Соответствующий статус

Это случается в один из тех дней, когда, столкнувшись днем с Кощеем в коридоре, он ловит в его взгляде особенное глубокое, мрачное и темное раздражение. Иван не придает этому большого значения, догадываясь, что дело в том, что уже несколько дней Бессмертный погружен в разборки с несколькими проявляющими непозволительную строптивость кланами нечисти. Он лишь дарит супругу улыбку, едва ощутимо, мимолетно касаясь холодной ладони пальцами и движется дальше. Спустя пару пролетов, проходя мимо зеркала, он совсем не замечает в гладкой поверхности золотой блеск. И от того не вполне понимает, что происходит, когда из зеркала выскальзывают костлявые руки скелета, и ушло и цепко вцепившись в плечо, затаскивают в покрытую рябью поверхность стекла. — Ну здравствуй, му-же-нек, — едким, пропитанным ядом и вместе с тем певучим тоном раздается над ухом, — соскучился? Иван промаргивается, обнаруживая себя сидящим на полу, кажется, в том же самом коридоре замка. Только все будто во много тонов мрачнее и темнее, и предметы мебели словно окутаны серо-сизой дымкой. Юноша переводит взгляд вверх и сталкивается с сощуренным блеском золотых глаз, чей обладатель нависает сверху с далеко не дружелюбной усмешкой. «Так…это не очень хорошо», — он осторожно встает на ноги, быстрым движением проводя ладонью по стеклу за собой- поверхность гладкая и твердая, — «Совсем не хорошо». — Кажется, в прошлый раз наша встреча плохо кончилась для тебя, — произносит Иван, подмечая, что не чувствует предупреждающего укола в боку. И все же, воспоминания далеко не из приятных — не хочется почувствовать эти руки вновь сомкнутыми на своей шее, видеть столь привычное лицо угрожающе оскаленным. — Да, — лицо сущности передергивается в раздражении, — Поэтому в этот раз действительно просто поговорим. Пока еще можем… — И о чем нам с тобой разговаривать? — скептически протягивает Иван, внимательнее оглядывая обстановку — здесь нет солнечного света, льющегося из окон, за ними словно бесконечное пространство мрака. — Вот так доверяешь кому-то бесценную власть, силу, магию, а он потом по мнимому капризу делит свою корону с какой-то смазливой бездарностью, — тонкие губы поджимаются, мужчина явно игнорируя вопрос юноши, проводит когтем по стене, оставляя глубокую борозду, — Как же была права Яга, нужно было затаиться, и не давать ему даже повода подумать, что происходит на самом деле, и тогда он сломал бы тебя быстрее, чем осознал то, что чувствует, — в голосе сквозит неприкрытая досада — и кто мог подумать, что то мелкое проклятье так аукнется… В любом случае, карты разыграны — я умею признавать поражение. Что молчишь, царевич? Думал, меня больше вообще нет? Бога просто так не уничтожить, а это место, — когтистая рука скользит по стене, пробегаясь когтями по тяжелому гобелену, — Само сердце тьмы. Иван вполне искренне не понимая, ради чего и о чем ведется этот диалог, хмурит брови в ответ. — Хотя, о чем я, твоя голова не для мыслей предназначена, а для украшения пространства и еще одного дельца, — провокационно усмехнувшись, сущность разворачивается, бросая на юношу полный раздражения взгляд, — Хочу обрисовать тебе пару деталей. Не думаю, что у меня будет другой наместник, — когтистая лапа скользит мимолетным жестом по груди, и Иван отмечает, что она проходится как раз аккурат в том месте, где у Кощея шрам, — Из этого сознания мне уже не вырваться, и с каждым днем… — на какое-то мгновенье юноша ловит в золотых глазах сложный, неоднозначный перелив, в котором тревога смешивается с тоской и злостью, — А тебе, мой пустоголовый друг, не избавиться от иглы, не уничтожив либо ее, либо себя. Улавливаешь, к чему я клоню? — К тому, что пытаться убить меня тебе не стоит? — хмыкает Иван, ощущая, что воздух вокруг какой-то тяжелый, сдавленный, и легкие словно не насыщаются им. — И к тому, что ты связан не только с ним, но и со мной, — рот искривляться в раздраженном оскале, — И к тому, что если ты предашь его, то разбудишь таких демонов, о которых даже не подозреваешь. Последней фразы юноша не ожидал, и искренне теряется, малость опешив. — С чего мне… — А что, так уверен, что не разочаруешься, не захочешь сдать назад? Не придешь к выводу, что он для тебя- это слишком? — сверкают гневным блеском золотые глаза, — Влюбленность проходит, и что останется? Он, конечно, мастерски скрывает от тебя в себе все то, что тебе не нравится, что может оттолкнуть … Но это все равно есть в нем, — голос звучит скорее жестко, чем озлобленно. — Или есть в тебе? — поднимает бровь Иван. — Это есть в нас, — когтистая лапа оставляет еще одну борозду царапин на стене, явно сдерживая себя от того, чтобы украсить ими лицо собеседника, — ты думаешь, я себе в наместники выбрал невинного агнца? — рот кривится в ухмылке, — нет, мне нужен был тот, в чьем сердце уже есть тьма, и тьма, что может вырасти и разгореться в большое пламя… Ты знаешь о его жизни ничтожную часть, а я знаю все. Когда он остался один, кто оказался рядом? Когда все уходили, оставалась только тьма. — У меня есть достаточно времени, чтобы узнать, — фыркнув, произносит Иван, но услышанная реплика отдается в юноше неприятной, тревожной досадой, — И он больше не один. — Оу, конечно, он больше не один, нашел очередную любовь всей жизни, и вот бы жить да радоваться, но вот беда, мы же не можем сожрать нашего любимого муженька, — лицо Бессмертного искажается в гримасе, выражающей сложную эмоцию, и Иван замечает в ней осколки злости, и нечто, похожее на вину смешанную с вожделением, — Хотя порой весьма хочется… — фигура делает шаг к юноше, тот отступает назад, упираясь лопатками в стену- и камень ощущается куда более холодным, чем обычно — Сделать тебе больно, откусить от тебя кусочек, — коготь осторожно, медленно проскальзывает вдоль линии челюсти, пока другая рука упирается в стену над его головой. Иван, хмурится, и было думает уложить ладони на грудь мужчины, чтобы оттолкнуть, но ловит себя на том, что определенно не хочет касаться фигуры напротив себя. — Что это, в конце концов, как не одна из форм любви… Иным только и доступная, — хмыкает сущность, наклоняясь ниже, переходя на неприятно сходные с кощеевыми интонации, — желать причинять страдание, запечатлеться им в памяти навечно. Ты знаешь, что вкус твоей крови — его любимый вкус? — Ты ненормальный, — выдыхает Иван, ощущая, как его буквально обдает холодом, вздрагивая от выражения лица в сантиметрах от себя. На мгновение повисает пауза. Сущность сощуривает глаза, и резко отстраняется. — Как будто ты нормальный, — мужчина злобно оскаливается, — Знаешь, меня так бесит это в тебе. — Это? — Лицемерие твое, — буквально выплевывает он. — Что тебе надо-то от меня? — уже скорее устало- тревожно выдыхает Иван, думая о том, как выбраться и из этого диалога, и из этого места. — Делаешь вид, что весь из себя такой правильный, и так тебя ранит моя кровожадность, — морщится мужчина, — Но когда трахаешься, вообще об этом забываешь, правда? Потому что тебя заводит и его властность, и мрак в глазах. Но во всем остальном нет, соизволь поумерить свой пыл… Ничего, я научился обходиться с этим, ведь дорогого нежного муженька не расстроит то, о чем он не узнает, то, чего он не увидит… — тонкие губы расходятся в ухмылке, буквально на мгновенье дрогнувшей в подобие печального оскала, — Но не думай, что тьма в нем занимает хоть на йоту меньше места, чем раньше, он лишь лучше ее контролирует. Юноша нахмуривается, замечая, что местоимения в речи собеседника прыгают, и это только запутывает, множа тревожное смятие. — Можешь ли ты любить его настоящего, а, царевич? — сущность резко оборачивается, сверкнув глазами, — Все его стороны? — Я со всеми его сторонами прекрасно знаком, — шипит Иван, поджимая губы. Ответом звучит глубокая, темная усмешка. — Ты не был с ним, когда он лил реки крови, ты не знаешь, как он может наслаждаться болью и придумывать самые мучительные пытки, где страдание душевное сплетается с физическим, рождая бесконечную агонию, и как он безжалостен, когда ему нужно получить что-то. Мне казалось, он подрастерял хватку, но после убийства Маревны стало ясно, что нет. Что? — сущность с удовлетворением ловит пробежавшую по лицу Ивана тень и сжатие ладони в кулак, — Жалко Василисочку? Ой, только вот не надо строить такую моську, он лишь закончил то, что начал ты. — О чем ты? — юноша передергивается, чувствуя, словно с каждой секундой его со всех сторон обволакивает чем-то липким и неприятным. …Мне осталось лишь выбрать правильного исполнителя… …Марья Маревна знала, на что шла. — После твоей выходки на коронации всей нави стало очевидно, куда дует ветер. Ты просто никогда не думаешь о последствиях своих поступков, а он подчищает за тобой хвосты, только и всего. Отличная парочка, — холодная рука вздымается вверх в раздраженно- пренебрежительном жесте, — Вот видишь Ва-неч-ка, об этом я и говорил. Ты жуткий лицемер, на самом-то деле. Потому что он ведь даже не скрывал, кто пленил Ягу, верно? Сложить оставшиеся два и два было просто, но ты отогнал от себя эту мысль, не желая мучаться с душевными терзаниями, — сущность оскаливается, всматриваясь в помрачневшее лицо юноши, — Очень удобно иметь под боком того, кто всегда решит все твои проблемы, верно? — Кажется, Яга была нашей общей проблемой, — раздраженно и злобно взрывается Иван. «Но…убивать Марью Маревну, зная, чего это будет стоить Василисе… Черт, Кощей, ты же знаешь, что такое любить, и ты бы точно не захотел оказаться на ее месте!», — юноша ощущает, как внутри мутной пеной поднимается отчаянная тревога, смешанная со злостью. — А, ну да, ну да — хмыкает Бессмертный, — Только вот твой дражайший муженек еще кое о чем умолчал: Яга слов на ветер не бросает, и вообще-то, она почти успешно отравила твою любимую матушку. У нее не вышло лишь от того, что он достаточно дальновиден чтобы держать под контролем все на несколько шагов вперед. Вместе с Еленой они сошлись во мнении, что тебе лучше не знать, чтобы не тревожить и не расстраивать твою чувствительную душеньку… — лицо вновь передергивается в злобном отвращении, он вновь делает шаг к Ивану, упирая когтем в грудь, — Весь из себя такой добрый, переживающий за других… Никогда не понимал, что он нашел в тебе такого, чтобы так сходить с ума. Ты вот кстати никогда не думал, что это именно ты не заслуживаешь, чтобы тебя так безрассудно, бескомпромиссно и отчаянно любили? Иван ощущает, словно голову опоясывает тяжелый, горячий обод, бьющий болью в висках и затылке — само по себе нахождение на этой изнаночной стороне замка давит, а его собеседник продолжает вывалить на него реплики, разматывающие его внутреннее спокойствие с той же легкостью, с которой ветер развеивает сухие листья. — Да что тебе, черт возьми, надо от меня?! — взрывается Иван, отталкивая от себя руку. — Мне нужно, чтобы ты понимал, что… — «Что если будет нужно- он развяжет из-за тебя войну», но эту мысль с гаденькой ухмылкой сущность придерживает, ощущая перекатывающееся внутри удовлетворение тьмы. Что ж, если убить царевича не вышло, он вполне готов подождать момента, когда у внутреннего мрака будет другой повод разгуляться, поднять голову и захватить больше контроля. — Что у тебя нет дороги назад, если ты не хочешь ввергнуть мир в хаос. Ты взвалил большую ношу на свои плечи, му-же-нек, выбрав любить его. И тьму с навью ты тоже выбрал сам. И если решишь от этого выбора отказаться…пеняй на себя, — злобно оскаливается мужчина, и Иван на мгновение отчетливо понимает, что эта угроза звучит не только устами Темного Бога. — Да почему ты все время боишься, что я оставлю тебя? — юноша делает шаг на встречу цепко и неожиданно для собеседника, сам вцепляется в плащ, заставляя обернуться на себя. Буквально на мгновение ему кажется, что он видит в золотом взгляде нечто знакомое, но это почти тут же рассеивается. — Говорю же, ты так мало знаешь о нем, — едко роняет мужчина, одергивая одежду — О, а ведь я мог бы рассказать тебе, порвать наконец этот узел, — хмыкает он, резко и цепко вцепляясь в талию юноши и притягивая к своему лицу, — Тебе ведь так любопытно, верно? Ты ведь понимаешь, что ты не первый в его постели, но что куда более важно- в его сердце? Так кто же был до, что случилось такого, что… На секунду юноша замирает, колеблясь. Да, это то, что чертовски хочется узнать, как кусочек мозаики, в которой большой и значимый пробел. Но все же… «Это что-то важное для него, я не хочу узнать это обманом, в обход», — мелькает в его голове. — Хватит, — резко прерывает Иван, укладывая руки на плечи Бессмертного и отодвигая его от себя, — Замолчи, он расскажет мне сам, как и когда посчитает нужным, не лезь в это. Он доверяет мне, а я доверяю ему. Сущность отстраняется, разражаясь громким смешком, в тени которого плещется горечь. — Что ж, пусть так. Даже лучше, с удовольствием понаблюдаю за твоим лицом, когда придет время, и ты узнаешь о его зазнобе-сердцееде. А пока… наслаждайся своей новой жизнью, царевич, — тонкие губы новь искривляются в ехидном оскале, — Но помни, с кем на самом деле повязал себя вечными во всех смыслах узами, — руки ложатся на его плечи, толкая вперед, и он вновь проваливается в зеркало. Мгновение- и он уже лежит на спине на полу, в своей старой комнате, напротив зеркала в золоченой раме. «Вот тварь такая, специально наверняка именно сюда вытолкнул», — поморщившись, Иван садится, потирая лицо ладонями. Ощущение от разговора и от встречи странное, липко- тревожное. С кем бы он не вел речь — нацелена она была явно не на угрозу, а скорее на…предупреждение? Намерение уязвить? Высказать что-то? Юноша поднимается на ноги, всматриваясь в собственное отражение. Совершенно не хочется принимать ничего из сказанного близко к сердцу, но собеседник, как всегда, был достаточно меток в своих колкостях. «Лицемер…», — Иван с тяжестью в сердце проводит пальцем по собственному лицу, скрытому в прохладной глади зеркала. …Весь из себя такой добрый, переживающий за других… «И в Василисиной беде, выходит, я виноват… Сам наслаждаюсь любовью, а у нее отобрал, пусть и косвенно», — юноша вздыхает, упираясь в гладкую поверхность лбом, — «Конечно, быть может, он и сам пришел к такому решению, а может и нет… Вечно я делаю, не думая». Воспоминание приходит само собой. Он с тревогой и растерянностью наблюдает, как маленького мальчика-служку, буквально на пару лет старше его волокут сквозь весь двор к конюшне, где собираются высечь. — За что его? — спрашивает он, окликая проходящего мимо конюха. — Да за дело, воровал хлеб с господского стала, негоже. — Так он не крал, я действительно ему сам дал! — восклицает он, вспоминая голодные глаза, буквально пожирающие княжеский стол, уставленный яствами. «Ему не поверили, наверное… Надо сказать!» — он уже делает решительный шаг в сторону конюшни, как в то же мгновенье его хватают за шиворот и оттягивают обратно. — И дурак, что дал, — поднимая глаза он сталкивается с раздраженным взглядом старшего брата, — А он дурак что взял, будет ему урок. Иван бросает взгляд в сторону, затем вновь переводит его на возвышающегося над ним Святослава, стоящего с лицом недовольным, скрестив руки на груди. — Жалко что ли? — морщится мужчина, поджимая губы, и ребенок невольно съеживается под этим взором, но глаз не отводит, — Это слуга, нечего с ними якшаться, пусть знают свое место. Понял? Иван сжимает маленькие ладошки в кулачки, чувствуя острую несправедливость происходящего — служка ни в чем не виноват, и сейчас его больно высекут, а он не может ничего сделать, буквально прикованный взглядом брата к земле. Да и разве есть что плохого в том, чтобы накормить голодного? Что он сделал не так? — Не слышу твоего ответа. — Понял, — кратко роняет мальчик, утирая лицо рукавом рубахи. Старших, так или иначе, полагалось слушать. — Ты даром что третий сын, но все равно будущий воин, а воин не должен быть жалостливым, — с раздраженным вздохом произносит Святослав, одаривая его поучительным, достаточно болезненным щипком за щеку, — И что из тебя вырастет, что толку что взяли ко двору, едва ли на что будешь годный, с мечом не управишься, мягкий как девица, — он обходит ребенка и двигаясь дальше, скорее бурчит это себе под нос, оставляя Ивана с чувством стыдливого смятения. «Это не одно и тоже, жалость и милосердие! Мама бы поняла…», — он прикусывает губу, не позволяя комку в горле расходиться дальше- мамы больше нет, и ему нужно учится жить по этим правилам, писанным и неписанным, половину из которых кто-либо едва стремится ему разъяснить. Иван глубоко выдыхает, открывая глаза и всматриваясь в собственное отражение. Это смутно-тревожно, весьма знакомое для него сочетания вины со стыдом, что жалящей змеей кусает чувством неудовлетворенности собой. «Едва ли будет хорошо, если я начну высказывать ему за Марью… Да и что я могу уже сделать? Хотя нет, надо найти, что сделать, пусть не сейчас, но Василиса уже явно настрадалась…» В голове чередой всплывают злобные гримасы вместе с чередой неоднозначных высказываний. «Именно ты не заслуживаешь, чтобы тебя любили, хм…», — эта фраза особенно цепляет его, словно поднимая муть со дна озера, — «Вообще не понимаю, что творится в его голове, где мысли Чернобога, а где его? Или он уже стал частью Кощея, или становится, теряя собственную сущность?». Иван растирает лоб руками, ощущая как головная боль едва ли отступает. Оторвавшись от зеркала, он подходит к окну, распахивая его и впуская в комнату свежий воздух. «Проблема на проблеме», — с досадой резюмирует юноша, окидывая взглядом уходящий в горизонт лес. Оглянувшись напоследок, он выскальзывает из комнаты, неся в сердце тяжелую, томную горечь. Позже, вечером, он находит своего супруга в покоях, и не замечает в его лице ни злости, ни раздражения. — Сегодня был тяжелый день, да? — он садится на колени Кощея, внимательно всматриваясь в лиловые, привычно лиловые глаза. — Скорее насыщенный разборками, — хмыкает мужчина, обхватывая спину Ивана, и юноша краем глаза замечает на когтях и краях рукавов капли крови. Что ж, кажется, в свои мрачные и темные подземелья Князь Тьмы сегодня спускался не просто так. — Слушай, ты… — Бессмертный замечает на лице собеседника не вполне присущие ему обычно смятение и неуверенность. Он не знает, как спросить об этом, потому что во многом не понимает, о чем именно хочет поговорить: Ты злишься на меня? Тебя раздражает что-то во мне? Тебе…не хватает чего-то? Иван, неловко улыбнувшись, лишь обнимает Кощея за шею, так и не договорив свою реплику. «Отрицаю ли я твою тьму?», — думает юноша, пока прохладные руки поглаживают его по спине, — «Быть может, я не выношу ее в себе, и от того мне так мучительно обходиться с твоей?..» — Твоя тьма чувствует себя отвергнутой мною, да? — в конце концов произносит Иван, ощущая, как руки, поглаживающие его по спине, замирают. «Это…интересная реплика», — Кощей нахмуривается. В общем и целом, мысль сформулирована предельно емко и точно. Но Бессмертный относился к этому легко, слишком хорошо зная, что у всего есть своя цена. И его нынешняя плата невыносимой не казалась, хотя порой и доставляла определенный дискомфорт. — Почему ты вообще заговорил об этом? — протягивает Бессмертный, отстраняясь и заглядывая в голубые глаза. Юноша улыбается, улыбкой во многом неловкой. «Сказать …правду?», — мелькает в голове, но он интуитивно ощущает, что это не приведет к откровенному разговору, — «Если это не просто он, но и часть тебя, ты лишь разозлишься и спрячешь ее снова куда-подальше…». — Чувствую так, — пожимает плечами юноша, укладывая ладонь на грудь Кощея, аккурат в районе молчащего сердца. — А почему она вообще должна быть принята тобой, мм? — мягко усмехается мужчина, заправляя кудрявый локон за ухо, — Ты многого лишился и так, и я не жду от тебя еще больших жертв. — Я не считаю это жертвами, все это - мой выбор, — морщится Иван, укладывая голову на плечо Бессмертного. — Как и мой, — хмыкает Бессмертный. — И что же составляет твой выбор? — спустя паузу осторожно спрашивает юноша. — Держать некоторых демонов на цепях…а некоторых просто подальше, — Кощей кончиком носа скользит по теплой шее, приятно щекоча, смешивая телесное тепло с душевной тревогой. «А настоящая ли это любовь, если я не принимаю тебя полностью…», — с печалью размышляет Иван, разворачивая голову, сталкиваясь губами с губами. — Думается мне, свет мой, что ты почти на все смотришь чересчур максималистично, — с нотой тонкой иронии произносит Бессмертный, разрывая касание, — Порок, с неизбежностью присущий молодости. — Быть может, — Иван улыбается в ответ самими уголками губ. — Знаешь… — когти медленно перебирают кудрявые волосы, — Нет твоей вины в том, что я встретил тебя так поздно. — А это-то тут причем? — нахмурившись, произносит юноша, не вполне понимая к чему относится реплика. Он чувствует себя здесь некомфортно — все эти капища богов, волхвы, деревянные идолы. «Да, в каждой земле свои боги… Интересно, услышат ли нас эти», — поджав губы, думает Кощей, имея на это вполне определенный ответ. Если что-то он в жизни и усвоил, так это то, что молитвы бесполезны, а боги жестоки, им скорее нравится наблюдать за потугами смертных, чем проливать милосердие. И если хочешь чего-то, лучше брать все в свои руки. Его князь тем временем общается с высоким, седобородым волхвом, жестикулируя руками. Собеседник в ответ едва качает головой. Кощей сощуривает взгляд, едва заметно хмурясь. Что ж, если боги милостивы не будут, и окажутся скорее на стороне врагов, с этим всегда можно разобраться, так или иначе. Пусть на поле битвы решается многое, но не меньше может решить вовремя написанное или наоборот, перехваченное письмо, красивая девица, засланная к месту. Слабые места есть везде и у всех, нужно лишь уметь найти их. — Нужно жертвоприношение, — Мстислав возвращается к нему с лицом если не удовлетворенным, то точно не разочарованным. — Человеческое? — скучающим тоном произносит юноша, ловя недоуменный взгляд. — Белобог людьми не берет, скот и зерно. — Будем надеяться, этого достаточно, — обтекаемо протягивает Кощей. — Паясничаешь? — подняв бровь, произносит князь, но улыбка на его устах мягкая. — Да нет, надо- значит надо, — быстро произносит юноша, потупляя взор. Мстислав кивает, и вновь возвращается к волхвам, а Кощей тем временем уходит подальше от капища, к небольшому пруду. «Если проиграем эту битву, будет нехорошо, его отец и так сомневается в нем, все смотрит в сторону второго братца…», — с тревогой размышляет юноша, устраиваясь на бревне напротив воды. Он не замечает, как тихой поступью к нему подходит один из волхвов, садясь подле. — Ты весьма преданный слуга, верно? Кощей вздрагивает, нахмуриваясь, кося взгляд на старца, но ничего не говорит. — Если пойдешь не по тому пути…породишь большое зло, — продолжает волхв, — В тебе ведь есть сила, верно? — Скорее умею обходиться с артефактами, только и всего, — бросает юноша, ощущая дискомфорт, желание поскорее закончить этот разговор. Ему кажется, что затянутые белой пеленой глаза, несмотря на слепоту смотрят в самую его суть, видя то, что быть может он сам предпочитает лишний раз не разглядывать. — Для тебя ведь нет черного и белого, Кощей. Жаль, что твой выбор не пал на сильного духом человека, тогда бы уподобил силу на службу свету, а так… «Душа князя падка на искушения, власть развратит его… И юноша, ослепленный чувствами, сам того не ведая, только усугубит», — думает старец, размеренно постукивая пальцами по древку посоха. — А так что? — не сдержав раздражения бросает юноша, поднимаясь с бревна, краем сознания подмечая, что никому из здешних волхвов по имени не представлялся, — Не понимаю, почему вы так говорите о князе, у него прегрешений за душой не больше, чем у других прочих власть имущих. Старик лишь усмехается в ответ, качая головой. Кощей, криво улыбнувшись, отвешивает должный, во многом дерганый поклон и удаляется. «Что ж, Белобог», — волхв поднимает глаза в небо, — «Мог бы быть великий герой, но кажется, в мир скорее придет великий злодей. Помогут ли тогда нам приношения?..» — Да так, вспомнил фразочку, которую мне когда-то сказали, — усмехается Бессмертный, смыкая когти на талии, прижимая теплое тело к себе теснее. — И какую ты мне, конечно, не скажешь? — устало фыркает Иван. — Да отчего же… Один волхв как-то посетовал, что я мог бы служить добру, да не по той дорожке пошел, только и всего. — Тогда, когда был еще человеком? — спрашивает юноша, сглатывая, наконец озвучивая то, что, казалось бы, есть как факт, но о чем они никогда не говорили. — Да, — морщится Кощей: « Рано или поздно он захочет узнать всю правду… Быть может, стоит подумать о том, как ее рассказать, пересобрав так, чтобы лжи было не слишком много?». ты думаешь, я себе в наместники выбрал невинного агнца? Иван улыбается, укладывая руки на лицо Бессмертного, осторожно касаясь лбом лба. «Пусть это и важное…но лишь прошлое», — думает юноша, нежно целуя тонкие губы. — Знаешь, даже если ты никогда не расскажешь… Мне, конечно, будет в определенной степени обидно, но в конце концов, твое право. Я не хочу давить на тебя. «Принимаешь ты мою тьму или нет…не важно, пока ты можешь любить меня, несмотря на нее», — Кощей соскальзывает клыками на шею возлюбленного, неглубоко прикусывая, слизывая каплю выступившей крови. — Нравится? — тихо спрашивает Иван, на мгновение, пожалуй, чуть сильнее обычного сжимая ладони на плечах Бессмертного. — Да, — коротко усмехается Кощей, и юноша замечает промелькнувший в лиловых глазах глубокий блеск. — Если хочешь… — юноша сглатывает, закрывая глаза, разворачивая и подставляя шею, — укуси еще. В следующее мгновение клыки сначала дразняще скользят по тонкой коже, язык очерчивает влажную дорожку, а затем плоть пронзает глубокий укус. Иван вздрагивает всем телом, прикусывая губу, ощущая как по телу разливается холодок, перекликающийся с жаром. Ты знаешь, что вкус твоей крови — его любимый вкус?