505

Илья отпустил, и решил начать жизнь с нового листа. В первые дни он плакал ночами, не спал и просто лежал пластом, но со временем старая боль начала отступать, а старые шрамы начали затягиваться. Он поменял симку, перестал общаться с друзьями, или с кем-либо, кто связан хоть как-то с Кириллом. Странно было произносить это имя после такого промежутка времени. Проговаривая его по буквам, на языке чувствовался привкус горечи, и даже на секунду показалось, что откуда-то издалека повеяло его парфюмом. Жизнь в Питере не то, чтобы пестрила красками и разнообразием. Поел, поспал, снял новый ролик на канал, поспал, сходил в универ на пары, и то через раз, опять поел. Любые чувства притупились, и вся жизнь протекала как-будто бы затянутая серой пеленой. Никаких эмоций, никаких переживаний, только полное безразличие. Временами хотелось сорваться и побежать, да, побежать обратно в Минск, хоть босиком, хоть в одной лишь тонкой футболке, под дождём, лишь бы снова ощутить его объятия, уткнуться носом в родную, тёплую ключицу, и буквально начать говорить на языке любви, ведь наверно каждое сказанное Ильей слово в его адрес, будем о том, как сильно он его любит. Никто из его новых знакомых не знал, и даже не мог догадываться, почему Илья переехал, да и он не горел желанием рассказывать. Хотя иногда боль неразделенной любви так давило на тело, что хотелось скорее воткнуть в себя нож, лежащий на кухне, да уже и не париться. Или стоя на балконе, смотря вниз, хотелось перелезть через перила, и свесив ноги, прыгнуть. Страшно было осознавать, что думают родители о его внезапном побеге, а ещё страшнее, что о нем думает Кирилл. Считает слабаком и сопляком? Ненавидит до хруста в костях? Проклинает? Или уже вообще забыл о нем? Их разделяет 791 километр, а кончиками пальцев обоим казалось что они рядом. Друг-друга катастрофически не хватало, и это отразилось на ментальном здоровье Ильи, причём большой раной. Любая неудача, оплошность или неаккуратность, и из глаз готовы были брызнуть слёзы, хотя раньше он за собой такого не замечал. И никто не поддержит, не обнимет и не утешит. Все сам, учись сам решать проблемы, учись сам искать помощи, больше с тобой никого не будет, ты — один. Такие мысли все больше нагнетали, и жизнь с каждым днём становилась все серее. Единственный лучик солнышка, это была Алиса. Они часто звонили друг-другу, общались, а главное, Алиса полностью приняла его таким, какой он есть, и даже не расспрашивала, почему он ушёл из дома. В такие моменты, когда грустные мысли одолевали Илью, он звонил своей сестренке. — «Алис, привет, спишь?» — тихим, заплаканным голосом спросил Илья, ведь на большее нехватало сил. — «Привет, уже не сплю, » — послышался сонный голос сестры по ту сторону динамика, — «что-то случилось?» — спросила она, тихонько зевая. — «Мне опять грустно. Как себя чувствует Кирилл?» — он осмелился спросить мучающий его вопрос, хотя для этого ему пришлось пересилить себя. — «Кирилл? Все стало совсем плохо. Он вообще мало разговаривает, не ест почти, даже песни перестал записывать. Неужели твой отъезд на него так повлиял?» — Алиса вздохнула, вспоминая Кирилла, такого одинокого и несчастного. Умершее и сгнившее сердце начало пробиваться сквозь рёбра, и вроде как подавать признаки жизни. Кирилл же в это время лежал в комнате. На компьютере висела не дописанная песня, потому что к ней Илья должен был записать бэки. А теперь Ильи нет, и нет вдохновения и мотивации делать что-либо. Алиса продолжала говорить по телефону, и Кириллу показалось что она назвала его имя. Лениво потянувшись и шмыгнув носом, он поплёлся в комнату сёстры, которая была напротив его. Неловко постучавшись Кирилл приоткрыл дверь, и увидел Алису лежащую на кровати, с полными испуга глазами. Видимо он ее напугал. — Мышка, с кем болтаешь так поздно? — он хмыкнул и начал подходить ближе к кровати, чтобы на неё сесть. — С подругой, — первое что пришло в голову, — я позже перезвоню, — Алиса скинула трубку и откинула телефон в сторону. Илья услышал его голос через трубку, и сердце начало выделывать тройные кульбиты в груди. Он так давно его не слышал… Илья плюхнулся на свою кровать, и прижал телефон к груди. Вот бы увидеть его на секунду, посмотреть, как он изменился… Зацеловать до смерти, сесть к нему на руки, бесконечно обниматься… Слёзы снова хлынули из глаз. Руки тряслись в сильном треморе, а из груди вырывались нечаянные всхлипы. Все воспоминания и все эмоции смешались в одно целое: вот Кирилл, вот Алиса, вот родители, вот они с Кириллом идут рядом и беззаботно болтают, вот он прячет его портрет под кровать, вот он собирает вещи и уезжает… Илья больше не сдерживал плач. Казалось что весь дом слышит его страдания, но было так поебать, потому что он дибил, уехал, думая что так будет лучше для всех, а в итоге сидит и ревет, вспоминая свою любовь. Нет, это не привязанность, нет, это не верность, нет, это не братские отношения, это что-то большее. Это что-то сильное, что пронизывает все тело своими потоками, обходит каждую косточку в теле, что-то, что заставляет трястись от каждого воспоминания с ним. Вся жизнь превратилась в ебаную каторжку. Илья устал. Зайдя на сайт с билетами, он посмотрел ближайший рейс «Санкт-Петербург — Минск», который значился на пять утра. Стрелка на часах только медленно подползала к двум ночи, поэтому времени было достаточно. Скомканные вещи летели в бездонный чемодан, Илья носился по квартире как ужаленный. Время летело быстрее чем пули в его голову. Стрелка была уже на чёрной цифре «четыре» на циферблате. Быстро написав арендодателю что он съезжает, он побежал в туалет, включил воду, уже скорее по привычке никому не мешать, и… его вырвало. Проблемы с питанием тоже присутствовали в листе бесконечных проблем, и Илья мог либо не есть неделями, либо переедать. Алиса так и не перезвонила. Но со своей суматохой Илья совершенно забыл про это. И вот, он уже стоит на пороге этой квартиры, в которой он провёл свои самые худшие месяцы. Каждый угол был пропитан негативом, злостью и слезами. Илья с силой захлопнул дверь, ни о чем не жалея, сделал три с половиной оборота ключом и положил связку под ковер. Стоя в своём чёрном свитере с Аоши, поверх майки и шорт, он достал телефон, чтобы вызвать такси. Приехал заспанный, помятый водитель, точно такой-же, как и сам Илья, но лучшее что он мог сделать, это только посочувствовать этому человеку. Обозначив водителю Витебский вокзал, Илья воткнул в уши наушники, и прикрыл глаза. Посмотрев последний раз на дом, в котором он жил, на дворик у дома, он зачем-то набрал номер Кирилла, который знает наизусть, и написал ему с новой симки три слова:

Неизвестный номер

я еду домой.

*** Все повторялось; поезд, запах стиранного белья, запах чая с лимоном, болтливые соседи, все в точь-точь как было когда он только сюда приезжал. Только когда он сюда приезжал, было ощущение что он делает все правильно, а сейчас, было чувство что сердце уже превратилось в исколотую красную жижу, перемолотую вместе с стеклом, и Илью насильно заставляют это есть. Кирилл не отвечал на сообщение. Ну да, а вы бы ответили на сообщение незнакомого номера в четыре утра? Илья хмыкнул, но отложил телефон, и залез на полку. Ехать было тринадцать часов. То есть по расчетам он должен был приехать в шесть вечера. Илья устало потёр переносицу, и достал свою старую сим-карту. Просто от нечего делать, или… нет? Вставив ее в несчастный телефон, он начал вибрировать от бесконечных сообщений, и везде стоял один и тот же отправитель: Кирилл. Илье было страшно открывать чат, но пересилив себя он нажал на экран, и взору открылось это:

Кирилл

илья

пожалуйста маякни мне что ты жив

я волнуюсь

илья, зачем?..

я видел твой портрет под кроватью

вроде прошло всего лишь пять месяцев, а чувство что я не видел тебя всю жизнь

интересно где ты

ты нашёл уже мне замену?

знаешь я часто сижу в твоей комнате, думая что ты зайдёшь в неё с ноги и накричишь на меня за то, что я без спроса зашёл.)

не думаю что ты уже ответишь, но я черт возьми люблю тебя.

о боже прости меня пожалуйста я ужасный

От предпоследнего сообщения что-то ударило в грудь, как солнечный луч, прожигающий тебя насквозь. Как цветок проросший внутри, который обвил каждый уголочек твоего тела. Тут прояснилось все. Кирилл все это время тоже его любил, но они этого просто не видели? И получается Илья только зря уезжал, тратил деньги и нервы? Задавая себе эти вопросы, Илья не сдержался и рассмеялся, сквозь ком в горле и подступившие к горлу слёзы. Заботливая бабушка, которая ехала с ним в купе спросила, над чем он смеётся, а Илья ответил, что прочитал смешной анекдот. Всегда бы смеяться только над смешными анекдотами. *** Илья выходит из такси, и видит свой родной дом. Дрожащими руками он достаёт ключи, с брелком в виде медведя, который когда-то подарил Кирилл. Он тихо открывает калитку, идёт по такой знакомой дорожке, и останавливается у двери, ставя рядом с собой свой темно-синий чемодан. Илья задирает голову, и видит, что свет в комнате Алисы и в комнате родителей выключен, а значит они уехали к бабушке, скорее всего. Пара шагов разделяет его от его всего, от его мира. Тяжело вздохнув, Илья начал медленно идти вперёд. Неловко толкнув дверь, она открылась, значит была не закрыта. Откуда-то из недр комнаты послышалось хриплое: — Мам, Алис, это вы? Вы как-то рановато, — Илья судорожно улыбнулся, ком снова подкатывал к горлу. — Нет, не мама, и не Алиса, — он хмыкнул, поджимая губы, чтобы снова не расплакаться. Где-то раздались шаги. Илья все ещё стоял в прихожке, боясь пройти дальше, словно он не у себя дома. Из правого коридора вынырнул Кирилл, держа в руках салфетку, которой он видимо вытирал глаза. На его лице был и испуг, и радость, и удивление. — Илья? — Илья судорожно засмеялся, и из глаз все же брызнули слёзы. — Боже, иди сюда, — Кирилл подбежал к брату, обнял его, и прижал к себе так сильно, думая о том, что больше никогда его не отпустит. В голове было пусто. Плечи Кирилла затряслись, и вскоре Илья почувствовал мокрые разводы на свитере. — Кирилл… Я здесь, я больше никуда от тебя не уеду, — Илья не знал, кого он пытается убедить, брата или себя. — Солнце, ты бы знал как мне было плохо… Я ужасный, но, — Илья перебил Кирилла: — Я тоже тебя люблю, дурашка! — он зажмурился, и смял футболку брата под руками. Кирилл улыбнулся, стирая рукой слёзы, которые потекли по подбородку. Он изменился за это время. Волосы стали длиннее, и Кирилл покрасил их в желтый, и ему это невероятно шло. Да хоть в зелёный бы ебнул, его бы это не испортило, его бы ничего не смогло испортить. — Пойдём, я заварю чай, твой любимый улун, — Сецко-старший взял брата за руку, ведя на кухню, сам ещё не до конца веря в то, что случилось. Илья резко остановился. Кирилл обернулся, но не распускал их рук. Воспользовавшись этим, Илья потянул его на себя, и они столкнулись носами. Кирилл склонил голову, смотря прямо в глаза Илье, и поцеловал его. Руки сами обвились вокруг талии, и видя, что младший не сопротивляется, он раздвинул его губы, прикусывая одну. Он совершенно не хотел останавливаться. — Так, пойдём, — Илья засмеялся, по настоящему засмеялся, впервые за полгода. Было чувство что с плеч свалилась не просто гора, а два Эвереста и три Эльбруса. Каким же уебищным был поступок уехать… Кирилл заварил две кружки чая, приглашая Илью сесть, и сел сам. Хитро и заговорщически улыбнувшись, Илья сел на брата прежде, чем он успел что-либо сказать. Держа в правой руке кружку, он сплёл их левые руки, и приложил к щеке. — Те пять месяцев были самым настоящим адом. — Илья вздохнул, поглаживая большим пальцем руку Кирилла. — И для меня. Не хочу даже вспоминать. Но, сейчас, ты — рядом, и больше ничего не надо, — затылком Илья почувствовал, что Кирилл улыбнулся, и губы тоже расплылись в мягкой улыбке. — Я очень часто ревел, сожалея о том, что уехал. Я был как рыба, которая висит на конце крючка, и не может с него слезть, а вокруг — море, свобода. И этим морем для меня был суицид. Но, что-то еще держало меня на крючке, — Илья невесело ухмыльнулся, и вдруг почувствовал, как Кирилл напрягся. — Ты что-то хотел сделать с собой? — в голосе слышался откровенный страх и дикий испуг. Илья обернулся, чтобы посмотреть в его карие глаза. Он кисло улыбнулся, чмокнул Кирилла в уголок губ, и продолжил: — Да, я часто выходя на балкон хотел скинуться, или воткнуть в себя нож, в конце концов. — Кот, ты же понимаешь что никто не стóит твоей жизни? — Кирилл вздохнул и приобнял Илью так, чтобы тот не сполз с колен. — Ты, ты стоишь даже больше чем моя жизнь. Ты стóишь этой планеты, ты стоишь всего. Если бы я мог, я бы подарил тебе все самое лучшее, все самое прекрасное, только одному тебе. Пойми, мне очень тебя не хватало. И… я люблю тебя. Знай это. — Илья откинулся на Кирилла, ставя пустую чашку на стол. — Кстати, у меня есть для тебя небольшой подарок, — Кирилл резко встал, подхватывая брата на руки, и неся в свою комнату. — И какой-же? — Илья хихикнул, предвкушая неизвестное. — Но сначала тебе придётся поработать, — Кирилл поставил Илью на землю, открыл компьютер с песней, к которой Сецко-младший должен был записать бэки. — Давай споем ее вместе, — Кирилл жестом показал Илье чтобы тот подошёл к микрофону, и он подошёл. Встав сзади и надев наушники на Илью, Кирилл обнял его, сцепив руки на талии, и смотря в текст, Илья начал петь;

I'm going back to 505

If it's a 7 hours flight, or a 45 minute drive

In my imagination, you're waiting lying on your side

With your hands between your thighs

Stop and wait a sec

When you look at me like that

My darling, what did you expect?

I probably still adore you

With your hands around my neck

— Эту песню я полностью посвящаю тебе, — Кирилл чмокнул Илью в щеку, а тот, рассмеявшись, сказал: — А тебе я полностью посвящаю себя. — и в этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком в мире.