Благодать человеческая

      Кристина не знает, где она умудрилась так накосячить в прошлой жизни, что судьба продолжает раздавать ей пинки. Ей бы очень хотелось добраться до того момента, когда всё пошло наперекосяк, и попробовать проиграть иную версию событий. Быть может, тогда было бы лучше.       Она вперивается взглядом в идеально ровную спину сидящей за барной стойкой Нади. Белое платье, чёрные туфли — Гончарова себе не изменяет. Кристина проходит и занимает свободное место справа, подзывает бармена. Надя осторожно отпивает из бокала (на котором, на удивление, не остаётся следа от красной помады) и ставит его обратно.       — У тебя разве сегодня нет планов?       — Были. Планы, — тянет Кристина.       — У меня тоже не срослось, — Надя вновь делает глоток и провожает взглядом стакан, который ставят перед Кристиной. — Что случилось?       Этот вопрос «Что случилось?» такой многогранный, что Кристина и не знает, с чего начать. Всё случилось, давно ещё, и теперь всё как снежный ком — навалилось и не даёт дышать.       Она в последнее время хорошо помнит, как улыбалась, когда Оля заявила, что влюбилась. Влюбилась и их профессия — вещь несовместимая, что-то смешное и грустное одновременное. Нельзя влюбляться, потому что ни к чему хорошему это не приведёт.       Кристина думает, что зря полагала, что все её чувства атрофировались. Думает, что разучилась чувствовать, потому что как можно мужчин любить? Они, оказывается, иногда далеко не все приятные, некоторые ведут себя с ними, как с прислугой, утверждаясь за их счёт, а ещё… Историй предостаточно, как могут вести себя мужчины, и Кристина ничего хорошего от них и не ждала — работа есть работа, но…       Но почему стоило ему появиться и не повести себя как свинья, как это отпечаталось? Ну как, как можно было так на это купиться? А ещё смеялась над Олей, которая и решила стать первопроходцем в этом деле.       На дружбу с ментом в агентстве закрывают глаза по двум простым причинам: Крис держится чуть в стороне и не докладывает о каждом своём шаге, а если и делится крупицами информации, то с Надей, а Надя (Надин, как она представляется для клиентов) умеет язык за зубами держать, и Крис за это ей благодарна.       Крис знает, что у неё нет шансов: на такую, как она, мужчина не посмотрит. Он будет видеть в ней проститутку, даже если она пойдёт отмаливать все свои грехи в церковь. Просто не воспринимает как женщину.       «Мы для них как вещь, так что перестань лить слёзы, Ольга», — одёргивают как-то Олю в агентстве, и слова отпечатываются у Кристины на подкорке.       — Ничего не случилось.       — Что, влюбилась? — поддевает её беззлобно Надин. — Да шучу я, у тебя больно лицо серьёзное.       — Никогда ещё в жизни так не обламывалась, — Кристину прорывает. — Гриша всего лишь позвонил, а я, дура, сорвалась и побежала, как щенок, к хозяину, всё подготовила, а он… Заявился с другой бабой. Ладно, заявился, хрен с ней, не обязан мне ничем, но предупредить ведь можно было, что будет не один? Он заявляется ко мне домой и тащит бабу, с которой я до этого вообще никак не…       Надя устраивается поудобнее, упираясь локтем в лакированную поверхность столешницы. У Крис глаза на мокром месте, сейчас расплачется, сердце щемит, и Надин самой становится тошно.       — Подруга, а когда менты были честными? — она приподнимает брови, иронизируя, и Крис слабо улыбается в ответ. Для Нади это небольшая, но победа.       — Знаешь, порой мне кажется, что мы прокляты. Да, прокляты. Ничего нормального у нас быть не может. Вот и достаётся всякое…       Порой Кристина думает, что ей досталась вещь намного ценнее всего — дружба с Измайловым, и ей стоило бы быть благодарнее к судьбе. Она знает, что может положиться на него, и он не откажет в помощи, если она попала в беду, но затем Крис вспоминает, что порой проворачивает Гриша, и на что она идёт… Так с друзьями не поступают, и в такие моменты на ум приходит слово одно — вещь.       Гриша Измайлов ею не брезгует, но и сам не прочь попользоваться.       — Да кто ж спорит. Тогда брось его. Скажи, чтобы катился ко всем чертям.       — Не могу, Надя. Мне… Мне теперь только страдать?       — Как знать, — пожимает та плечами. — Быть может, однажды всё изменится. Или… Может, не стоит пылать чувствами к человеку, который просто не повёл себя как мудак. Понимаю, у нас такое редко, но всё же…       — Надя, я его люблю, понимаешь?       Это не закончится хорошо, что иронично, это понимают обе: и Надя, и Крис. Но Надин слышит в словах Кристины не одну бессонную ночь, что она провела в размышлениях или слезах. Она уверена в своих чувствах, они душат её, и Надя знает, если бы Кристина могла, то она вырвала бы всё с корнем, как они обычно и делают, но…       — Но не так, как он любит тебя.       — Если вообще любит.       — Любит, но как человека.       По лицу Крис видит — неприятно ей это слово, ненавидит его, видимо, ведь пришла у таким же выводам, но это так, и Надин завидует ей — любит как человека, а не как вещь. Ну и что, что не как женщину, не нужно ей это.       Ей нет, а вот Кристине — да.       — Это не…       — Не то, что ты хочешь, — заканчивает за неё Надя, — но то, что дорогого стоит, а в нашем деле, знаешь, такое редкость.       — И что мне, ему благодарной быть? — издевательски произносит Кристина с болью в голосе.       — А вот и будь. У кого-то и этого нет.       Крис вытирает слёзы, размазывая тушь и тональник по щекам. Кивает, делая глоток заказанного коньяка, вновь кивает, только теперь уже глядя на Надю. Кристина — сильная, упадёт, встанет, отряхнётся и пойдёт себе дальше, укутанная в любовь человеческую Гриши.       От такой любви хочется выть и на стенку лезть.       Но другого у неё нет.       (И, видимо, не будет).