О бездушных душевнобольных

- Акацки – это самые бездушные твари, которых мне доводилось встречать! - Они убили моих родных!.. - Сволочи! Поскорей бы им продырявить дыру в груди! - Я бы сдавил сердце одного из них в своём кулаке, если у них такого вообще имеется! Так проносилась череда негодований между жителями самых разных деревень – сначала шёпотом и только между ниндзя и доверенными людьми, затем вполголоса между обычными людьми, а затем громко о них заговорил весь мир, и каждый, кому не лень, скалился при упоминании их организации. В то же самое время каждый дрожал от страха, боясь однажды стать их неслучайной жертвой. Их боялись. Их презирали. Их ненавидели. Но никто не знал, как Конан порой грустно глядела на Амекагуре с высокой башни и хотелось волком выть – до того была изранена душа ангела, словно её всю жизнь царапали лезвием и продолжали это делать, даже когда в её руках находился город с вечным дождём, в её руках и руках Пейна целая организация из самых сильных и непобедимых шиноби, но ей этого не хватало, нет. Она с решительностью могла в один миг отдать всё для того, чтобы хотя бы ещё один раз увидеть улыбку Яхико. И хотелось лететь с крыши, разбиваясь как капли дождя об землю, и сродниться с асфальтом, чтоб подобно ангелу подняться в небо на крыльях. И пока в голове Конан бушевал очередной шторм мыслей, она лишь молчала, и ни одна мускула на её лице не дрогнула.Никто не спрашивал у неё, как она себя чувствует, да никому это и не нужно было. А Пейн и сам прекрасно знал, что полноценно счастливой она не будет, даже когда они исполнят свою мечту. Как впрочем, и он. Чувства Нагато уже давно съела боль, которая заслоняла глаза, и вырисовалась красными облаками на чёрном плаще. И ничего, кроме боли у него не осталось. Никто не знал, как облачив себя в куклу, пытаясь лишить себя всяких чувств, страдал Сасори. Как часто болело единственное живое, что осталось в нём, - сердце. Оно всегда оставалось для всех непрочитанной книгой, но он и не мечтал, что его понимали, ведь люди были всего лишь жалкими несовершенными существами, которые способны умереть так легко подобно его родителям, которые бросили своего сына, сражаясь за что?.. За счастье деревни? За его счастье?.. Насчёт второго он сильно сомневался. Рядом с Сасори были его совершенные куклы – только им он мог поведать молчанием о вечном сожалении, что сердце, к сожалению, нельзя превратить в камень. Никто не знал, как каждый день Итачи кидал кунаи в дерево, всё сильнее и сильнее вгоняя оружие в дерево, и, в конце концов, падал на колени и смотрел в небо, с которого обильным потоком сеялся ливень. Никто не видел, как он плакал, потому что его слёзы всегда умело скрывал дождь, с которым он породнился и лишь ему раскрывал свои душевные тайны. От остальных он прятал вечно грустную улыбку за высоким воротником плаща, а глаза – за соломенной шляпой и длинной чёлкой. И всё ждал своего брата, который и сочтёт его дни на этой земле. И каждый день можно было считать последним. Никто не знал, как за маской шута и наивного простофили Тоби, скрывается серьёзный и злой на весь мир Обито, который в своём подсознании каждый день воспроизводил улыбку девочки Рин, той что любила вовсе не его, а вечного друга-соперника - Какаши, от которого и пала на землю, закрыв глаза медленно и навсегда. Он жил с вечно открытой раной в сердце и ненавидел то время, когда ему приходилось строить из себя дурачка и путаться под ногами у Дейдары, хотя в голове уже давно созревал план для достижения вечного счастья, для воплощения которого нужно много жертв и время. Никто не знал. Никто не понимал. И каждый день они цепляли холодные маски на бледные лица, и, умело изображая равнодушность, решали, кого убить следующим. Главное, что они были убийцами, и сами выбрали этот скользкий путь с реками крови и ядовитой болью всех тех, кто хоть как-то был причастен к Акацки. И отступать было слишком поздно – дороги назад больше не было.