Бледнее.
Бледнее.
Еще бледнее…
Пока весь мир не потеряет очертания, пока его тело не погрузится в этот белый цвет.
Пока безумный шум и грохот ужаса в его голове не растворится в белом, как в теплом молоке.
Пока наконец-то все, что было в его разуме, не потеряется навсегда в этой белой пелене…
… и еще бледнее.
— — - — - — - —
Гарри Джеймсу Поттеру семь лет, когда его тетушка Петуния в иступленной и бестолковой ярости избивает его тяжелой статуэткой в форме кошки, до состояния, когда он прекращает чувствовать что-либо, кроме
боли, и все, о чем он может думать, это только
боль. Женщина оставляет его в собственной крови и с нечетким сознанием, чтобы спустя час найти его все еще на полу и забеспокоиться.
Ребенок не начинал свою сумасшедшую регенерацию также, как он всегда делал. Несколько раз она толкает его ногой, но, не получив никакого ответа, ни единого стона боли или всхлипа страха, она осторожно опускается перед маленьким телом на колени, игнорируя большое количество крови, и дрожащей рукой пытается нащупать пульс.
Но ничего не ощущает.
В панике она собирает его тело, перенося чрезмерно легкого в сравнении с ее сыном племянника в машину, и как можно скорее едет к той горе, о которой экскурсовод рассказывал ей и ее мужу. Гора Эббот, место, где дети и взрослые постоянно пропадают и никогда больше не находятся — в ее паникующем разуме это лучшее место, чтобы спрятать мертвое тело племянника. Она не тратит много времени, отойдя глубже в гору, чтобы бросить искалеченное тельце под каким-то кустом и как можно скорее сбежать.
В своем номере отеля она не спит до самого утра и как можно скорее собирает свою семью, прерывая их отпуск, чтобы уехать из Америки в Британию как можно быстрее. Вернон ничего не спрашивает, а вопросы Дадли о его глупом кузене игнорируются — в их доме в дальнейшем имя Гарри является табу на уровне магии и волшебства. Петуния плохо спит, годами храня в своей душе воспоминание мертвого маленького тела, и отдаляется от своей семьи, переживая худшие кошмары в одиночестве. Она все ждёт, что ее найдут, что кто-то придёт, чтобы запереть ее в тюрьму, но никто не приходит.
Ночами ей снится маленький семилетний мальчик, с большими зелеными глазами и спутанными темными волосами, который продолжает рыдать навзрыд, задыхаясь от ужаса, и как заведенный спрашивает «За что?». «Пожалуйста, не надо! Я больше так не буду! Пожалуйста,
тетя, мне так жаль, мне так жаль, пожалуйста…!
Мне так больно!». Крови становится только больше, и Петуния будто со стороны видит себя со злополучной статуэткой в руках… В какой-то момент ее наваждение исчезает, сменяясь красным пятном на полу, как в том номере в отеле, которое Петуния скрыла ковром, а рядом с этим пятном стоит молодая рыжеволосая женщина. Ее Лили, ее милая и глупая сестра, сидит на коленях перед красным пятном, ее волосы растрепаны, а в глазах, так похожих на глаза Гарри,
предательство и отчаяние танцуют свой танец. Лили шепчет, едва слышно, «За что?». «За что, Петуния? Почему ты убила моего ребенка? Что он тебе сделал, Петуния? Зачем ты сделала это?
Как ты могла?».
Петуния сходит с ума в своих кошмарах, и когда начинается война, она сумасшедше смеется в волосы своего мертвого двенадцатилетнего ребенка и делает то, что получается лучше всего — идет против морали и магов.
— — - — - — - — -
Гастер изучает.
Маленькое дитя, которое ее новая машина привела с поверхности, за пределами барьера, но все еще на территории горы, где они заперты, на грани смерти. Гастер удивлена, что это дитя все еще живо — с травмой, что разломила его череп, с ранами, что усеяли его тело изысканным узором и практически отсутствующим сердцебиением, таким необходимым людям, это дитя
должно было быть мертво.
Но оно отказалось.
Или что-то отказалось вместо этого ребенка. Гастер находит это интересным.
Ребенок совсем крошка, он не может быть старше пятнадцати лет. Его кожа от природы бледная, со шрамами, что создают причудливый узор вместе с двумя затвердевшими ожогами на спине. Его волосы темные и спутанные, Гастер осторожно отводит их в сторону от ужасающей раны, открывающей ей грязную кость и безумное количество крови и чего-то розового. Она осторожно оттягивает веки ребенка своими скелетными руками, натыкаясь на пустые и не мыслящие глаза изумительного зеленого оттенка.
Технически, кроме ужасной раны на голове и шрамов, ребенок относительно не поврежден.
…Ей стоит отобрать его душу, на самом деле. Возможно, ее Королева будет достаточно добра, чтобы позволить Гастер сохранить себе тело ребенка — Королевский Ученый уже имеет на примете несколько экспериментов, которые она могла бы провести, и ее маленькой звездочке Сансу было бы полезно изучить человеческое тело вживую.
Итак, она использует свою желтую магию, пытаясь захватить душу ребенка. Это немного неудобно, и она тратит куда больше времени, чтобы захватить душу полностью, и ощущение неправильности толкает ее работать быстрее. Когда она все же заставляет душу подняться изнутри недрогнувшего тела, вся ее сущность наполняется разочарованием и
гневом.
Гастер никогда не была добрым монстром. Гастер ученая — она аморальна, ужасна и ей в целом плевать на многие вещи. Причина, почему она не собирает монстров, чтобы экспериментировать над ними, только приказ ее Королевы, и как бы она ни любила науку, она также признавала главенство Ториэль над собой. Но что бы она ни делала, эксперименты над душой никогда не были в ее списке.
Душа ребенка была
искалечена и изуродована кем-то достаточно сумасшедшим, чтобы даже подумать что-то делать с чужой душой. Гастер собиралась поставить все свои деньги на то, что состояние души ребенка было на совести магов, и она собиралась быть права. Маленькое хрупкое сердечко было разбито на множество ярко-зеленых кусочков, присущих черте Доброты, и единственное, что каким-то образом скрепляло их, это ярко-красная и темно-красная, почти черная слизь Решимости. Эти две отдельные слизи содержали в себе безумное количество решимости, которая, несмотря ни на что, держала кусочки души ребенка вместе,
отказывая тому в его покое.
Гастер действительно хотела убить ублюдков, что сделали это. Было всего несколько проблем, в виде того, что она, как и остальные монстры, заперта под горой за барьером, и она не знает, кто конкретно сделал это с ребенком, который
все еще должен носить полоски. С другой стороны, теперь Гастер нужно объяснить Ее Величеству Ториэль о том, каким образом ее изобретение похитило с поверхности маленького полу-мертвого мага, и посоветоваться, что именно с ним делать.
Ну, раз уж кто-то начал творить беспредел с душой ребенка, она могла бы попытаться все исправить, не так ли?
— — - — - — - —
[Начать встречу?]
[Да] [Нет]
[Дитя не может вам ответить]
[Битва] [Действие] [Вещи] [Пощада]
[Проверить] [Изучить] [Сломать] [Разобрать]
[Гарри Джеймс Поттер | АТК: 0 ЗАЩ: 0]
[Этот ребенок не умрет]
— — - — - — - —
Сансу двенадцать лет, когда он находит новый эксперимент своей матери. Он не успевает толком изучить, что именно внутри практически полностью зеленой большой колбы воды, и все, что чувствует Санс, это слабую душу внутри колбы. Гастер находит его быстрее, чем он успевает подойти к колбе и изучить ее ближе, уводя из комнаты.
— Но что там внутри? — недовольно спрашивает маленький Санс, и внутри его глазниц две яркие красные звезды смотрят прямо на Гастер.
Гастер переводит на него взгляд единственного видящего глаза, правого, внутри которого сверкает золотая звезда вместо красной, как у детской кости. Сансу всего двенадцать, но он знает, что его мать, Королевская Ученая, еще до его рождения была частью войны против людей, и в той войне ей разбили череп и отобрали зрение левой глазницы. Одна трещина идет от ее правого глаза, острая и неестественная, к району затылка, а вторая, на левой глазнице, спускается к заостренному рту.
Конечно, у нее были еще травмы под ее белой мантией, но не все они после войны. Не меньше у нее осталось после экспериментов над собой.
— Там, Санс, твой будущий брат, — осторожно отвечает Гастер, и ее острая ухмылка растет, когда звезды в глазницах Санса становятся ярче от восторга. — Когда-то он был человеком, моя милая звезда, но я собираюсь сделать из него гибрида. Наполовину человека, наполовину монстра. Он будет нуждаться в ком-то вроде тебя, своего старшего брата, чтобы позаботиться о нем и спасти его от других монстров, понимаешь?
Санс примерно понимает, о чем говорит его мать. Его, и многих других монстров, обучают, что люди
злые, отвратительные твари, которые смазывают свою кожу ядом, чтобы причинить другим вред, и что всех их нужно убить. Единственная причина, почему монстры заперты под землей, это то, что полторы сотни лет назад монстры попали в ловушку из-за человеческих магов, и с тех пор им нужно семь человеческих душ, чтобы уйти.
У Королевы Ториэль было пять душ.
Но будущий брат Санса и человек, и монстр?
— Разве это возможно?
— Конечно, для твоей матери нет ничего невозможного, моя звезда.
В следующий раз, когда Санс попадает в ту же комнату в лаборатории, там уже не одна колба, а две. Сансу двадцать лет, когда Гастер стоит возле двери, позволяя своему ребенку подойти к колбам ближе. В старой колбе, со все той же зеленой водой, Санс может разглядеть тело примерно собственного размера, у которого только правая рука и туловище такие же скелетные, как у него и матери — все остальное «человеческое». Кожа, темные волосы, губы и веки — все это кричало «человек».
Возможно, его младшему брату нужны будут маска и большие одежды, чтобы скрывать как можно больше тела.
Во второй колбе только одно маленькое перевернутое сердце, чисто-белое, и еще не полностью развитое…
— У меня будет два младших брата?!
— Разве это не чудесно, Санс?! — восторженно вскрикивает Гастер и быстро подбегает к нему, поднимая на руки. Сам Санс выглядит ошарашенным. — Вас будет трое! Ты, средний ребенок Гарри, и еще не рожденный Папирус!
— Но… Но я не смогу позаботиться о безопасности двух братьев! — почти испуганно бормочет Санс, и его глазницы потемнели от ужаса. — Это… Это
много!
— Ну, не все сразу, мой милый. Скоро Гарри закончит свое превращение, а через несколько лет вы оба будете заботиться о Папирусе… В крайнем случае, ты можешь получить титул Капитана Королевской Гвардии, — лукаво объясняет монстр-скелет. — Тогда никто не посмеет причинить твоим младшим вред, не так ли?
Сансу двадцать семь лет, когда он сидит на диване в лаборатории, изучая по книгам стратегию. В лаборатории тихо, последователи Гастер работают над какими-то проектами, а сама Гастер отлучилась, чтобы забрать «сюрприз», чем бы он ни был. Итак, он отвлекается от своих книг, когда дверь резко открывается, и медленно походкой в комнату входит Гастер, со своей уверенной улыбкой, все еще облаченная в белую мантию… И ведет за собой
младшего брата Санса.
Санс подрывается со своего места слишком быстро, попутно скинув книгу, когда звезды в его глазницах вспыхивают ярче от восторга — его младший брат вздрагивает, его губы странно поджимаются, но он не делает шаг назад — рука его матери слегка подталкивает его вперед.
Первые пару секунд Санс тратит на сравнение. Он выше на полголовы от своего младшего на двенадцать лет брата, и в отличие от Гарри он одет в красивый черный свитер с двумя красными полосками и черные шорты. На Гарри только миниатюрный белый халат и свободные черные бриджи, что позволяет увидеть ноги от колена и до пяток — покрытые ранами того или иного размера. Это тоже позволяет увидеть его потрескавшиеся хребет и ребра, в районе ключиц которых появляется ровный срез бледной кожи. Левая рука его брата, покрытая все той же кожей, сжата в кулак — как и правая, состоящая из кости. А темные волосы ребенка спутанные и явно требуют хорошей чистки и расчески.
Но самое красивое в нем — это ярко-зеленые, как черта души Доброта, глаза, на белом белке. Никаких провалов глазниц, как в тайне думал Санс.
Все еще очень красиво.
Итак, Санс улыбается достаточно широко, чтобы приветствовать своего нового брата.
— Привет!
Следующий год Санс знакомится и привыкает к тому, что у него есть брат. Это странно, немного неудобно, меняет
так много всего, но когда Гарри ощущает себя в безопасности рядом с ним и прекращает бояться обращаться к нему с чем-то?
Душа Санса танцует в чертовом восторге, и он позволяет себе быстрое объятие мягко-твердого тела Гарри, заставив того издать удивленный вскрик, но быстро зарыться в объятия глубже.
Становится быстро ясно с самого начала, что Гарри
очень много боится — он боится других монстров из лаборатории, боится оставаться один на один с Гастер, боится разговаривать с другими, просить помощи или сказать, что он голоден. Гарри делает уборку сам, что подстегивает Санса также заниматься уборкой — Гарри умеет готовить простые блюда, и его кожа на щеках становится ярко-красной от смущения, когда Санс говорит, что это вкусно.
Даже если немного солено. Гарри приготовил это для него. Гарри вздрагивает, когда кто-то кричит, и Санс учится говорить спокойным тоном, даже когда взволнован, и он боится, когда кто-то поднимает рядом с ним руку.
Самый забавный, по мнению Санса, момент, когда какой-то монстр в лаборатории начал кричать, а Гарри впервые использовал от испуга магию — кости, покрытые ярко-зеленой магией его брата, выросли барьером между всеми знакомыми Гарри учеными и «опасным» монстром.
Когда Санс уходил на учебу, Гарри нервно провожал его до самого входа в лабораторию, и оставался ждать под дверью, занимаясь собственной учебой.
А в тот же день, что Гастер привела Гарри ровно год назад, она принесла Папируса — совсем маленький сверток детских костей. Гастер отстраняется от них троих, кажется, проводя какой-то эксперимент «Как три ребенка смогут выжить самостоятельно», и Санс не обращает на это внимание, с горящими восторгом глазами объясняя такому же восхищенному Гарри, как правильно присматривать за маленькими косточками — начиная с поддержки молодой души собственной магией, заканчивая колыбельными. Он тоже покупает маску черепа и черную толстовку с глубоким капюшоном, чтобы его брат мог спрятать лицо.
Санс может сказать, что любит все это, когда бросается с утроенной силой в учебу и тренировки, чтобы заполучить желанный титул и
безопасность своей семьи.
— — - — - — - —
Гарри двадцать три, когда
что-то происходит, и Гастер исчезает — как из реальной жизни, так и из головы практически всех монстров. Все, что от нее осталось, это много документов, ее машины и книги. Сансу, которому сейчас тридцать пять, и не хватает всего три года, чтобы стать официально взрослым и избавиться от полосок, очень не нравится факт потери памяти, и он собирает все вещи матери в коробки, используя короткий путь, чтобы перенести их к хорошему другу семьи, Гриллби.
Огненный монстр встречает их задумчивым и странным взглядом, и Гарри мимолетно понимает, что
он не знает, откуда знаком с ними. Тем не менее, продавец оружия не спрашивает, что три незнакомых-знакомых ребенка-скелета, которых практически не осталось после войны, делают в Хотленде. Вместо этого он помогает им найти временное жилье, дает еды и немного денег и периодически проверяет их.
Санс практически круглосуточно на своих тренировках и находит подработку у продавца-старьевщика Герсона, бывшего военного — монстр-черепаха был достаточно впечатлен идеальной памятью, упорностью и трудоголизмом маленького монстра. Заботой Гарри было присматривать за их домом и Папирусом.
Папирус, которому было всего семь лет, не особо заботился о фактах того, что их мать исчезла и что они переехали. Спокойный и тихий скелет предпочитал проводить время во сне, обязательно в объятиях Гарри — он, как и Санс на самом деле, находил «мягкие» и «теплые» человеческие части тела Гарри восхитительными и удобными для отдыха. Маленький скелет вел абсолютно не напряженную жизнь, кажется, делая все, чтобы не усложнять жизнь своим братьям.
Прямо сейчас Гарри одевал всю свою защиту, чтобы скрыть свою гибридность от других монстров. Санс настаивал на большом количестве одежды, чтобы быть полностью уверенными в защищенности Гарри, и полу-человек не мог отказать своему брату. Поэтому на простые боксеры он одевает мешковатые черные штаны, под ними черные носки и красные кроссовки. Черная топ-водолазка, поверх которой белая с зеленой линией толстовка, сшитая самим Сансом для Гарри, со все тем же глубоким капюшоном и маска черепа.
Папирус недовольно ворчит, позволяя Гарри натянуть на него его маленькую оранжевую толстовку с черной линией и оранжевые штаны, почти сразу хватаясь своими костяными пальчиками за плечи Гарри, чтобы его не отпустили.
Если Гарри имеет право говорить об этом, его младший брат — самый милый монстр в Подземелье, и хотя он не готов драться с тем, кто против, он может запереть несчастного идиота в костяной тюрьме. В лабораториях довольно быстро стало понятно, что Гарри, хотя и может быть сильным атакующим, куда лучше подходит в роли поддержки и защиты, а в крайнем случае — лечения. Среди них троих Санс определенно был главным оружием.
И они еще не достигли совершеннолетия, а Папирус не использовал свою первую магию.
Гарри гулял вместе с Папирусом рядом с заброшенным ядерным заводом, когда заметил их — старика Герсона, со своим огромным молотом на панцире, и маленького рыжеволосого монстра-рыбку рядом с ним. Девочке вряд ли может быть старше десяти лет, и ее темно-синяя с белой полоской футболка только подтверждает тот факт, что это ребенок — как и защитный взгляд монстра-черепахи.
Несколько секунд они все просто стоят, пока Гарри не выдавит из себя смущенную улыбку, которую не видно за маской.
— Ам… Как насчет познакомить детей друг с другом?
— — - — - — - —
Азриэль задумчиво опускает голову на правое плечо и беззастенчиво сверлит взглядом новенького монстра в Сноудине, который переехал вместе со своей семьей из Хотленда. Семья скелетов, состоящая из трех монстров, которая на протяжении нескольких лет успешно завоевывала благосклонность Королевы
его матери и, когда старший получил титул Капитана Королевской Гвардии, переехали сюда, в снежный лес.
«Теперь это моя территория, и я быстро наведу здесь порядок» — вот, что сказал Санс, невысокий монстр в черной с красными элементами форме и забавным шарфом на шее, связанным настолько туго и профессионально, что своими острыми концами напоминал крылья.
Сноудин, как и ближе стоящие районы, такие как Нагорье и Долина Цветов,
не говоря уж о Руинах, куда никто не имеет доступа много, много лет, являлись самыми неуправляемыми и опасными районами из-за постоянных дебошей и драк, а также полного игнорирования законов Королевы. Азриэль не обязательно любил это место, с постоянным страхом, что его опылят, и быстрым набором
LV, но Сноудин был
лучше, чем Новый Дом. Из слухов, которые приходили вместе с пауками Маффет, Азриэль знал о Сансе — скелет, который легко и быстро стал сильнейшим среди монстров и имел все шансы завоевать
какой угодно город.
Тем более, с его семьей, что всегда была на его стороне.
Самый младший из скелетов, Папирус, абсолютно не представлял опасности для кого бы то ни было. Скелет был немного ниже старшего из братьев, носил оранжевый свитер с черной полоской, черные брюки и смотрел на всех недоверчивым и слегка напуганным взглядом. Было очевидно видно, что монстры заставляли скелета чувствовать дискомфорт, от чего он ближе прижимался к своим братьям.
За почти две недели в Сноудине он не сказал ни слова.
Другое дело, средний из братьев. Монстр, который был немного выше Санса, и который, казалось, пытался спрятать всю свою личность. Маска скелета на лице, пушистый темный мех на голове,
вероятно, часть маски? Выглядит мягко, белая толстовка с рисунком зеленой человеческой души на ребрах, а на левой руке черная перчатка — правая всегда была «голой», показывая аккуратные тонкие кости пальцев. Черные свободные брюки с двумя зелеными линиями по бокам, красные кроссовки, а шею скрывает горло чёрной водолазки.
Гарри, как звали среднего из братьев, с самого начала показался всем легкой добычей — в отличие от Папируса, который не выходит куда-либо без одного из братьев, Гарри почти в первый же день в одиночку пошел в бар Маффет. И был остановлен несколькими монстрами, которые собирались «получить свободный
LV». Конечно, никто не собирался помогать незнакомому скелету, а Азриэлю было просто интересно посмотреть, чем это закончится.
Идиоты не успели нанести даже одну атаку, прежде чем толстые и обильно покрытые зеленой магией кости заблокировали им возможность сбежать, посадив в своеобразную клетку, которую идиотам так и не удалось сломать.
— Прошу прощения, но вам придется подождать Капитана Королевской Гвардии, чтобы получить заслуженное наказание за нападение в общественном месте, сэр, — спокойным и мягким голосом проинформировал скелет, прежде чем уйти, оставив монстров на улице.
Спустя неделю эти же монстры были на грани опыления, а Санс с устрашающей ухмылкой предупредил, что
в его городе никто не смеет вести себя «глупо».
Тем не менее, было глупостью не заметить интересность среднего из братьев. Как и глупостью было бы не заметить, насколько защитный вокруг своих братьев Капитан Королевской Гвардии — было достаточно бросить косой взгляд на одного из младших скелетов, чтобы напороться на пристальный взгляд-угрозу кровавых звезд в глазницах Санса, а попытки нападения наказывались очень, очень жестоко. С другой стороны, напасть на кого-либо из них было практически невозможно.
Азриэль позволил себе ухмыльнуться — ну разве это не интересно? Он собирается так хорошо повеселиться!
— — - — - — - —
У Папируса не было счастливых дней.
Разве много для простого монстра просить круглосуточно сидеть в своей комнате, со своими братьями в доме, в полной безопасности, тепле и уюте? Еще прекраснее было бы использовать бедра его старшего брата Гарри вместо подушки, играя в собранную Андайн человеческую игрушку, игровую консоль? Пока его брат будет где-то в кресле недалеко, читая какую-то философскую книгу и выпивая свой бокал вина.
Папирус честно считает вино гадким, но его старший брат любил подобные вещи, так что ладно. Гораздо легче и понятнее была любовь Гарри к пирогам с патокой — почти также хорошо, как переслащённый любимый Папирусом кофе.
Папирус не уверен, почему он был… Санс называл это «Мягкой душой», а Гарри пожимал плечами и говорил, что они просто маленькие трусы. И хотя Санс не был согласен с утверждением Гарри, Папирус больше склонялся к этому — и он, и Гарри были больше трусами в семье, где Санс был единственным действительно твердым в своих убеждениях и целях монстром.
Папирус не любил монстров. Практически все они были жестокими, стремились причинить другим боль и получить больше
LV, бессмысленно нападая на других и игнорируя то, как грехи собираются на их спинах вместе с чужой пылью.
Эти монстры были причиной, почему Санс стремился к силе и власти и почему его часто не было дома, чтобы навести на улицах порядки, ориентируясь на записи Эхо-цветов Королевы. Эти монстры были причиной ранения Санса на левой глазнице, что привело к потере зрения на ней, как бы Гарри в панике на накачивал того зеленой магией, стремясь вылечить. И хотя Санса не волновало его ранение, Гарри и Папирус стали только больше обеспокоены за него.
Эти монстры были причиной, почему его брат не мог расслабиться и снять всю свою защиту даже в доме, кроме собственной комнаты, чтобы сохранить свою гибридность в секрете. Эти монстры были причиной того, что его брат научился протыкать монстров насквозь своими атаками, эффективно залечивая эти же раны, заставляя других мучаться и собирать достаточно слухов, чтобы его боялись — и он дрожал дома, в своей комнате, будучи уверенным, что ни Санс, ни Папирус его не слышат. Было душераздирающе слышать страдающий скрип души его брата, который шепотом извинялся за всю причиненную боль другим.
Санс сказал, что Папирус и Гарри «мягкие души». Они не стремились причинить кому-то боль, не стремились к большему, чем им необходимо, действуя только в моменты, когда они чувствуют опасность, и Папирус знает, что он прав. Папирус не хочет делать никому больно. Возможно, дело в воспитании Гарри, который всегда выглядел слегка испуганно когда другим причиняли боль, возможно, дело в том, что любой бой предполагал боль, а Папирус
боялся боли, но все было так.
Папирус и Гарри не были «типичной» частью Подземелья, и единственная причина, почему все хорошо, это Санс и редкие показательные расправы Гарри.
Но, опять же, у Папируса не было счастливых дней.
Если не считать общей хреновости ситуации, был
отвратительный социальный аспект, на который так часто обращали внимание его братья. Папирус, опять же, не любил монстров — ему было достаточно онлайн-переписок с Андайн, которая медленно сходила с ума по своим супер-героям, людям и механике, а также ежедневных разговоров с Гарри и Сансом. На самом деле, Папирусу это казалось
уже довольно большой работой, понимаете?
Иногда, когда Папирус сопровождал своего старшего брата на работе, он мог неловко кивнуть в приветствии такой же неловкой и смущенной Альфис, желтой монстр-ящерице, которая где-то год назад стала заместителем Капитана Королевской Гвардии, или просто игнорировал всю социальную ересь, с которой имеет дело Санс. Его старший брат общался с большим количеством монстров — чаще всего гвардейцами, несколькими продавцами, иногда — с Ее Величеством Королевой.
Но это было много.
Хотя, если бы это было соревнование, Гарри определенно бы побеждал их двоих. Будучи таким же социально-неловким, паникующим из-за всего, а также
до глупого добрым, несмотря ни на какое дерьмо, Гарри привлекал к себе монстров. Чаще всего это заканчивалось тем, что на него нападали, и натыкались либо на его барьерную магию, либо на острую сторону кости Санса, но это все же позволило ему собрать устойчивый круг… Друзей? Так, он наверняка был любимым скелетом Гриллби — вероятно, потому что Гарри не скупился раз в несколько месяцев покупать знаменитые пончики Маффет ручной работы и приносить ему. Маффет любила Гарри за то, что тот часто подрабатывает в ее баре и покупает ее смехотворно дорогую еду. Герсон и Гарри периодически пили вместе чай, обсуждая Папируса и Андайн. Флауви, эти маленькие ублюдочные цветы, шли сначала менять информацию на деньги к Гарри, а не к Сансу.
Не стоит забывать о маленьком Принце Азриэле, который преследовал его брата как жуткий сталкер, которым козленок и являлся. Гарри отмахивался от этого, как от чего-то несущественного, всегда краснея на щеках, а Санс недовольно хмурил надбровные дуги, напоминая, что если что-то случится — Гарри должен сразу сказать Сансу. «Хотя он и Королевской крови, я найду, что с этим сделать».
Итак, никаких хороших дней… И стало только хуже, когда Папирусу исполнилось тридцать восемь и он наконец-то сменил свитер с полоской на черную сшитую Сансом толстовку, заколдованную Гарри так, чтобы оранжевые слова на ней складывались в его эмоциональное состояние.
Папирус чертовски любил эту толстовку.
Папирусу было девяносто восемь, когда из-за двери Руин вышел первый в его жизни чистокровный человек, что
оставил за собой след из пыли монстров.
— — - — - — - —
Чара не уверены, почему они это делают. Они вспоминают, как бежали из собственного города, дальше от старой войны, обычное четырнадцатилетнее дитя. Желали мирной смерти, без страха перед болью и пытками, которые предлагали маги. Не лучше были и люди, которые убивали всех подряд, кто «не такой, как все». Они просто искали способ закончить все быстро и безболезненно.
Вместо этого они упали на кучу мягких, порванных игрушек маленьких белых собачек и находят нового товарища в живой кукле Тэмми. Вместо этого их находит большой монстр-козел со сломанными рогами и темными волосами, Азгор, который заботится о них, как о собственном ребенке. Несколько дней они и Тэмми жили в милом и теплом доме, где их кормили не совсем съедобными пирогами с пылью монстров и где им читали сказки.
Спустя две недели Чара впервые открывает свой рюкзак, чтобы найти там канцелярский нож, и это
что-то меняет. Голос в их голове просит их не делать глупости и не нести ужас с Поверхности в Подземелье, просит их проявить милосердие, но Тэмми молчит на их плечах, когда она опыляет первого монстра. И второго. И третьего. Спустя неделю она больше не видит в Руинах монстров, кроме слегка сумасшедшего Азгора, который не замечает.
Папа-козел встречает их широкой ухмылкой острых зубов и счастливыми глазами, гладит большой мягкой рукой по голове, и спрашивает, хочет ли его дитя что-то.
Чара спрашивают, как им вернуться домой. Еще раз, и еще несколько, что заканчивается громкой ссорой в подвале дома, с единственным выходом наружу.
Дело в том, что Азгор даже не думает поднять на них руку,
слишком любящий своего ребенка, но Чара не страдают подобными вещами и быстрым ударом своего канцелярского ножа разрушают чужую душу. В глазах Азгора отчаяние, когда он медленно превращается в пыль.
— Неужели моя любовь причинила тебе столько боли…?!
Они уходят в тишине, не обсуждая случившееся. Что-то в душе Чары тяжелое, оно давит и делает больно, но Чара продолжает свой путь, чтобы… Они не знают. Стены вокруг них, когда они идут по узкому коридору, белые
белый, белый, еще бледнее и Чара хотят превратить их в красный.
Сноудин тихий город, усеянный везде отлитыми из золота цветами, из которых иногда доносится «Служим королевству!». Тэмми едва слышным шепотом рассказывает, что эхо-цветы созданы для слепой Королевы, чтобы она всегда слышала собственный народ — и, слегка погодя, более отчаянным шепотом они рассказывают о том, что Королева давно прекратила слышать собственный народ. Первый монстр, которого они встречают, нападает не сразу, а чуть погодя, с криком «Да к черту! С твоей душой я легко завалю этих ублюдков-скелетов!». Он сильнее, чем монстры в Руинах, но все еще недостаточно, чтобы каким-то образом заставить Чару устать.
В тот же миг дикая сирена разрезает воздух своим криком.
— Это эвакуация, — уже не таясь, объясняет Тэмми, и его глаза-бусины смотрят мрачно. — Срабатывает в тот момент, как человек убьет монстра.
Искать монстров в Сноудине сложно, пока они не доходят до самого города.
[Санс преграждает путь]
[Битва] [Действие] [Вещи] [Пощада]
Скелет перед Чарой на полголовы выше них, одетый в черную с золотыми элементами форму, красные высокие ботинки и красный шарф, причудливо связанный на шее. На левой глазнице скелета два шрама, а в правом горит яркая красная звезда, когда монстр злобно ухмыляется, обнажая острые треугольные зубы — в его руках странной формы меч, напоминающий очень заостренную кость.
За спиной скелета развиваются концы красного шарфа, напоминая причудливые жучиные крылья.
За спиной скелета монстры сбегают из своих домов, и двое других — высокий нервный скелет, что перебирает между пальцами шнурки на толстовке, и таинственный монстр в белой толстовке — те, кто направляют их подальше. Становится быстро очевидно, что главная задача Санса либо задержать их, либо убить, и он счастлив сделать это. Чара продолжают умирать и возвращаться, чтобы умереть еще раз, а монстры за спиной скелета уходят с каждым разом быстрее… Пока Чара наконец-то не бьют Санса канцелярским ножом по ребрам, создавая разрез.
Их атака достаточно высока, чтобы мгновенно разломать чужую душу.
Чертовски.
— Не думай, что ты получишь все так просто,
маленькая леди…
Чара не думают, что получат все просто — драка с Сансом доказывает это как никогда хорошо. В Сноудине они убивают еще нескольких монстров, которые не успели, или не желали, сбежать, и все же попадают в Водопадье, где монстров еще меньше, чем в Сноудине. Они убивают единственных сильнейших монстров, которые там были и просто задерживали их с Тэмми путь — Альфис, огромный монстр-ящерица, что стремится разрубить их пополам в яростном молчании своим топором, и черепаха по имени Герсон, который собирается раздавить их молотом.
Они умирают немало раз перед тем, как убьют этих двоих.
Они убивают монстров рядом с заброшенным заводом. Монстров в Хотленде. Тех, кто по какой-то причине остался в Новом Доме.
Перед знакомым из Руин домом, рядом с цветущим красными листьями деревом, стоит один из монстров Сноудина. Капюшон белой толстовки спущен, обнажая — сейчас очевидно понятно — маску скелета и пушистые темные волосы, что бросали вызов гравитации. Горловина черной водолазки на нем плотно прилегала к горлу, и он уверенно снял единственную перчатку с правой руки, обнажая
вполне человеческую руку. Проверка зовет его Гарри.
Могли ли Чара, будучи человеком, действительно жить здесь? Или это… Это существо было полукровкой. Он имел право жить в обоих мирах, человеческом и монстров, так? Как же бесит.
Этот
полукровка, как и Альфис до него, не сказал ни слова, когда начал свой бой. Как и Санс, он использовал кости — и, в отличии от Капитана Королевской Гвардии, не призывал жуткие головы-черепа животных со встроенным в них оружием, но запирал Чару в ловушке, убивая изнутри нее. Казалось, он мог запомнить как они умирали, потому что не использовал один и тот же метод подряд, как другие.
Он убивал. Убивал. Убивал. Убивал…
Чара ненавидели его.
Не то чтобы парень не имел права убивать их, не так ли?
Когда им удается нанести первый урон, и они готовы
ликовать, ублюдок мгновенно пронзает их костью, убивая. И смеется, когда разъярённые Чара возвращаются на место. На самом деле, мудак слегка трясущейся рукой снимает свою костяную маску и впервые за время в Подземелье Чара встречается с человеческим лицом. Это чистая бледная кожа с дрожащей широкой улыбкой, полной зубов, и прищуренные ярко-зеленые глаза, из которых на нее смотрит монстр. На его лбу единственный шрам-молния, частично скрытый челкой темных волос.
— Черт возьми, посмотри на свое лицо! Вы действительно ждали, что это будет так легко, не правда ли?
Чара чудом убивает его, спустя множество собственных смертей, и вместо того, чтобы распасться пылью как нормальные монстры, он мелко и хрипло смеется, когда его глаза стекленеют, оставляя за собой вполне реальное и мертвое тело. На мгновение они слышат треск их души, но та
так и не появляется. Чара достаточно злы, чтобы несколько раз ногой ударить труп полукровки и пойти дальше. Они собираются игнорировать дрожащие руки, игнорируя тот факт, что видеть пыль от монстров легче, менее реально, чем смотреть на вполне существующее мертвое тело.
Их следующий противник — это дрожащий в ужасе высокий скелет с золотыми брекетами на зубах. На нем черная толстовка с оранжевой надписью «suffering dude», и оранжевые брюки с черными полосами по бокам. В его скелетных руках зажаты знакомый красный шарф и потерянная между боями скелетная маска. Чара даже не воспринимают это дрожащее, зовущее иступлено своих братьев нечто, врагом… До первой атаки, когда за спиной монстра появляется огромная голова животного с незнакомым и опасным в нем оружием, что мгновенно убивает их.
Драться с Папирусом, это как объединить Санса и Гарри вместе и умножить на два, и Чара впервые так ясно осознают собственное отчаяние. Он не дает им ни мгновения для атаки, убивая быстрее, чем они успевают полностью войти в зал суда. На самом деле, скелет даже не обращает на них внимания, когда атакует их, поглощенный собственным страданием по Сансу и полукровке.
Он имеет право страдать, они убили его семью, не так ли? Единственное, что не дает ей свернуть назад, это вес молчаливого тела Тэмми на их плечах, и воспоминания обо всех убитых ею монстрах.
Когда им удается перерезать горло Папируса, они не сдерживают счастливый вскрик. Скелет падает как подкошенный, все еще дрожа и пряча лицо за вещами в своих руках, и он не говорит ни слова, когда медленно опыляется на глазах Чары.
Они не ждут, когда он полностью превратится в пыль, чувствуя, как их
LV растет, пока они спешат в тронный зал. Они уже не замечают, что Тэмми сбежал с их рюкзака
, ощущая уже тяжесть только собственных грехов. В тронном зале они едва успевают заметить массивное тело Королевы, когда та неожиданно вздыхает, падая на колени и быстро опыляясь, позволяя увидеть незнакомого монстра-козла в красно-черной полосатой тунике, с белой пелериной на плечах и массивной черной короной на голове. В его руках был простой короткий меч, рядом с мордой висела перевернутая душа монстра, полностью зеленая и истекающая светлым и черным оттенком красного, будто кровью, пока вокруг летали шесть человеческих душ.
Чара крепче сжала свой канцелярский нож, когда зубы монстра перед ней осклабились в рычании.
[Азриэль Дримурр преграждает путь!]
— — - — - — - —
Санс, наверное, впервые за сто двадцать шесть лет не знает, что он должен делать.
Он ощущает вязкое чувство отчаяния, которое цепляется за его ребра, и фантомная боль от лезвия заставляет его периодически прикасаться к грудине, ожидая найти смертоносный разрез. Вместо этого его форма девственно чиста, и единственное, что выбивается из его «нормального» образа, это то, что уже обед, а он все еще в доме. Его самый младший брат, Папирус, отказывается отпускать его из объятий, бесконтрольно дрожа в каком-то иступленном ужасе, в то время как средний из братьев прижимается к ним с другой стороны, кажется, просто
заставляя себя дышать, пока его руки дрожат.
У Папируса уже была готова записка с объяснением, которая выглядела старой и много раз помятой. Внизу было множество перечеркнутых цифр, которые должны были показать какой раз человек проходит через их Подземелье, убивая всех на своем пути.
Самой новой цифрой было 45. Сорок пять раз он и его братья умирали от рук человека, которого Санс, в отличие от своих братьев,
не может даже вспомнить.
А Папирус и Гарри помнят, поэтому так боятся отпустить его — Капитана Королевской Гвардии — из дома и своего поля зрения. Поэтому их бесконтрольно трясет и они в панике, поэтому их
HP настолько опасно низкое от отчаяния.
Потому что они помнят собственную смерть и смерть друг друга, смерть Санса, а Санс ничего не помнит.
Санс сорок пять раз проиграл обычному человеческому ребенку жизнь своей семьи. Даже если в объяснении Папируса есть часть, где тот приводит теорию о слишком большом количестве решимости в душе человека, что позволяет тому возвращать время вспять в определенные моменты — а самому Папирусу и Гарри помнить это, ибо оба с рождения связаны с решимостью, — Санс все еще зол на себя и свою беспомощность.
Эта идея приходит в его череп неожиданно и заставляет его зубы оскалиться в довольной ухмылке.
Санс не помнит свою мать и знает о ней только со слов Папируса и Гарри. Но он читал множество ее журналов, научных книг и ее исследования — в том числе и о Гарри тоже. Итак, он чудесно помнит, как именно Гарри попал в Подземелье с самого начала.
Машина Гастер имела силу забрать полу-мертвого мага с поверхности над барьером, за его пределами. И если Санс постарается, и задействует Папируса, который увлекался наукой больше, чем Санс, — даже если главным увлечением Папиурса были видео-игры, — то, возможно, они смогут спастись. У Санса будет шанс спасти свою семью.
Как хорошо, что они собрали все вещи из лаборатории Гастер в подвал.
— — - — - — - —
Санс отгоняет рукой дым от глазниц, судорожно откашливаясь, только для того, чтобы все его чувства взвыли об опасности и он использовал короткий путь, чтобы отойти к двери в подвал. В месте, где раньше был он, появилась большая кость, что должна была пронзить его, а в подвале была долбанная куча чертовых скелетов, похожих на него и его брата. Все они опасливо переглядываются, готовые начать бой в любой момент, и Санс быстро может насчитать почти одиннадцать скелетов, когда прикрывает свое лицо рукой.
— Папирус собирается
так сильно убить меня, — почти напугано шепчет он.
«По крайней мере,» — думает он, — «я подтвердил существование мультивселенной».
