Последняя память

      «Я скучаю по твоим волосам».       Фраза слетает с губ сама собой, случайно и невпопад. Полицейский замирает, и его рука так и не достигает коротких прядей напарника, склонившегося над ним. Кабал смотрит на него растерянно, удивлённо и грустно. Он отстраняется, и Страйкер готов убить себя за столь неосторожную глупость. И что он такое несёт? Разве были когда-нибудь у его напарника длинные волосы? В памяти мелькают лишь обрывки мутных картинок, но Кёртис не может сказать, было ли то реальностью. Он закрывает глаза и сосредотачивается.       Волосы длинные, иссиня-черные, жёсткие и непослушные. Они блестят на солнце, путаются в пальцах и рассыпаются по плечам, когда резинка на них ослабевает. Страйкер вдыхает запах дорожной пыли, тепла и — совсем чуть-чуть — крови. Ему хочется зарыться в них лицом, поцеловать, слегка потянуть и отскочить, зная, что напарник обязательно ударит его по рукам за такую выходку. Но Кёртис так любит это. Волосы тяжелые, влажные после дождя, закручиваются барашками на лбу Кабала и тот злится, натягивая на голову так нелюбимую им форменную кепку. Страйкер смеется. «Я люблю тебя, идиот», — говорит напарник, и его длинные волосы черными змеями рассыпаются по подушкам. Под руками шуршат свежие простыни. Щеки Кёртиса касаются ладони, и он целует грубую от перчаток кожу на запястье, готовый поддаться желанию в любую секунду, чувствуя, как тело пронзают отголоски фантомного, давно забытого удовольствия.       Образы в памяти вспыхивают яркими красками, один за одним, и тут же меркнут, оседая на самое дно, чтобы там пропасть окончательно. Страйкер уже не уверен в том, кому принадлежат эти моменты. Был ли это в самом деле Кабал? А может быть, это отрывок из фильма, который он видел когда-то очень давно? Или всего лишь фантазии, никогда не имевшие места в реальности? Он морщится, когда голос напарника вырывает его из раздумий.       — Думаешь, это выглядит плохо? Если бы я знал, что у мертвых не растут волосы, то не срезал бы их. — произносит Кабал, нервно посмеивается и откидывает с лица несколько выцветших неровных прядей, едва достающих ему до подбородка. Кёртис смотрит на серое, испещренное шрамами тело перед собой, и от отвращения у него перехватывает дыхание. Мог ли он когда-то любить нечто подобное? Внешность Кабала чудовищная, нечеловеческая и совсем не такая, как помнил Кёртис. Иногда это пугало его так сильно, что он требовал, чтобы Кабал заговорил с ним, потому что голос — все, что осталось от него прошлого.       — Я думаю, это выглядит хорошо, — лжет Страйкер. Он улыбается, спокойно и уверенно, как делал это всегда. Его пальцы бегут по ржавому респиратору напарника, оглаживают, успокаивают. И Кабал расслабляется. Поддается вперёд, переплетает потрескавшиеся пальцы с пальцами полицейского. Земля здесь твердая, мертвая, испещренная прожилками магмы, что целой сетью расходятся во всех направлениях. Но Кёртис больше не ощущает тепла. Так же, как холода, голода и усталости.       Кабал настойчиво тянет его за край полицейской футболки. Страйкер вздыхает и стягивает с себя одежду. Он и сам не может объяснить, зачем они делают это раз за разом. Секс не приносит им ни удовольствия, ни удовлетворения. Только пустоту и горечь разочарования на послевкусии. Кёртису хочется оттолкнуть, убежать, прекратить эту бессмыслицу, чтобы… Чтобы после вернуться опять и произнести «Эй, я скучал по тебе» или другую дурацкую фразу, от которой так больно рвется что-то там, за ребрами. Чтобы снова найти укромное местечко на уродливой пустоши и исступленно заниматься тем, что живые люди называют «любовью».       Иногда, в моменты близости, Страйкеру кажется, что он все понимает. Что когда-то этот уродливый человек в его руках был ему близок и они, может быть, даже были счастливы в своей прошлой жизни. Но потом что-то произошло. Что-то страшное и немыслимое, отчего даже их собственное сознание разлетелось на осколки, оставляя лишь неукротимую злобу и ненависть. И Страйкер знает, кто в этом виноват — те, кто остались жить. Те, кто так эгоистично забыл о них, оставив здесь, обречённых бродить в пустоте вечными призраками. Это было нечестно, а Кёртис всегда был сторонником справедливости.       Он злится, и его руки все сильнее сдавливают шею напарника в порыве иллюзорной страсти, до тех пор пока под пальцами не раздается хруст. Кабал только тихо смеётся: убить друг друга нельзя. Они пытались уже множество раз.       — Прости. — машинально говорит Страйкер, чувствуя, как изувеченные руки тянутся к нему, чтобы обнять. Он морщится, но позволяет. В нос снова бьёт запах пыли, солнца и крови. Кёртис закрывает глаза, собирая в памяти ничего незначащие кусочки из стаканчика кофе в руке, мигалок полицейских машин, привкуса виски на чьих-то губах и запаха горелой плоти. Воспоминания — последнее, что удерживает его разум от полного сна. Это похоже на агонию и это отвратительно, но Страйкер не хочет их отпускать. Он зажмуривается до боли в глазах, до цветных пятен, обнимая искалеченное тело перед собой, прижимая так сильно, как только возможно.       Кабал тихо стонет, и Кёртис размыкает руки. Видения ускользают. Страйкер хмурится. Он почти зол на напарника за то, что тот так неосторожно разбил эту хрупкую, мимолетную иллюзию. Респиратор Кабала не выражает ничего. Красные огоньки за стеклами маски мерцают тускло и ровно. Он похож на большую страшную куклу, которую Страйкер с удовольствием бы распорол по швам и вывернул наизнанку в надежде, что где-то там внутри есть настоящий человек. Каким был его напарник прежде? И был ли он вообще? Кёртис поймал себя на мысли, что не может вспомнить его лица. Он закрывает глаза ладонями, напрягая остатки памяти, что ещё не успели окончательно его покинуть.       Страйкер не может разглядеть лицо человека, сидящего напротив. «Выпьем?» — спрашивает тот и подносит к губам бокал, на дне которого перекатываются кубики льда. Его взгляд подернут мутной пленкой: он слегка пьян, но это не делает его отвратительным. Человек подходит ближе, закидывая руку Кёртису на плечо. Он так близко, что полицейского бросает в жар. «Вам придется отвезти меня домой, офицер», — снова говорит тот. Его глаза серые, пронзительные и насмешливые.       Страйкер резко втягивает воздух неживыми лёгкими, будто вынырнув из глубокой реки. Он все ещё помнит. Глаза его напарника были серыми.       Уродливые руки Кабала обмякают на его плечах, когда Кёртис отстраняется, попросив:       — Сними ее. Маску.       — Зачем? Ты никогда не просил. — голос Кабала глухой и сдавленный, он явно не рад просьбе. Но Страйкер настойчив, и напарник подчиняется. Расстёгивает ремешки чуть подрагивающими пальцами, и Кёртис замирает в ожидании. Респиратор глухо стучит о каменистую почву при падении. Лицо Кабала сморщенное, серое, лишённое губ и бровей. Он молчит, и золотистые огоньки в его зрачках внимательно следят за Страйкером. Полицейский сжимает зубы так крепко, что они скрипят.       — Тебе не стоило просить об этом. — отрывисто произносит Кабал, его глаза тускнеют и он прикладывает маску к лицу, будто щит, способный укрыть его от разочарованного взгляда полицейского.       — Чувствуешь ли ты ещё хоть что-нибудь? — в голосе Кабала почти мольба, и Страйкер не может отказать ему.       — Разумеется, — снова лжет он и, пересилив себя, отодвигает покореженный респиратор в сторону, целуя напарника в губы. Коротко, смазано, не чувствуя вкуса.       — Ладно, — говорит Кабал, поднявшись и собирая разбросанные вокруг вещи. — Увидимся позже.       Кёртис кивает ему, как китайский болванчик, молча наблюдая, как напарник приводит себя в порядок и шагает по растрескавшейся земле. Страйкер понятия не имеет, куда тот пойдет. Они уже много лет бесцельно бродили здесь. Кёртис мог бы пойти с ним, но…       — Эй! — Страйкер окликает его надтреснувшим, будто не своим голосом. Напарник оборачивается. Кёртису хочется назвать его по имени, но память пуста.       — Позже. — Страйкер снова кивает, чувствуя, как к горлу подступает невидимый ком. Он больше не может вспомнить, кто перед ним. Ему хотелось бы забыть все раз и навсегда, но терять себя по кускам оказалось слишком невыносимо. Может быть, однажды он забудет и свое имя?       Страйкер смотрел, как силуэт напарника медленно растворяется на фоне багровых пейзажей.       Смотрел, зная, что в следующий раз они проскользнут мимо друг друга, не оглянувшись.       Зная, что это был последний раз, когда они называли друг друга по имени.