Фауна и флора Кэртианы в лицах

Однажды Олаф Кальдмеер превратился в котика и был этим очень недоволен, потому что он верный эсператист и к тому же не привык, что у него лапки. Хотя втайне признал, что когда тебя носят на руках, гладят и чешут за ухом – это приятно. Однажды Рамон Альмейда превратился в котика и тоже был этим очень недоволен, потому что тоже не привык, что у него лапки. И к тому же его никто не смог поднять. Но когда тебя гладят и чешут за ухом – это приятно, да. Однажды Ротгер Вальдес превратился в котика и очень этому обрадовался, потому что теперь можно было бродить по крышам, валяться на столе альмиранте и качаться на шторах в его кабинете, чем Бешеный и занялся. Хотя про шторы это он зря – на котика рука у альмиранте не поднялась, но Вальдес в конце концов превратился обратно в человека. Рокэ Алва тоже превратился в котика, но разницы никто не заметил.Он по-прежнему на всех шипел, царапался и ходил с независимым видом, гордо задрав нос… хвост… и то, и другое, в общем. Только вместо вина стал лакать валерьянку. Когда в котика превратился Лионель Савиньяк, разницы тоже никто не заметил, потому что он продолжал вести себя, как человек — ходил на службу, отдавал приказы и пронзал мысли противников, глядя на портреты в нежно-розовой рамочке, а еще запустил в подвал крысиного короля*. Фердинанд Оллар превратился в роскошного персидского кота и теперь с недоумением смотрел на свою супругу, которая почему-то превратилась в белую крысу. На счастье Катарины, персидские коты очень далеко отошли от диких собратьев, а потому недоуменными взглядами все и ограничилось. Арлетта Савиньяк очень старалась превратиться в красивую породистую кошечку, но получалось только в большую, коричневую и крайне бородавчатую жабу. Когда Ойген Райнштайнер превратился в котика, он вдумчиво исследовал данное состояние и нашел его весьма удобным. В некоторых моментах. В каких — Ойген афишировать не стал, потому что он был очень умным. Квентин Дорак даже в облике котика остался теневым правителем Талига и продолжил любить шадди. Правда, теперь он требовал добавлять в него сливки. Много сливок. Очень много сливок. Вернер фок Бермессер тоже превратился в котика, но обнаружилась одна проблема — у него на котиков была аллергия. Особенно на Вальдеса. А еще он до обморока боялся мышей. Всех остальных зверей, впрочем, тоже. Марианна Капуль-Гизайль превратилась в очень милую британскую длинношерстную кису и этим крайне нервировала Коко, который превратился в веерного попугая. Марианна уверяла супруга, что охотничьих порывов он в ней не вызывает, но Коко все равно старался сидеть повыше и иногда прятался в клетки морискилл. Морискиллы в восторге не были. Однажды принц Фридрих Зильбершванфлоссе превратился в котика породы манчкин. Он очень обрадовался и пошел охотиться на крыс, поскольку считал себя великим охотником на грызунов. Крыс он, к своему счастью, не нашел, но это был первый в истории случай, когда коту набил морду домашний хомяк. Август Штанцлер тоже однажды превратился в котика, но поскольку это был сфинкс, то Штанцлер тут же превратился обратно. По его мнению, этот облик был некрасивым и крайне непрактичным. Особенно для старого больного человека. Однажды Ричард Окделл превратился в котика и тоже пошел охотиться на крыс. Крысу он не поймал, зато получил проповедь от матушки о том, что превращаться в котиков противно Создателю. Ричард устыдился и пообещал больше так не делать, разве что если понадобится для возвращения Великой Талигойи. На это госпожа герцогиня милостиво согласилась. Сама Мирабелла Окделл ни в кого не превращалась. Она была выше этого. И потом, если бы Создатель хотел, чтобы люди были котиками, он создал бы их котиками. Однажды Робер Эпине превратился в котика… В Grumpy Cat.** Альдо Ракан, глядя на друга, тоже захотел превратиться в котика, но получилось только в помесь золотистого ретривера и питбуля. Однажды Валентин Придд превратился в котика. Это был очень странный котик — вместо лапок у него были щупальца.*** Когда Алва превратился в котика, Хуан как верноподданный соберано тоже собирался превратиться, но поразмыслив, отказался от этой идеи — должны же быть хоть у кого-то в доме человеческие мозги и отсутствие лапок. Однажды Марсель Валме превратился в котика породы турецкий ван. Он полюбовался на себя в зеркало и решил, что таким себе тоже нравится, а потом внезапно поймал крысу. И очень удивился. Особенно тому, что крыса оказалась пушистой, рыжей и совсем не агрессивной. Еще больше удивился его младший брат, у которого пропала морская свинка. Однажды Эмиль Савиньяк превратился в котика и сразу пошел по кошечкам. Надо было, конечно, ловить мышей, но кошечки были интересней. Однажды Арно Савиньяк младший превратился в котика-ориентала и сразу опробовал новые возможности — поиграл с хвостом Лионеля, забрался на крышу дома, попрыгал на Валентине Придде, а потом потерялся. Обратно его принес фельдмаршал Бруно и сказал Лионелю, что он все понимает, но все же просит в следующий раз терять своих братьев где-нибудь в другом месте. Однажды Отто и Пауль Бюнцы превратились в котиков, в морских котиков. И дружно улыбнулись Вернеру. Вернер упал в обморок. Однажды Арнольд Арамона превратился. Хотел в крупного красивого кота, но получилось в хряка. Впрочем, он не расстроился. Домашний хряк — это, конечно, не кот и не дикий кабан, но домашний хряк-выходец — это уже заявка. Луиза Арамона хотела превратиться хоть в кого-нибудь. Получилось в дворнягу. На радостях она облаяла хряка Арамону, крысу Катарину и Мирабеллу Окделл. Последнюю хотела еще и цапнуть, но побоялась, что ее утопят. Катарина Оллар превратилась в белую крысу. Она не хотела, так получилось. От расстройства она свалилась в чан с отбеливателем. Не сказать, что это сильно что-то изменило — белой она и так была, а крысой так и осталась. Однажды Мэллит превратилась в макаку. Окружающие напряглись, а Мэллит стащила на кухне колотушку и, радостно ею размахивая, пошла тискать котика Лионеля. Окружающие вздохнули с облегчением. Все же колотушка не граната, радиус действия и количество одновременно поражаемых целей у нее меньше. Однажды Селина Арамона превратилась в бактерию. И исчезла. Потому что в Кэртиане бактерий нет. Думать надо, в кого превращаешься. Однажды Раймон Салиган превратился в рыбу и понял, что попал в Закат. Быть постоянно в воде, а значит, постоянно ЧИСТЫМ — это точно Закат. Однажды Жиль Понси превратился в дикобраза и ужасно расстроился — его и так никто не любит, а теперь еще и не погладят. С другой стороны, пусть теперь его хоть кто-нибудь попробует пнуть. Однажды Луиджи Джильди превратился в плакучую иву. В целом он был не против. Стоять у пруда, опустив ветви, прекрасно соответствовало его самоощущению и мироощущению. Идеально было бы, если бы еще и Алва пришел под ним посидеть, но Алва всего лишь поточил об него когти. А потом пришел невоспитанный Альдо и задрал на него лапу. Впрочем, это тоже соответствовало мироощущению Луиджи. Однажды Хулио Салина превратился в медоеда. Окружающие судорожно вздохнули и куда-то рассосались. Хулио пожал плечами и пошел на доклад к альмиранте. К его удивлению, по дороге все прохожие куда-то рассасывались. И в Адмиралтействе все тоже куда-то рассосались. Все, кроме Рамона Альмейды. Альмейда, увидев вытянувшегося во фрунт медоеда, никуда рассасываться не стал, так как был человеком бесстрашным, только попросил превратиться обратно и впредь оставаться человеком, потому что Хулио и человеком отмороженный… то есть хорош. Однажды Руперт фок Фельсенбург превратился в померанцевого шпица и был чуть ли не насмерть затискан своей матушкой, поэтому сбежал на флот и долго прятался под койкой адмирала Кальдмеера. Кальдмеер доволен не был, но парня было жаль, поэтому прогонять его адмирал не стал, только поставил под койку корзинку с подушкой и положил Устав, велев выучить. Однажды принц Тергэллах превратился в котика. Морисские жрецы немедленно решили, что это влияние скверны с Золотых Земель, и Тергеллах поплыл жечь Агарис. Вспомнил, что уже его сжег, когда туда приплыл. Получилось неудобно. Однажды Леонард Манрик превратился в рыжего кота и сразу пошел ловить мышей, в которых попревращались интенданты. К сожалению, этого никто не оценил. Сколько ни лови мышей, для заботы и поглажек всегда находятся другие котики. Однажды Берто Салина превратился в котенка. В котенка черного леопарда. Альмейда посмотрел на него, вздохнул, сказал, что Берто весь в отца, потом завернул его в плед и устроил в корзинке возле камина. Все же для леопардов климат в Хексберг неподходящий. Однажды Айрис Окделл превратилась в кошечку, дикую, но симпатичную. Герцогиня Мирабелла, увидев новый облик дочери, завизжала и кинула в нее Эсператией. Айрис обиделась и сбежала в столицу к брату. Ричарда она не нашла, зато нашла Алву. Первый маршал при виде юной герцогини Окделл спрятался за Хуана, а потом сбежал задворками к Лионелю, велев пристроить девицу в свиту королеве. Когда Айрис прибыла ко двору, кардинал Сильвестр подавился шадди, Катарина упала в обморок, ее дамы, превратившись кто во что горазд, забились под мебель (и кое-кто там застрял), а остальные придворные еще долго ходили, икая и оглядываясь. Что поделаешь, до этого в Кэртиане ликоев**** не видели. Однажды Хайнрих Гаунау превратился. В капибару. И это был полный провал. Дочери Хайнриха, посмотрев на папу, решили не превращаться. Они были умными женщинами и трезво рассудили, что лучше уж остаться человеком, чем стать какой-нибудь… медведкой. Однажды соберано Алваро превратился в крокодила, но ему пришлось тут же превращаться обратно. Как-то не хотелось стать сумочкой или туфельками королевы Алисы, которая уж очень плотоядно на него смотрела. Однажды Эстебан Колиньяр превратился в бультерьера, очень дурно воспитанного бультерьера, и тут же полез кусаться к Ричарду. Ричард от неожиданности превратился в котика и расцарапал ему нос. Эстебан обиделся, вызвал его на дуэль и притащил с собой свору таких же дурно воспитанных собак. После этого расцарапал его уже Алва и отнюдь не нос. Однажды Герард Арамона превратился в петуха и тут же вынужден был спасаться бегством от Марселя Валме. Коты, знаете ли, ОЧЕНЬ не любят, когда их будят. А уж птице за такое сам Создатель велел хвост оборвать. Святой Оноре ни в кого превращаться не стал. Он, будучи человеком верующим, тоже считал, что Создатель создал людей людьми, чтобы они были людьми, а не кем-то там. Но также он считал, что люди несовершенны, а значит, имеют право на маленькие слабости. Поэтому он никого не стал осуждать, а вместо этого подлил сливок Дораку, выловил из чана с отбеливателем и высушил Катарину, угостил дыней Жиля Понси (погладить все же не рискнул) и Хайнриха, погладил медоеда Хулио Салину, а потом сел под иву-Джильди и начал читать ему вслух Эсператию, поглаживая и почесывая за ухом задремавшего после крайне удачной охоты Леонарда Манрика. А потом в Кэртиану пришел Ринальди Одинокий и превратился большого, толстого и очень пушистого полярного лиса. Можно сказать, что в Кэртиану пришел полный песец.