shards.

      В Снежной очень редки теплые дни. Холод никого не смущает, но сегодня было особенно холодно. Мороз проникал сквозь кожу прямо в кровь, а оттуда — в сердце. Главный Собор Ее Величества закрыт. Сегодня там отпевают панихиду.       Двери захлопываются в последний раз. Теперь все на месте.       Никто не удивляется опозданию самого младшего. В конце концов, все они когда-то были юны. Кто-то вспоминает об этом и улыбается, кто-то вздыхает. Кто-то отвечает на легкий кивок-извинение.       Речь идет в молчании. Слово не передают в зал. «О покойниках либо хорошо, либо ничего». Ее мало кто знал, как личность. А кто знал — не мог сказать «хорошее».       Еще минута молчания и десять — споров. Но это не место для обсуждения дальнейших действий и последующих приказов Ее Величества. Поэтому по завершению все расходятся.       Завтра в Заполярном Дворце мы обсудим дальнейшие планы. Время не меняется.       Первый из Фатуи еще долго в одиночестве смотрит на гроб. — Благородным юношам не пристало опаздывать на встречи Предвестников, — величественный, торопливый, но смягченный возрастом голос. Темнеет рано, скоро снова пойдет снег. — Господин Пульчинелла, — парень оборачивается, и кланяется старшему, — Я прошу прощения за то, что не услышал ваши шаги и не поприветствовал Вас должным образом после Церемонии. А также за мою задержку. — Тебе не нужно передо мной извиняться. Просто будь внимателен к себе. Ты — один из Фатуи, лицо Снежной в дипломатических отношениях. Было бы нехорошо, чтобы наши… «коллеги» видели нас как некомпетентных людей…       Дипломатические отношения. Коллеги.       Я — ваш проводник по Ли Юэ. Зовите меня -       Громкий звук кашля. — Я знаю, как иногда утомительно слушать мои наставления, но я это делаю не потому, что я стар, и мне не с кем поговорить, Чайлд, — маленькие глаза медленно переходили с глаз парня на его маску и обратно. — Прошу прощения, — резкий поклон, — Возможно, я устал с дороги. — Не хочешь выпить чаю в моем кабинете? Мы долго не виделись, и, как человек, который поручился за тебя, я считаю своим долгом быть осведомленным о твоих путешествиях и их результатах. — Не имею возражений, Господин Пульчинелла, — Тарталья улыбается и смотрит в сторону здания мэрии, — К сожалению, я не привез сувениров, так что не смогу дополнить наше застолье сладостями из Страны Скал и Контрактов. — Ничего. Думаю, ты соскучился по вкусу самых обычных плюшек с черничным вареньем.       Теплый звук льющегося кипятка и запах домашней выпечки. Несмотря на свой высокий статус, каждую неделю к Лорду Предвестнику приходит молодая девушка и приносит корзину со всем известным ароматом черники и корицы. — На улице поднимается метель. Ты же останешься в гостинице? — поинтересовался пожилой человек и поставил заварочный чайник на место. — Конечно, — вздох, — Боюсь, меня снова сошлют сразу же по прибытии, и я так и не успею проведать их. Они беседуют в приемном кабинете Мэра Столицы. Скромно обставленный мебелью, стол завален горой бумаг. В окно бьют комья снега. — Не переживай. Я, как и обещал, присматриваю за твоей семьей. У тебя хорошие братья и сестры. Тут они в безопасности. — Да, они рассказывали мне о Вашей помощи. Спасибо большое, — красные от мороза пальцы касаются чашки. — Они быстро растут. Тоня уже чуть ли не на голову выше меня стала, а Тевкр…       Тевкр, да. — Ого, эта штука даже выше тебя. Братик Аякс, можно, можно? — настойчивое и периодическое подергивание за открытый край красной кофты. — Все в порядке, Чайлд. Я прослежу, чтобы он не упал, — такая искренняя улыбка. — Попробуй вот эти с вишней, — мужчина пододвигает тарелку с пирожками ближе к парню. — Что… Я… — Чайлд сглатывает и смотрит на мягкую, слегка расстроенную улыбку. — Я понимаю… Что-то случилось? — Пульчинелла отставляет чашку в сторону и складывает руки в замок на своих коленях. — Ничего, что требовало бы доклада, Господин, — легкая дрожь губ и, кажется, надломленность голоса, — Думаю, мне необходим хороший бой, чтобы развеять мысли, — усмешка, будто и не было первого предложения. — Ты знаешь, я не люблю нарушать правила, а это — правило. Но, Ее Высочество так быстро отослала тебя из Ли Юэ — — Вам не нужно из-за меня ставить под угрозу Ваш статус, Господин Пульчинелла, — торопливые слова, сбивчивая речь, — Приказы Ее — — тебе угрожала опасность? Они подослали кого-то за тобой? — спокойный и размеренный тон. — Нет, что Вы. Да если бы подослали, я — учащенное дыхание. — Мы можем отступать только в одном случае — по воле Ее — но не менее обеспокоенный взгляд. — Тогда я сбежал, да? Вы так думаете? — его левая рука дрожит. — Нет. Был приказ, но, это было так, — а губы старика сжимаются, а один из краев даже прикусывается. — Если Вы обвиняете меня в преступлении, я не могу Вас остановить — Хватит. Хватит, не трогайте, не говорите про это. Это болит болит болит — Я никогда не поверю, что ты способен на измену, Тарталья, — О, Моя Госпожа, что они сделали с этим ребенком.       Измену. Из мен у. — Я не понимаю. Я… Я всего лишь часть твоего контракта? — Не говори так. Человек не может быть частью договора без его согласия. — Тогда - — Хм… Ты поспособствовал достижению моей цели, моего контракта — — Ты лишь запятая, Чайлд, — усмешка, — Даже не оговорка, предложение или слово. Ты выполнил свою роль. — Спасибо, Миледи, но я могу сам трактовать свои слова. Чайлд, я сожалею, но… — «Но»? — Это все, Тарталья. Я благодарен Вам за наше взаимовыгодное сотрудничество. Синьора была не права. Я не был даже запятой. — Чайлд, — пожилой человек стоял рядом с креслом парня и держал в руке платок, — Крошки на твоем лице.       Одиннадцатый медленно коснулся дрожащей рукой лица. Его щеки были мокрыми. — Чайлд, Я, — легкое касание к чужой руке в бинте, — У тебя появились новые шрамы. — Блять, — усмешка. Юноша вскакивает из-за стола, хватает свою верхнюю одежду и почти бежит к двери. — Юноша! — в обычной ситуации он бы сделал замечание к его выражениям. Но он не знает, что делать именно в этой ситуации.       Пульчинелла не знает. Поэтому через пару секунд слышит звук захлопывающейся двери и бег по коридору. Что-то внутри не сожалеет. Лорд Предвестник беспомощен перед неконтролируемой юношеской драмой. Он хочет помочь, но не может.       Чайлд не станет его слушать, как делал это всегда. Ему нужен авторитет, на которого бы он смотрел с уважением, а не с милой улыбкой внука. Тарталье это нужно. Потому что сейчас он просто рассыпается на части.       Части, осколки. Они были по всему залу. Мало кто заметил, а если и заметили, то ничего не сказали. У каждого свои интересы, у каждого свои мотивы, у каждого… Этому научили Чайлда. Он научился. Только он еще слишком молод, чтобы не разрушаться на глазах у всех. В его опоздании, хотя он никогда раньше не опаздывал. В его торопливой походке. В отстраненном взгляде. В резкости жестов, в напряженности эмоций на лице. В этих мертвых голубых глазах. Они и раньше были без просветов, но сейчас даже малейшая голубизна заменилась на темный оттенок морского дна. Парень не улыбался. Ни одной искренней улыбки за вечер. — Это меня беспокоит, — вздох. Старший мужчина протирает очки. — И почему это должно беспокоить меня? — грубый, как звяк металла, голос. — Не должно. Я прошу у тебя помощи не как Предвестник. — Мне не до юношеских соплей, — хруст костей руки на сжатом кулаке, — Он сам сможет разобраться. — Конечно, Капитан. Прошу прощения за столь поздний визит. Спите спокойно. — Доброй ночи, — на этих словах входная дверь в гостиничный номер закрывается.       Чайлд.       Он произносит это прозвище почти шепотом, настолько тихим, что сам не слышит. Заправляет черные волосы за спину, что спадают с плеч. Тот парень с красным шарфом. Одиннадцатый. Капитан почти вспомнил его.       Почти вспомнил после стольких лет. Лет? Нет, прошел всего год, как они не виделись. Встречи предвестников более или менее периодическое мероприятие. Он не привык помнить людей. Он вообще не привык к людям, которые не являются его подчиненными. Но это прозвище. Мужчина пытается вспомнить что-то еще. Что-то, что дало бы ему мотив сейчас пойти в номер к незнакомому ему человеку и выбить из него всю его дурь. Потому что эмоции порождаются чувствами, а чувства убивают. Он не хочет прерывать еще одну свою миссию на похороны.       Поэтому он снова надевает маску, кофту с многочисленными застежками и перчатки с переливами тонких цепей. Выходит из своего номера и направляется на этаж выше. Старается идти тихо, ведь у стен есть уши. Уши, которые он не может оторвать.       Два стука в дверь костяшкой указательного пальца.       Молчание.       И еще два стука.       Скрип и тонкий луч света из узкого проема. Широко раскрытый голубой глаз. Потрескавшиеся губы, смоченные слюной. Хриплый голос, дыхание через рот. — Лорд Капитан?       Да, этот голос. Мужчина вспомнил. Вспомнил одного из тысячи парней, которые смотрели на него в бою, одного из пятисот, которые делали «что-то выдающееся» в сражениях, что должно было привлечь внимание их командира. — Лорд Пульчинелла жалуется на твое поведение. Что ты выкинул на этот раз? — Мне жаль. Я принесу свои извинения перед ним позже, — дверь с резкостью бы закрылась, если бы не грубый сапог, вставленный в тонкую расщелину. Чайлд пытается ее закрыть, но теперь она не двигается с места. Будет открыта ровно настолько, насколько этого захочет старший мужчина. Слышится треск древесины у ручки. — Не ломай мебель, — это не угроза и не просьба. Не приказ. Скорее замечание. Как «не ешь сладости перед обедом».       Тарталья просто впускает его. Закрывает комнату и садится на кровать. Выжидающе смотрит. — Это правда не может подождать до завтра? — Завтра ты сядешь на первый же корабль до Инадзумы после нашего собрания, — Капитан устраивается напротив, облокотившись об стену. Это богатый номер в высококлассном отеле. Не то, чтобы воинам, вроде них, было бы дело. — Как будто Вам не плевать. — Плевать. — Так давайте сделаем вид, что мы поговорили, я все понял, и завтра я буду вести себя прям хорошо-хорошо, пока не уеду. — Что произошло? — вопрос, игнорирующий весь предыдущий диалог. — Вас это не касается, — и пустой ответ. — Возможно. Но это касается репутации Предвестников Фатуи, — голова поворачивается в сторону окна. На стекле расцвели хрупкие узоры снежинок. — Я. Не. Бежал, — с рычанием проговаривает юноша. — Ты бежал. Другой вопрос: что так напугало тебя? Что может испугать такого воина, как ты? — Такого воина? Да ладно Вам. Я, по сравнению с остальными, и в подметки не гожусь. Даже если предам, даже если сдохну, Вы не заметите. — Чайлд. — Что? Неужели Вы вспомнили, как я лез к Вам, чтобы показать свои навыки? Неужели вспомнили свой ответ. — Чайлд. — Вы не считали меня «таким воином». И сейчас не считаете. И мне не пятнадцать, чтобы меня успокаивать. И уж тем более говорить со мной в таком «родительском» тоне.       В комнате повисла неудобная тишина. Если этот Предвестник еще раз назовет его титул, Тарталья клянется, что набросится на него. Даже если это будет стоить ему пары конечностей. Однако юноша видел, что тишина была неудобной только ему. — Чего Вы ждете? — Ответ. — Тогда я тоже хочу ответ, — на вопрос, который, наверное, уже не имеет смысла. — Хорошо. — Почему Вы никогда не сражались со мной?       Легкий кивок: «После тебя.» — А если я солгу? — Вы обидитесь на меня? — Я тоже солгу. Это не сложно, — не сложно, когда твое лицо скрыто под грудой металла. — Это касается ну… Знаете… Чувств между людьми. Вы можете это понять, Лорд Капитан? — Я постараюсь.       Чайлд открыл рот, но не продолжил. Он не знал, что сказать. Но он знал, что одно дело — заплакать перед Пульчинеллой и другое — перед другим Лордом Предвестником. Чайлд не был скупым на эмоции. И не умел их скрывать. И сейчас не сможет. Это опозорит его. Перед Капитаном. Человеком, перед которым он всегда старался выглядеть сильным, способным убивать почти что взглядом. Лишь бы он заметил. Лишь бы он обратил внимание. И сейчас на него обратили внимание. Как на проблему, которую нужно решить. Которую повесили на Капитана, который не может отказать. Почему-то. Скорее всего из-за уговоров старика. — Я бежал, потому что мне было неприятно там находиться, — юноша сглотнул и посмотрел на скованное маской лицо, будто ожидая одобрения на продолжение. Его не будет, но он ждал, — Один человек… он сделал кое-что очень, — Плохое? Неправильное? Почему же, по отношению к своей стране он поступил очень даже правильно. Никто его не осудит. Но если все было правильно, тогда почему так больно в груди? — Что-то очень… — Подлое? — уточнение. Такое точное. — Да… Он… Он говорил, — Что любит меня? Что я ему важен? Может, что я для него что-то значу? Нет, но тогда зачем он держал меня за руки? Зачем гулял по ночам, зачем — Он делал определенные действия, выражающие определенные намерения, но не подразумевал данных намерений? — Да. — Ты был влюблен в человека, который не любил тебя в ответ, — мужчина все так же стоял с отвернутой головой. Казалось, он смотрел в окно. Смотрел, как тысячи снежинок бьются о стекло и разбиваются, а их остатки соединяются во что-то красивое. Красивое, хрупкое и драгоценное. Только дотронься пальцем, и оно исчезнет.       «Я присмотрю за ним. Не бойся, я позабочусь, чтобы на первом задании его никто не обидел.»       Тупая лицемерная сука.       Хрупкие, как снежинки. Но теплые, наверное, они могли бы прожечь металл на его маске. Хорошо, что слезы этого мальчика не касаются его. Хорошо, что мальчик по имени Чайлд вообще не его дело.       Абсолютно не его. Капитан может уйти прямо сейчас. Сказать Пульчинелле, что он сделал все, что мог. Что с Чайлдом все будет хорошо, это не то, из-за чего люди погибают. Или же он мог сказать Тарталье, что на свете еще много красивых женщин, и что       Так много можно сказать.       Можно сказать, что у юноши красивая улыбка. Что Капитан был очень расстроен, когда не увидел ее сегодня. Даже когда Панталоне сказал неуместную, но забавную вещь. Еще можно сказать, что у него на лице появилось больше веснушек, и что все они его красят. Наверное, он часто был на солнце. Жаль, что через закрытую одежду он не может увидеть, появились ли они только на лице. Сказать, что он заметно вырос за то время, пока они не виделись. Что он наслышан о многих битвах, через которые он прошел. Сказать, что Представительство Банка Снежной в Ли Юэ расцвело под его руководством.       Но мужчина не любит говорить. Не умеет. Он умеет только убивать. Его лицо не может выражать эмоции. Он не улыбается, он не бывает сердит. Одна гримаса сменяется другой, наверное, они имеют смысл. Какой смысл в том, что Чайлд смотрит ему в глаза, вернее в место, где, как он думает, они находятся, каждые десять секунд? Какой смысл проявлять привязанность, когда завтра ты можешь умереть?       Все это бессмысленно. Так бессмысленно было оставлять его одного. Одного из пятиста, что делали «что-то выдающееся» в сражениях, что должно было привлечь внимание их командира. Одного из ста, что посмели заговорить с ним. Одного из десяти, что бросали ему вызов. Одного, что смог получить титул Предвестника и сравняться с ним.       Одного, кто так смотрел на мужчину.       И единственного, на которого впоследствии смотрел Капитан.       И сегодня, на Церемонии. Он заметил, да. Все то, о чем говорил Пульчинелла. Равнодушный взгляд, спокойное поведение. Отстраненное поведение. Слишком поздно. Он не успел. Попытался бы он? Мужчина уже давно похоронил свои чувства, человеческая привязанность и общение не для него. Капитан — воин, у Капитана нет сердца. Потому что это слабость. Он носит маску, потому что эмоции — тоже слабость. Люди пользуются этим. Люди пользуются всем для достижения своих целей. Это мерзко, это не его путь. Его путь — разрывать своих врагов в клочья.       Но у Чайлда этого слишком много. Сердца, эмоций, чувств. На его лицо приятно смотреть. Поэтому, когда мужчина не видит прежней солнечной улыбки, его лицо двигается под маской. У Капитана нет улыбки. У Капитана нет хмурого, расстроенного или сердитого лица. Лишь оскал разной степени привлекательности.       Поэтому мужчина подходит к дрожащему парню и хватает его за горло, заставляя встать вровень с ним. Смотрит на покрасневшую кожу глаз и мокрые щеки. Единственное, в чем хорош Капитан — убийство. Единственное, на что способны его руки — насилие. Поэтому он сжимает горло жестче. — Перестань, — Потому что я не могу смотреть на тебя в таком состоянии. — Простите, — шепот через всхлип. — Ты позоришь свой титул Предвестника, плача из-за какого-то оборванца, — Я убью его я убью его я убью его — Кажется, позор с моего имени уже не смыть, так что имею право, — усмешка. Юноша смотрит на маску, но ничего не видит. А может там ничего нет. Ему иногда кажется, что у Лорда Капитана вообще ничего нет под броней. Лишь живые доспехи, которые все еще сражаются по чьей-то воле. — Он не был достоин тебя.       Чайлд улыбается. Наверное, мужчина пытается его поддержать. Может, они даже разучили с Пульчинеллой несколько таких фраз. Несколько. Юноша хочет услышать их все. — Скорее наоборот, — маленькие руки касаются такой большой и холодной у горла, — Я всегда стремлюсь прыгнуть выше головы. Что тогда, что сейчас. Ничего не меняется. — Это не так. — А что изменилось? — парень тяжело сглатывает ком слюны, — Ваша очередь отвечать на вопрос.       Почему Вы никогда не сражались со мной? — Если я сражаюсь, то я побеждаю. — Я не боюсь поражений. — Если я побеждаю, значит противник умирает. Для меня нет тренировок с живыми людьми, Тарталья, — хватка на шее ослабевает, — Я не хотел бы убить тебя или кого-либо, кто вступит со мной в бой по своей глупости. — Но вы уже схватили меня за шею? Неужели это вызов на дуэль? Знаете, я все же- — Он целовал тебя? — Что? — глаза парня округлились. Но Капитан никогда не повторял дважды. — Это — Он прикасался к тебе?       После этого вопроса юноша совсем потерял нить разговора. — Капитан, о чем вы? — Какое это имеет к Вам отношение? — О мужчине из Ли Юэ. Как много ты ему позволял?       Столько же, сколько бы позволил и Вам в свое время. — Мне было хорошо с ним. Я не жалею, и это не было против моей воли. — Он использовал тебя. — Ничего страшного, — Это было лучше, чем Ваше равнодушие. — Если человек совершает действия, означающие привязанность, значит он осознает свои чувства. Если человек любит, что очень сильное чувство, он берет ответственность за свои действия. — Как вообще машина вроде Вас может понимать чувства? Машина, или что Вы —       Но юноша не успевает договорить. Его руку перехватывают и прижимают к большой груди. Сейчас на ней нет брони, лишь кофта с множеством цепей. Можно ощутить кожу под тканью, а если прижать руку сильнее и ослабить дыхание — медленное, равномерное биение сердца.       Юноша точно не уверен, что нужно сказать. Он вообще не уверен в происходящей ситуации. Было ли все, что с ним происходит, правдой? Или это был больной сон после его истерики? Его отравили? Он умирает, и это предсмертные видения? — Я ошибся, — парень сглатывает, — Тогда, два года назад, я смотрел на Вас и думал, что было бы здорово… — «Здорово» что? — хмыкнул мужчина. — Сразиться с Вами, — но это не тот ответ, — Я не видел, чтобы Вы делали еще что-нибудь кроме сражений или написания отчетов. — И что, если бы я тогда согласился? Если бы я победил тебя тогда? — губы приоткрываются в ответе, позволяя услышать тяжелое сглатывание.       Щеки парня покраснели. Удивительно, даже после стертой от слез кожи они стали еще более раздраженными. — Я был бы счастлив уже тому, что Вы приняли мое предложение, — глупая усмешка, омраченная таким пронзительным взглядом. Взглядом в темноту металла, — Предложение сразиться, конечно. — Но я бы победил, — терпение Капитана истекает. — Может, я этого и хотел? — вздох. Чайлд отводит взгляд на одну из картин, — Ощутить горечь поражения от одного из Десяти Предвестников… или же Ваши руки на моей груди? То, как Вы в неистовстве разрываете своих врагов… Я им иногда завидую. — Тц, — тело парня поднимают выше. Теперь лица почти на одном уровне, — Так значит, теперь, чтобы переспать с одним из Предвестников нужно иметь всего лишь очаровательную улыбку? Никаких навыков боя? — Твои вкусы так испортились, Тарталья?       Что-то должно было огорчить Чайлда. Но Лорд Капитан прав. Он всегда был прав. Чжун Ли и правда не дал ему ни одного боя. Но Чайлд все равно проиграл. — Тебе повезло, потому что я считаю твою улыбку довольно симпатичной, — рука на горле резко сжимается. Тарталья хватает воздух ртом, но его все меньше. Темнеет, а глаза лезут к потолку. Если это был бой, почему его никто не предупредил?       Каждый вздох короче предыдущего, а цепочка на шее грозит и вовсе разломить кость. Пока в один момент рука резко не отпускает, а в рот с чрезмерным потоком воздуха попадает чужой язык. Холодный, большой и длинный, но определенно человеческий. Властный, но слегка ленивый. Он медленно проходится по ровным рядам зубов, будто его обладатель решает посчитать их все. Потом также медленно ласкает щеку и начинает заигрывать с языком парня. Нежно, почти щекотно. Скапливается слюна, а потом начинает вытекать из приоткрытых губ. Ровное дыхание чужого носа на верхней губе. И цепь звенит на шее тихо, будто извиняясь за резкость своего хозяина.       Через пару мгновений поцелуй прерывается, а ту скромную половину лица снова покрывает маска. Единственное, что успел увидеть юноша — темные губы. Теперь тишина, которая повисает в комнате, комфортна для них обоих. Рука Капитана медленно сползает с шеи, по пути касаясь всего тела парня до живота. А потом возвращается к хозяину. Но Чайлд перехватывает. Кисть большая, он может уместить ее в две свои.       Хорошо, что два года назад ничего не получилось. Юноша наигрался, обжегся и теперь хочет еще раз. Но по-настоящему. С человеком, который несет ответственность за каждое слово. Который не будет играть в игры за его спиной. У которого столько секретов, но, если серьезно, нужно ли Тарталье знать все ответы прямо сейчас?       Жаль, что он не остановил Одиннадцатого год назад. Не схватил за руку и не прижал к одной из холодных стен своего кабинета. Он всегда передавал ответственность кому-то другому: Пульчинелле, Синьоре, Панталоне. И теперь на таком хрупком и молодом сердце затягиваются шрамы. Но он не повторит этой ошибки. Теперь Чайлд Тарталья «его дело».       В окно бьет снег, но они могут поклясться, что «его» руки согреют даже в лютый мороз.