_________________________
— Ладно, пирожок, как я выгляжу? Дик готов выдать что-то вроде: «Оу-у, ты та-а-ак чудесно выглядишь, сахарная принцесса». Но его мысли становятся пустыми тут же, как Артемида выходит из ванной отеля. Артемида всегда была красива. Это не новая информация для Дика, и не тот случай, когда серая мышь из ромкомов снимает очки, надевает платье и — бум! — становится Еленой Троянской. Ничего не изменилось. У Артемиды всегда были эти волосы, ухмылочка и бицепсы, говорящие: «я тебе в рожу дам, и ты ещё спасибо скажешь». Однако есть разница в том, чтобы быть привлекательным и привлекать. Дик мог думать, что она красива, но не настолько, чтобы вышибало воздух и подкашивались ноги. Но это платье. Синее, без бретелек, с разрезом до бедер, выставляющим напоказ её длинные подтянутые ноги. Что-то в том, как оно облегает её бедра, талию, грудь, заставляет его хотеть вспыхнуть пламенем. Помоги, Иисус, она выглядит слишком хорошо, чтобы быть настоящей. Ты что творишь? Ты не можешь о ней так думать. Она девушка твоего лучшего друга. Твой лучший друг мёртв. И ощущения прямо как в мультиках, когда на плечах сидят ангел и демон. Только вместо того, чтобы быть благоразумием и искушением, один его осуждает, а второй загоняет нож в живот и проворачивает его до тех пор, пока перед глазами не побелеет. Уолли Уэст мёртв. Он мёртв уже два года, и Дик всё ещё ждёт, когда придёт тот день, в который станет легче. — Нет, правда, я нормально выгляжу? — поза Артемиды расслабляется, и игривое выражение лица сменяется озабоченным. — Я надеялась, ты-то знаешь, что люди надевают на эти вечеринки для богатых. Дик вздрагивает. Он молчит слишком долго, потерявшись в своих мыслях. — Да, ты выглядишь великолепно. То есть, впишешься идеально. — Спасибо. К слову, ты тоже, — она улыбается и берёт его под руку. — Готов, сладенький? — Только если готова ты, красотка._________________________
В ночь перед переездом из Готэма в Пало-Альто, мать Артемиды со слезами на глазах вручила ей коробку из-под обуви с кучей фотографий. Артемида, тем не менее, никогда их толком не просматривала. Её детство не давало повода для ностальгии. Она запихнула коробку подальше в один из шкафов, потом в ещё один, пока коробка не обосновалась в теперешнем доме, собирая пыль целый год. — Что там у тебя? — интересуется Дик, когда Артемида спускается с коробкой под мышкой. Он лежит на диване в её гостиной, перекинув ноги через подлокотник, потому что является варваром, так и не научившимся нормально сидеть. На перекус — орео и коробка с соком (взрывной апельсин, потому что он знает: фруктовый пунш у Лиан любимый). За последний месяц Дик наведался к ним больше раз, чем за всё время, что Артемида тут живёт. Он приезжал помочь Уиллу с Боухантером («не могу поверить, что он заставил нацепить тебя форму целиком», — говорила она. — «Когда я помогала ему, мне нужно было носить только кепку»). Затем он заглядывал, чтобы поговорить о миссиях или проверить Хало. А сегодня ему «случилось быть по соседству», потому что Брюс хотел, чтобы он о чём-то поговорил с Оливером (детали остались тайной). Нужно бы напомнить ему, что нормально просто заехать, чтобы поздороваться. — Ничего интересного. Просто старые фото, — пожимает плечами она. — Я видела, как М’ганн занимается скрапбукингом и, наверное, это вызвало ностальгию. — Ну-с, посмотрим. Она вываливает содержимое на столик. Дик выпрямляется, убирает коробку с соком и наугад выбирает фотографию. Он поджимает губы и бросает на неё любопытный взгляд. Хэллоуин, когда Артемиде было три или четыре. Она улыбается в серебристом, средневековом костюме рыцаря с парой пушистых ангельских крыльев за спиной. В одной руке держит наволочку, полную конфет, в другой — игрушечную булаву. — И, э-э… Кем ты должна быть? — Хотела быть Женщиной-Ястребом, но родители не могли себе позволить. Это было что-то типа компромисса, — смеётся она. Тогда она была ещё слишком юна, чтобы знать об их преступной двойной жизни. Она подумала, что они просто вредничают, и закатила истерику, чтобы положить конец всем препирательствам, в отделе костюмов в Уолмарте. — Я всегда считал, что «сладость или гадость» — это весело, — говорит Дик. — Но никогда в нём не участвовал. В цирке всегда в этот день что-то происходило. Переезд, например, или выступление. — А когда попал к Брюсу? Он мотает головой. — Не знаю, может, я думал, что слишком для этого взрослый? — Слишком взрослый? Боже, я ходила собирать сладости до старшей школы, — она ухмыляется и игриво закатывает глаза. — О, вот одна с тобой, кстати. Эта — времён зимнего бала Академии Готэма, для неё первый, для него — второй год обучения. Хотя с пальмами, песком под ногами и флоридским солнцем было больше похоже на пляжную вечеринку. Уолли по центру с раскрасневшимся лицом и слипшимися от пота волосами. Он только что пробежал тысячу миль от Готэма до пляжа Клируотер с ней на руках и Диком на спине. Его руки перекинуты через их плечи. Её бледно-голубое намеренно сочетается с галстуком Уолли и случайно с рубашкой Дика (и теперь, когда она присматривается поближе, то понимает, что оно также подходит к его глазам). Дик закатывает глаза. — О, да, я это помню. Да не парьтесь, сказал он. Туда и обратно, приключение на десять минут, сказал он. — А потом мы опоздали на час, — продолжила она. — Зачем ты его подначивал? — Пардоньте, я его подначивал? — он бросает на неё скептический взгляд. — Ты предложила, что было бы круто сделать фото на пляже. — Да, но я же не всерьёз. Ты ему бросил вызов, сказав, что он не сможет. Дик смеётся и откидывается на спину на диван. — Всё равно стоило того. — Да, стоило. Артемида не может вспомнить, какая музыка тогда играла, какие были декорации или еда. Но она помнит волны, окатывающие её стопы, пока она гуляет по берегу. Их, бегающих кругами и хлопающих руками так, будто они морские котики. Уолли, держащий её за руку и уверяющий, что, когда они поступят в колледж во Флориде, так будет каждый день. — Что ты в итоге сказал своей паре, когда мы пришли спустя час? — спрашивает она. — У меня её не было, помнишь? Артемида хмурится. — Правда? Я готова поклясться, что с кем-то тебя видела. — Нет, это было сразу после того, как Ракель меня бросила. — Подожди, я думала, это ты её бросил. Дик качает головой. — Блин, ну и память у тебя сегодня. Но, может, вот это вспомнишь? — Дик достаёт телефон и находит фото. Она наклоняется ближе, прижимаясь плечом, чтобы лучше видеть. И смеётся. — Боже, не могу поверить, что ты её не удалил. Это то самое фото, с первого дня Артемиды в Академии, когда он подбежал, появившись из ниоткуда, и без представления сделал селфи с ними двумя. Это видно по их лицам. Он скалит зубы в камеру, пока она непонимающе приоткрывает рот, будто, ну, её застали врасплох, сделав селфи. Она никогда не говорила Дику (и, скорее всего, никогда не скажет), но когда она впервые встретилась с его гражданской личностью, то расценила его интерес как романтический. Было облегчением, когда вышло, что это не так. Он был странным, слишком дружелюбным и чересчур взбудораженным первокурсником, а она быстро запала на кое-кого другого. Ей было пятнадцать, ему тринадцать. Девятнадцать месяцев, разделяющих их, имели большое значение. Сейчас, когда им двадцать три и двадцать один, эти месяцы не особо давят. — Помнишь, что я сказал, когда сделал селфи? — спрашивает он, глядя на нее с не более чем обожающей улыбкой. — Нет. Что? — Что когда-нибудь мы над этим посмеёмся. На один тихий момент они ничего не говорят, а потом совершенно синхронно начинают смеяться._________________________
— Так и… Как там Джейд? Артемида закрывает глаза и вздыхает. Дик понимает достаточно. Его вопрос скорее задан из вежливости, чем из любопытства. Это — причина, по которой он вытащил её ужинать с заголовком: «Лучшая пицца Стар-Сити». (Даже лучше, чем у Николози в Готэме, сказала она. Да не может быть, чтобы какая-то забегаловка на восточном побережье была лучше, чем у Николози, возразил он. Но спустя один укус пиццы с тройным сыром он вынужден был признать её правоту). — Ей нужен психотерапевт. — А нам нет? — Я серьёзно. Ей нужно с кем-то поговорить. Я имею в виду, что понимаю, почему она не хочет подвергать этому Лиан: у нас родители — преступники, и это нас до добра не довело. Но… — она вздыхает. — Быть отсутствующим родителем не лучше. Лиан нужна её мать, и нечестно заставлять Уилла растить их дочь в одиночку. — Тебя тоже нечестно заставлять это делать, — говорит он. — Я знаю, ты любишь Лиан, но ты не её мать, и стараться ею быть не нужно. — Ну, остальные так не думают. Все соседи как минимум раз меня по ошибке приняли за её маму. И вчера новая воспитательница в детском саду Лиан сделала комплимент, что у меня милый муж. Знаешь, как неловко было её поправлять? — Так вы с Уиллом не… ну, знаешь? — спрашивает он и откусывает кусок пиццы, надеясь, что вопрос звучит буднично. Быть может, Дик потратил слишком много времени в размышлениях об отношениях Артемиды и Уилла. В таких размышлениях, с которыми ложишься в постель и держишься за них, пока не уснёшь. Но Артемиде об этом знать совершенно необязательно. Артемида строит гримасу. — Фу, нет. Он женат. На моей сестре. — Знаю, знаю, но, как ты и сказала, они оторваны друг от друга, а вы с Уиллом живёте вместе. Она фыркает и смотрит на него с нетерпением. — Мы живём вместе, потому что это удобно. В пяти минутах и от Боухантера, и от университета, и мы делим обязанности по дому и траты. Стар-сити — дорогой город, знаешь ли. Не каждый может нырнуть в банк Брюса Уэйна, когда захочется или поджимает. — Так, для протокола: я никогда этого не делал, — отвечает он. — Но, думаю, это имеет смысл. Желание иметь соседа, я имею в виду. Кстати, у тебя разве не была своя квартира? — Да, но после Уолли… — она делает паузу. — Жить одной не для меня. — Оу. Артемида тянется за очередным куском пиццы, а Дик делает глоток газировки. Мимо стола проходит, держась за руки, парочка, направляясь к выходу. Из колонок доносится неторопливая джазовая мелодия. Что-то про моряка и девушку, в которую он влюблён, но они не могут быть вместе? У Дика итальянский хромает, и сквозь гомон плохо слышно. — Ну и… как там Бабс? — спрашивает Артемида. Не тот вопрос, который можно было бы ожидать, но нужно зацепиться хоть за что-то, чтобы заполнить созданную им тишину. — Нормально. Был у неё на днях, она возится с этими нашумевшими очками виртуальной реальности. — Круто. Вы ещё встречаетесь? Бабс есть — и всегда будет — одной из лучших его подруг, но её игра в «горячо-холодно» сводит с ума. Сегодня он ей нравится, а завтра уже «слишком незрелый для неё». Он был для неё что-то типа запасного плана, бутылки вина, которая будет ждать вечно, пока ей не станет скучно или одиноко. Так что в начале лета он объявил ультиматум: они либо встречаются, либо нет. — Нет, у неё новый парень — частный детектив по имени Джейсон. Они вместе уже три месяца и вроде бы счастливы. — И между вами нет… недомолвок? Он смеётся. — Не, ты же знаешь: я мастер оставаться друзьями со всеми бывшими. — А что насчёт тебя? Есть о ком рассказать? Дик вскидывает бровь. — Откуда такая заинтересованность в моей личной жизни? — Я могу спросить о том же. Артемида кладёт локти на стол и одаривает его скромной улыбкой. Он наклоняется вперед и ухмыляется в ответ, думая над остроумным ответом, чтобы пошутить. Она дотрагивается до его ноги под столом. Он возвращает жест. — Десерт желаете? — официантка, появляясь из ниоткуда, нависает над ними с ободряющей улыбкой и меню. Артемида и Дик прерывают игру в гляделки и откидываются на спинки стульев, как будто их застали за чем-то, что они не должны были делать. — Э-э… нет, спасибо, — отвечает Дик. Официантка кивает, убирает тарелки и оставляет им счёт. — Если ты всё ещё хочешь есть, то можем заглянуть ко мне, — говорит Артемида. — У нас много мороженого. Это невинное предложение. Мороженое в поместье Крок-Харпер может стать шумным, семейным мероприятием. Уилл будет строить смешные лица перевозбуждённой Лиан, Вайолет будет улыбаться сама себе, писать эсэмэски Бриону под столом, а Брюсли будет обнюхивать ковёр в поисках остатков еды. Но мелодичность её голоса и милая полуулыбка. В них есть что-то почти соблазнительное. В его сознании всплывает сцена, где они вдвоём, и вместо мороженого она берет его за руку и ведёт вверх по лестнице в свою спальню. Очнись, Грейсон. Она девушка твоего лучшего друга. Твой лучший друг мёртв. — Спасибо, но я лучше домой поеду. Уже поздно. Артемида хмурится. — Дик, сейчас девять вечера. — В Готэме полночь, — отвечает он, как будто обычно в это время спит, как нормально функционирующая личность, а не человек, страдающий бессонницей. — Что ж, ладно, но двери моего дома для тебя всегда открыты. Заходи, когда хочешь. — Буду иметь в виду, — говорит он, а затем оплачивает счёт до того, как она успевает возразить. — О, и да: у меня никого нет. Прошло довольно много времени с моего последнего свидания. Может, он видит, что хочет видеть, но её губы изгибаются в лёгкой ухмылке. — Полезная информация._________________________
Сторожевая башня парит где-то над Тихим океаном. Похожие на собор окна тренировочного зала смотрят вниз на клубящиеся облака и огромное синее пространство. Они с Диком растягиваются на одном из матов, раскинув ноги и прижав ступни друг к другу. Дик берет её за руки, их пальцы переплетаются, и он тянет её вперед, пока её сухожилия не начинают гореть, а позвоночник не становится почти параллельным полу. — Ещё раз спасибо за это, — говорит она. — Да не за что. Как ты сегодня? Хочешь поговорить или?.. Сегодня. Одиннадцатое ноября. Уолли было бы двадцать четыре. У неё есть своеобразный ритуал на его день рождения. Рано проснуться, позавтракать в его старом доме, посетить (пустую) могилу на кладбище Кейстоун-Сити, вежливо отклонить приглашение его родителей посетить с ними церковь, пойти домой, убедить себя в том, что она будет продуктивной, открыть ноутбук и провести остаток дня вперившись взглядом в экран. Утро прошло как в тумане со всеми объятиями и мягкими разговорами, но днём, когда она сидела и читала одну и ту же строчку столько раз, что слова превратились в пюре, внутри что-то щёлкнуло. Она не хотела провести весь день в битве с тошнотой, слезами и мыслями о том, как чертовски несправедлива жизнь. Нужно было двигаться дальше, выбираться из маленькой спальни, где маленькая фотография с улыбающимся им стоит на полке. Так что она позвонила Дику и попросила встретиться здесь для спарринга. — Хорошо, думаю, — они меняются местами, она отклоняется назад и тянет его к полу. — Мистер и миссис Уэст передают привет, кстати. — Ага, — отвечает он, и его реакцию трудно оценить. Дик тоже получил приглашение на самую унылую вечеринку и не пришёл. Как и в прошлый, и в позапрошлый год. Насколько она знает, он никогда не посещал (пустую) гражданскую могилу. Дик избегает его мемориал в Сторожевой башне. Артемида лично этого не понимает, но каждый справляется, как может. — Я сказала, что с тобой всё нормально. — Спасибо. Надеюсь, с ними тоже… учитывая обстоятельства, — они заканчивают разминку. Дик встаёт и подаёт ей руку. — Готова? — Да. Они смотрят друг на друга с разных концов мата. Дик поднимает сжатые в кулаки ладони и кивает. Она бежит к нему, делая ложный выпад влево, затем целится ногой в его щиколотки, чтобы выбить из равновесия. Он уворачивается и наносит удар ей в живот. Чувствуя его движения, она хватает его за запястье и выворачивает, прижимая его к себе. — И это лучшее, на что ты способен? — дразнит она. — Да ладно тебе, я всё ещё разминаюсь. Он переносит свой вес и отбрасывает её назад, вырываясь из хватки. Он делает сальто назад с совершенно ненужным, но свойственным ему артистизмом. И с этого момента всё продолжается. Брыкаясь и нанося удары, пригибаясь и уворачиваясь. Каждый раз, когда один из них овладевает другим, они ускользают друг от друга. Её сердце колотится, и они оба мокрые от пота. Так опьяняюще. Есть причина, по которой Дик — первый, кому она позвонила со своей просьбой. Не только потому, что он не-мета (ни один мета не сражается так, как может не-мета. Дина и Диана единственные исключения). Артемида сражалась с другими не-мета, и это было не то. Недостаточно, чтобы насытиться. У них с Диком была особая связь, появившаяся, когда им было по девять. Он попал под крыло Бэтмена, она — под крыло собственного отца. Её отец мыслил тактически, учил применять силу и ярость, чтобы убрать противников. Дик был первым в её жизни, кто сделал из боя искусство. Он артист, акробат, и это проскакивает в каждом его движении. В момент уязвимости Дик валит её на землю и седлает её бедра. Вряд ли это эффективный приём. Она может выскользнуть из-под него и легко прижать его к земле, если захочет. И она должна этого хотеть. Вместо этого она скользит ладонями вверх и позволяет ему прижать свои запястья к полу. Они встречаются взглядами, и она рассматривает его, разглядывает его обнаженную грудь, растрепанные волосы, голубые глаза, губы. Дик вроде как целовал её раньше. Он делал СЛР, а её накачали таблетками Джульетты, чтобы замедлить сердцебиение, так что Артемида почти ничего не помнит. На тренировках они только делали вид, что соприкасаются губами, думая, что по-настоящему это делать будет слишком неловко. За исключением того раза, когда они показывали Уолли прогон. Калдур притворился, что её проткнул; она притворилась, что умерла; Дик притворился, что делает СЛР. — И, эм, это тот момент, когда я делаю искусственное дыхание, — говорил он. Глаза Артемиды были закрыты, но у неё было смутное ощущение, что он смотрит на Уолли. Уолли засмеялся. — Ну так вперёд, не надо меня стесняться. И Дик сделал, и это был самый ужасный поцелуй в её жизни. Не из-за нехватки опыта с его стороны, а потому что она лежала на холодном бетонном полу, и он заткнул ей нос и вдул тёплый воздух в рот. И Артемида не уверена, почему это воспоминание вылезло именно сейчас. Глаза Дика расширяются. Его дразнящая улыбка исчезает с лица. Он отдёргивает руки, как будто её кожа горит, и поднимается нечеловечески быстро. Его лицо красное от напряжения… или от смущения? — Думаю, с этим достаточно, — говорит он. — Хочешь, пойдём на тренажёры? — Да, звучит отлично._________________________
Пожарная лестница, ведущая в его квартиру, спрятана в глухом переулке. Дик уверен, что единственный из всего здания, кто ею пользуется. Он никогда не спрашивал у соседей, чтобы это подтвердить, но они достаточно жаловались на слабое освещение и лукоподобный запах из мусорного контейнера. Так что он относительно уверен, что они никогда не замечали, как он носится туда-сюда в своем костюме Найтвинга. Они с Артемидой могут говорить здесь, не опасаясь, что их подслушают. — Как дела в России? — спрашивает он. — Хочешь отчитаться? Артемида стонет. — О, нет. Только что отчиталась перед Калдуром и М’ганн. Я так устала говорить о команде и миссии. Я даже не помню, когда последний раз с кем-то отрывалась, просто чтобы оторваться. Он смеётся. — Понимаю, о чём ты. Скучаю по временам, когда команда была не только супергеройской затеей, но и клубом по интересам. Я рад, что новенькие… — Эй! Никаких разговоров о команде. Только ты, я и три сезона «Хоккея со знаменитостями», которые нам нужно нагнать. Когда они забираются по лестнице на самый верх, Дик достаёт ключи и как бы извиняясь смотрит на Артемиду. — Слушай, просто предупреждаю, что моя квартира похожа на свалку сейчас. Я хотел прибраться, но, знаешь, жизнь и все дела. Ложь. В его квартире не убирались уже несколько лет. Он знает об этой проблеме, но отсутствие мотивации мешает встать и исправить это. Зачем утруждаться? Как будто у него часто бывают гости. Брюс и Тим заходят иногда, когда находятся в районе. Бабс раньше заходила чаще, но в доме нет лифта, а она не любит, когда её носят вверх по лестнице. Уолли был самым частым гостем, но по очевидным причинам больше не навещает. — Всё норм, пока ванная чистая. Не против, если я схожу в душ? — Валяй. Первая дверь налево. Артемида оставляет шапку и куртку на кресло и исчезает за дверью ванной комнаты. Он пытается навести порядок в квартире: бросает в корзину грязное бельё, копившееся несколько недель, а коробки от еды на вынос, толпящиеся на кухонном столе, кидает в мусорное ведро. В одном из шкафчиков есть освежитель воздуха; Дик распыляет его, пытаясь замаскировать запах носков и старой пиццы, а потом паникует, что распылил слишком много, и теперь в его квартире пахнет тропическим бризом, носками и пиццей. Несмотря на снег, он открывает окна. Душ выключается, и открывается дверь ванной. — Эй, Дик, у тебя есть рубашка или что-то такое, что я могу одолжить? Уолли говорил, что она любила носить его рубашки в доме. Что она «одалживала» его кофты, потому что они тёплые и мягкие, а её ноги замерзали по ночам, потому что она отказывалась спать в носках. Дик никогда не интересовался их повседневной жизнью, но она затрагивала территорию их дружбы. Все взлёты, падения, стеснения — он был для Уолли опорой. Быть может, если бы он также вкладывался в свои отношения, то мог бы рассказывать о странностях своих партнёрш тоже. — А-а… Да, секунду. Дик роется в том, что, как он совершенно уверен, является стопкой чистой одежды. В самом низу он находит футболку с концерта, на который М’ганн и Коннор водили его в прошлом году. Быстро проверив её запах, он стучит в дверь ванной и, не глядя, засовывает внутрь руку. Спрашивает: — Это пойдёт? — Вполне, спасибо. Моментом позже она появляется с тёмными от воды волосами, собранными в неряшливый пучок. Его мешковатая чёрная футболка достаёт ей до середины бёдер. Артемида направляется на кухню, и его снова накрывает волна паники: в шкафчиках нет ни крошки, за исключением коробки сухариков и упаковки рамена, а холодильник вообще часть декора. Артемида присвистывает. — Чёрт, да ты питаешься хуже, чем старшекурсники, которым я преподаю. Не то чтобы он не умеет готовить. Когда-то его холодильник был завален свежей продукцией из фермерских магазинчиков Бладхэвена, он пробовал каждую неделю готовить что-нибудь новое, и Уолли всегда находил время зайти и попробовать это «что-нибудь». Теперь просто практически нет энергии на что-то больше, чем заварная лапша и звонок в доставку. — Я могу что-нибудь заказать, если хочешь? — Не, всё нормально. Дверца шкафчика захлопывается. Артемида плюхается рядом на диван с двумя упаковками сухариков, одну из которых передаёт Дику, и открывает свою, после чего тянется за пледом и накрывает их обоих. «Хоккей со знаменитостями» — вершина отвратных реалити-шоу, и именно поэтому его интересно смотреть. Особенно с Артемидой. Она втягивается, поддерживает и кричит «ура» во время матчей, стонет, когда судьи делают плохой выбор, и хихикает каждый раз, когда раздражающий участник падает лицом вниз. Первые несколько матчей наполняют его квартиру давно забытым шумом, смехом и остроумными комментариями. Затем что-то меняется, и воцаряется лёгкая тишина. Они прижимаются друг к другу. Он обнимает её за плечи, а она кладет голову ему на грудь, и они остаются так, пока один матч перетекает в другой. Когда сезон заканчивается, он думает, что она заснула, но её глаза открыты, отражая свет от телевизора. — Ты ещё это смотришь? — спрашивает он. — На самом деле нет. Он выключает телевизор. Требуется секунда, чтобы привыкнуть к темноте. Здесь тихо, если не считать снегоочиститель, проезжающий по улице внизу. Артемида сбрасывает с них одеяло и распускает пучок. Её теперь уже сухие волосы волнами ниспадают по плечам. Он протягивает руку и заправляет прядь волос ей за ухо, позволяя своей руке задержаться на её щеке, а большому пальцу провести по подбородку. — Знаешь, ты очень красивая. Артемида не вздрагивает и не отклоняется. Он тоже. Разве не к этому вела ночь? Они могут отрицать сколько хотят, но месяцами между ними росло напряжение. И оно доросло до момента, когда его не скрыть. Когда она зашла в его квартиру, мог быть только один вариант развития событий. Они оба это знали. Артемида двигается навстречу, почти заставляя их губы соприкоснуться. Её руки мягко лежат на его плечах. Она не отпускает его взгляд и, Боже, как же сильно он хочет её поцеловать! Есть линия, которую они ещё не пересекли. Они забавлялись с ней, испытывали и пробовали, как близко смогут подойти, но каждый раз отступали, когда приближались слишком близко. Это первый раз, когда они признают свои чувства таким образом, что их нельзя повернуть вспять или объяснить; но пока один из них что-то не предпримет, второй тоже не будет ничего делать. Ещё есть время отступить. Это плохая идея. Он закрывает глаза, подаётся вперёд и целует её. Всё начинается робко и неуверенно. Её губы мягко касаются его губ, кончики его пальцев застывают над её талией, не касаясь. Он даёт ей время передумать. Но затем она издаёт этот тихий, лёгкий вздох, и он становится катализатором. Поцелуй углубляется, и внезапно чувства, которые они сдерживали, отрицали и отталкивали, выплескиваются наружу с полной силой. Нужно остановиться. Её пальцы блуждают по его спине, к рукам, к шее, задевают подбородок. Он прижимает её к себе одной рукой, второй проводит по её волосам, и запах мыла от её кожи сводит его с ума. Она девушка твоего лучшего друга. Он поднимает ноги на диван, сдвигает бёдра так, чтобы они могли лечь горизонтально. Оба возбуждённые, им не хватает воздуха. Знакомое давление нарастает в паху; она стонет, когда он прижимается губами к её ключице. Она тянет его за край рубашки, и он поднимает руки, чтобы было удобно стянуть одежду. Твой лучший друг мёртв. Уолли Уэст мёртв. Мертвее всех мёртвых, чёрт возьми, и его мнение больше не имеет значения. Прекрати позволять призраку лучшего друга преследовать все мысли. — В спальню? — шепчет он. — Да._________________________
— Так… Ты и Бетт Кейн. Вы, ребята, и правда?.. Артемида перекатывается на бок, чтобы посмотреть на него. Она знает кое-что из его истории. Зи и Ракель рассказывали… более детально, чем хотелось бы. Бабс об этом не заикалась, но не нужно обладать детективными навыками Бэтмена, чтобы понять, что поцелуем на его четырнадцатилетие всё не закончилось. Список его девушек — горячая тема для обсуждения была в Академии, а Артемида обычно успевала следить за слухами. А со старшей школы он в разглашении отношений стал более скромным. Но было известно Бетт. — Ага, — отвечает он. Его лицо освещено ярко-белым светом уличного фонаря за окном его спальни. Он прикусывает губу. — Но я обычно таким не занимаюсь. — «Таким» — это каким? Сексом с Бетт Кейн? — Нет, я имею в виду знакомствами на одну ночь и сексом со всеми подряд. Я знаю, у меня такая репутация, но я не… У меня не так много партнёров было. — А сколько их было тогда? Следует пауза. — Восемь. Семь девушек, один парень. Чёрт, звучит, как будто их было много, да? Но это включая тебя, и учитывая все семь лет опыта, так что… не настолько? И я предохраняюсь и проверяюсь периодически, если тебя что-то такое волнует. — Эй, я не осуждаю, мне просто интересно, — она протягивает руку и гладит его по щеке, грубой от щетины под её пальцем. Его взволнованные руки разжимаются, и он мягко улыбается ей. — Думаю, мне не нужно интересоваться твоими? — Что, тебе неинтересно? — Ну, ты встречалась только с одним человеком, так что… И она хочет его поправить, но слова застревают в глотке. Она отдёргивает руку от него, как от лавы. Его комната становится катастрофически маленькой. Тёмные стены становятся тенями осуждения, а воздух становится резким от запаха секса, которым они только что занимались. Артемида вскакивает, прижимая пододеяльник к груди. Уолли. Она забыла. Она действительно забыла о нём. На мгновение она позволяет своему разуму отдохнуть от постоянного траура, и уже охотно рвётся прыгнуть в постель к его лучшему другу. Боже, придумал ли ты человека хуже её? Ей просто нужно было пойти и заразиться чувствами к единственному человеку, который причинил бы ему больше всего боли. Это предательство его памяти. Если бы он был здесь, он бы возненавидел её. — Артемида, ты в порядке? — Дик садится и кладёт ей руку на плечо, но она вздрагивает и отталкивает его. — Мне нужно идти. — Что? — Прости, я просто… не могу быть сейчас здесь. Артемида выбирается из кровати, заворачиваясь в простыню, чтобы скрыть свою наготу. «Хотя для этого уже поздновато», — иронично думает она. Поднимает свою одежду с пола в ванной и быстро одевается. Дик стоит в дверях своей спальни, когда она пересекает его гостиную. Он во фланелевых пижамных штанах, но его волосы все еще взъерошены. Он ничего не говорит, но выглядит так, будто хочет сказать. Она хотела бы, чтобы он перестал смотреть на неё таким печальным, обеспокоенным взглядом и просто позволил уйти с миром. Артемида ёжится, когда выходит на улицу. Снегопад ещё не прекратился, и снежинки падают ей на волосы и брови. Она оставила шапку в квартире Дика, но туда ни за что не вернётся. Она накидывает капюшон, затем достаёт телефон из кармана. — Привет, Зи. Прости, я знаю, что довольно поздно, просто… — она шмыгает носом, вытирая слёзы, и отчаянно пытается не зареветь. — Я сделала что-то невероятно глупое._________________________
Плейбой, похититель сердец, казанова, собачка. У Уолли была целая туча прозвищ для него. Дик, пока его друг ещё был жив, не говорил, насколько его они беспокоят. Да, он много с кем встречался. Может, больше, чем обычные люди, точно больше, чем Уолли. Но он не прыгает от партнёра к партнёру, и со всеми остаётся в хороших отношениях. Отношения разрывались всегда без истерик и почти всегда обоюдно. Единственным, кому разбивали сердце, был он. До Артемиды. Артемида должна была быть тем, у кого всё в порядке. Всегда казалось, что она справляется со своим горем лучше, чем он. Она вернулась в команду, окончила колледж, сохранила очаровательную маленькую фотографию их двоих на своей тумбочке. С другой стороны, он должен знать кое-что о притворстве; таком, чтобы никто не мог видеть, как сильно ты развален. О чём они только думали? Нужно было послушать этот противный писклявый голос, который говорил остановиться и не быть импульсивным. Если бы он мог, то взломал бы мозг и удалил себе файл с чувствами. Между ним и Артемидой не может ничего быть. У них слишком запутанная история, слишком сложные отношения. Они оба слишком сильно любили Уолли, чтобы быть кем-то большим, чем просто друзьями. А теперь Уолли нет, но его слова подтвердились самым жестоким образом. Он и правда псина. Он избегает команду, Сторожевую Башню и всевозможные Брюсовы встречи. Звонки и сообщения оставляет без ответа. Позор заставляет его отсиживаться в своей квартире — за исключением случаев, когда он в одиночку патрулирует окрестности Бладхэвена. Ещё одна общая черта с Артемидой: бороться с преступностью, когда нужно очистить свой мозг от навязчивых мыслей. Вот почему когда он приходит домой сегодня вечером, его костюм весь в ножевых порезах, а сам он в синяках, которые завтра точно будут болеть. Он стекает в кресло, когда гражданский телефон начинает звонить. Идентификатор говорит, что это Бабс. Он игнорирует. Спустя пять секунд она звонит снова, и он снова нажимает кнопку «отклонить». Снова, игнор. Снова, игнор. И опять. — Что? — Привет, Дик, спасибо, что наконец-то ответил, — она делает акцент на его имени, чтобы и поприветствовать, и обозвать. Ха-ха, будто она первая, кто до этого додумалась. — Что тебе нужно, Бабс? — Ты снова этим занимаешься. — Чем? — Самоизоляцией. Дик, прошло почти две недели с тех пор, как от тебя кто-нибудь получил хоть слово. Мы за тебя переживаем. Она права, это не первый раз, когда он уходит в себя. После смерти Уолли он едва мог встать с постели, не говоря уже о том, чтобы покинуть свою квартиру. Он пропустил поминальные службы, выбросил открытки. Бабс и Брюс настояли, чтобы он пожил у них некоторое время. Он отказал; не мог выносить этих нежных взглядов, которые они бросали на него, как будто он был чем-то маленьким и хрупким, что могло сломаться в любой момент. Он не хотел сочувствия. Сочувствие напоминало ему, что ему было о чём печалиться. — Я в порядке. Не стоит обо мне беспокоиться. — Что происходит? — Ничего. — Что произошло у вас с Артемидой? — её прямота не застает его врасплох. Конечно, Бабс знает. Не подозревает и не догадывается, а знает. Она может читать его лучше, чем кто-либо другой. «Даже лучше, чем Брюс», — думает он. — Не твоё дело. Следует вздох, потом пауза. — Будь с ней осторожен, Дик. — Это что должно значить? — У неё разбито сердце. Она всё ещё в трауре. — А я что, нет? Я тоже его любил, знаешь ли. Может, не так, как она, но он был моим лучшим другом, и я тоже его любил. Это несправедливо: считать, что их отношения не такие крепкие, потому что они были «всего лишь» друзьями. Нет, он никогда не мечтал жениться на Уолли, но хотел состариться вместе с ним. Он любил его больше, чем любую из своих бывших. Его смерть ударила по нему сильнее, чем по Туле, Джейсону, возможно, даже его родителям (тогда он был так молод, что большую часть этого закопал). Уолли был самым важным человеком в его жизни, человеком, по которому он будет скучать больше всего. Человек, по которому он скучает больше всего. — Ты прав. Вы, ребята, пережили огромную потерю, и вы всё ещё скорбите. Вот почему вам обоим нужно быть осторожными. Послушайте, это нормально, если вы двое хотите попробовать встречаться… — Но… — Нет, дослушай. Это нормально. У вас близкие отношения, и логично, что у вас могут появиться друг к другу чувства. Но вам не нужно спешить. Если вы сначала не разберетесь со своим общим эмоциональным багажом, то оба в конечном счёте пострадаете. Он хмыкает. — Поздновато для этого. — Но не для того, чтобы исправить. Поговори с ней. Артемида пулей вылетела из его квартиры в снегопад. Не попрощалась. Последние две недели ему писали все, кроме неё. Она больше ничего не может сделать, кроме как сказать: «Я не хочу об этом говорить», и, если уж на то пошло, он тоже. Если бы она появилась у его двери прямо сейчас, он не уверен, что бы сказал. — Говоришь так, будто это легко. — Даю слово, что это не так сложно, как кажется. Вы сможете в этом разобраться. Но перестань уже шататься по своей квартире._________________________
Затанна выпекает ей черничные кексы и приглашает оставаться в гостях так долго, как Артемиде нужно. Затанна не осуждает, даже если Крок того заслуживает. Она повторяет мягким мелодичным голосом, что Артемида не сделала ничего плохого, но это не так. Стыд не позволяет рассказать полную историю. Когда Затанна спрашивает, с кем конкретно Артемида переспала, то та не может произнести имя вслух. Она отвечает на вопросы правдой и неправдой: да, это было по согласию; да, они предохранялись; нет, это не кто-то, кого Зи может знать. Артемида позволяет Затанне провести дружескую поддержку и подобную лабуду до того, как спросить. Она сюда пришла не за чаем, а за способностями. — Мне нужно поговорить с Уолли. Затанна отказывается, говоря, что ничто, кроме Ямы Лазаря, не может вернуть душу из мира мертвых. Но они обе знают, что это неправда. Так что Артемида просит, умоляет, наводит шум и грозится пойти к Вотану или другому колдуну, если она не поможет. — Ладно, я посмотрю, что смогу сделать. Но если я смогу, то заклинание будет требовать тщательной подготовки и репетиций. Затанна заставляет ждать неделю, затем ещё одну. Она утверждает, что ей нужно сделать больше расследований, но Артемида подозревает, что волшебница просто ждёт, не передумает ли подруга. Затанна даже не скрывает недовольства по поводу этого плана, спрашивая десятки раз, точно ли Артемида этого желает. Артемида на попятную не идёт. Они договариваются встретиться в полночь под плакучей ивой. Артемида приезжает раньше. Её дыхание почти замораживается, как покидает тело, и она кутается в пальто, чтобы не замёрзнуть самой. Она топчется на месте, затем расхаживает взад-вперёд. Каждый раз, когда она смотрит на часы, она клянётся, что время движется вспять. Затем, через две минуты после полуночи, ветви ивы раздвигаются, и появляются Затанна, Ракель и М’ганн, и у каждой из них одинаково обеспокоенное выражение лица. — Отлично, вы здесь. Давайте начнём. — Подожди, я думаю, нам нужно это сначала обсудить, — говорит Затанна. — Артемида, ты уверена, что хочешь этого? — Ты обещала, что поможешь. — И я помогу, но только если ты действительно этого хочешь. Артемида скрещивает руки. — Я думала, что это очевидно. — Я просто хочу убедиться, что ты это продумала. Я боюсь, что эффект может быть не такой, какой ты ожидаешь. Уолли бы хотел, чтобы ты… — Не начинай! — прервала Артемида. Она так устала от всех он хотел бы, чтобы ты двигалась дальше. Откуда им знать? Они не знают его так, как она. — Артемида, я просто… М’ганн кладёт Затанне ладонь на плечо. — Зи, всё нормально. Пусть попробует. Они обмениваются кивками, а потом Затанна поворачивается к Артемиде, чтобы объяснить правила. Её душа будет в лимбе, у неё есть время до восхода, или она останется там навсегда, видения будут заманивать, и она должна быть достаточно сильной, чтобы бороться с ними… бла-бла-бла. Она сделает всё, что угодно, рискнет чем угодно, нет такой цены, которую она не готова заплатить. Затанна колдует, и яркий жёлтый свет, пульсирующий в её ладони, заставляет Артемиду зажмуриться. Когда она снова открывает глаза, вокруг нет ничего, кроме облаков. И тишины: она даже не слышит собственного дыхания. Зимний ветер стих, и пронизывающий холод в воздухе исчез. Артемида оглядывается по сторонам, но вокруг неё пусто, никаких сияющих врат Святого Петра в загробную жизнь. Два облака расступаются перед ней, и вот он. Уолли, выглядящий точно так же, каким она его запомнила. Артемида не колеблется. Она бросается в его объятия и целует его. Тянет ближе, пытается насладиться его прикосновениями, но что-то в нём не так. Как будто она целует воздух или собственную руку. Она отстраняется, ласкает его лицо и пристально смотрит в его льдистые голубые глаза. У Уолли были зелёные глаза. Артемида почти отскакивает. — Уолли, это правда ты? — Конечно, это я, — говорит Уолли, но голос, срывающийся с его губ, похож на смесь его голоса и голоса Дика. — Кто же ещё? Сцена вокруг неё изменилась, и теперь она стоит в их квартире в Пало-Альто. Только не совсем. Диван Дика стоит там, где положено стоять их дивану. На стене, где раньше висел календарь Уолли с Альбертом Эйнштейном, висит плакат «Летающих Грейсонов». Конспекты Уолли по физике и квитанции Дика разбросаны по всему кофейному столику в неразборчивом беспорядке. Колени Артемиды подкашиваются, и она падает на ковёр, борясь со слезами. — Детка, что с тобой? — теперь только голос Уолли. — Что-то не так? — Я люблю тебя, Уолли. Я так сильно тебя люблю. Уолли нежно берёт её за руку и поднимает с пола. — Почему ты тогда не выглядишь счастливее? — Потому что ты меня разлюбишь после того, как я расскажу, что сделала. — Детка, это невозможно. Нет ничего, что ты могла бы сделать, что заставит меня тебя разлюбить. Ну, ты ограбила банк? Уничтожила планету? Не погладила Брюсли пузико на ночь? — Брюсли появляется, и Уолли гладит его по голове. — Дело в этом, приятель? — Уолли, будь серьёзнее. — Ладно, чем бы это ни было, это не изменит моих чувств к тебе, — он берёт её за руки. — Я люблю тебя, Артемида, и всегда буду. Артемида отводит взгляд от любящих глаз Уолли. Она прикусывает губу. Что лучше: сообщить аккуратно или резать правду-матку? Оба всё равно приведут к одному исходу. — Я переспала с Диком. Она ждёт ответную реакцию. Злость, крики о предательстве, что-нибудь. Но её награждают тишиной. Ей требуется мгновение, чтобы понять, что Уолли застыл на месте, как видео, поставленное на паузу. Он смотрит на неё неподвижно и не мигая, на его лице всё ещё запечатлена тёплая улыбка. Тогда вся иллюзия начинает растворяться. Комната, Брюсли, Уолли — все они растворяются в эфире. Ничего не остаётся, кроме неё и двери. Не зная, что ещё делать, Артемида открывает её. И тут же она окунается в холод. Её друзья зовут, и она возвращается в реальный мир. Троица обступает её и заключает в тёплые объятия. — Что произошло? Почему заклинание остановилось? — спрашивает она. — Я заставила это закончиться, — отвечает М’ганн. — Но как ты… Я думала, Затанна… — Думаю, нужно объясниться, — отвечает Зи, затем сознаётся в их с М’ганн плане о фабрикации загробной жизни с помощью иллюзии. — Прости. Я знаю, было неправильно тебя обманывать, но меня насторожило, что ты могла бы пойти к Вотану. Я не хотела, чтобы кто-то воспользовался твоим горем. Она хочет разозлиться на неё, на каждую из них. Но они обманули её не из злого умысла. По тому, как они обнимают её и шепчут добрые слова, ясно, что они заботились о её интересах. — Ты не говорила, что это был Грейсон, — говорит Затанна. Артемида кивает. — Я знаю, прости. Просто… я не… мне так стыдно. — Милая, в этом нет ничего постыдного, — говорит Ракель. — Я знаю, что иногда на него ругаюсь, но Дик — хороший парень, и ты далеко не первая на него запала. — И не вторая, — продолжает Затанна. — И даже не третья, — дополняет М’ганн, и Ракель с Зи кидают на неё обеспокоенный взгляд. — Что? Я про Барбару, а не про себя. — Но он был лучшим другом Уолли. Уолли не хотел бы… Ракель её встряхивает, прерывая. — А чего ты хочешь? Она хочет вернуть Уолли. Обнимать его и продолжить с места, на котором они остановились. Только вот… не совсем так. Она должна этого хотеть, но если подумать подольше, то ответ становится всё менее очевидным. Её худшее преступление не в том, что она переспала с Диком, а в том, что ей понравилось. — Я не знаю. — Всё нормально, не нужно знать ответ прямо сейчас. Просто знай, что ты заслуживаешь быть счастливой и любимой. Даже если ты сейчас так не думаешь, то это правда, — говорит Ракель. — А теперь пойдёмте с этой холодины._________________________
Первый звонок Дика в рамках его плана самосовершенствования адресован не Артемиде, а Дине. — Ты знаешь хороших психотерапевтов в Бладхэвене? Он знает, что вся муть с «я недостоин Артемиды» только в его голове, пока он не оправится от своей травмы и не соберёт жизнь воедино. Не то чтобы он делает это ради Артемиды. Это то, чего он хочет, и он готов приложить к этому усилия. Он обманывал себя, думая, что прогресс постепенен, линеен и неизбежен, если он просто будет ждать достаточно долго. Чтобы залечить все раны, требуется не только время, но и значимые перемены. Его следующий звонок — терапевту, которого рекомендовала Дина, и он назначает свой первый сеанс на следующую неделю. Затем он разговаривает с Линдой в регистратуре Готэмского университета, чтобы она повторно записала его отучиться последний год. Труднее всего ему позвонить мистеру и миссис Уэст. Он беспокоится, что это будет неловко и что ему нечего будет сказать, но они разговаривают больше часа и строят планы навестить друг друга после праздников. Его последний звонок — М’ганн, он просит разрешения вернуться в команду. М’ганн улыбается. — Конечно. Я же говорила, мы всегда рады тебе. И хорошо, что ты решил вернуться, думаю, Артемиде будет приятно, что в команде будет ещё один не-мета. — Спасибо, — отвечает он. — Кстати, э-э… она случайно не здесь? — Ага, на кухне. Я оставлю вас наедине, — она продолжает улыбаться, затем собирает команду в гостиной для занятий по укреплению командного духа. Новая штаб-квартира команды хороша, как современная городская версия Пещеры. Хотя стены кухни почти полностью сделаны из стекла. Он надеялся провести этот разговор в более уединенном месте, но его новые товарищи по команде, похоже, не обращают на них никакого внимания. Артемида сидит на барном стуле, потягивает чай из кружки и читает одну из своих тетрадей. Он садится рядом с ней. Она не собирает свои вещи и не уезжает, что он воспринимает как обнадеживающий знак. Говорит: — Привет. — Привет, — отвечает она. Всю прошлую ночь Дик мерил свою комнату шагами, разговаривал сам с собой, репетируя слова, которые скажет ей при встрече. Он помнил суть того, что хотел сказать, но понял, что так и не придумал, как начать. — Так, эм… — Нам необязательно говорить об этом, ты же знаешь, — говорит Артемида. — Нет, думаю, что обязательно, — отвечает он. — Слушай, я в отношении многого был на стадии отрицания последнее время. Я знаю, это выглядит так, будто помогает, но ничего подобного. Она вздыхает. — А о чём тут говорить? Это случилось, а лучше бы не случалось. — Да, случилось, и мы бросились в это с головой, не думая о последствиях. За одну ночь я разрушил восемь лет дружбы, и действительно ненавижу себя за это. — Не только ты. Знаешь, как говорят: для танго нужно двое? Мы оба проходили через скорбь и выбрали самый нездоровый способ с ней справиться. — И вызывающий вину. Иногда мне трудно понять, что ты больше не девушка Уолли. Например, я знаю, что в моей голове это нормально, что мы пытаемся разобраться в чувствах друг к другу, но мне всё равно кажется, что я каким-то образом предаю его. — Понимаю, о чём ты. — И что вызывает чувство вины у меня больше всего… я не слишком сожалею по этому поводу. Я бы хотел, чтобы мы отнеслись к этому поумнее, но для меня это был не просто бессмысленный секс. Артемида обхватывает руками чашку. — Для меня тоже. — В любом случае, это всё, что я хотел сказать. Надеюсь, мы сможем друг с другом работать, потому что я попросил М’ганн снова дать мне место в команде. — Конечно. Хорошо, что ты решил вернуться, — она делает паузу, как будто думает о чём-то ещё, — Ты не прав, кстати. — Насчёт чего? — Когда ты сказал, что я встречалась только с Уолли… что он был моим единственным партнёром, но до него и другие были. Подруга из Северного Готэма. Но ты её не знаешь. Он не должен был так удивляться. Ей было пятнадцать, когда они с Уолли начали встречаться, и вполне разумно думать, что она встречалась с другими до него. Но это выбивается из его представления о них. Артемида и Уолли: партнеры, родственные души, единственная и неповторимая настоящая любовь. — Ну, моих бывших ты встречала. Можешь даже угадать, кого именно. И она улыбается в ответ. — Может быть, когда-нибудь я поделюсь своими догадками._________________________
Это первый раз за последние пять лет, когда они собрались вместе. Эта мысль не ускользнула от Артемиды, когда они переместились по координатам Вандала. Последний раз, когда они все были в команде, был… она, честно говоря, не может вспомнить. За эти годы команда сильно расширилась. Люди приходили, люди уходили. Люди выходили на пенсию после работы под прикрытием с новым именем и новым оранжево-черным костюмом. Конкретно она. Эта прогулка по переулку воспоминаний, на которую, похоже, настаивает её мозг, не может произойти в более неподходящее время. Они в центре битвы, окруженные со всех сторон парадемонами и Фуриями. Ярко-красные энергетические разряды летят на неё со всех сторон. Артемида разворачивается, чтобы выстрелить парадемону в глаз, но её конский хвост хлещет её по лицу. Артемида не перевязала волосы сзади. И даже если бы она это сделала, её волосы уже недостаточно длинные, чтобы сделать это. Такого не случалось с тех пор, как она училась в средней школе. Это её первый признак того, что с этим боем что-то не так. Она пытается закрепиться здесь и сейчас, но её мозг как будто раскололся надвое. Она полностью осознает, что она Тигрица. Ей 23 года, у неё волосы до плеч и костюм, прикрывающий живот. Она чувствует тяжесть своего нынешнего лука в руке, но, когда она смотрит вниз, её рука в зеленой перчатке без пальцев держит лук, который сломался семь лет назад. Она оглядывается вокруг: все они превратились в самих себя. М’ганн с зеленой кожей и копной рыжих волос. Калдур, ниже ростом, стройнее, в красно-синем. Даже Коннер, который физически не старел всю свою жизнь, выглядит по-другому, по-другому держится. — М’ганн, что происходит? М’ганн говорила до этого о «прикосновении мысли». Для Артемиды это было что-то непонятное, но, кажется, она начинает понимать. Она не может указать на причину, но чем бы эта игра разума ни была, она ощущается, как иллюзия под плакучей ивой. М’ганн кивает на Дика. Его подростковое лицо розовеет под старой маской-домино. Они не должны были позволять ему приходить, он все ещё слаб, его лихорадит. Дик прячется за грудой ящиков. Она собирается подбежать, чтобы помочь ему, но размытое красно-желтое пятно проносится мимо неё, опережая. Конечно, их воссоединение не было бы полным без Уолли. Забавно видеть глазами Дика, как он оплакивает его. Артемида мечтает о будущем, которому никогда не суждено сбыться. Мысли Дика, кажется, задерживаются на прошлом и на том, что когда-то было. У Уолли, сражающегося рядом с ним, всё ещё есть покрытые веснушками щеки и мальчишеский энтузиазм. Он коллекционирует сувениры, отпускает дурацкие каламбуры и всегда готов пошутить со своим лучшим другом. Эти двое раньше были неплохим дуэтом со своими внутриковыми шутками и выходками. Когда они все успели так состариться? М’ганн возвращает Дика к реальности после того, как они выиграли бой. Рядом с ним не было Уолли, только воспоминание, лихорадочный сон, такой сильный, что они все это почувствовали. — А, вот что… Простите. Дик вытирает лоб, и безудержное веселье исчезает с его лица. В такой момент уязвимости сердце Артемиды обливается кровью за него. В последнее время у них были чересчур формальные, рабочие отношения. Как будто они выбились из ритма и, кажется, не могут его снова найти. Их разговоры сопровождаются заиканием и нервным смехом, и она всегда ловит себя на том, что сомневается в том, что собирается сказать. Они стараются не оставаться наедине в одной комнате. Но Дик смотрит на неё своим застенчивым, пристыженным взглядом, и этого достаточно, чтобы их неловкость рассеялась. Артемида обнимает его. Ей не нужно сомневаться в этом. — Не извиняйся._________________________
Свет на крыльце Артемиды всё ещё горит. Дик стучится, вспоминая, как резко Брюсли реагирует на дверной звонок. Он надеется, что её приглашение заходить когда угодно ещё в силе. Он мог бы придумать причину: Я хотел попросить Уилла кое-что обмозговать… Дина просила забежать… Брюс хотел, чтобы я кое-что забрал… Артемида открывает дверь. — Привет. С днём Святого Валентина, — говорит он и протягивает коробку с пончиками. Она улыбается. — Привет, заходи. Только постарайся негромко говорить, я только уложила Лиан. Уилл работает допоздна. — она указывает на коробку. — Это из булочной с улицы Херон? — Да. Я помню, ты их любишь. Если, конечно, ты не нашла место получше. — Не думаю, что где-то пончики вкуснее, чем там. Ты же взял с двойным шоколадом, правда? — Естественно, они — лучшие из лучших. Он снимает обувь, пока Артемида обыскивает кухню в поисках тарелок и салфеток. Они садятся на диван, не вторгаясь в личное пространство друг друга. Артемида берёт пончик, затем ещё один, поглощая еду с такой скоростью, что Уолли позавидует. — Знаешь, что Уолли забывал про день Святого Валентина каждый год? — спрашивает она с набитым ртом. Дик кивает. Уолли рассказывал об этом и в итоге ловил насмешки по этому поводу каждый год. Артемида глотает. — Но он всегда удивлял позже. В июле или ноябре он приносил к моим ногам лепестки роз или новое снаряжение для стрельбы. Думаю, второй вариант мне всегда нравился больше. — Но пончики тоже сойдут, да? — Конечно, они восхитительны, — смеётся она и снова откусывает кусочек. Капля шоколадной глазури прилипает к кончику её носа. — Что? — спрашивает она, пока Дик хихикает. — У тебя тут, — он указывает на кончик своего носа. Артемида вытирает его тыльной стороной ладони, но глазурь только растекается по её щеке. Дик протягивает руку, чтобы помочь ей, но колеблется. Разве в прошлый раз это не закончилось тем, что они переспали? Нежное прикосновение под видом того, чтобы быть полезным. Артемида, кажется, чувствует перемену в настроении. Вытерев лицо салфеткой, она кладет пончик на стол. — Эй, Дик. — М? — Как думаешь, что бы сказал Уолли, если бы знал о нас? Дику хочется думать, что он был бы за них рад. Он никогда не был религиозным человеком, но что-то в представлении, будто Уолли улыбается, смотря на них, двух самых дорогих ему людей, влюбившихся друг в друга, из Рая. Это лучше, чем если бы Уолли говорил о предательстве и потрясал кулаком. Но Дик не думает, что Артемиде нужен сопливо-розовый ответ. Она хочет правду. — Я не знаю. И мы не можем знать наверняка. И, считаю, если мы будем об этом думать всю оставшуюся жизнь, то станем только несчастнее. — Ты прав. Я знаю, что ты прав. И я знаю, что это не имеет особого значения, потому что он мёртв. Но это отстойно: что мы не сможем сблизиться как следует из-за этого. — Знаю, — он хочет найти более ободряющие слова для неё и надеется, что не слишком давит на неё, когда обнимает рукой её плечи. Артемида в ответ обвивает руками его талию. — Прости, — говорит она. — Я знаю, что ты пришёл сюда не для того, чтобы слушать о моём мёртвом парне. — Не извиняйся. Нам нужно уметь говорить о нём так, чтобы это не звучало странно. — Думаю, мы вроде как опоздали с этим. — Совсем чуть-чуть, — говорит он, и они смеются. — К слову… Мне воспринимать пончики на Святого Валентина как дружеский жест или?.. — Я как раз хотел об этом поговорить. Просто выложу сразу: я считаю, что ты невероятна, Артемида, и я хотел бы попробовать начать всё сначала. Но я не хочу на тебя давить или что-то в таком роде, так что если захочешь остаться друзьями, то я уважаю твоё решение. — Я тоже об этом думала, — отвечает она. Она отпускает его и сдвигается, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не думаю, что ближайшее время готова к новым отношениям. И не знаю, когда буду. Но ты мне нравишься, и хотелось бы посмотреть, куда эти отношения могут завести. Так что если ты не против не торопиться… — Не против, конечно. — Тогда я бы тоже хотела попробовать._________________________
На утро остаётся три пончика. Артемида берёт один, оставляя два других Уиллу и Лиан. Наливает себе чашку кофе и начинает листать друзей на фейсбуке, пока не находит нужную страницу. Прошло довольно много времени с тех пор, как она думала о Коре Санчес, её подруге из Северного Готэма и как их дружба стала сложной. Они держали свои чувства в секрете до конца первого курса, когда подготовка к выпускному экзамену по алгебре превратилась в поцелуи на кровати Коры. Это было обжигающе жаркое лето во многих отношениях. Пока Кора не захотела вернуться к дружбе. Она ей не нравилась такой, она была прямолинейной и запутавшейся. Артемида разозлилась, разбросала свои вещи по спальне. Плакала, плакала и снова плакала. А потом, две недели спустя, она была совершенно очарована высоким мускулистым парнем в футболке с Суперменом. Коннор Кент, её белый кролик. О, Господи, иногда она забывает, как была увлечена им раньше. Сейчас она может смеяться над этим, но в ту ночь, когда она узнала, что её чувства не были взаимными, она устроила разгневанный самосуд в центре Манхэттена. А через два месяца она была на руках у Уолли Уэста и целовалась с ним под биение часов, обозначающих начало нового года. В каком-то смысле Уолли несильно отличался от Коры и Коннора. Она любила его сильнее и дольше, но (не по его желанию) всё равно осталась с разбитым сердцем из-за него. Но сердца — не хрупкое стекло, которое разбивается лишь раз и потом не может быть собрано без царапин и отсутствующих осколков. Её сердце — феникс, восстающий из пепла; не сильнее и не слабее, чем в прошлые разы, но обновлённое. Она любила, падала и возвращалась. На фотографии в профиле Кора старше, но её всё ещё легко узнать. В разделе «о себе» указано, что она училась в общественном колледже Готэм-Сити. Она работает медсестрой в Мемориальной больнице Томаса Уэйна. У неё отношения с Ребеккой Симон. — Тётя Маус! — вскликивает Лиан. Артемида откладывает телефон, чтобы поднять её и поцеловать в щёку. — Доброе утро, принцесса! Держи, у меня для тебя угощение, — она протягивает Лиан клубничный пончик. Лиан улыбается и откусывает почти половину, измазываясь в розовом топпинге. — Полагаю, пончики от Дика? — спрашивает Уилл. Он заваривает себе кофе и садится рядом. — Я столкнулся с ним утром, когда пришёл с работы. Надеюсь, это не секрет или что-то в этом роде? Артемида смеётся. Звучит слишком пошло, учитывая, что большую часть ночи они заканчивали свой марафон по «Хоккею со знаменитостями». Они не зашли дальше, чем поцелуй в щёку. Он предложил ей поспать на диване, но она сказала ему, что особого целомудрия не требуется, и привела его в свою спальню, где они спали вместе в буквальном смысле этого слова. — Мы с Диком мастера скрытности. Если бы мы хотели сохранить это в тайне, то не разговаривали бы сейчас об этом. Но если это проблема… — она кидает взгляд на Лиан, которая смотрит на них со вселенским любопытством. — Мы можем встречаться в другом месте. — Ты можешь приглашать, кого хочешь. Этот дом принадлежит тебе так же, как мне. Я просто не знал, что вы вместе. Мне, эм… Стоит ждать, что мы будем видеть его почаще? Она улыбается. — Думаю, да.