***
Желтоватый луч солнца пробивается через закрытые роллеты и подсвечивает летающие в воздухе пылинки, обозначая время суток. Тяжелый воздух давно не проветриваемого помещения усложняется запахом сигаретного дыма, нестираной одежды и чего-то протухшего. Полумрак комнаты обволакивет тело, лежащее на грязном матрасе. Санс дышит рвано. Лицо опухшее, красное. От алкоголя? Она лежит неподвижно и глядит в потолок. Дохлые пауки усыпают его, сквозняк мягко колышет старую паутину. Хочется есть. Санс достаёт помятую пачку сигарет с зажигалкой из кармана куртки и закуривает прямо в комнате. Серый дым заполняет лёгкие и успокаивает нервы. Запах едкий и неприятный. По всем законам мироздания, сейчас в эту комнату должна ворваться Папирус и разнести всё в пух и прах. Но закон был нарушен.***
Папирус лежит в кровати и всматривается в темноту. Почему она проснулась? Случайность. Такое бывает, нужно просто перевернуться на другой бок и... Папирус не спит второй час. Папирус слушает шум за стеной. Санс... плачет в подушку. Снова. Она успокаивается, потом начинает снова, а дальше всё повторяется. Слышен щелчок. Санс опять курит в комнате. Шею бы ей свернуть за такую хуйню. Она честно обещает сестре бросить уже лет пять. Черт возьми, почему Папс должна нюхать этот вонючий тошнотворный дым? Ей стыдно признаться в том, что этот запах стал родным. Домашним. В прямом смысле! Настолько, что всплывает одной из первых ассоциаций. И это... бесит. Бесит длиннющий список вредных привычек и гадких черт, бесит безответственность, феноменальная необъяснимая лень, бесят вечные глупые выходки, бесит наглость и бестолковое нахальство, бесит вечно опухшая пропитая морда, бесят чувства, что эта морда... вызывает. Бесит, что она вечно торчит в баре, в лесу, в тёмных переулках и ещё неизвестно где, но только не рядом. Бесит, что не ценит стараний. Бесит вечно грязная одежда и сальная, серая не по годам башка. Бесит неряшливость, бесит обманчивая уступчивость, бесит упрямство и привязанность, напускная независимость и извечная, практически никогда не сходящая бессмысленная лыба. Бесит, что Папирус без всего этого не сможет. Ей наконец следует признать привлекательность запаха курева с мятной жвачкой.***
Папирус не зайдёт в соседнюю комнату, не устроит хорошую взбучку, не окажет поддержки, не сможет помочь. Сделает хуже. Принесёт боль. Заставит ранить себя, заставит мучиться, терзаться, заставит заслужить, доказать. Доказать то, что уже давно доказано. Папирус всегда жаждет большего. Она ничего не упустит. Папирус одержима. Одержима контролем. Одержима властью. Одержима стандартами. Недосягаемыми. Совершенно излишними. Она одержима сестрой. И одержимость слепит. Она мнит, что держит всё в узде. Она мнит, что знает, где пределы. Она мнит, что поступает верно. Она мнит, что знает лучше всех. Но мнимое явному —рознь. Папирус ломает. Папирус сковывает. Папирус держит. В ежовых рукавицах, как считают некоторые. В страхе и повиновении, как одна персона не считает. В узде, как считает сама Папирус. Папирус ночами не спит: её гложет, её корёжит. Папирус вылавливает своё имя меж всхлипов и стонов. Это её будоражит. Безумно. От Папирус не скрыть ничего. Она знает. Она глумится. Она истязает. Она испытывает и медленно убивает. Она любит. Жестоко и беспощадно.***
Каждое утро в доме сестёр начинается одинаково: —САНС, ТВОЮ МАТЬ, СКОЛЬКО МНЕ ЕЩЁ ТЕБЯ ЖДАТЬ? ЕСЛИ ТЫ НЕ ВЫЙДЕШЬ СЕЙЧАС, ТО Я ВЫРВУ ЭТУ ДВЕРЬ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ, И ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ У МЕНЯ НА ВИДУ, КАК ОХУЕВШИЙ С ПУБЕРТАТА ПОДРОСТОК. ОТКРЫВАЙ!!! — Замок щёлкает и в дверном проёме появляется лохматая опухшая физиономия: —С добрым утром. Щас ведь утро? Мне в будильнике батареечки бы заменить. Организуешь? — Непринуждённый житейский вопрос перебит истерическим ором: —У ТЕБЯ ЕСТЬ ДВА ВАРИАНТА: ЛИБО ТЫ СЕЙЧАС ОДЕВАЕШЬСЯ И БЕЖИШЬ К СВОЕМУ ПОСТУ, ЛИБО Я ПИНАЮ ТЕБЯ С ЛЕСТНИЦЫ, И ТЫ ТУДА ПОЛЗЁШЬ. В ПИЖАМЕ. — Будет сделано, Босс. — Курок спущен. —СКОЛЬКО РАЗ Я ПРОСИЛА МЕНЯ ТАК НЕ НАЗЫВАТЬ??? АААРГХ, ЭТО НЕВЫНОСИМО!! ИСПОРТИТЬ МНЕ НАСТРОЕНИЕ С САМОГО УТРА, САНС? КЛЯНУСЬ, ОДНАЖДЫ Я И ПРАВДА ТЕБЯ С ЛЕСТНИЦЫ СБРОШУ. — В способностях сестры у Санс нет сомнений, но испытывать судьбу с самого утра ей, все же, не охота. —Остынь, Папирус. Я ещё даже камень покормить успею. — А СЕБЯ ТЫ ПОКОРМИТЬ НЕ УСПЕЕШЬ? — Завтрак для Санс она давно не готовит. —Не, ты ведь знаешь: я овсянку не люблю.— Санси задорно подмигивает и скрывается в своём тёмном логове. — Я ПОСМОТРЮ НА ТЕБЯ, КОГДА ТЫ ПРИПОЛЗЁШЬ ЗА МОЕЙ ОВСЯНКОЙ СО СВОИМ БОЛЬНЫМ-БОЛЬНЫМ ЖЕЛУДКОМ. Я ЗАБОЧУСЬ О ТЕБЕ, СЕСТРА! — Папирус вздыхает грустно и едко. Она довольна собой.***
Папирус дарит старшей подзатыльник. Раздражающая привычка. Санс огрызается, ржёт, улыбается, ловит второй подзатыльник. Притворяется, что "всё путём". Как обычно. Снежные комья летят в глаза, ведомые бурной метелью. Руки в перчатках замёрзли и стали похожи на скопище мелких болючих ранок, красных, как и её щёки. Санс любит мыть руки в солёной воде. Холодная табуретка совсем не смягчает условий работы. Воздух щиплет нос. Санс ёжится и поглубже прячется в куртку. Серебристые волосинки сливаются с фоном. Сегодня тишина звучит громче. Или так кажется? Прислушалась: от густого безмолвия зазвенело в ушах. Зато нет метели. Она в другом месте бушует. Пустой измученный взгляд тупо пялится сквозь. Сквозь ели, засыпанные блестящим снегом, сквозь трескучий воздух и тёмные своды пещеры. Санс нервно стучит коленом по стойке, подперев рукой холодную щёку, а мысли, вязкие, чёрные, гадкие, удушающие, переплетаются в огромный липкий ком и шепчут свои навязчивые слова прямо ей в душу. Она снимает перчатки и смотрит на свои руки. На короткие толстые пальцы. На красные, испещрённые мелкими язвами кисти. На пухловатые бледные запястья. Как же хочется их искромсать прямо сейчас. "Убожество."— Так сказал кто-то когда-то давно. Так Санс подумала прямо сейчас. Санс установила рекорд по скоростному принятию душа. Она не носит кольца. Она избегает зеркал, она избегает людей, ненавидит переодеваться и не снимает даже куртку. Даже если вечно потеет. Папирус прекрасно обо всём этом знает. Вездесущий пугающий ком растёт, распространяется, укореняется и занимает слишком, СЛИШКОМ много места в её голове. Он поражает мозги, подавляет дух, он выедает всё, заполняя собою образовавшуюся пустоту, и от него не убежать. Он отравляет сознание и плоть, он шепчет, он говорит, он ОРЁТ, он проповедует, всегда одно и то же, без конца: "И как только Босс смотрит на меня каждый день? Как ей не противно видеть меня, делать что-либо для меня, не противно рядом сидеть на диване? Почему она всё это делает? Для такой беспомощной, бездарной, бесполезной мерзости, как ты, Санс? Разве такие жалкие неблагодарные создания вроде тебя достойны заботы Великой и Ужасной Папирус?? Разве они заслуживают её любви? Разве заслуживают терпения. Она просто терпит тебя. А терпение имеет свойство заканчиваться, ТЫ НЕ ДУМАЛА ОБ ЭТОМ??? Ты должна стать лучше, Санс. ТЫ, БЕСХРЕБЕТНОЕ СОЗДАНЬЕ, ТЕБЕ МЕСТО НА ПОМОЙКЕ. Но ты просиживаешь свои старые нестираные шорты в этой грязной гнилой будке. Правильно. Хотя бы ЗДЕСЬ НИКОГО НЕ ВЫРВЕТ ОТ ТВОЕЙ УРОДЛИВОЙ ЖИРНОЙ РОЖИ. —Задница к стулу ещё не примёрзла?—Санс вздрогнула. Родной хриплый голос внезапно пронзил звенящую тишину и прервал бесконечный поток отвратительных мыслей. Папирус стряхнула с сестры редкий тающий снег и стянула с её головы пушистый большой капюшон. Чтобы в глаза смотрела, когда с ней начальница разговаривает. —Щас проверю.— Отвечает она, продолжая втыкать куда-то под ноги. Безобразная наглость. Папирус грубым движением поднимает её подбородок и заставляет посмотреть на себя. По спине пробегают мурашки. —Санс. Ты выглядишь, как ходячий труп.— Голос сестры звучит напряжённо. Даже... взволнованно. Нехарактерно. —Ну на твоём-то фоне даже Меттатон на лицо не ахти.— Санс по-доброму хмыкает, золотой зуб сверкает в улыбке. — В мешках под твоими глазами картошку хранить можно.— Комплимент был жестоко проигнорирован. Обидно, однако. Санс вяло хихикает, потупив взгляд. "Возможно, стоит остановиться?"— Папирус отмахивается от собственных мыслей. "Просто недосып."— Папирус снимает с себя вину. Папирус понимает, что заигралась. Папирус не сдаётся. —Значит, мы теперь можем экономить на мешках? А говоришь, я не приношу пользы в хозяйстве. — Запоздалый несмешной ответ только вгоняет в тоску. Папирус тяжко вздыхает. —Ты не взяла с собой обед. Опять.— Опять, опять, опять он будет высыпан в снег. Папирус ставит контейнер на стойку, складывает руки на груди и пристально осмотривает Санс с головы до ног. "Мисс надменность-2022" плачет от зависти при виде папирусовских манер. И как ей удаётся выглядеть настолько смехотворно-напыщенно и устрашающе одновременно? —И НЕ СМЕЙ ОТЛЫНИВАТЬ, САНС. Я ТЕБЯ ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ ДОСТАНУ!!!... Увидимся вечером. —Покеда, Босс. Папирус скрылась за горизонтом, не стало слышно хруста снега под её каблуками. И как только она это делает? Для Санс пройти в этих ходулях один метр по ровной поверхности—задача из ряда невыполнимых, а тут по снегу. Ещё один повод для восхищения занесён в список. Минуты тянутся часами, однообразный снежный пейзаж убаюкивает, тишину нарушает мерное посапывание, веки не справляются с земной гравитацией. Было неудобно. И холодно. И твёрдо. Но, чёрт возьми, так хотелось поспать! Мех капюшона лез в глаза, нос, рот, в уши, но зато спасал от холода и лежать на старой деревяшке становилось немного мягче. Тем более... Когда спишь, есть не хочется. И плевать, что сейчас полдень. —САНС!!— От представшей взору картины Папирус пришла в ярость. От столь резких звуковых вибраций верхушки сосен содрогнулись и уронили вниз свои снежные шапки. Санс не проснулась. Последствия бессонной ночи? Твёрдые руки встряхнули сопящую тушку за плечи. Раз. Второй. Третий. Стянули с головы капюшон. Дёрнули за волосы на макушке, ожидая увидеть хохочущую нахальную морду. Но ровное дыхание и расслабленное умиротворенное лицо не оправдали ожиданий. Тёмные круги под глазами и морщинки на лбу заставили Папирус сжалиться. "К тому же, учитывая то, что последнее время вместо нормального сна она либо рыдает... либо дрочит..." Папирус чуть помедлила и аккуратно опустила родную буйную головушку на удобно сложенные друг на друга руки. Санс часто засыпает так на своём посту. Работа у неё нудная, это правда. И хотя до конца смены остаётся ещё целый час, Папирус поднимает сестру на руки и направляется к дому. Тогда Санс действительно выспалась.***
Санс стоит в ванной и рыдает, глядя на себя в зеркало. Она плачет бесшумно, надрывно и горько, она опирается на раковину и беспорядочно царапает, щиплет, трёт лицо руками, ногтями, прикусывает зубами полотенце, закрывает рот руками, пытаясь не всхлипнуть, она бьёт себя кулаком по бёдрам, по предплечьям, яростно, отчаянно, желая оставить синяки. На её руках заживают бледными шрамами царапины от собственных ногтей, она ненавидит каждый сантиметр своего тела, она проклинает его, она его терзает, она его убивает, она ненавидит себя за каждую съеденную крошку, она себя наказывает, она себя презирает. Она себе отвратительна. — Да ты чуднáя. — Папирус стоит, оперевшись плечом о дверной косяк и привычно сложив руки на груди — в одной из любимых её поз. Вероятно, в такие моменты она ощущает себя Лордом Доминатором, ну или Андайн. Нахально ворвавшись в ванную в один из приступов самобичевания, она позволяет себе язвить. — Ты меня позови, когда надо будет волосы подержать. — Пошла вон отсюда! — Рявкнула Санс и, остервенело дыша, запустила в сестру первым, что попалось ей под руку: новеньким бруском хозяйственного мыла. Разбившись, он уныло грохнулся на пол, оставив чуток своих внутренностей на смертоносном косяке. Тяжёлый взгляд исподлобья, полный ярости и унижения, до костей прожигал стоящую напротив гвардейку, без труда увернувшуюся от летящего в неё презента. Иногда Санс слишком предсказуема. — Зачем ты это с собой делаешь? — А то ты не знаешь, Папирус. Если ты заглянула проверить, не бухаю ли я тут без тебя, то, надеюсь, результат тебя удовлетворил. А теперь проваливай! — Надрывный тон и мокрые дорожки на щеках выдавали недавние душевные терзанья. На самом деле, не заплакать прямо здесь и сейчас стоило ей немалых усилий, но кому как не Санси знать, что такое самоконтроль, да? Другой вопрос — желает ли она себя контролировать. — Нет, Санс, я не знаю. — Я не люблю, когда меня держат за дуру, Папирус. И это ты знаешь. И тебе нравится знать, что я делаю с собой в этой ванной. Нравится видеть мою мрачную мину и знать, о чём я думаю. Нравится стоять позади меня и наблюдать, как я мучаюсь и задыхаюсь в собственных слезах, а после изображать недоумение, заботу. Нравится знать, из-за кого я это делаю. Ты эгоистка, сестра, и ты об этом знаешь. Знаешь, как гвардейскую присягу. И ты знаешь, за что я тебя ненавижу. И ты знаешь, за что я ненавижу себя. Тишина звучит пресно. — Ты красивая, когда плачешь. — Папирус пронзительно смотрит в глаза. — А ты всегда красивая. — Санс, искрясь откровением и гневом, срывается на шёпот. Пауза вновь висит в воздухе, пустая и ёмкая. — У тебя скоро смена. Без опозданий. Я проверю. Комплимент был жестоко проигнорирован. Обидно, однако. Папирус наконец отлипает от облупленного косяка, на секунду задержавшись в дверном проёме: — И, знаешь, когда ты зовёшь меня ночью... я ведь могу и прийти. — Дверь захлопнулась, оставив Санси наедине с разбитым бруском хозяйственного мыла.