/International Love — Pitbull/
— Скажи, где ты был, когда я соглашался на эту работу? — Стоял рядом и отговаривал тебя, — с насыщенно-гранатовых губ Сонхуна слетает смешок, действующий на его друга, как красный флажок на быка. — Брехня, — Николас на секунду прекращает свою беготню по ту сторону барной стойки. — Ты стоял рядом, верно, но не отговаривал, а наоборот, что-то там шептал о том, что мне надо соглашаться! И посмотри, куда ты меня втянул?.. О, и даже не думай сейчас невинно глазками хлопать. Много натуралов знаешь, которые работают барменами в гей-клубе? М?.. Я вот тоже ни одного! Да, платят хорошо, но я тут скоро коньки откину! — Да уж… лучше вернусь, когда ты перебесишься, — решает Пак и, сделав последний глоток любимейшей текилы, встаёт из-за стойки, с лебединой грацией направляясь в глубь зала, залитого неоново-зелёным светом с вкраплениями из золотых лучей, плавно скользящих по тёмным стенам. — Не возвращайся! Отвлекаешь только! — кричит вслед. Последний вечер воскресенья в любимом клубе, перед началом новой учебной недели, — нет ничего лучше. Сонхун влюблён в эту атмосферу полного расслабления и беззаботности о внешнем мире. Есть только коктейли всех видов, каких только душа пожелает, мужчины разных возрастов на разный вкус и ты. Он бы сказал, что Бог любит троицу, но вспоминать Господа в месте, где за каждым углом шепчутся или целуются парни, — не лучшая идея, поэтому воздерживается, наслаждаясь приятными битами песни, что диджей врубил минуту назад. Пак прикрывает глаза, вдыхая полной грудью микс из чужих парфюмов, вытеснивших из громадного помещения весь свежий воздух. Но так даже лучше. По бледному лицу скользят лучи подсветок и чужие заинтересованные взгляды, но в планах его владельца на сегодня только отдых, без всяких скоротечных романов. Тонкие пальцы словно в замедленной съемке обводят завидную линию челюсти, опускаясь ниже, к ряду блестящих под непослушным освещением пуговиц бирюзовой шелковой рубашки; поддевают первые две, подставляя под голодные взгляды острые ключицы, которых накануне вечером коснулась мягкая кисть, равномерно нанёсшая тонкий слой хайлайтера. Подперев массивную колонну плечом, Сонхун еле шевелит губами, про себя подпевая популярному треку, уносящему тебя в далёкие двухтысячные, и всматривается в каждого, кого примечает его внутренний радар; но внутренним ориентирам тоже свойственно ошибаться, собственно поэтому Пак вскоре прекращает любимую забаву, разочарованно щёлкая языком по нёбу. Поворачивается в сторону бара, вглядывается, а Николас продолжает вертеться юлой, создавая напитки, очередь за которыми, стоит только моргнуть, увеличивается на n-ное количество раз. Он сосредоточен, говорит кратко и по делу, но даже с такого большого расстояния Сонхун замечает его напряжённые желваки и вселенское раздражение в чёрных зрачках, когда кто-то из очереди задаёт примитивный вопрос: «Где мой заказ?», а второй подхватывает моду, бубня что-то про книгу жалоб. Смахнув с глаз непослушные чёрные пряди, Сонхун уверенной походкой от бедра направляется обратно к другу, одним испепеляющим взглядом грозящему разнести всё вокруг. — Бармен, — тянет певуче, умело проскользив мимо недовольной очереди так, словно вместо пола находится ледяной каток. — Могу я сделать заказ? — Опять ты… — вздыхает горько Ван, потирая переносицу. — Чего он лезет без очереди?! — Захлопнись, — рявкает явно уставший Ван, злобно зыркая в сторону возмутившегося незнакомого мужчины. — Конечно ты можешь сделать заказ, но только учти, что в напиток я обязательно добавлю крысиного яда, — произносит с очаровательной улыбкой в конце, вновь повернувшись к Сонхуну, которому, кажется, есть что сказать, помимо кучи подколов. Кивок в немом вопросе, и вот Пак, деловито водя пальцем по мраморному столу, выдаёт: — Я могу помочь тебе с баром. — Иди лесом, — второй лишь взмахивает рукой, продолжая выискивать потерявшуюся текилу необходимую для маргариты, заказанную человеком, успевшим обсыпать его с ног до головы проклятиями, по крутости способными сравниться лишь с оскорблениями детсадовцев, (это забавляет Николаса). — Эй, ты ведь прекрасно знаешь, что мутить коктейли я умею не хуже тебя. Всего каких-то жалких минут постою тут, избавлю тебя от страданий, как самый лучший друг, а ты успеешь устроить себе незапланированный перекур… — Сонхун довольно толкается языком за щёку, когда Николас останавливается в процессе взбалтывания злополучной маргариты. Напиток лаймового цвета на долю секунды отвлекает всё внимания Сонхуна, но Николас тут же возвращает его на место своим кивком: — Ладно, я согласен. Тридцать минут, Сонхун, тридцать минут. Очень надеюсь, что по моему возвращению тут всё будет целым и невредимым, — смотрит не как обычно: задорно с крупицей сарказма, а строго, по спине Пака аж холодок пробегает, — так в детстве на него часто смотрел отец. Хун сглатывает, растерянно моргая, пока второй, на скорую руку разобравшись со старыми заказами, выходит из-за стойки, расслабленно потирая напряжённую шею. Начинает играть следующая песня; все уходят либо в глубь танцпола, чтобы отдаться искусству музыки, либо ещё дальше, к диванам, обитым палёным бархатом, чтобы отдаться понравившемуся красавцу. Николас кривит губы, когда мимо него, сладко воркуя, проносится одна такая парочка. Сонхун, заметив такую реакцию, делится: — Чтоб ты знал, прошлый бармен тоже был гетеро. Вам так больше платят? — В принципе, да… Лично мне докинули сотку на счёт, взяв письменное обещание, что я не буду флиртовать с клиентами, — посмеивается, вспоминая забавный диалог с работодателем, после чего резко замолкает, вызывая на лице Сонхуна немой вопрос. — Забыл сказать. Я, конечно, вернусь быстро, но пока меня не будет, к тебе сто процентно подойдёт один парень: высокий такой, брюнет, зовут Рики; ты не должен продавать ему алкоголь, понял? Он будет клянчить, но нет, — оглядывается и, наклонившись, договаривает: — Он ещё несовершеннолетний… — Что несовершеннолетний здесь забыл? — вспыхивает Пак, а потом, после шиканья друга, добавляет тихо: — Ты хоть понимаешь, что у тебя из-за этого могут быть проблемы? — Не тупой, спасибо, но у меня не было другого варианта. История долгая, расскажу как-нибудь потом, — похлопывает того по спине, желая удачи, и исчезает из поля зрения, подобно призраку в ночи. Закинув в рот дольку лайма, даже не поморщившись, Сонхун приступает к работе, ловя себя на мысли, что позже надо будет потребовать от Николаса часть заработанных честным трудом денег, несмотря на то, что тот даже слушать не станет, — уже проходили.✗✘✗
— Две «Мимозы», пожалуйста. — Понял. Кстати, хороший выбор, — Сонхун подмигивает по инерции, неловко отводя после этого взгляд от хмыкнувшего парня и его кавалера. Охлаждённый бокал, апельсиновый сок и просекко, — всё идеальное просто. Сонхун, как ни странно, благодарен своей бессоннице, ведь, пока он пустым взглядом сверлил потолок, размышляя о смысле жизни, Ван, сопящий прямо за рабочим столом, в сонном бреду частенько мантрой повторял состав и процесс приготовления коктейлей, без знания которых его навряд ли бы взяли в такое статное заведение. И кто бы мог подумать, что бодрствующий мозг Хуна решит запомнить всю эту информацию и занести её глубоко под корку? Хотя, лучше бы он также успешно запоминал тексты всех тех песен, которые Николас поёт, пока принимает душ, — это для того чтобы потом его стебать или же наоборот, петь вместе с ним караоке по вечерам. Проходит двадцать с лишним минут: загадочного Рики на горизонте не наблюдается, ровно как и Николаса, который, судя по времени его отсутствия, решил самолично изготовить себе сигарет; заказы всё поступают, а количество рук у Пака так и не увеличилось. Оттирая от мраморной поверхности сладкие брызги расплескавшегося коктейля, (Сонхун забыл название и вспоминать не хочет, ибо тогда его глаз уж точно начнёт дёргаться), Пак вкладывает в это нелёгкое дело всё своё негодование на самого себя. Кто тянул его за язык, когда он предлагал свои услуги помощника бармена? Искренние дружеские чувства. К чёрту их. Кажется, весь мир разом решил ополчиться против него. Отбросив тряпку в раковину, он с громким вздохом опирается руками в стол. Может, по-тихому уйти, перед этим оставив для Николаса где-нибудь на видном месте записку с извинениями и корявым сердечком в конце? Не вариант, а жаль. Может, загадать желание падающей звезде? Сонхун задумчиво переводит взгляд к потолку, хмыкая со своего безвыходного положения, затем невольно обращает внимание на танцующую толпу, точнее на конкретного парня, сильно выделяющегося из общей массы. Симпатичный незнакомец хмурится, что-то быстро печатая в телефоне, захваченном в плен узловатых пальцев с парой колец, держащихся лишь благодаря костяшкам. Его карамельного цвета губы поджаты в недовольстве. В момент, когда чужой язык обводит нижнюю полную губу, Сонхун, отзеркалив, облизывает свои губы, стараясь разглядеть как можно больше деталей явно расстроенного чем-то красавца. Разноцветные лучи, оставляют на чужой бронзовой коже мимолётные поцелуи, когда скользят по невысокой, но крепкой фигуре; танцующие парни то и дело задевают его, словно и не замечая, а он продолжает стоять на месте, яро строча кому-то очень длинное сообщение. Неожиданно незнакомец, которого Сонхун мгновенно окрестил «Волчонком», из-за сильного сходства с данным животным, (в основном из-за мужественного профиля), отрывается от экрана, почувствовав на себе чьё-то внимание, и теперь смотрит ровно на пойманного с поличным Хуна, в свою очередь забывшего, как дышать. Теперь этот парень ещё больше напоминает волка. Глаза с золотым отливом завораживают настолько, насколько это только возможно. Волчонок чуть наклоняет голову вправо, пряди крашеных в блонд волос с отросшими тёмными корнями теперь спадают ему на глаза, Хун копирует, замечая, как уголки губ второго приподнялись в неловкой улыбке. Конец. Занавес. Аплодисменты. Сонхун слышит этот волшебный «дзынь» всеми фибрами своей души, пока глядит на того, кто оживил дремлющих бабочек в его животе за одно мгновение. Дзынь… Дзынь! Пак подрывается с места, когда к затуманенному разуму приходит осознание того, что этот романтичный звон никак не знак судьбы или высших сил, а не вовремя подошедший клиент, безостановочно жмущий на настольный звонок, очень похожий на те, что можно встретить на ресепшене в туристических гостиницах. Волчонок удивлённо вскидывает брови и, убрав телефон в задний карман джинс, заинтересованно хмыкает. — Выбрал, что будешь пить? — Сонхун опускает все формальности и вступительную речь, сложив руки на груди, пока стоящий напротив молодой парень в кожанке и кучей пирсинга в ушах отрицательно качает головой, затем, ойкнув, кивает. — Ну так скажи, я мысли читать не умею, а если бы и умел, не стал. — Просто соджу… пожалуйста, — парень нервно закусывает губу, глядя на главный вход. — И побыстрей. Недоверчиво оглядев его с ног до головы, Сонхун наклоняется к мини-бару под стойкой и, порывшись там недолго, с характерным звуком ставит холодную запотевшую бутылку напитка перед немногословным брюнетом. Кинув фразу «Оплата картой или наличкой?», Пак не выпускает из рук соджу, глядя на второго, словно что-то не так. — Оплатил, — парень тянется к заветной бутылке, но, когда Хун отодвигает её, он переводит на него вопрошающий взгляд. — Слушай, как тебя зовут?.. — Дешёвый способ познакомиться, дедуля, — фырчит, пытаясь забрать принадлежащее себе по праву богатства. — Что за дела?! — Имя, — серьёзным тоном повторяет Пак, хмурясь, получив в ответ неуверенное «Кхм, Чольсу…», вздыхает: — Держи. — Поучись подкатам, серьёзно говорю, — смеётся странный Чольсу и, салютуя, уходит. — Вы у всех клиентов имена спрашиваете или у тех, кто в вашем вкусе? Бабочки в животе и под рёбрами с новой силой взмахивают крыльями, будоража приятное и немного пугающее чувство внутри замершего Сонхуна, а всё из-за голоса с бархатной хрипотцой и приятным слуху акцентом. Пак оборачивается через плечо, сталкиваясь с парой пронзительных золотых глаз и улыбкой, обнажающей верхний ряд зубов с заострёнными клыками. — Ну… — тянет Хун, стараясь сформулировать хоть одно дельное предложение. — Вообще, я тут даже не работаю, так, помогаю другу, так что… — пожимает плечами, решив, что это идеальный вариант завершения своих слов, а Волчонок тянет забавное: «А-а-а», кивая болванчиком. — Будете что-нибудь заказывать? Коктейль дня — «Маргарита». Второй молчит, продолжая улыбаться непонятно чему, а Сонхун не знает, куда себя деть от этого насквозь пронизывающего взгляда. — Шим Джеюн, можно просто Джейк. — Простите? — Меня так зовут, — поясняет очевидное парень, облизывая губы, (неужели это его привычка?). — И я бы хотел, чтобы вы сами выбрали мне напиток. Сонхун мешкается от такой просьбы, но виду не подаёт: усмехается и, приблизившись непозволительно близко, чертовски медленно плывет взглядом по чужому лицу. Ритм сердца давно слился с ритмом звучащей на заднем плане песни, а румянец на скулах заметить при таком играющем освещении будет очень сложно, так что Хун ни о чём не переживает, пока внимательно, подобно самому серьёзному критику, всматривается в детали. Джейк специально прячет улыбку, и Пак понимает, что уголки его сердцевидных губ приподняты сами по себе. «Вылитый Джокер», — думается мимолётно, ведь харизма второго, кажется, затмила всех в заведении. Взгляд цепляется за нижнюю губу, затем за крошечные трещинки, заполненные уже засохшей кровью, такой же бордовой, как клетчатая рубашка, облегающая статное тело. — Я остановлюсь на «Кровавой Мэри», — озвучивает секундой позже, отстраняясь. Когда Джейк наконец отвлекается на свой звонящий телефон, Сонхуну становится легче дышать, — платиновые зрачки выжигали на его коже метки, отчего руки дрожали, лёд норовил высыпаться, томатный сок — вылиться больше нужного, а бокал — выскользнуть из пальцев. Сейчас же всё шло как по маслу: без единой ошибки и страха провалиться, как перед итоговым экзаменом. Сравнив итоговый результат с картинкой на висящем светодиодном экране, Пак удовлетворённо вздыхает. — Ваш коктейль… Джейк, — по телу пробегают десятки мелких электрических разрядов, когда чужие пальцы ненароком касаются его, пододвигая бокал к себе. — Благодарю, — тот замечает, как дёргаются длинные ресницы Сонхуна от их случайного тактильного контакта, и произносит томно: — Не хотите назвать мне своё имя?.. — Сонхун, мать твою! — громкий голос приближающегося Николаса опережает Пака. — Я же нормальным языком тебе сказал, не продавать ему ничего! — с ним под руку идёт насупившийся Чольсу. Его брови сведены на переносице, а губы то и дело передразнивают фонтан возмущений старшего. — Рики, угомонись! — Но это же Чольсу?.. — Сонхун даже не знает, что ответить, растерянно глядя сперва на гневного друга, затем на парня, брыкающегося из цепкой хватки на своих тонких запястьях. Вся суть ситуации становится понятна не сразу, лишь после того, как Николас удивлённо раскрывает рот, поворачиваясь к откровенно смеющемуся подростку, в голову которого соджу, кажется, ударить успело. — Чольсу? Что за бред ты ему наплёл?! — А что я ещё должен был делать? Сдаться в руки закона? Да никогда в жизни! — Нишимура Рики, ты — труп, если я сейчас позвоню твоей матери, — шипит Ван, грозя тому пальцем, совсем забыв про неловко топчущегося на месте Сонхуна, ощущающего поалевшие кончики своих ушей. — О-о-о, хён, да? А, по-моему, трупом станешь ты, если мама узнает, куда ты меня привёл, — подросток улыбается лисьи, заставляя Николаса поджать губы, ведь всё сказанное является правдой. Схватив за плечо норовящего сбежать куда подальше Нишимуру, Ван прикрывает глаза, мысленно составляя последовательность своих следующих действий, — это для того, чтобы ничего больше не ускользнуло от него, не дало течь. — Вышел покурить, называется, — цокает языком по нёбу, и смотрит на провинившегося Сонхуна, игнорируя хохот Рики: «О, так ты ещё и курильщик, хён. Тебе точно конец». — Можешь идти, дальше я управлюсь и сам. — Николас, прости… — Хун, не сейчас, — обрывает его, а Сонхун не спорит, смиренно кивая. В любом случае, он попросит прощения ещё раз, но позже, когда они вернутся домой, в разное время, но не суть. Плюс Вана в том, что он остывает также быстро, как злится, а если задобрить его кусочком чизкейка, то подавно. Отхватив себе жестянку магазинного мохито, Сонхун удаляется от бара в сторону кресел и диванов, пряча глаза за густой чёлкой. Надо же было так облажаться, ещё и перед симпатичным парнем. Кажется, даже Купидоны горько вздыхают, наблюдая за такой картиной. Мягкая обивка просторного кресла прогибается под встречным весом, и Сонхун прикрывает глаза, откидывая голову, забитую полным багажом мыслей. Жестяная банка приятно холодит горячую ладонь и пальцы, но вот влага от неё заставляет парня скривить губы. Первый глоток освежающе-сладкого напитка будто попадает прямиком в кровь, оседает на кончике языка и губах. Сонхун блаженно облизывается, фальшиво радуясь тому, что сквозь кучу людей вид на бар, а следовательно на загадочного Волчонка, ему закрыт напрочь. Попасться на прицел чужих глаз после такой нелепой сцены не хочется совсем. — Я подсяду? А, точно, сегодня вселенная устроила ему бойкот. Как можно было забыть? Не дождавшись ответа, Джейк с улыбкой приземляется в кресло напротив, закидывая ногу на ногу, чтобы выглядеть ещё круче, хотя куда уж больше, и демонстративно делает глоток Кровавой Мэри, произнося мгновенно: — Коктейль вышел восхитительным. Я не фанат алкоголя, но с вами, кажется, сопьюсь, — и смеётся, обнажая клыки. — Рад, что понравилось. Хун позволяет себе улыбнуться, когда Шим предлагает им перейти на «ты», ведь разницы в возрасте как таковой и нет.✗✘✗
— Значит Сонхун? — невпопад проговаривает Джейк, боясь, что его не услышат из-за громкой музыки. Проговаривает медленно, вкушая чужое имя, ассоциирующееся у него лишь с каким-нибудь принцем из сказочных книг. — Пак Сонхун, — поправляет второй, с неподдельным восхищением разглядывая оголённые по локоть руки Шима. По ним можно изучать мышцы предплечья, настолько всё точёно. Джеюн с придыханием тянет: «Красиво…», понимая, что Сонхун не ассоциация, а живой пример сказочного принца. Ему нужно посвящать серенады, картины, абсолютно всё. Хотя… Джейк прищуривается, кусая губу. Пак похож на принцессу, Белоснежку, если быть точным. Уста алые, как розы; волосы чёрные, как смоль; кожа бела, как снег. Вылитый Пак Сонхун. — Знаешь, — начинает Шим, — Будь я геем, бесповоротно влюбился бы в тебя. — В смысле «будь»?.. — Сонхуну кажется, что весь мир в миг рассыпался на мельчайшие осколки, как разбитое об пол зеркало. — Так ты не?.. Смех Джейка служит вполне ясным ответом. — Ты забавный, — смахнув выступившую слезу, произносит Джеюн, пока второй впивается короткими ногтями в свои ладони, чувствуя рождающееся внутри него негодование. — Как ты только об этом подумал? — О чём я должен был ещё думать, выпивая с парнем в гей-клубе? Если Шим ещё хоть раз беззаботно улыбнётся, Пак его придушит, он клянётся. — Я приехал сюда за своим другом, но, — замолкает, потирая шею. — Но, как я понял, он ушёл раньше и точно не один, если ориентироваться по его довольным голосовым. Сонхун тянет негромкое «м-м-м», как знак того, что теперь ему всё понятно, и, загадочно усмехнувшись, выдаёт: — Один мой друг как-то сказал, что хорошая музыка и не менее хороший коктейль испортят любого натурала. — Не меня, — обрубает Джейк, на что Пак закатывает глаза, в мыслях искренне надеясь, что время всё покажет. — Тогда позволь спросить, почему такой шикарный парень, как ты, продолжает сидеть в таком заведении, распивая уже второй по счёту бокал мохито в компании из обычного гея, как я?.. Вопрос, ответ на который Сонхун хочет услышать больше всего, несмотря на тонкую пелену страха, вводит неловко усмехающегося Джейка в ступор. Он колеблется и впервые за вечер не может смотреть в омут чужих глаз, — его сомнения ложатся на душу Пака, подобно целебному бальзаму с примесями из недопонимания: к чему были все эти взгляды, вопросы, к чему был весь флирт, если Джейк потом решил свести всё на «нет» одним лишь своим словом? Шим Джеюн или же Волчонок, — странный, но что-то в нём поймало Хуна на удочку./Light Switch — Charlie Puth/
Лениво подперев щёку ладонью, Пак тяжко вздыхает, пока зал заливает следущий трек, приятно обволакивающий всё вокруг, а свет окрашивается в нежно-лавандовый. Сонхун не успевает с издёвкой протянуть «Так и будешь молчать?», ведь Джеюн резко оживляется, во взгляде больше не плещет неловкость и задумчивость, а губы вновь растянуты в широкой улыбке. — Моя любимая песня! Идём танцевать! — чуть ли не восклицает он, возбужденно поднимаясь с места и хватая за руку отнекивающегося Сонхуна. — Давай же-е-е! — тянет, когда Пак столбом стоит посреди заполненного танцпола, где каждый неверный шаг может привести к смерти от давки, и злобно зыркает на него. — Танцев в моих планах на сегодня не было, — хмурится Пак, а Джейк на такую причину отказа посмеивается и, приблизившись, шепчет уверенно: — Меня в твоих планах тоже не было, но, готов поспорить, ты не сильно-то против… — Хун ловит себя на мысли, что тяжело сглатывает, когда в нос ударяет древесный парфюм, а чужие губы невесомо касаются нежной кожи. — Ладно, просто стой и будь хорошеньким. У тебя отлично получается. «У тебя отлично получается», — безобидная фраза повторяется в голове Сонхуна эхом и берёт его на слабо, заставляя стиснуть зубы и, нарочно задев Джеюна плечом, пройти дальше, прежде чем полностью отдать своё тело струнам льющейся музыки. Каждая клеточка тела словно фильтрует биты сквозь себя, чувствуя их и вкладывая в каждое плавное движение бёдрами, плечами; в каждый полный искушения взгляд. Джеюн не смеет шевелиться и моргать, пока его сознание впитывает в себя Сонхуна, целиком и полностью; пока зрачки расширяются, когда он понимает, как же волшебно выглядит брюнет под неоновыми лучами и с этой хитрой усмешкой на алых губах; пока Хун стоит на расстоянии вытянутой руки, Джейк чувствует странное чувство, заставляющее его глупо улыбаться от счастья, что такое представление, несмотря на кучу зрителей, посвящено ему одному, но в то же время это чувство заставляет его ревновать, ведь сложно не заметить огромного количества оценивающих голодных глаз, направленных именно на Пака. Пятернёй взъерошив ранее уложенные волосы, Джейк стремительно приближается к Сонхуну, без лишних слов окольцовывая его талию одной рукой, а второй хватая за острый подбородок. Взгляд к взгляду. Сонхун может видеть своё идеальное отражение в чужих угольных зрачках, в которых черти пляшут. Кажется, в следующий миг они одновременно слышат тихий «дзынь» и видят в глазах друг друга северное сияние. Джейк прижимается к приоткрытым губам своими. Тепло чужих мягких губ окутывает его, а кисло-сладкий вкус мохито становится ясен лишь после того, как Шим решает поцеловать Пака с бóльшим напором, когда понимает, что тот обнимает его за шею, притягивая к себе. — Ты заводишь меня так же просто, как щёлкаешь выключателем… — Джейк пропевает это так, чтобы слышал один лишь Пак. Сонхун лишь сильней сцепляет руки в замок за чужой шеей, целуя так, словно в Джеюне находятся последние частицы кислорода: с искренним желанием. Огонь внизу живота поднимается выше, от него горят скулы, шея, взгляд, — всё. Если Сонхун — огонь, Джейк с радостью в нём сгорит. Хун утягивает загипнотизированного Шима за собой в сторону гардеробной персонала со словами «Идём…», и тот идёт, облизывая припухшие губы. Он обязательно признается в том, что ранее сказанные им слова, расшифровывающиеся как: «Я не гей», — всего лишь спонтанная глупая шутка, и что на самом деле в этом клубе он ждал не друга, а кавалера, успешно слившегося до начала свидания. Расскажет, но позже, ведь невозможно говорить, пока язык заплетается, тело обдаёт дрожью, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди, когда в тесной комнатушке Сонхун стоит перед ним на коленях, чувствуя на языке грубую солоноватую кожу, и, втягивает щёки, через растрепанные пряди нагло глядя на чужие муки. Определённо невозможно.