Разговора не вышло

      Разговора не вышло. Снова. Впрочем, а на что он рассчитывал? Неужели хоть на секунду мог позволить себе подумать, что герцог Алва, непобедимый Алваро, способен выслушать его, попробовать понять?       Яркий солнечный свет кровавым пятном заливает пол картинной галереи, гадко смеясь, багряными красками смазывает, изменяет почти до неузнаваемости родные черты лица. «Проделки Леворукого», – скажут глупцы. «Игра света и тени. Подожди, здесь лучше взять другой оттенок, давай покажу», – говорит мама и, вспорхнув с софы, точно бабочка, присаживается на окно к Росио. Будущий покоритель сердец, а пока что обычный шестилетний мальчишка, галантно уступает ей место, слегка отодвинувшись к гобелену, но почти сразу же придвигается обратно, неловко шурша её парчовыми юбками цвета ночного неба.       – Ты посмотри, какой чудесный закат! Солнце сегодня напоминает только-только распустившийся цветок граната, даже кажется, что настала весна!       Мама забавно шепелявит с кисточкой во рту, а Росио засматривается на выбившиеся из причёски тёмные локоны, смешно раскачивающиеся из стороны в сторону и почему-то переливающиеся красным.       – Мне кажется, вот этот оттенок алого будет в самый раз. А ты как думаешь?       Мама показывает что-то, вглядываясь в палитру, а Росио тонет в аромате морисских благовоний и смотрит только на неё, его первую и единственную, самую прекрасную эрэа. Не услышав ответа и обидевшись на такое вызывающее пренебрежение, прекрасная эреа ловит его задумчивый взгляд и, закатив глаза, огорчённо произносит:       – Да ты меня совсем не слушаешь!       Росио тут же начинает сбивчиво извиняться, рассматривая акварельные переливы в палитре, а мама ерошит ему волосы и просит:       – Не нужно, я же шучу.       Закатное пламя искрится в синих камнях ожерелья, но они не идут ни в какое сравнение с мамиными глазами, где пляшут весёлые огоньки, приглашая потанцевать вместе с ними. Им невозможно не верить, и Росио верит сразу и безоговорочно.       – Ладно, ты прав, – соглашается мама, – Давай лучше просто полюбуемся на закат.       Немного путаясь в юбках, она залезает на подоконник, и садится, словно девчонка, подогнув под себя ноги. Сейчас и вправду уже лето и гранаты отцвели, но какое это имеет значение, когда мама рядом, а в лицо так приветливо дует тёплый ветер! Росио свешивает ноги из окна, но знает, ни он, ни мама не боится высоты, хотя это третий этаж, а никаких решёток и прутьев нет – ещё бы они были на окнах дома Ветра!       Нежное касание изящных пальцев, и на щеке остаётся небольшое пятно того-самого оттенка, а в ответ на тихое возмущение мама клянётся –честно-честно – что даже если папа и узнает, не будет сердиться. Росио не остаётся в долгу, и теперь прекрасная эреа звонко смеётся, забавно наморщив синий носик, а он думает, что это нисколько ей не вредит, напротив…       Тогда же он решает, что всё, что он когда-нибудь напишет: и картины, и стихи, и музыка - будет только для неё. А как же иначе?       – Знаешь, мама, когда я стану большим и буду хорошо рисовать, обязательно напишу твой портрет и он будет висеть в нашей большой галерее.       Прекрасная эреа смеётся, а Росио расстроенно вздыхает:       – Ты мне не веришь?       – Что ты, конечно, верю.       Мама притягивает его к себе, а Росио замирает и, словно котёнок, греется в последних лучах заходящего солнца…       Обязательно напишу… Нет, портрет матери – отменный, художнику явно не зря платили: своё дело он знает превосходно. Присмотревшись, Росио понимает, что тому даже удалось передать её взгляд – задумчивый и несколько печальный. Жаль, художник не смог поймать ту задорную смешинку в уголках глаз, что тоже вполне объяснимо: мама, как и он, терпеть не могла церемонии и прочие скучные мероприятия. В любом случае, не маркизу Алвасете возмущаться, мастер кисти уговор выполнил, а вот Росио своё обещание… Да, теперь он его никогда не исполнит, мамы нет: её похоронили вчера.       Росио отводит взгляд от портрета и теперь смотрит, как зловеще догорает уголёк солнца, снова уходя под воду и забирая с собой этот долгий и невыносимый день. О, его не пугает нынешний закат! Ему ли не знать, какое отвращение вызывают ясное голубое небо и щебет птиц, когда хочется забиться в дальний, самый тёмный угол и убрать, вырвать, уничтожить ноющую боль в груди, всё что угодно только бы не чувствовать, лишь бы исчезнуть…       Совсем как тогда… и сегодня. Сегодня, когда он с любезной улыбкой принимал гостей и выслушивал тысяча и одно очень искреннее соболезнование, в нужные моменты вежливо кивая и даже иногда отшучиваясь. «Для нашей семьи эта потеря совершенно не существенна», – говорит гордая осанка отца. «Нам абсолютно безразлично, что теперь в семье осталось всего-лишь два человека», – вторит ей холодный и бесстрастный взгляд маркиза Алвасете. Об этом-то и хотел он поговорить, но, как водится, разговора не вышло.       А всё-таки любопытно, что именно он сделал не так на этот раз – даже спросить ничего не успел… Росио касается щеки: горит она явно не из-за закатного пламени, а заливает её отнюдь не акварельная краска. Должно быть, его выдал взгляд, а может быть, отец догадался и так – он вечно обо всём догадывается и наказывает, закрепляя тем самым результат очередного незабываемого урока. Сегодняшний день просто не стал исключением. «Ваши слабости – только ваши проблемы, маркиз Алвасете. Не умеете держать лицо – будьте готовы к удару, ваши враги не преминут воспользоваться случайно обнаруженной уязвимостью. Впрочем, будьте готовы всегда». К удару он и был готов, к пощёчине – нет. Стыдно признаться, она застала его врасплох, хотя можно было бы уже и привыкнуть…       Росио тяжело вздыхает, глубоко, с силой – надеясь вытолкнуть, выдохнуть, выгнать сжавшуюся в вязкий комок и спрятавшуюся за грудиной боль – не получается. Росио в отчаянном жесте закрывает руками глаза и как в детстве начинает про себя считать. Да, он снова водит и к концу отсчёта вопреки всем правилам – о, может он хоть раз что-то сделать не вопреки, а благодаря? – вопреки неписаным, но всем известным правилам игры надеется потерять и не найти себя.       Себя он находит лежащим у ручья. Ворон только сейчас подмечает, что течение у источника пресной воды и прохлады (что с некоторых пор для него особенно ценно) достаточно быстрое, а искрящаяся в лучах солнца вода играет с камешками, крутя и перебрасывая их с места на место. Рокэ заводит за ухо прядь и недовольно хмыкает. Скверное, заезженное сравнение, да и настроению не соответствует. Прозрачная вода не играет пёстрыми камешками, а спешно их перебирает, словно сморщенные, пергаментно-жёлтые пальцы – кровавые рубины чёток. Какая прелесть, теперь он ещё и Сильвестра вспомнил, мало ему мертвецов на сегодня. Нельзя сказать, что Рокэ их не ожидал: напротив, он давно знает, что каждая новая оборванная нить цепляет старые, тревожит так и не ставшие шрамами раны.       Впрочем, он уже привык к своим незваным гостям. Мертвецы – народ дружный, приходят сразу и все вместе, вынуждая хозяина спешно искать и откупоривать бутылки с «Чёрной кровью», развлекать настойчивых посетителей песнями – нет, всё же заглушать их голоса струнным звоном. Бывало редко, но иногда удавалось оторваться от них на Моро, стрелой рассекая воздух в безумной скачке по бескрайней степи. На Моро, которого теперь тоже нет.       Стрелы, чётки, гости… Надо признать, он сегодня излишне сентиментален, даже, можно сказать, поэтичен.       Пока припорошённая снегом лепестков дорога петляет среди цветущих вишен, а Марсель о чём-то весело треплется с адуанами, на Первого маршала Талига, кто бы мог подумать, снисходит вдохновение и он его, вопреки обыкновению, не спешит прогнать. Как оказалось, даже циники вроде него способны мечтать, особенно, если весна, и тем более, если цветут сады. Расплата за забывчивость и внезапную радость не заставляет себя долго ждать.       Когда Марсель осторожно, придерживая коня, подъезжает к нему и заводит непринуждённый разговор (о чём?), Рокэ уже не нужно ничего объяснять – он знает: смерть снова нанесла поражение непобедимому маршалу. Остаётся нерешенным только один вопрос. Кто? Кого на этот раз дама с синими глазами посмела увести у него, перехватить, щёлкнув веером, и навсегда вырвать из жуткого и безумно весёлого танца под названием жизнь? Почти сочинённый сонет обрывается на девятой строчке, а Марсель бросается со странной смесью решимости и страха, словно в первую атаку, на старую синеглазую знакомую Рокэ, не желая понимать, что просто затягивает агонию и зря медлит с ответом на вопрос. Кто? Зачем ходить вокруг да около, виконт? Возможно, вы не заметили, но он не юная эреа и даже не Бледный Гиацинт, чтобы падать без чувств от дурных известий. Ах да… Рокэ совсем забыл: у Марселя действительно есть повод так думать. Неужели заботится о чувствах больного? Но какой в этом смысл, если он узнал эту особую интонацию сразу, с первого слова услышал скрытую жалость и чуть позже нашёл подтверждение в глазах – сочувствие, которое не заметил бы только слепой? Ему ли её не знать? Смешно.       Выслушивает Ворон Марселя со своим обычным бесстрастным выражением лица, по привычке что-то отвечает и язвит в ответ, поторапливая про себя и искренне надеясь, что тот поскорее перейдёт к сути. И вот теперь приказывает себе улыбнуться. Должно быть, он переоценил свои силы и получается слишком ломанно: собеседник в замешательстве копирует улыбку, а Рокэ вздрагивает от мысленной пощёчины самому себе. Эта слабость также не остаётся незамеченной: Марсель окончательно меняется в лице и оказывает ему неоценимую услугу, соизволив сообщить – какая радость! – что небезызвестный анакс стараниями Моро отправился в Закат. Значит, Моро. А он о нём даже не подумал…       Он даже не мог подумать, что удача к нему сегодня так благосклонна! О, он не суеверен, но сбитая на перекрёстке подкова обернулась поистине замечательной находкой: Рокэ увидел ЕГО. На конюшне, куда они заехали, чтобы подковать лошадь, было необычайно шумно – это Ворон услышал, не доезжая до неё четверти хорны. Но о причине переполоха догадался почти сразу: ругань и проклятия не могли заглушить крик коня, именно крик – отчаянный крик о помощи. И всё же маршал ошибся. Жертвой воцарившейся на конюшне сумятицы – назвать его виновником просто не поворачивался язык – оказался вороной жеребёнок, пытавшийся вырваться из пут и заодно укусить одного из своих мучителей.       На что тогда надеялись конюхи, Ворон не понимал и сейчас: всерьёз рассчитывали покорить ударами плетью живое воплощение свободы и упрямства? Рокэ хватило одной минуты, чтобы это понять, и одного пойманного дикого взгляда, чтобы осознать, что снова ошибся. В этой заранее обречённой борьбе жеребёнок был победителем, а никак не жертвой. Он ненавидел их всех, включая Ворона, сдаваться не собирался и не сдался бы, в этом Рокэ не сомневался.        Тогда Первый маршал Талига вмешался, просто не мог оставить его там, а теперь был, пожалуй, счастлив, тихо наблюдая, как вороное чудо зло косит глазом в его сторону. Как и любой зверь, Моро не любил, когда ему заглядывают в глаза.       Ворон не любит тоже. Жаль, у людей свои представления на этот счёт, например, та же чушь про зеркала души. Глаза Ворона уже давно опровергают эту непреложную истину, и в них если что-то и отражается, то только лицо собеседника. «Выражение вашего лица – открытая книга, и будьте уверены, прочитать её захотят в первую очередь ваши враги». Довольно ценная мысль, если задуматься. Несколько печально, что расплатиться за неё пришлось домашним арестом на неделю, новость о котором Росио встретил вполне закономерным вопросом: «За что?». Естественно, он не задал его вслух – всего лишь не успел скрыть удивление во взгляде. Однако герцог Алва понял немой вопрос сына, доказательством чему стал ответ: «За замешательство, написанное сейчас на вашем лице. Юноша, недостаток информации – замечательная лазейка для недоброжелателей и ваше уязвимое место. Если вы удивлены – об этом никто и никогда не должен знать».       Интересно, пришлось бы сидеть взаперти, если бы ему всё-таки удалось принять наказание с холодной невозмутимостью? Спорный вопрос. Скорее всего да, но это уже не имеет никакого значения: опыт уже получен и за него была заплачена сравнительно небольшая цена. «За всё всегда нужно платить», – ещё один важный совет, данный отцом, в справедливости которого Рокэ в будущем убеждался не раз.       Вот и сейчас он может наблюдать его в действии. Опустив голову, Моро лежит и тяжело дышит, то и дело сбиваясь на хрип, и без страха и упрёка смотрит прямо на Ворона. Что он может для него сделать и возможно ли ему ещё хоть как-то помочь? Рокэ уже израсходовал весь свой запас знаний и лекарств, способных остановить вытекающую из пробитой груди кровь, перевязал рану и теперь просто стоит в стороне и смотрит, как умирает друг.        Выживет ли? Ответа нет, а повисшее молчание – не тишина, заполняет тесное пространство денника, давит на виски, и кисти вновь непроизвольно прикрывают глаза. Ворон почти сразу одёргивает себя и вновь скрещивает руки на груди. В самом деле, сколько можно? Спасибо, хоть считать перестал, но всё же… Давно пора избавиться от этого детского жеста, который, по глупости подражая ему, повторяют все кому не лень. Разве можно спрятаться так от прямого взгляда очередного обречённого тобой на смерть? От самого себя, в конце концов? Обхватив себя руками, Рокэ ещё сильнее вжимается в стену.       О, наивный, ты действительно считал тогда, что спасаешь его? Смерть ревнивая дама, а ты каждым прикосновением, трогательным объятием приближал его к ней, напрочь позабыв все прошлые уроки и потери. Что ж, раз жизнь тебя ничему не учит, можешь вновь посмотреть как умирает преданный, тебе и тобою преданный друг. Ворон ещё какое-то время стоит и смотрит, но в определённый момент не выдерживает, падая на колени перед Моро. Положив его голову себе на плечо и зарываясь пальцами в тёмную гриву, замирает и через некоторое время слышит, как дыхание коня выравнивается. Своему счастью он верит почти сразу, хотя, казалось бы, давно пора бросить привычку надеяться на лучшее, но… Моро и вправду дышит легче, а значит, скорее всего выживет…       Не выжил. На губах Рокэ мелькает мрачная улыбка, а измятый стебель незабудки уносит весёлый ручеёк. Какая мерзость. Ворон перекатывается на живот, ложась головой на сложённые впереди руки и уткнувшись лицом в рукав. Солнечный свет скрывается из виду, а значит он снова может вернуться к своим очень радостным мыслям. Хотел бы Рокэ уснуть или хотя бы забыться с бокалом вина, но не получится же… Они ведь не оставят его, пока не вспомнит всех. «Ваши привязанности, маркиз Алвасете, обернутся для вас рано или поздно бедой». Отец, как всегда, оказался прав. И зачем он только привязался к нему?       И зачем он только привязался к нему? Подумаешь, старше на семь лет, и что, ему теперь во всём и всегда его слушаться? Пятилетний Росио влетает в картинную галерею и, пытаясь отдышаться, останавливается у любимой картины. С полотна ему улыбается темноволосый юноша, сильно похожий на Рубена, но Росио точно знает: это не он. Во-первых, у него есть небольшая горбинка на носу, во-вторых – смешные ямочки на щеках, в-третьих… Мама сказала, что это его старший брат Рамон и он умер. Росио уже взрослый и понимает, что это значит: он ушёл и больше не вернётся. Жаль только, он его ни разу не видел, но это ничего –зато он неплохо изучил его портрет. В особенности случайно поставленное художником пятно на сапоге Рамона: с его ракурса, как говорит мама, сложно разглядеть что-то лучше. Но ведь это тоже не проблема: Росио вырастет и чтобы рассмотреть картины во всех подробностях не придётся залезать на окна. Да даже если и вырастет, всё равно будет залезать на них и Карлос ему не запретит! В конце концов, если боится, пусть сам…       Что именно сам, Росио решить не успевает: чувствует, как чья-то рука ложится ему на плечо. Он опять не заметил как кто-то подошёл к нему со спины. Кто? Росио жмурится и наугад говорит:       – Рубен?       Чтобы узнать ответ даже не приходится, как обычно, запрокидывать голову: его подхватывают на руки, кружат, и вот он уже сидит на плечах у … ну конечно, Рубена. Карлос так редко делает, вредина…       – Признавайся, что ты тут забыл? Снова с Карлосом что-то не поделили?       – Да… то есть нет … Это он тебе нажаловался?       Рубен вздыхает и смотрит на Росио снизу вверх.       – Мне никто не жаловался. Просто непонятно, что ты тут делаешь… один.       – Как будто мне плохо быть одному! А если Карлос снова начнёт, я…       Росио пробует сложить руки на груди и чуть не падает – хорошо Рубен его крепко держит за ноги.       – Нет, брат, так дело не пойдёт.       Рубен делает попытку спустить его, но Росио обхватывает его за шею и просит:       – Стой, я… я рассматривал портрет. Ты не мог бы, кстати, подойти поближе?       – Портрет Рамона?       Росио кивает и, тут же спохватившись, отвечает:       – Да, Рамона. Ещё чуть левее…       Чудесно! Так близко он его ещё не видел. Глаза синие-синие, но этим в их семье никого не удивишь, а вот что Росио не замечал, так это небольшой шрам, пересекающий бровь. Удержаться сложно и он дотрагивается до него и … ничего не происходит. А должно было? Он же уже большой, а в сказки верит. Ну не могут же люди выходить из картин?       – Эй, ты чего там задумался?       Росио отдёргивает руку и сбивчиво отвечает:       – Нет, просто… Знаешь, а вы похожи с ним.       – Похожи? Может быть, нам часто так говорили.       – И ещё шрам на брови… Это откуда?       – О, это я случайно зацепил Рамона шпагой, а папа потом поклялся меня выпороть. Кстати, по секрету скажу, так и не сдержал обещание. Занятная вышла история.       Росио замечает у брата немного грустную улыбку.       – Подожди, ты играл и фехтовал с ним, как со мной?       – Ну да, правда, он был, наоборот, постарше меня.       Этого Росио понять не может. Рамон был как … он? Представить такое сложно… Пока Росио задумывается, Рубен пересаживает его на окно и заглядывает в глаза. Сделать это теперь совсем просто: они примерно на одном уровне.       – Росио, скажи всё-таки, что у вас произошло с Карлосом.       Ну вот, теперь отказать Рубену трудно, он ведь ему показал Рамона! Да и смотрит внимательно и серьёзно…       – Ну, ему не нравится, что я залезаю на окна. Если боится, то пусть сам и не сидит на них, а мне приказывать не надо!       – Росио, но ведь, действительно, сейчас жарко и многие из них открыты… Карлос просто боится за тебя…       – Боится? Трус! За меня бояться не надо, пусть лучше меня боятся!       – И я, по-твоему, трус, Росио? – в глазах Рубена он видит … боль? – Я ведь тоже боюсь за тебя. И мама, и папа… Скажи лучше, если я прикажу тебе не забираться на окна, ты ведь всё равно будешь?       Росио кивает и сдувает упавшую на лицо прядь.       – И если попрошу быть осторожней – тоже?       Он уже собирается кивнуть во второй раз, но в последний момент передумывает: ему почему-то вдруг становится очень жаль Рубена.       – Нуу- у, может быть, иногда…       Иногда… Всем же известно, осторожность – его второе имя на пару с благоразумием! Ворон фыркает и садится, разминая затёкшие кисти. Как он ещё сказал – ему неплохо быть одному? Конечно. Безусловно. Совершенно точно! Один и в таком прекрасном месте… Нет, он действительно не прав. Сегодня просто замечательный день: прохладный ветер, голубое небо, цветущая вишня… Ворон сдувает с рукава прилипший белый лепесток. Не об этом ли он мечтал в Багерлее? Пожалуйста, всё как вы хотели, господин Первый маршал Талига, разве вас что-то не устраивает? Как говорится, бойся своих желаний. Дорак тоже хотел увидеть перед смертью цветущую вишню – не увидел. Рассветные сады, пожалуй, тоже, но не Ворону об этом судить, кто-кто, а он точно туда не попадёт: ему уже давно путь заказан в Закат. Впрочем, он бы не удивился, если бы там цвели вишни. Тогда тоже цвели и вишни, и гранаты.       В распахнутое окно врывается тёплый ветер, надувая парусом тонкий шёлк, и приносит с собой аромат цветущих черешен и гранатов. Росио с удовольствием вдыхает его и, переводя дыхание, ищет глазами Карлоса. Находится он быстро: стоит у окна, уже успев привести себя в порядок, и с непробиваемым спокойствием глядит на Росио. Проклятье! Карлос снова обогнал его и даже, кажется, успел отдышаться, и это притом, что он бежал по вновь найденному, теперь уж точно самому короткому пути! Ничего, он вырастет и выиграет – всё-таки Карлосу уже четырнадцать, а ему всего-лишь семь. Но как же ему надоело проигрывать!       Тем временем Карлос издевательски подмигивает и расплывается в весёлой улыбке. Такая способность притвориться и застыть каменной статуей, когда нужно, а потом как ни в чём ни бывало снова стать самим собой невероятно раздражает и, если по правде, очень нравится Росио: он тоже так бы хотел.       – Росио, пошли уже скорей, отец, должно быть, нас уже заждался. Иначе, – Карлос понижает голос и, не сбиваясь с чёткого шага, смешно пародирует голос папы, – я буду вынужден преподать вам урок. Его мораль, вы, правда, узнаёте в самом конце, когда изменить что-либо будет уже поздно…       Росио не выдерживает и прыскает. Карлос моментально подносит палец к губам и настолько серьезно смотрит на него, что не засмеяться в голос удаётся, лишь прикрыв рот рукой.       – Росио, где же ваша фамильная выдержка и стойкость? – на секунду Карлос возвращается, – Росио, в самом деле, потише, – чтобы вновь с холодным и непроницаемым взглядом завести ему за ухо прядь и открыть дверь в кабинет отца.       Что именно сказал герцог Алва, Рокэ вспомнить не может. Он помнит, как переливалась рубиновым огнём кровь в бокале отца, когда тот обрушился на них с известием о смерти Рубена. О, нужно отдать ему должное, отец никогда не затягивал с подобного рода новостями, вот и тогда он сообщил им о гибели брата светским тоном, без сожаления и тем более без жалости: только сухая правда и суровый взгляд. Сейчас Ворон даже, наверное, согласился бы с его тактикой, но тогда…       Что Рокэ помнит прекрасно, так это чувство беспомощности и желание убежать от отца, нависшего готовой в любой момент сорваться скалой, и спрятаться. В сущности, довольно детское желание, и уже тогда ему, помнится, стало стыдно за него, но справится с собой он не смог. Да, маленький Росио остался стоять на месте и, кажется, даже не сильно изменился в лице, что далось ему с трудом и всё равно не спасло: он допустил промах и потянулся к руке Карлоса.       Вызванный Росио обвал не задел брата только потому, что тот оказался догадливее и лучше знал отца, а потому ладонь Росио встретила пустоту. В резком порыве ветра – с такими Ворон позже боролся на Каммористе в шторм – отец перехватил его запястье и прочитал, должно быть, какую-то мораль, суть которой он не запомнил. Что неудивительно: тогда Росио все свои силы бросил на то, чтобы, запрокинув голову, выдержать взгляд отца и не заплакать. Позже он иногда пытался вспомнить тот разговор, сидя на окне и рассматривая фамильного синего цвета браслет, приобретший багровые и зеленоватые оттенки –хватка отца была железной всегда.       Порыв ветра перелистывает несколько страничек книги с потрескавшимся переплётом, что лежит у Росио на коленях. В каком-то смысле, она выполняет роль прикрытия, ведь Росио не читает – он думает о Рубене. С новости о смерти брата прошло не больше недели, и он ещё ни разу не плакал и не собирается: он взрослый и достаточно сильный, чтобы справиться с горем самостоятельно.       Взгляд падает на синяк и Росио спешно поправляет откинутую ветром кружевную манжету: не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел. Особенно мама – она и так ходит печальная и непохожа сама на себя, а тут ещё он… Нет, она не узнает. Да и зачем? Отцу, должно быть, тоже тяжело и он не хотел…       Росио встряхивает головой и волосы привычно щекочут лицо. Не нужно о грустном, он думает о Рубене. Осознать, как так старший брат вдруг пропал из его жизни трудно, хотя, на самом деле, он и не так часто бывал дома. Что как раз-таки понятно: Рубен взрослый и у него много дел. Было. Но всё же Росио может вспомнить весёлые случаи с ним, ведь и Рубен так делал, когда рассказывал о Рамоне. Даже улыбался, хотя ему, наверное, было непросто: теперь Росио это действительно понимает.       Что бы такого вспомнить? Точно, когда он был ещё маленьким, тот взял его в седло, а ветер так приятно дул в лицо и очень вкусно пахло апельсинами. Или когда они играли в прятки, а Рубен его так и не нашёл. Ещё бы, Росио залез на карниз и держался за виноградные лозы, а Рубен позже сказал, что даже не мог подумать, что он может туда залезть…       – Росио…       Обернувшись, он видит Карлоса. Росио тут же подтягивает колени ближе к себе и готовится оборонятся: это его окно и отдавать его без боя он не собирается! Но закрытая книга – она же щит и в крайнем случае метательный снаряд – так и остаётся лежать на подоконнике: с Карлосом что-то случилось. Его обычно беззаботный брат стоит потупившись и похож на побитого воробышка – они такого спасали в прошлом году.       – Росио, я хотел…       – Отец?       – Что? Ах да… то есть нет.       Карлос поднимает глаза и Росио замечает, что они странно бегают из стороны в сторону.       – Да что с тобой?       – Знаешь, я ведь давно хотел, нет, не так, – Чёрные волосы скользят между пальцами. Росио помнит: примерно также Карлос убирал чёлку, когда они думали, что отец узнает про случайно сломанную шкатулку. – Да, я должен был тогда тебя защитить и не защитил. Простишь? Или нет, лучше не надо, я ведь … предал тебя.       Росио удивлённо приподнимает бровь. Карлос, что, ударился головой? Что бы он мог сделать? Да и к тому же, у папы это вышло случайно, наверное… Раньше он так его не хватал.       – Так что … я, пожалуй, пойду.       – Куда?       Он ещё немного отодвигается, приглашая к себе на окно. На самом деле места там и так много, а Карлос большой и мог бы залезть и сам, но… немного помедлив, Росио протягивает ему руку.       – Значит, мир?       Он согласно кивает, а Карлос облегчённо выдыхает.       – Кстати, а чего ты в углу сидишь? Мы же, кажется, насчёт окон договорились ещё два года назад.       – Не знаю. Забыл. – Они молчат, – Карлос, а ты мне объяснишь, что значит «предал»?       Брат поворачивается и с сомнением смотрит на него. Что, опять слишком маленький для того, чтобы ему открыли это великое знание? Так ведь сам начал же…       – Вырастешь – поймёшь, – Ну да, как неожиданно! – Хотя нет, лучше бы тебе это никогда не узнать.       Рокэ заходится смехом. Какая прелесть, он всё время считал свою судьбу пособницей Леворукого, а оказалось, она просто добрая найери, исполняющая его детские желания! А главное, даже некого винить кроме себя: сам захотел, вырос и узнал. Весело! Зачерпнув руками немного холодной воды, Ворон брызгает себе на лицо, проводит ладонями по волосам. Оставаться честным к себе необходимо всегда: это неуместный, скверный смех и нужно успокоиться. Когда удаётся наконец вернуть самообладание, Рокэ решает собрать мокрые волосы в хвост и замирает, глядя на собственное отражение. Определённо, есть в мире вещи, которые не меняются: одна прядь снова выбилась и чёрным клинком рассекает болезненно-бледное лицо. Из груди вырывается полувздох-полусмех, и по ссутулившимся плечам расходятся волны волос.       Росио замирает, глядя на собственное отражение в зеркале. Ну да, так он и думал! Одна прядь снова выбилась и Росио со злостью убирает её за ухо и встряхивает головой. Наглая прядь опять падает, теперь уже на нос. Бесполезно. Она слишком напоминает «случайно» выбившийся из женской причёски локон. Устав бороться с неизбежным, он стягивает синюю ленту и чёрные волосы привычно рассыпаются по плечам. Грустно вздохнув, Росио забирается на окно.       И вот спрашивается, зачем она ему это сказала? Перед глазами Росио вновь появляется шестилетняя Лючия, дочь кухарки, и говорит: «Росио, а ты очень красивый…». Нет, ему нравится, когда девочки обращают на него внимание, но ведь она же на этом не остановилась! «… совсем как дора Долорес». Закатные твари! Безусловно, он знает, что похож на маму и она красивая, нет, прекрасная, и такое сравнение для Росио могло бы быть очень лестным, но… Но она ведь дама! Росио с силой выдыхает, а прядь на мгновение зависает в воздухе и снова плавно ложится на лицо.        А всё-таки любопытно, почему им всем так важен его внешний вид? Спорить сложно, ему сейчас только девять, Росио младший и не наследник, но он же умеет и знает много всего! Например, может быстро залезать на лошадь и, по словам мэтра Стерцо, отлично держится в седле, уже дочитывает четвёртый трактат по древнегальтарскому, изучил все битвы за последний круг, неплохо владеет шпагой и даже через раз выигрывает Карлоса! Но нет же, «какие чудесные синие глаза». Впрочем, что эти женщины понимают?       Росио мечтательно переводит взгляд на небо. Отец скоро должен приехать, его не было дома уже больше года, он-то должен его понять…Подперев голову рукой, Росио смотрит, что происходит внизу. Слуги суетятся, мелькая между деревьев, спеша по своим поручениям и готовясь к приезду соберано, а вот Карлоса всё нет… Если отец приедет, а его не будет дома, кому-то может попасть.       Неужели он так долго у Винченцы? Росио прикусывает язык. О чужих тайнах нельзя думать, а лучше и вовсе забыть. Но как тут забудешь, когда у неё такие изящные руки и он ей уже пять раз носил записки? И она его даже один раз поцеловала в щёку… Естественно, он в тот же вечер рассказал Карлосу, а тот только посмеялся и сказал: «Ничего страшного, ты ребёнок и Винченца любит тебя как брата». Проклятье! Конечно, Карлосу почти семнадцать, и вообще он скоро поедет в Лаик…       – Дор Росито!       Энрике мог ничего и не говорить: по его взволнованному лицу Росио сразу понял: Соберано вернулся.       О, в отличие от того разговора –этот Ворон помнит превосходно.       – Значит, если верить вашим словам, где находится маркиз Алвасете, вам неизвестно?       Рокэ уже тогда ненавидел вопросы с заранее известным для обоих собеседников ответом. И тогда же он, возможно, впервые в жизни соврал отцу. Несомненно, можно было бы сказать, что это не его тайна или промолчать, но иногда само наличие тайны или молчание – это уже ответ. Поэтому, стараясь, чтобы голос ему не изменил и не отводя взгляда с по-хищному прищуренных глаз, он подтвердил свою ложь:       – Да, неизвестно.       – Должен признать, вам почти удалось правдоподобно солгать. Но это «почти»вас когда-нибудь погубит. Поэтому мой вам совет: если у вас не выходит контролировать свои эмоции – а у вас не выходит – говорите правду, пробуя перевести её в иронию или шутку. Что ж, можете идти, но помните, каждая ваша ошибка обернётся болью и наказанием для вас и тех, кого вы защищаете. В особенности, если вы имели неосторожность к ним привязаться.       Тёмная фигура отца повернулась к нему спиной, недвусмысленно дав понять, что разговор окончен и в продолжении не нуждается. Да, встреча вышла не из приятных, и Росио – это Ворон помнит точно – несмотря на обиду, решил попробовать объсниться, но лёгкий взмах руки в чёрной перчатке оборвал эту попытку, как резкий порыв шквалистого ветра – паруса. Кажется, с подобным пренебрежением отец не отгонял даже собак.       Такое оскорбление маленький Росио вынести не мог и, резко развернувшись на каблуках, направился к двери. А всё-таки интересно, на что он надеялся? Неужели и вправду думал, что отец оставит его в покое? Впрочем, ему сейчас легко так рассуждать, глядя в трепещущее зеркало воды, а тогда он, должно быть, просто хотел уйти… позорно сбежать? Ну, в любом случае попытка Росио не увенчалось успехом: его пригвоздил к месту кинжал, с пронзительным свистом пролетевший в четверти бье от уха и с хрустом воткнувшийся в чёрное дерево двери. Росио вздрогнул и порывисто развернулся лицом к отцу –непростительная слабость.       – Запомните, вы можете доверять тем, кто рядом, но ожидать удар в спину и быть готовы отразить его обязаны всегда.       Этот совет Ворон не может понять до сих пор. Как Маршал может доверять своим людям, быть уверенным в исполнении своих приказов и одновременно ожидать от них предательство? Или в такой роли отец его никогда не видел? Если так, то это многое объясняет. Но тогда зачем были нужны все эти уроки, оборачивавшиеся страданием для обоих? Не мог же отец видеть в нём всего-лишь глиняный кувшин, куда, как Чёрную кровь, можно выплеснуть свою боль и излишнюю жестокость? Однако, он опять забывается: не ему обвинять кого-либо в жестокости. К тому же, несмотря на то, что тогда Росио в разбитых чувствах вернулся к себе в спальню и даже – стыдно вспоминать – забрался на кровать и свернулся котёнком под одеялом, пообещав себе, что никогда не будет на зло отцу следовать его совету,– тот, как показала позже жизнь, оказался действительно дельным.       Почему отец с ним так поступил? К Карлосу же он так не относится, а от него отмахнулся совсем как … Росио переворачивается на спину и ищет глазами источник раздражающего звука. Муха быстро обнаруживается и Росио не упускает момент: со всей силы швыряет в неё подушкой. Промазал, но жужжащее насекомое, видимо, верно оценив положение, ретируется в окно, немного покружив в поисках щели в его пологе. И зачем он его задёрнул? Спрятался? От кого, от отца? От одной мысли о собственной трусости Росио морщится и, вскочив, решительно раздёргивает тяжёлую бархатную завесу: сразу становится светлее.       Немного успокоившись и подумав, что так скакать по кровати совершенно не по-взрослому, садится на край, свесив ноги. Ещё один вопрос: зачем он кинул в него кинжал? Росио и сейчас его может легко увидеть: мелко дрожащая сталь и огоньки в синем камне, кружащиеся в странном танце. Одно движение головы – перед лицом вновь мелькают волосы и страшное видение исчезает.       Зачем? Что он такого сделал, отец ведь сам сказал, что он может идти? Взгляд натыкается на подушку и ответ приходит сам собой – разозлился. Да, разозлился, потому что Росио ему солгал, но… Но он ведь не мог поступить иначе, просто потому что тогда пришлось бы нарушить клятву и скомпрометировать честь дамы… Росио понимает, что оправдывается. Проклятье! Нужно было попытаться объяснить! Хмыкнув, вспоминает: уже попытался и чуть не получил кинжал в спину. Впрочем, отец метает лучше всех и всегда попадает в цель… Значит, он просто издевался над ним. Зачем? Да, он виноват, но это ведь не повод кидаться кинжалами! А доверять он всё равно будет, просто не отцу, а…       Росио резко оборачивается к двери: судя по звуку шагов, у него сейчас будут гости.       – Росио, каких кошек ты не сказал отцу, где я!       За что он любит Карлоса, так это за то, что тот переходит сразу к сути. Но, стоп. А как он мог сказать?       – Как, я ведь…       – Что ведь? Тебе нужно было произнести всего три слова: Карлос. У. Винченцы. Всё!       – Я не мог нарушить слово!       Карлос опирается на спинку стула и с видимым раздражением спрашивает:       – Какое слово? Ты о чём?       – Ну как какое? Ты писал первую записку, а я спросил: «Это секретно?». Ты мне ответил: «Безусловно». Я уточнил: «Мне нужно дать тебе слово, что я никому не скажу?». Ты сказал: «Конечно, это очень важно» Я …       – Серьёзно? Росио, я же пошутил! И вообще я этот разговор почти не помню…       В смысле пошутил? Как не помню? Росио непонимающе смотрит на Карлоса:       – Таким не шутят…       Брат вздыхает и устало прикрывает глаза.       – Росио, ну почему с тобой так сложно? Какая тайна в том, что у меня есть возлюбленная? Мне уже почти семнадцать, Росио, я могу ходить, куда хочу и когда захочу!       – Отцу скажи.       – Я и сказал! На что он мне ответил: «Только после того, как научишь своего младшего брата либо всегда говорить правду, либо достойно врать». Закатные твари, Росио, ты ему действительно солгал? – Карлос кривит губы в болезненной улыбке и тихо смеётся, – Что ж, смело. Только где ты, Росио, и где врать! И вот теперь из-за тебя даму, о чести которой ты так переживаешь, я увижу ещё не скоро!       Последнюю фразу Карлос произносит с какой-то особой горечью и Росио понимает, что что-то не так. Точно, Карлос. Почему он такой бледный?       – Ты заболел?       – В каком-то смысле, да. Но это неважно.       – В каком именно смысле? - В голове мелькает догадка и Росио приказывает, – Сядь.       Карлос выдыхает и, усмехнувшись, с вызовом говорит:       – Обойдёшься.       Объяснять Росио больше ничего не нужно и он торопливо начинает искать свои сапоги, пока Карлос со странной надеждой пытается отговорить его:       – Росио, куда ты собрался? Вернись на место. Если что, отец тебя к себе не звал. Пообещай, что ты к нему не пойдёшь… Я погорячился и ты ни в чём не виноват.       – Я не обещаю тем, для кого моё слово ничего не значит! – Росио ловко уворачивается от Карлоса и убегает искать отца.       Тогда Росио возмутила вопиющая несправедливость, и Рокэ не может с ним не согласиться. Но о мотивах отца ему, помнится, хватило сообразительности догадаться и в тот момент: вспомнил совет герцога Алвы после его неудачной попытки солгать и обещание наказания, как платы за ошибку. В чём заключалась вина Карлоса? – вот вопрос, озвученный Росио, как только ему удалось отыскать отца. Возможно, он задал его несколько иначе, вспомнить сложно: дальнейшие события этого дня представляются ему острыми осколками кувшина для вина, какой он имел неосторожность разбить в детстве.       Как прекрасная память, столько раз спасавшая его и не меньшее количество раз сводившая с ума, спрятала их от него, ему не ясно и сейчас. Нет никаких сомнений, Рокэ был бы ей очень благодарен, если бы она оставила их при себе и никогда не показывала, но нет… Эта коварная дама обнаружила их в самый неудачный момент, буквально швырнув в лицо, когда господин в белых штанах решил разузнать у него, где находится меч, и прибегнуть к достойному его лжевеличества методу, а именно - избиению плетью. И это в то время, когда ему было необходимо собрать всю свою волю и выдержку! Потрясающее предательство.       Впрочем, он выдержал и в Алвасете, и в Багерлее. Правда, в детстве такое испытание далось ему с большим трудом. Что он помнит, так это то, как приходилось стискивать зубы до боли в висках и веточку граната с созревшими плодами похожего оттенка, что когда-то показывала мама. Кажется, он старался думать о ней. Да, думать о ней и не закрывать глаза, потому что нельзя прятаться и убегать от себя – эту мысль Ворон помнит почти дословно. И всё же, переносить боль в Багерлее было значительно проще, а вот неожиданно нахлынувшие воспоминания, точно мошки с проклятых Ренквахских болот слетевшиеся к нему и атаковавшие со всех сторон, отгонять было куда сложнее и, кажется, так и не удалось.       Не удалось, не удаётся и, видимо, не удастся. Рокэ щурится, надавив пальцами на глаза, и отняв руки ещё пару минут смотрит, как по голубому небу плавают желтоватые пятна. В голове немного проясняется, но вопросы, мучающие его не первый год, никуда не уходят. Почему они до сих пор не могут его оставить, зачем, какой в этом смысл? Что он должен вынести из этих воспоминаний, какой урок? Или, может быть, это очередная плата, тогда за что? Или чьё-то изощреннее наказание, от которого он не может ни уйти, ни спрятаться, ни сбежать?!! Ворон резко встряхивает головой. Какая прелесть. Успокойтесь, Первый маршал Талига и держите себя в руках. Возьмите пример хотя бы с девятилетнего Росио: тот назвал бы вас сейчас трусом и был бы прав. Брать пример с себя в детстве, до чего он дошёл… Нет, это никуда не годится, необходимо срочно на что-нибудь отвлечься…       – Нет, это никуда не годится, вы же обещали прийти в семь!       Уже почти влезший в окно Рокэ, замирает в замешательстве на подоконнике. Разве он сделал что-то не то?       – Вы не рады меня видеть? – голос предательски дрожит, – Если я позволил себе обмануться, прошу…       Тревога быстро исчезает с лица Эмильены и Рокэ с лёгким сердцем списывает её на игру воображения.       – Что вы, герцог, вы всегда желанный гость в моём доме. – Нежная улыбка, и он спрыгнув с окна и опустившись на колено, осторожно приникает к протянутой руке. – Но, по правде говоря, вы появляетесь очень неожиданно. Я ждала вас через полчаса.       Рокэ с ужасом понимает, что явился раньше заранее оговорённого времени. Как он мог допустить подобную оплошность? Несомненно, Рокэ очень спешил на встречу, подгоняя Рэхо, но чтобы приехать так рано…Надеясь загладить свою вину, протягивает букет сирени и просит:       – Я виноват перед вами, но, возможно…       – Бросьте, герцог, я счастлива видеть вас в любое время, просто… –Эмильена застенчиво опускает глаза, – испугалась.       Мимолётная улыбка исчезает с лица Рокэ. Неужели он мог позволить себе напугать её, живое вдохновение, олицетворение красоты и хрупкости?       Видимо, прочитав его мысли, она поднимает его и говорит:       – Пожалуйста, сядьте. Уверяю, вам не в чём винить себя, как говорится, счастливые часов не наблюдают. – Улыбнувшись, Эмильена как будто невзначай касается плеча и шепчет, склоняясь к нему, – Не обижайтесь на меня, я вас ненадолго оставлю, поищу нам что-нибудь ко столу. Хозяйка я или нет?       О том, что причиной задержки стал его несвоевременный приход, Эмильена тактично умалчивает, за что Рокэ ей безмерно благодарен.       Пока она уходит за чашечками шадди, он в который раз рассматривает такой знакомый, уже почти родной дом и замечает новую деталь: хрустальную вазу с веточками вишни. Цветущей вишни. Не вспомнить о маме он не может, особенно тот вечер: почему-то именно он стал самым светлым воспоминанием в его пока недолгой жизни. Любопытно, ей бы понравилась Эмильена? Жаль, она её не увидит… Рокэ, правда, старается их не сравнивать, но одно сходство у них, безусловно, есть: ради Эмильены тоже хочется жить…       Она возвращается с шадди и, очаровательно улыбаясь ему, протягивает чашечку.       – Вы мне что-нибудь прочитаете?       Рокэ отрицательно качает головой. Как объяснить, что читает Дидериха и Веннена только самым назойливым дамам, потому что в их творениях нет ни души, ни полёта? Что он рад бы посвятить ей стихотворение или сонет, но после смерти матери не может написать ровным счётом ни одного? Что они до сих пор приходят к нему и он был уверен, что в её доме они его не найдут и они не находили, а тут эта вишня… Может, попробовать рассказать?       – Герцог, вы сегодня засыпаете на ходу. Что с вами?       Рокэ понимает, что так и не взял чашечку и, исправляя свою ошибку спешно ставит её на стол. По белой скатерти расплывается тёмно-коричневое пятно. Неужели разлил?       – Да, вы правы, я сегодня сам не свой, просто… Знаете, я давно хотел рассказать…       – Не волнуйтесь так, всё хорошо, эта скатерть мне всё равно не нравилась. Может, вы тогда что-нибудь сыграете?       Рокэ замолкает и глядит в ясные голубые глаза. Какой же он дурак! Ну зачем ей его мрачные мысли, его личный Закат, ей, ворвавшейся подобно солнечному лучу в его жизнь? Разве он может её расстроить?       Неожиданный скрип. Эмильена расплывается в улыбке.       – Пушистик, должно быть. Так мне принести гитару?       Рокэ кивает, а она исчезает за дверью.       За дверью, а не из воспоминаний. Отвращение к себе он испытывает нечасто, но сейчас, однозначно, тот самый момент. Как мнивший себя проницательным и умеющим разбираться в людях уже герцог Алва мог так непростительно обмануться? Рокэ провожает взглядом бабочку и вновь возвращается к внутреннему допросу.       Почему он не обратил внимание на странные скрипы, тревогу и первую брошенную Эмильеной фразу? Как можно было не заметить столь очевидные знаки? Неужели он был настольно слепым? Ворон мрачно улыбается: слепым он не был – просто влюблённым. После подобных чувств он ни к кому не испытывал: появлялся под окнами, точно выходец, после захода солнца, и исчезал призраком раньше первых солнечных лучей. Одна ночь, что обходится кратким удовольствием для неё, мимолётным забвением для него и вечной разлукой для обоих. Жаль, он поздно догадался о своём проклятии: только после встречи с Леворуким. А ведь можно было понять гораздо раньше, у него ведь уже к тому моменту была мертва вся семья! Все, кого он любит, рано или поздно либо умрут, либо предадут. Отражение горько усмехается. Как опыт показывает – скорее рано.       На войне места любви нет, и он был искренне счастлив отправиться в Варасту, вот только… Зачем он взял с собой Ричарда? Мальчишка ведь был изначально обречён: Ворон слишком сильно успел к нему привязаться. Зачем он позволил себе то лёгкое касание, когда Ричард – о да, конечно же, Ричард – сбил отвратительно яркое знамя? Как можно было забыть? Синеглазая может не заметить его радость и короткое счастье только ночью или если ему удастся затеряться в толпе. А с Ричардом он имел неосторожность тогда остаться один на один. За что и поплатился. Ричарда спасти не удалось, хотя он отослал его, отказав и ему, и себе в прощании и, возможно, в прощении, но… Разве мальчишка смог бы его понять? Внутренний голос ехидно замечает: «А разве ты пробовал ему объяснить?». Резко выдохнув, Ворон снова замирает, глядя на небо.       Четырнадцатилетний Росио замирает на окне, глядя, как гоняются друг за другом, то падая, то резко взмывая ввысь, ласточки. А он ведь так и не смог обогнать Карлоса. И не сможет, потому что просто уже некого обгонять. О, ему ещё никто не сообщил о смерти брата, но, надо думать, вестники смерти не заставят себя долго ждать. А точнее один вестник смерти –отец, наверняка ждущий его сейчас в кабинете. Но он к нему не пойдёт! Росио не пугает уже ничего, тем более наказания. Пусть придумает что-нибудь пооригинальнее, в конце концов, сам Росио к нему не явится. В крайнем случае, найти его не трудно: он с детства не изменяет своим привычкам, поэтому, дорогой отец, милости просим к нашему окну!       Он заводит прядь за ухо и положив голову на руки продолжает наблюдать за игрой птиц. Но лучше бы он его не нашёл: отец – это последний человек, которого Росио хочет сейчас видеть. Если не сказать, не хочет видеть никого. Но нет, удача к нему сегодня явно равнодушна: Росио слышит тихие, приближающиеся шаги отца. Какая прелесть, ему всё-таки что-то сообщат. Послушаем.       Через некоторое время отец входит в картинную галерею и, тоже не изменяя своим принципам, говорит:       – Маркиз Алвасете, почему я вынужден вас искать?       Значит, маркиз. Его догадка оказалась верной, но сейчас Росио это совершенно не радует. Лучше бы Карлос просто вернулся из Торки, он готов проиграть ему ещё раз…       – Вы меня слышите?       Соизволив обернуться, Росио со злым удовольствием отвечает:       – Отец, должен признать, вы ошиблись. Я уже всё знаю и в вашем внимании давно не нуждаюсь. Знаете ли, слуги чувствуют горе лучше нас, а дурные новости разносятся, подобно чуме. Поэтому, смею заметить, не так уж вы и проницательны.       За таким ответом не может не последовать шторм и он будет, Росио уже чувствует его приближение, но сделать с собой ничего не может и не хочет: ему всё равно.       Почему ему так всё равно? Росио сидит на окне дома в Олларии и вновь пробегает глазами косые строчки. Убедившись, что ничего важного не упустил, отправляет письмо-извещение о смерти отца, безжалостным образом скомканное, в камин и отмечает, что ожидаемой радости, как и уместной для такого случая печали нет. В голове пусто. И ещё это серое небо…       Потянувшись за Чёрной кровью, Росио чуть не падает. «Вероятно, пятая бутылка всё же была лишней», – мелькает мысль и решив не испытывать больше свою ловкость, Рокэ сползает на пол. Холодно. Кабинет отца плывёт и не без труда добравшись до чёрной шкуры, он уютно устраивается у камина, подтянув колени к себе. Становится теплее и очень клонит в сон.       Совершенно неожиданно Рокэ вспоминает, что когда-то читал, что вороны выстилают свои гнёзда шерстью. Какой же бред. Но эта мысль исчезает также быстро, как и появляется, и он наконец-то проваливается в забытьё.       О да, в те далёкие, несчастливые, но всё же вполне терпимые времена ему могла помочь хотя бы Чёрная кровь, теперь же не помогает ничего. И никто. А может? Скорее всего нет и думать об этом бесполезно. Совсем невесёлые мысли Ворона, прерывают чьи-то приближающиеся шаги, и он, не оборачиваясь, пытается понять, кто это. Кому хватило смелости нарушить приказ Первого Маршала Талига? Он ведь говорил Марселю, чтобы его все оставили одно… Стоп. А приказывал ли он самому Марселю?       – Закатным тварям в пасть и к кошкам Леворукого!!!       Очевидно, нет. Неужели что-то срочное? Ясно. Офицер для особых поручений как всегда явился к нему безо всяких особых дел. Посоветовав что-то сорвать и вежливо попросив убраться, простите, пойти ужинать без него, Рокэ снова хочет вернуться к своим гостям, но… Почему он не уходит? Застыл за спиной и смотрит… Ворон же видит его отражение! Мимоходом Рокэ отмечает, что герцог Алва и здесь победил: он выбрал очень удачную позицию. Но всё-таки, что Марселю от него нужно? Не может же кого-то и вправду волновать, поел он или нет? Или может… Память любезно напоминает, что именно Марсель нашёл способ освободить его от клятвы и это притом, что он почти ничего ему не говорил. Тогда, возможно, стоит попытаться рассказать ему?       – Как хотите, – объявляет Марсель – но оплакивать животное дольше, чем монарха и кардинала вместе взятых, – государственное преступление. Тем более без касеры.       Какое животное? Точно, он должно быть о Моро. На губах Рокэ появляется кривая усмешка. Значит, преступление… Действительно, Первый Маршал Талига, как вы могли позволить себе забыть о государстве?       – Сейчас государственное преступление оплакивать кого бы то ни было, – твёрдым голосом отвечает Ворон и резким движением руки окончательно разбивает зеркало ручья, прогоняя тени прошлого до следующего раза. Разговора снова не вышло. Жаль.