. И поскольку он ещё никогда не видел Бокуто в таком состоянии, он не знал, как лучше поступить. Но Бокуто, казалось, был охвачен гневом, направленным лишь на самого себя. В его голове бушевала какая-то буря, и Акааши, почувствовав тяжесть в груди, не смог ему отказать. — Ладно, — кивнув, сказал он. Они тренировались, тренировались и тренировались, пока у Акааши не заболели лёгкие. Ноги горели, и он не знал, как долго ещё сможет продолжать. Он поднял голову, собираясь сказать Бокуто, что ему нужно отдохнуть, но передумал, увидев его нахмуренные брови, почти сошедшиеся на переносице, и искривлённые губы. Что-то неприятно кольнуло у Акааши в груди. Он выпрямился, подождал, пока Бокуто оторвёт взгляд от пола и посмотрит на него, и приготовился сделать ему пас. Акааши идеально подал мяч, но Бокуто не рассчитал время прыжка и отбил его прямо в сетку. Мяч упал на пол, пару раз отскочил и покатился, остановившись рядом с ногой Бокуто. Его тяжёлое дыхание эхом отдавалось в почти пустом зале, и Акааши напрягся, готовясь к… — Чёрт возьми! — закричал Бокуто, пнув мяч и отправив его в полёт через весь зал. Акааши вздрогнул от неожиданности, но быстро расслабился. Бокуто скорее обижался на самого себя, чем по-настоящему злился, и Акааши забеспокоился о его благополучии. Акааши направился к корзине с мячами, пытаясь понять, как так получилось, что в один момент Бокуто был таким потрясающим игроком, а в другой распадался на части от любой мелочи. Сзади послышался всхлип, и Акааши оглянулся. Бокуто стоял спиной к нему, отвернувшись лицом к сетке и вцепившись в неё правой рукой. — Я… — его голос надломился, и он подавил болезненный звук. — Я просто… хочу быть потрясающим. Акааши недоумённо заморгал. — Что вы имеете в виду? — Мне недостаточно быть просто «хорошим», — ответил Бокуто, сильнее сжав кулак на сетке. — Я хочу быть самым потрясающим игроком, и ещё чтобы весь мир знал, какой я потрясающий. Акааши помедлил. Его телом овладело беспокойство, что-то одновременно отталкивало его от Бокуто и тянуло к нему. Но даже при этом разум оставался таким же ясным, как и всегда. — Бокуто-сан, знаете, почему я поступил в эту школу? Бокуто всхлипнул и потёр лицо ладонью. — Потому что получил тут стипендию? — Да, частично, — ответил Акааши. — Но главную роль в этом сыграли вы. Бокуто обернулся и посмотрел на него покрасневшими, опухшими глазами. — Я? Акааши кивнул. — В прошлом году я смотрел один из ваших матчей на соревнованиях. Вы были невероятны. Таких волейболистов я никогда не видел. Бокуто склонил голову набок. — Таких? Это каких? — Как будто… — Акааши замолк, подбирая слова. — Как будто вы один заняли весь зал. Я не мог отвести от вас взгляд, — глаза Бокуто расширились, но он ничего не сказал, и Акааши продолжил: — Для меня вы уже потрясающий, Бокуто-сан. И пусть весь мир пока об этом не знает, но один человек — это уже что-то, верно? На одно ужасающее мгновение Акааши испугался, что сказал что-то не то, но уже в следующую секунду лицо Бокуто исказилось, и он бросился вперёд, выкрикивая имя Акааши и заключая его в медвежьи объятия. Он что-то бессвязно и сбивчиво говорил, Акааши не мог ничего разобрать, и ему оставалось только нерешительно обнять Бокуто в ответ. Тот, казалось, сжимал его изо всех сил — так, что стало тяжело дышать. Тогда они были знакомы чуть больше месяца, но каждый день Акааши узнавал об асе всё больше и больше. Он быстро понял, что Бокуто ничего не сдерживает и не подавляет. Его голос, характер, само его присутствие — всё было громким и полным жизни, всё требовало от мира обратить внимание на звезду, которой он являлся. И Акааши знал, что с того самого момента, как впервые увидел Бокуто, прочно застрял на его орбите. — Акааши? — голос Бокуто возвращает его в настоящее. — Всё нормально? Ты чего-то завис. — О, — Акааши слегка откашливается, прочищая горло. — Да, всё хорошо. Перерыв уже закончился? — Ещё нет! — радостно тянет Бокуто, заваливаясь на спину и переключая внимание на свою Nintendo DS. — Осталось десять минут, но мне нужна помощь с этим гим-лидером. — Это какой? — спрашивает Акааши со своего места — он не доверяет себе настолько, чтобы подойти к Бокуто ближе, чем это необходимо. Бокуто постукивает пальцем по экрану, хмурит брови и отвечает: — Крашер Уэйк. Я не могу пройти мимо его Гаярадоса. И вообще, Гаярадос разве не дракон? Что он забыл в водном зале? Акааши позволяет своим губам растянуться в лёгкой улыбке и весь оставшийся перерыв помогает Бокуто в битве покемонов. Как только десять минут истекают, они возвращаются к математике и успешно доделывают всю домашнюю работу, после чего сытно ужинают и начинают готовиться ко сну. Пока они расстилают футон, снаружи доносится грохот. Акааши вздрагивает от неожиданности, переводит взгляд на окно и тут же слышит приглушённый вой ветра. Сверкает молния, а затем снова грохочет гром, и Акааши удивлённо моргает. Снежные бури для Токио не редкость, но громом они сопровождаются нечасто. — Ладно, Бокуто-сан, я выключу свет, — Акааши поворачивается к нему и обнаруживает, что тот свернулся калачиком на одеяле и закрыл уши руками. — Бокуто-сан? Акааши подходит ближе и мягко опускает руку ему на плечо. Большие, влажные от испуга глаза открываются и глядят прямо на него. — Кааши… Не знаю, смогу ли я уснуть. Что ж. Это что-то новенькое. Раньше Акааши ещё ни разу не был с Бокуто во время грозы, так что вполне логично, что об этой слабости он и подозревал. Он отмечает её у себя в голове как Слабость Бокуто номер сорок шесть: он боится грома. Но раз теперь Акааши знает об этом, то просто обязан как-то его отвлечь. Молнии легко можно скрыть из виду плотными занавесками, а гром… Может, наушники подойдут? Но в них будет неудобно. Нужно придумать что-то, что сможет заглушить гром и в то же время даст Бокуто спокойно поспать. — О! — придумал. — А давайте-ка построим крепость из подушек. Бокуто непонимающе моргает. — Зачем? — Подушки и одеяла толстые, они приглушат внешние звуки. А уютная атмосфера внутри позволит вам спать с бóльшим комфортом. Бокуто в этот момент смотрит на Акааши так, словно это он повесил луну на небо, не иначе. Акааши впивается ногтями в ладонь, чтобы не залиться румянцем. — Акааши, ты гений! Я соберу все подушки в доме! А ты тащи одеяла! Акааши, к собственному удивлению, смеётся. — Хорошо. Вернувшись в комнату со всеми необходимыми для строительства материалами, они складывают подушки в несколько стопок на таком расстоянии друг от друга, чтобы внутри было достаточно места для одного футона. Акааши придётся спать в кровати Бокуто, но он это переживёт. Сверху они набрасывают три одеяла, а внутрь ставят маленький проектор-планетарий, который Акааши подарил Бокуто на прошлый день рождения. Наконец, они втискивают между подушками футон, и крепость готова. — Ух ты, — вздыхает Бокуто и награждает Акааши широкой улыбкой. — Да мы отличная команда! — Разве мы не всегда такие? Бокуто коротко смеётся. — Да, точно! А теперь пойдём внутрь. Акааши моргает. — Что, вдвоём? — Да, — Бокуто наклоняет голову набок. — Мне же ещё нужна помощь с Крашером Уэйком. Акааши сглатывает, надеясь, что по нему не видно, как сильно он волнуется. — Но ненадолго, ладно? Не надо засиживаться допоздна. — Расслабься, мам, я пойду спать, когда захочу! Акааши не может сдержать смех, когда выключает свет и заползает под одеяла вместе с Бокуто. Они укладываются бок о бок, проектор отбрасывает на импровизированную крышу россыпь белых светящихся точек. Бокуто достаёт приставку и запускает игру. Только вот есть одна проблемка. Акааши почему-то не подумал, что если они с Бокуто вместе залезут в крепость из одеял и подушек, то будут находиться гораздо ближе друг к другу, чем обычно. Бокуто прижимается к его боку своим, согревая его с головы до ног, пока сосредоточенно отправляет своего покемона в бой. А его лицо всего сантиметрах в двадцати от лица Акааши. Акааши сглатывает. Ему хочется изучить каждый его миллиметр. Узнать, какова на ощупь кожа у него на щеках, и пересчитать все цветные крапинки в золотистых глазах. Почувствовать губы Бокуто — губы, которые дуются, улыбаются, грустно опускаются и формируют звуки — на своих. Чёрт. В таком крошечном пространстве невозможно взять себя в руки. Невозможно трезво мыслить, когда дыхание Бокуто чуть ли не смешивается с его собственным, когда Бокуто, задумавшись, прикусывает губу. Мозг словно отключается, и остаётся только желание выбить приставку из его рук и… «Хватит, прекрати об этом думать». Акааши закрывает глаза и прерывисто выдыхает, снова и снова мысленно ругая себя в надежде заглушить все остальные голоса в своей голове. Думать о сокоманднике, о лучшем друге в таком ключе и представлять, как Бокуто отвечает взаимностью… ужасно стыдно. Настолько, что стыд захлёстывает горячей волной. Как же это жалко, говорит себе Акааши, желать протянуть руку и забрать самую яркую звезду с небосвода. — Акааши? Он распахивает глаза, услышав своё имя, и испуганно вздыхает, когда видит, насколько близко лицо Бокуто к его лицу. Сердце подпрыгивает к самому горлу, и Акааши отодвигается немного назад. — Да, Бокуто-сан? — Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то ты побледнел, — Бокуто прищуривается и наклоняется ещё ближе, а Акааши от волнения кажется, что воздух между ними становится каким-то плотным объектом, отталкивает и притягивает их одновременно. Он вспоминает, как в начальной школе пытался соединить вместе два магнита, но те только отталкивались друг от друга, словно между ними был невидимый барьер. — Я в порядке, Бокуто-сан, — говорит Акааши, надеясь, что голос дрожит не слишком сильно. — Вы уже закончили поединок? Глаза Бокуто загораются. — Да! Было очень трудно! Я думал, мой Гротл умрёт, когда появился Гаярадос, но твои советы помогли! Не верится, что он не дракон! Они играют ещё немного, и всё это время Акааши старается не дышать, не двигаться и не давать своим мыслям блуждать не в том направлении. Нельзя свернуть с пути ни на миллиметр, иначе Бокуто всё узнает. И, конечно же, Бокуто не может не усложнить ему жизнь ещё больше — ненамеренно, спасибо его простодушию, но Акааши всё равно проклинает всех богов сразу, когда Бокуто спрашивает: — Эй, можешь поспать сегодня со мной? «Да. Нет. Пожалуйста, не задавай мне такие вопросы». Но несмотря на боль, которую это ему причинит, Акааши не может отказать Бокуто, поэтому просто кивает. Они укладываются поудобнее, и Акааши кажется, что его сердце вот-вот разорвётся. Оно бьётся в горле, в груди, в животе и руках. Он переворачивается на спину и напряжённо всматривается в звёзды на одеяльном потолке. Он чувствует на себе взгляд Бокуто, а потом тот говорит: — У тебя опять такое лицо. Акааши моргает и, не поворачиваясь к нему, спрашивает: — Что? Бокуто тоже перекатывается на спину, закрывает глаза и скрещивает руки на груди, кивая самому себе с таким видом, словно разгадал тайну вселенной. — Точно-точно. Я его уже видел. — Вы видите моё лицо почти каждый день, Бокуто-сан. — Ака-а-аши, да я же не об этом! — Акааши улыбается, когда он растягивает его имя. Бокуто снова ложится на бок и пристально смотрит на него. — Ты хочешь о чём-то меня попросить, да? Акааши замирает. Бокуто знает? Как он узнал? Акааши ведь был так осторожен, так тщательно скрывал свои чувства и следил за тем, чтобы не пялиться слишком долго, не проговориться. Боже, сейчас Бокуто его отвергнет, и… — Знаешь, ты такой зрелый и умный, а всё время забываешь такие простые вещи, — размышляет Бокуто, поджав губы и поднеся кулак к подбородку. Акааши неровно выдыхает. — Что… — он замолкает, чтобы смочить слюной внезапно пересохшее горло. — Что вы имеете в виду? Бокуто хмурится, и его брови почти сходятся на переносице. — Ну, мы столько времени проводим вместе, и я естественно замечаю изменения в твоём поведении. Да, может, я не так хорош в этом, как ты, но всё же! Акааши совсем теряется. Так узнал Бокуто о его чувствах или нет? Он снова сглатывает. — И что же… Что вы заметили? — Что ты хочешь меня о чём-то попросить, но думаешь, что это слишком эгоистично, и поэтому ничего не говоришь! — Бокуто фыркает и отводит взгляд. — Я же говорил, что это нормально. Я постоянно тебя о чём-нибудь прошу. Тебе тоже можно, понятно? Акааши должен сделать выбор. Примерно за три четверти секунды в его голове разыгрывается сразу несколько сценариев. Первый: он не рассказывает Бокуто, чего хочет; Бокуто думает, что Акааши ему не доверяет, и расстраивается. Второй: он рассказывает Бокуто; Бокуто отказывается, но не думает, что за этим стоит что-то большее. Третий: он рассказывает Бокуто; Бокуто понимает, что у Акааши к нему чувства, отвергает его, и их дружбе приходит конец. Четвёртый: он рассказывает Бокуто; Бокуто соглашается, и они продолжают дружить, словно ничего и не было. Пятый: он рассказывает Бокуто; Бокуто догадывается о чувствах Акааши и говорит, что Акааши ему тоже нравится. Пятый вариант — самый невероятный, Акааши полагает, что шанс претворить его в жизнь составляет всего девяносто девять тысячных процента. Но последнее, чего ему хочется, это чтобы Бокуто из-за него грустил. И поэтому, приняв во внимание, что остальные варианты имеют примерно одинаковую вероятность на осуществление, он делает глубокий вдох и решается. — Бокуто-сан, — начинает он, и Бокуто нетерпеливо кивает ему. — Вы… Вы не против, если мы… обнимемся? Бокуто моргает — один раз, два, — и его лицо озаряет ослепительная улыбка. В тусклом свете проектора Акааши не может различить, действительно щёки Бокуто покрылись румянцем или это он себе выдумал, лишь бы на что-то надеяться. — Не против, конечно, не против! — чересчур громко восклицает Бокуто. Потом, кажется, что-то приходит ему на ум, и он слегка надувает губы и глядит на Акааши из-под ресниц. — Эм… можно я буду маленькой ложечкой? И Акааши только тихо посмеивается над очаровательным выражением его лица, пока Бокуто вспыхивает от смущения и пытается напустить на себя сердитый вид. — Конечно, Бокуто-сан. Бокуто хихикает, переворачиваясь на другой бок, как будто только что успешно привёл в исполнение свой генеральный план. Акааши придвигается поближе и колеблется всего секунду, прежде чем обнять его поперёк талии. Мышцы живота Бокуто слегка напрягаются от соприкосновения с его рукой, но тот быстро расслабляется и ещё теснее прижимается спиной к груди Акааши. Сердце у Акааши замирает. Плохая идея. Быть так близко к Бокуто — это очень плохая идея. Конечно же, тот слышит громкий стук его сердца и чувствует тщательно контролируемое, но всё равно дрожащее дыхание. Находясь так близко к Бокуто, Акааши может прижаться лбом к задней части его шеи и пользуется возможностью позволить себе такую роскошь. Его снова окутывает тепло чужого тела, баюкает его и заставляет почувствовать, что всё будет хорошо, даже если он прекрасно знает, что это не так. Его горло сжимается, а глаза начинает жечь и застилает влажной пеленой. — Доброй ночи, Акааши, — уже засыпая, бормочет Бокуто. Проглотив непрошенный всхлип, Акааши зажмуривается и пытается не обращать внимание на бурю в груди. Наконец, совладав с собственным голосом, он шёпотом желает Бокуто спокойной ночи и ждёт, когда провалится в сон.***
Конец января приносит с собой ежегодный культурный фестиваль. Клубная деятельность приостанавливается, поскольку все классы оказываются заняты придумыванием того, чем можно похвастаться перед другими. Акааши и Бокуто не видятся так часто, как хотелось бы, но, как постоянно напоминает ему мозг, расстояние может помочь ему справиться со своими чувствами. Не помогает, но Акааши на это особо и не надеялся. Пока они с одноклассниками рисуют вывеску для стенда с якисобой, Акааши задаётся вопросом, вдруг кто-то наслал на него проклятие и теперь ему суждено вечно любить своего лучшего друга. Да, именно так. Потому что слово «симпатия» кажется каким-то инфантильным и неполным, а просто «чувства» — расплывчатым, ловко скрывающим правду, которую Акааши уже осознал. Он влюблён в Бокуто — с того самого момента, когда впервые его увидел. Акааши растягивает губы в ироничной улыбке, пока крупными мазками выписывает иероглифы. Нельзя ведь было не влюбиться в Бокуто? Акааши попал в эту ловушку в первую же секунду, он был так же беспомощен, как летящий на свет мотылёк. Просто ему потребовалось некоторое время, чтобы это осознать. Он даже не догадывался, какую собирал головоломку, пока не соединил все части. Пару недель спустя культурный фестиваль Академии Фукуродани готов распахнуть двери для посетителей, а это означает, что Бокуто и Акааши встречаются с Куроо и Кенмой, как только откроются школьные ворота. Они вчетвером прогуливаются между различных аттракционов, игр и стендов с едой, пока не приходит очередь Акааши стоять на стенде с якисобой. Друзья идут за ним, поддразнивают его по поводу того, как он выглядит в фартуке, а потом уходят, когда их прогоняет президент класса Акааши. Как только смена Акааши заканчивается, Бокуто тащит его в комнату страха, заявляя, что больше всего хотел попасть именно туда. — Вы же боитесь привидений, — напоминает Акааши, когда они встают в очередь. — Ага, но в том-то и смысл! — отвечает Бокуто. Он передаёт ответственному за аттракцион ученику пару монет за билеты и раздвигает чёрные занавески, заходя внутрь. — Никогда не знаешь, когда что-нибудь на тебя выскочит, и это же потрясающе! Глаза Акааши пытаются приспособиться к отсутствию света. Через несколько секунд он различает стены, образующие узкий коридор, и клочья искусственного дыма, стелющиеся по полу. Из динамиков доносится низкий рокочущий звук, сопровождаемый низкими нотами банджо или гитары, и другие звуковые эффекты, которые воспроизводятся с разными интервалами: приглушённый звонок стационарного телефона, помехи и много чего ещё. Бокуто хнычет и тянет Акааши на себя, обхватив руками его предплечье. — Акааши, — скулит он, — мне тут не нравится… Что-то врезается в стену справа от них, и Бокуто издаёт леденящий душу крик, заставляя Акааши тоже закричать. Бокуто тащит его дальше как быстро, как только может, и вскрикивает от каждого шороха. К тому времени, как они выходят из класса, оба тяжело дышат, и при виде бледного, покрытого потом лица Бокуто Акааши заливается смехом. — Ака-а-аши! Чего ты ржёшь?! — возмущается Бокуто. — Н-ничего, Бокуто-сан, — сквозь смех отвечает Акааши. — Просто вы такой забавный. — Эй! Это вызывает у Акааши очередной приступ хохота, а Бокуто дуется, но вскоре и сам начинает смеяться. Они оправляются дальше ходить по школе и в какой-то момент встречают Коноху и Коми. Акааши рассказывает им, как Бокуто повёл себя в комнате страха, и Коноха жалуется, что не видел этого собственным глазами. Уже вчетвером они покупают ещё немного еды и идут в класс Бокуто, посмотреть стенды с гаданием. — Они не разрешили мне гадать на таро, потому что я, видите ли, сам выдумываю значения карт, — ворчит Бокуто, только больше смеша Коноху и Коми. День заканчивается быстрее, чем Акааши ожидал, и они с Бокуто отделяются от других третьегодок, чтобы снова найти Куроо и Кенму, которые оказываются на лужайке перед спортивным полем, откуда позже запустят фейерверки. Куроо и Кенма уже заняли себе места, расстелив на траве большой плед и обложившись коробочками с едой, где были сэндвичи с якисобой, такояки, жареная курица и жареный кальмар, на который Бокуто налетает до того, как Акааши успевает его остановить. Они тоже устраиваются на пледе, и Акааши с благодарностью принимает протянутую Кенмой бутылку воды. — Итак, — набив рот курицей, начинает Куроо, — последний наш фестиваль, а? — Не-е-е-е-е-ет! — хнычет Бокуто. — Не говори так! Я запрещаю использовать слова «последний» и «конец»! — Но от этого ничего не изменится, тупой ты совень! Пока Куроо и Бокуто пускаются в очередной из своих многочисленных споров, Кенма переводит взгляд на Акааши и говорит: — Для нас фестиваль не последний. Акааши моргает. — Точно. Взгляд Кенмы становится острее. — Но последний для них. У Акааши скручивает живот. Он понимает, что Кенма имеет в виду. Знает, что с окончанием фестиваля и приближением выпускных экзаменов конец учебного года наступит быстрее, чем он ожидал. И если Акааши хочет сказать Бокуто кое-что важное, то стоит поторопиться, пока ещё есть такой шанс. Но это только если Акааши хочет, а он не хочет. Не может. Он не может взвалить это всё на Бокуто прямо перед выпуском, это будет нечестно по отношению к ним обоим. Не в первый раз он завидует способности Бокуто говорить всё, что приходит ему на ум, не опасаясь последствий. Акааши завидует тому, насколько он прямолинеен и как не может скрывать свои эмоции, потому что чувствует их, кажется, всем своим существом. Акааши хочет хотя бы раз набраться немного храбрости, чтобы быть так же полностью и беззастенчиво честным. — Эй, начинается, — говорит Кенма, разнимая препирающихся Куроо и Бокуто. Они поднимают головы как раз в тот момент, когда первый фейерверк озаряет небо золотыми и красными огнями. Сразу за ним взлетает следующий, который взрывается и с шипением рассыпается на миллион крошечных искорок. Бокуто кладёт голову на плечо Акааши, и он почти перестаёт дышать. Волосы щекочут шею, он чувствует кожей чужой тяжёлый вздох. В этот момент всё вокруг словно исчезает, остаются только они вдвоём. Сердце Акааши, бешено колотящееся в груди, заглушает собой фейерверки. И Бокуто бормочет в это пространство, замершее во времени, где есть только они: — Хотел бы я остаться с тобой навсегда. Акааши прерывисто выдыхает и закрывает глаза. «Скажи ему, скажи, скажи». Слова подступают к горлу, и на секунду Акааши даже пугается, что действительно всё расскажет. Но эта секунда проходит, а вместе с ней испаряется и непреодолимое желание признаться. И горло сжимается ещё сильнее. Ещё никогда он не был так близок к тому, чтобы поделиться с Бокуто своими чувствами, и всё равно не смог это сделать. Он действительно жалок. Дальше всё как в тумане: фейерверки заканчиваются, потом они убирают за собой, и за всё это время Акааши открывает рот только для того, чтобы попрощаться с друзьями. Они с Бокуто не спеша идут к железнодорожной станции, и тот всю дорогу о чём-то радостно болтает. А Акааши кажется, что каждый шаг — это агония. Будто его ботинки вдруг наполнились свинцом. — Эй, Акааши, — говорит Бокуто, повернувшись к нему лицом и шагая спиной вперёд, — чем ты займёшься после школы? Акааши моргает. — Я же уже говорил, что ещё не знаю. Бокуто поджимает губы и приподнимает бровь, пристально смотря на него. — Ага, а на самом деле? Услышав это, Акааши замирает как вкопанный. — В смысле? — Да всё ты знаешь! — Бокуто тоже останавливается. — В прошлый раз ты медлил с ответом, а потом просто перефразировал слова Кенмы! Чёрт. Учитывая простодушие Бокуто, легко забыть, насколько он иногда бывает проницательным. Акааши вздыхает. Что ж, хотя бы это он рассказать может. — Я… Я подумываю заняться литературой. В частности, писательством. У Бокуто от удивления расширяются глаза. — Ты хочешь писать? Акааши неловко отводит взгляд. — Да, я… хочу писать истории. — Вау, Акааши, это супер круто! — восклицает Бокуто, вскидывая вверх сжатые в кулаки руки. — Ты супер умный, у тебя будут получаться потрясающие истории! — Вы… правда так думаете? — спрашивает Акааши, всё-таки рискнув посмотреть на Бокуто. — Не думаю, а знаю! — отвечает тот, и его лицо озаряет улыбка. — А когда ты станешь знаменитым, я куплю твою книгу и буду всем рассказывать, какой у меня потрясающий лучший друг! …Ох. Внутри что-то щёлкает. Все аргументы в пользу того, чтобы держать свои чувства в секрете, растворяются и стекают в ливневую канализацию, оставляя после себя чувство поразительной ясности. Акааши должен сказать ему. Но не может. Вместе с ясностью приходит и щемящая печаль. Она сжимает сердце, сдавливает грудь, тянет его вниз, вниз, вниз, глубоко в бушующие воды. Акааши не успевает понять, когда его подбородок начинает дрожать, а перед глазами всё размывается. — Акааши? — Бокуто бросается к нему, поднимая руки так, словно хочет его обнять, но не уверен, можно ли. — Эй-эй-эй, что такое? Что случилось? Акааши закрывает лицо ладонями и делает болезненный вдох, слишком уж похожий на всхлип. — Ничего, — выдавливает он. — Всё в порядке. — Что-то явно не в порядке, — говорит Бокуто, и Акааши только сильнее съёживается. Бокуто мягко тянет его к ближайшей скамейке и заставляет сесть. — В чём дело, Акааши? Рассказать ему — значит разрушить всё. Признание разрушит их дружбу и погубит Акааши, напоследок нанеся глубокую рану прямо в сердце. Но рассказать всё равно надо. — Если ты со мной поделишься, то, может быть, я смогу помочь, — обычно громкий голос Бокуто становится тише, но не лишается эмоций. В этом-то и проблема. Каждый раз, когда Бокуто проявляет к нему доброту, каждый раз, когда относится к нему не так, как ко всем остальным, Акааши не может не надеяться, что у него есть шанс. Он больше не может от этого бежать. Нужно разобраться с этим и двигаться дальше. Ему удаётся сдержать всхлипы, и он вытирает слёзы подушечками пальцев, не осмеливаясь посмотреть Бокуто в глаза. Сердце колотится где-то в горле. — Я… больше не хочу с вами дружить, — Бокуто напряжённо застывает, но молчит. — Это только вызовет трудности, потому что… потому что у меня есть ч-чувства к вам. Романтические чувства. Мне очень жаль. Ну вот. Он это сказал. Акааши сцепляет ладони в замок, сжимает их с такой силой, что они начинают терять чувствительность, зажмуривает глаза и отчаянно молится, чтобы Бокуто не заметил, как он дрожит. Секунды повисшей между ними тишины кажутся целой вечностью, и всё это время Акааши слышит, как грохочет пульс в груди, в животе, в ушах. — Акааши… ты прав. Трудность возникла. Ох. Ну, он ведь так и знал, да? Игнорируя боль в груди, Акааши распрямляет спину и поворачивается к Бокуто, полностью готовый подарить ему улыбку и заверить его, что всё будет в порядке. Но вместо этого замирает, увидев его красное-красное лицо. — Акааши… что мне делать? — Бокуто подносит дрожащую руку к груди и вцепляется пальцами в ткань своей футболки. — У меня… так сердце колотится. Подождите-ка. Чего? — Что? Бокуто резко подаётся вперёд и хватает Акааши за плечи; его глаза широко распахнуты, а губы сжимаются в неровную линию. — Скажи это ещё раз! Повтори, что ты только что сказал! Акааши моргает. И заливается румянцем. — Что? Зачем? — Просто скажи! — Я уже сказал это один раз, Бокуто-сан! — Знаю, но мне надо удостовериться, что мне не показалось, так что скажи ещё разочек! Пожалуйста! Акааши не может устоять перед этим «пожалуйста». Он сглатывает, открывает рот и отводит взгляд. — Вы мне нравитесь… Больше, чем друг. Ослепительная улыбка озаряет лицо Бокуто, черты его лица преображаются, а у Акааши сжимается сердце. Бокуто отпускает его плечи, а в следующую секунду обхватывает руками его талию, подскакивает на ноги и кружится на месте, громко выкрикивая: «Хэй-хэй-хэй!» Акааши вообще не понимает, что происходит. Он ожидал, что его отвергнут, а не… что получилось. Так его всё-таки отвергли? Чему так радуется Бокуто? Несмотря на внутреннее смятение, из его груди вырывается почти истерический смех, дополняемый диким хохотом Бокуто. Когда Бокуто опускает его на землю, Акааши нервно потирает большим пальцем свою ладонь. — Эм, Бокуто-сан… чему вы так радуетесь? Бокуто перестаёт размахивать кулаками в воздухе и недоверчиво глядит на него. — А?! В смысле «чему»? Я счастлив! Я так счастлив, что умереть можно! Я бы сейчас выиграл матч у лучших волейболистов мира, я в этом уверен! Подождите, если он счастлив, значит… — Что это значит? Бокуто широко улыбается и упирает руки в бока. — У меня тоже есть чувства к тебе, Акааши! Лицо Акааши вспыхивает, а все связные мысли мигом вылетают у него из головы. — Что? Не успевает он ещё как-то отреагировать, как Бокуто подбегает к нему, снова хватает его за талию, отрывая от земли, и безудержно смеётся. И на этот раз Акааши искренне смеётся вместе с ним. Смеётся, смеётся и смеётся, чувствуя небывалую лёгкость, пока Бокуто кружит, кружит и кружит на одном месте. Когда Бокуто снова ставит его на ноги, его глаза внезапно расширяются, а в следующее мгновение он кладёт ладони на щёки Акааши, прикрывает глаза и целует его. Но он слишком взволнован, и из-за этого они больно стукаются носами, прежде чем их губы встречаются. Поцелуй выходит неуклюжим, чересчур пылким и неловким, и Акааши не променял бы его ни на какой другой. Он длится всего секунду, а затем Бокуто отстраняется и хнычет, потирая ушибленный нос. — Прости, Акааши! Можно ещё раз попробовать? У Акааши тоже болезненно пульсирует нос, а сердце, кажется, вот-вот разорвётся, но он беззаботно смеётся. — Конечно, Бокуто-сан. Сколько захотите. Бокуто устраивает руки у Акааши на талии, а Акааши обнимает его за плечи. На этот раз поцелуй более медленный, осторожный. На этот раз, когда их губы соединяются вместе, Акааши охватывает чувство эйфории. Всё тело наполняется теплом, покоем, счастьем, и ему кажется, что у него сейчас вырастут крылья. Когда Бокуто отстраняется, его глаза сияют. — Ух ты. Акааши, если бы я знал, что целовать тебя так приятно, то сделал бы это намного раньше! Акааши хихикает. — И почему же вы этого не сделали? — Я даже не знал, что мне этого хочется, пока ты не сказал, что я тебе нравлюсь! «Ну конечно, — думает Акааши. — Я же влюбился в простодушного дурачка». — Вы такой смешной. — Эй! Они продолжают свой путь к станции, взявшись за руки и переплетя пальцы. Время от времени Бокуто сжимает ладонь Акааши, и по его руке пробегает электрический разряд. Как же здорово, говорит он себе, протянуть руку и забрать самую яркую звезду с небосвода.